Глава 50. Проблемы с ритмом

Когда дверь открылась, я всё ещё сидела перед порогом и поздно поняла, что только что случилось, так что не смогла вовремя уползти, и дверь ударилась мне в спину. Но боль означала, что Тильман и Пауль вернулись! Вздыхая, я подтянулась вверх с помощью рамы.

- Пауль! Тильман, где Пауль? Он ещё внизу? Ругается с...? - Тильман медленно покачал головой. Глубокое, серьёзное беспокойство в глазах - выражение, которое я ещё никогда у него не видела, удвоило моё сердцебиение и заставило хватать воздух ртом. Что-то было не в порядке. И если уж Тильман беспокоился, тогда...

- Где мой брат? Где Пауль? - Я схватила его за шиворот и притянула к себе. Он не сопротивлялся, но пнул небрежно серый чемодан в коридор, в то время как я тянула его за воротник. Чемодан Пауля.

- Попытайся оставаться спокойной Эли, ладно? И отпусти меня. - Он взял меня за руки и решительно оторвал от своего пуловера. - Пауль... он упал. Это произошло очень быстро, я сам даже не видел...

- Когда? Где? И что это значит, упал?

- Если ты перестанешь кричать, то я смогу тебе всё объяснить. Мы только что сошли с корабля и я... прощался.

Прощался. Ну, конечно.

- Ты обжимался с девкой, в то время как моему брату стало плохо?

- Эли, - сказал Тильман угрожающе. Его глаза сузились. - Не перебивай меня постоянно и послушай. Ясно? Во всяком случае, я этого не видел. При выписке он вдруг оказался на полу и был без сознания. Францёз хотел оттащить его, но к счастью пара человек вызволи скорую помощь, а потом - что же, потом его забрали. Он больше не пришёл в себя. Но он дышал, Эли, это я точно видел. Он жив. Не смотри на меня так!

Теперь и Тильман кричал. Он отодвинулся от меня немного.

- Во всяком случае, я в этом не виноват! Всё произошло так быстро...

- Не мог бы ты, наконец, ответить мне на мой вопрос: где он? - зашипела я на него. Он ещё отступил от меня на пару сантиметров, но не выглядел так, будто боится. А скорее так, как будто хочет защитить своё лицо от того, что я его поцарапаю.

- В больнице, где же ещё? - Не сказав ни слова, я побежала в нашу комнату и оделась. Мои спутанные волосы я импровизированно связала на затылке. Три минуты спустя я снова стояла перед Тильманом.

- Вези меня туда. Немедленно. - Я сунула ему ключ от машины в руку.

- Разве ты не говорила, что у меня нет прав? - спросил Тильман подчёркнуто хладнокровно. - Перестань лучше командовать мной и...

- Ты отвезёшь меня туда сейчас же! Твои права меня не интересуют! Ты также залез на AIDA, являясь безбилетным пассажиром, так что не выкаблучивайся! Или, может, машину поведу я? - С подчёркнуто безумной улыбкой я упёрлась руками в бока.

- Лучше нет, - пробормотал Тильман пренебрежительно, взял ключ и пошёл впереди меня к машине.

- Где Францёз? - пролаяла я, после того, как села в машину. Я всё время смотрела на Тильмана, но он был занят тем, что выгонял Volvo с парковки и делал это примечательно суверенно.

- Эй, я тебя кое-что спросила!

- Опять в дороге к клиентам. Блин, этот тип такой жадный, не поверишь. Он заговаривает людей до смерти, чтобы те купили картину. Они в конце думают, что в этом заключается их спасение, раскошелиться за них. Он продал все картины, за огромные деньги! Паулю было иногда прямо-таки стыдно.

- Ты присутствовал при этом? Тебе ведь нужно было держаться от него подальше, разве я тебе не говорила...

- Всё-таки официально я был их ассистентом на корабле! Я не мог увиливать. Но не переживай о моих мыслях. Они были в другом месте. - Тильман грязно усмехнулся. Я только фыркнула. Мыслями это вряд ли можно было назвать.

Незадолго до клиники - к сожалению, не Иерусалимской больницы - моя раздражительность превратилась в страх, без всякого предупреждения, но с той же интенсивностью, как это часто случалось в последние дни. Я больше не знала, как это было, чувствовать себя уравновешенной и расслабленной. Я состояла теперь только из крайностей.

Мне казалось, что всё происходит недостаточно быстро и поэтому я отругала не только Тильмана, из-за того, что он совсем не торопился при оплате паковочного билета, но также женщину за справочным столом, потому что та разговаривала по телефону, вместо того, чтобы обратить внимание на нас. Она посмотрела на меня так, как будто я только что отбила у неё мужа и похитила её детей. Этот взгляд был мне очень знаком. Слёзы и агрессивность в одном прогоняли даже лучших друзей далеко-далеко. Но я не собиралась пить с ней кофе. Я хотела увидеть моего брата.

После докучливой дискуссии, при которой Тильман - именно он! - не знал куда деваться от стыда, нам, наконец, было позволено идти к Паулю.

- Пауль! - Внезапно мой гнев улетучился, и я припала, как рыдающее несчастье, к его широкой груди. Он был в сознании, не спал и сидел прямо, хотя под капельницей, но явно живой, и он мог даже улыбаться.

- Мне так тебя не хватало, блин, что ты делаешь, ты, идиот...

- Всё ведь не так плохо, Люпочка. - Его голос был хриплым, а сердцебиение медленным и тяжёлым. Мне нельзя беспокоить его. И цепляться за него, как будто он был единственным оставшимся обломком корабля после крушения Титаника. Нет, я должна его развеселить, заставить рассмеяться. Его смех был мне нужен как доказательство того, что всё будет хорошо.

- Я знаю новый анекдот. - Я отпустила его и села должным образом на край кровати, в то время как медсестра критическим взглядом проверяла его капельницу.

- Ах ты, Боже мой, - сказал Пауль сухо. Я никогда не умела рассказывать хорошие анекдоты и почти всегда пропускала остроту. Но этот должен Паулю понравиться.

- Какая разница между женщинами и резиновыми сапогами? Ну?

- Не имею представления, - ответил Пауль вежливо. Медсестра сунула ему, фыркая, термометр в ухо.

- Что же. Разницы нет, - начала я с триумфом. - Если они сухие, то не влезешь; если мокрые, начинают странно пахнуть, а если в воскресенье выходишь с ними на улицу, на тебя косо смотрят.

Что же, теперь и на меня тоже смотрели косо, хотя была только суббота, но шокированное молчание медсестры быстро сменилось громкими и слегка пристыженными раскатами смеха Пауля.

- О Боже, Эли... Откуда ты его взяла? - Я смущённо пожала плечами. Хорошо, что Джианны здесь не было.

- Услышала от своего учителя каратэ.

- Ты занимаешься каратэ? - Правильно. Об этом Пауль ещё ничего не знал. И Тильман тоже. Благоразумно он увеличил дистанцию между нами. Он, наверное, предполагал, что учителем каратэ был Колин.

- Да, беру уроки у одного такого гориллы, прямо сейчас, каждый день. Должно хорошо влиять на психику. Это прописал мне доктор Занд. Внутреннее спокойствие и всё такое. - Продолжай играть психопатку. - А что с тобой, Пауль? Почему ты потерял сознание?

Врач, вместе с любознательным эскортом студентов, который не обращал особого внимания ни на меня, ни на Тильмана, ответил за него. Я поняла не всё, что врач перечислял перед своими протеже, а также перед Паулем, но то, что я поняла, вызывало тревогу. Атриовентрикулярная блокада.

Второй степени. Рекомендуется кардиостимулятор. Кардиостимулятор? Паулю было двадцать четыре! И почему у него внезапно образовался порок сердца? Было сказано, что нарушилось проведение электрического импульса. Ха-за. Очень символично. Там был нарушен не только один импульс. Должны будут последовать дальнейшие обследования, анализ крови, суточное мониторированое ЭКГ, cтресс-тестирование.

Пауль внимательно слушал и только иногда переспрашивал. Ему не нужно было много объяснять. Он ведь сам изучал медицину. Он точно знал, что всё это означает - и всё же я знала намного лучше.

- Поговорим с глазу на глаз, - приказала я Тильману шёпотом, в то время как проталкивалась мимо студентов в коридор - здесь мне всё равно больше нечего было делать - и замаршировала по проходу, пока не нашла нишу со скамейкой для посетителей, в которой мы могли спокойно поговорить.

- Нам ни в коем случае нельзя допустить этого. Ни в коем случае!

- Что ты имеешь в виду, Эли? - Недоумение Тильмана по отношению ко мне росло с каждой секундой, но он не знал, что я пережила в прошедшие две недели. Собственно я ещё храбро держалась.

- Кардиостимулятор, что же ещё! - Я пнула скамейку.

- Но почему вдруг? Хорошо же, что они что-то нашли и могут ему помочь...

- Скажи, ты что, дотрахался до того, что стал идиотом? Ты знаешь, как работает кардиостимулятор? Они ведь только что сами сказали об этом! Современная технология в лучшем виде! С минимальными, точно рассчитанными импульсами! И потом Мар в постоянной близости? Так мы можем и прямо сейчас вырыть Паулю могилу и загнать ему топор в спину!

- Ладно. Точно. Ты права. Не подумал об этом. И всё же тебе не нужно оскорблять меня: дотрахался, что стал идиотом... Нет, правда... – Тильман постучал себя по лбу.

- У Пауля атриовентрикулярная блокада второй степени. Ему необязательно нужно носить кардиостимулятор. Это только улучшит его качество жизни. И возможно так и будет, когда Францёз останется в прошлом. Но пока он ещё здесь. Так что нам нужно отговорить его от этого. Но как?

- Эли, я понимаю, что ты имеешь в виду. Только откуда появился порок сердца? От Францёза? Или был уже до него? Будет ли ему становиться хуже? Что, если с одного дня на другой это станет блокадой третьей степени и Пауль из-за неё умрёт? Хотя я и могу себе очень хорошо представить то, что эти нарушения проведения импульса происходят от Францёза... - Тильман замолчал. Он сам не знал, что дальше.

- Значит, ты постепенно возвращаешься в игру, не так ли? - ответила я саркастически. - Именно в этом и дело. В пятницу состоится схватка. До того нам будет нужно каким-то образом поддерживать Пауля в живых. Потом мы сделаем его счастливым. Францёз атакует, Колин присоединиться и... - Я сделала решительное движение рукой. - Почти неделя. Либо неправильно запрограммированный кардиостимулятор, либо риск, что из второй степени станет третья. Что лучше? Хм?

- Оба варианта дерьмо. Но я думаю, что выступлю скорее за третью степень. Нам нужно будет просто беречь его. Францёз до среды на ногах. Он хочет сбывать картины теперь и на Майорке.

- Не мог сказать мне об этом сразу? - Я ещё раз пнула скамейку. Я с удовольствием порубила бы сейчас дрова или испробовала пару шоковых техник Ларса. Предпочтительно на Тильмане.

- Да ты ведь больше не слушала, - ответил он, зевая. - И как ты хочешь уговорить теперь Пауля не имплантировать себе кардиостимулятор? Он ведь в конце концов наполовину доктор.

Я медленно выдохнула, чтобы притормозить моё биение сердца, потому что иначе в больнице будет не только один, а два новых пациента. Раздумывая, я маршировала туда-сюда. Тильман спокойно сидел на скамье и наблюдал за мной.

- Ладно, я думаю, я нашла решение. Они сказали, что сначала сделают ещё обследования, потом встроят кардиостимулятор, потом Паулю нужно будет в реабилитационный центр. Правильно? - Тильман кивнул. Значит, я правильно поняла врача. - Францёз не будет заинтересован в том, что Паулю нужно будет находиться в реабилитационном центре. Но посещение центра, хочешь или нет, связано с этим вмешательством. Один из нас должен рассказать об этом Францёзу и осторожно высказаться против кардиостимулятора и реабилитационного центра. Всё остальное сделает потом для нас он. Знает ли он уже что-нибудь?

Тильман покачал головой.

- Если только ему не позвонил Пауль... Но я думаю, для этого у него ещё не было времени. Твой брат находится здесь только пару часов. И честно, Эли, это нужно сделать тебе. Это ведь логично, что ты предупредишь его. Если это сделаю я, он только снова будет ревновать. И, может быть, даже насторожиться.

Я не отреагировала, потому что у меня не было возражений. Я смотрела на это точно также. Я должна была сделать это. Теперь, значит, стоило заблокировать мои мысли. То, с чем у меня было больше всего проблем. Но лучше всего это получалось при тренировке - когда я была такой уставшей от боли, что, казалось, мой мозг начинал плавать. Кроме того, я всегда воспринимала телефон немного безличным.

По крайней мере, он был более безличным, чем говорить с кем-нибудь, кто сидел прямо напротив, и кому я могла смотреть в глаза. Кто мог смотреть в глаза мне. О незнакомце, позвонившем на днях, я сейчас не хотела думать, он подчинялся другим законам. Францёз, надеюсь, нет. Я засучила правый рукав моего пуловера и села рядом с Тильманом.

- Видишь вот здесь этот пункт? - Указала я на едва видимую выемку между лучевой и локтевой костями, чуть ниже сустава. - Положи на неё свои пальцы, и когда я скажу "сейчас", ты нажмёшь так сильно, как можешь. Но только потом, хорошо?

Тильман посмотрел на меня как тогда, когда я в машине намазала себя землёй и выпила воду с цветами. Что-то подобное я испытывала и теперь. Но в этот раз он не спросил, что всё это значило. Он просто принял это, не потому, что доверял мне, а потому, что был уверен, что я начну вести себя ещё более абсурдно, если он попробует мне противоречить. Осторожно он положил палец на мою руку.

- Дай мне мобильный. Набери номер Францёза. - Я хотела покончить с этим, чем быстрее, тем лучше. Я должна была сделать то, чем ранее каждый день занималась в школе. Притворством. С волками жить по-волчьи выть. Сделать вид, будто Францёз часть нашей семьи. Мне не нужно было разыгрывать перед ним симпатию - нет, речь шла просто о том, чтобы сообщить партнеру моего брата, как у того дела.

Моё беспокойство может быть настоящим. Мои же скрытые мотивы должны оставаться тайной. Раздался длинный гудок.

- Сейчас, - сказала я тихо. Кончики пальцев Тильмана впились в мою руку и я подавила стон. Чёрт, как это было больно. Было ещё намного хуже, чем когда по этому месту меня ударял Ларс. Но это помогло мне сосредоточиться.

- Тильман? Это ты? Что с Паулем? Я пытался дозвониться до него, снова и снова, что с ним такое? - раздалось едкое блеяние Францёза из трубки.

- Эй, Францёз. Это я, Эли. Сестра Пауля.

На линии раздалось только презрительное «Пффф».

- Окно, - прошептала я, и хотя Тильман глупо усмехнулся, но всё-таки подчинился. Я нагнулась вперёд и стиснула зубы, чтобы не закричать.

- Послушай Францёз, я только хотела тебе сказать, что у Пауля порок сердца, ничего драматичного, какая-то блокада, не знаю. Они хотят в последующие дни ещё обследовать его, потом ему вставят кардиостимулятор и на четыре недели отправят в реабилитационный центр...

- В реабилитационный центр? Они что, тупые? Зачем Паулю ехать в реабилитационный центр? Он ведь не старый и не больной, зачем в реабилитационный центр? Он мне нужен. Он не может поехать в реабилитационный центр. Он мне нужен. Так не пойдёт. Он не может этого сделать. Пауль не может поехать в реабилитационный центр.

Не радуйся, Эли. Раздели с ним его мысли. Опустись на его уровень.

- Да, я тоже считаю это странным. В конце концов он только свалился. Но ты ведь знаешь, какие врачи. Речь идёт гарантированно о деньгах. Ведь у Пауля всё-таки частная страховка. Я хотела только рассказать тебе. Можешь позвонить ему, он точно обрадуется. Пока.

Я положила трубку и высвободила свою руку из хватки Тильмана, чтобы помассировать её. Можешь позвонить ему, он точно обрадуется. Что я только тут натворила? Я лишила Пауля его терапии. Если и был какой-нибудь мнимо здоровый двадцатичетырёхлетний, которому срочно нужен был реабилитационный центр, тогда это был он. Он ходил с тростью, и это уже на протяжении нескольких месяцев. Признаки медленной дегенерации, рассматриваемые в отдельности безобидные, но убийственные, если сложить всё воедино.

Но лучше этот риск, чем кардиостимулятор, который из-за вызывающей помехи частоты Мара, выйдет из ритма и в чрезвычайном случае остановит сердце Пауля. Но прежде всего время для схватки было назначено. Я предупредила Колина. Нам тоже не нужен был реабилитационный центр.

Значит, Францёза какое-то время здесь не будет - его жадность на деньги даст нам преимущество. А у Тильмана якобы не было проблем перевести свои мысли в другое русло. Оставалась только Джианна. Об обмороке Пауля мне ничего нельзя рассказывать ей, это бы её мгновенно привлекло. Но она знала, что он вернулся сегодня, и если я не отвлеку её, то она будет думать о нём. Может быть, предпримет что-нибудь спонтанное, как боялся Колин.

- Мне нужно ещё кое-куда смотаться, - пробормотала я и встала. - Увидимся сегодня вечером.

Доктор Занд обрадовался, увидеа меня, а я обрадовалась, увидев его. Но не хотела задерживаться у него долго. Я рассказала ему коротко о бессоннице Тильмана, а он посоветовал мне послать к нему мальчишку лично. О его проблемах он не мог судить на расстоянии.

- Вы чувствуете себя снова лучше, Елизавета? - Он посмотрел на меня серьёзно.

- Да. Я... я окунулась в свои воспоминания, - ответила я честно, и, казалось, он почувствовал, что я не лгала. Но доктор Занд был не дураком. Он также чувствовал, что во мне кипело что-то намного большее. - Есть ещё некоторые проблемы, - добавила я неопределённо. - Ничего, что можно рассказать. Это... сложно.

- Ага, - сказал доктор Занд, не освобождая меня из своего серого взгляда.

- И поэтому у меня к вам есть просьба. Если, со мной что-то случится, я имею в виду, со мной и моим братом. И Колином. Тогда только вы сможете выяснить, что именно случилось. Понимаете? - Вы должны выкрасть наши тела, подумала я, что не осмеливалась сказать вслух. Заглянуть в наши мозги. Проверить, есть ли у Колина сердце. Глаза доктора Занд расширились.

Быстро я заговорила дальше.

- Если вы пообещаете мне сделать это и не будете вмешиваться заранее, я обещаю вам взамен, что не появиться никакого сообщения в Гамбургер Моргенпост о вас и ваших неотёсанных теориях о Марах. И что я стану вашей преемницей. И в один прекрасный день позволю исцелить ваших пациентов

Это оставило впечатление. И даже прозвучало убедительно, хотя я не испытывала ни малейшего желания выполнить это обещание в ближайшие годы. Может быть, даже никогда. Но это было то, что давало ему душевное спокойствие. Рот доктора Занда скривился сначала поражённо, потом озадаченно, потом одобрительно. Он начал улыбаться. Верил ли он мне? Или он точно знал, что я блефовала.

- Вы дьяволица, Елизавета. Я недооценил вас.

- Этого никогда нельзя делать. Марко ещё здесь? Мне хочется пожелать ему хорошего дня.

- Снова. Он снова здесь. - Доктор Занд провёл по своей лысине. - Он слишком перестарался со своими попытками интегрировать себя в нормальную жизнь. Слишком много стресса, и поэтому предохранители перегорели. Тем не менее, вы можете повидаться с ним. Но, Елизавета...

- Да? - я уже собралась уходить.

- Держите дистанцию. Я имею в виду здесь. - Он указал на своё сердце.

- Конечно, - сказала я с глубоким убеждением. То малое, что я знала о Джианне, хватало мне вдвое и втрое, чтобы не поддаться очарованию Марко. Кроме того, моё сердце принадлежало Колину, даже если в этот момент ему это не приносило радости, и при каждой возможности оно сопротивлялось этому. Оно испытывало страх, вместо тоски и привязанности. Почему, я не понимала. Тем не менее, Марко не представлял для меня риска - это я знала.

Он выглядел немного более раздутым, чем при нашей первой встрече; наверное, из-за медикаментов. Но его печатание ничего не потеряло из своей разрушительной энергии. Что, интересно произойдёт, если заберёшь у него из-под рук клавиатуру? Конфискуешь компьютер? Ему он, кажется, был необходим ещё больше, чем Джианне. Это хорошо, подумала я удовлетворенно и спела про себя небольшую хвалебную песню по отношению к интернету, когда открывала стеклянную дверь и входила к нему.

Марко узнал меня - мягкая вспышка в его мёртвых глазах, которая была слишком слабой, чтобы вернуть в них назад жизнь.

- Эй, как дела? - спросила я, хорошо зная, каким дурацким был этот вопрос.

- Хорошо, - соврал он вежливо. - Что ты здесь делаешь?

Его немецкий удивил меня. Он был почти без акцента. Почему Джианна разговаривала с ним тогда на английском? Я положила ему копию её визитной карточки на письменный стол. Он прочитал её имя и опешил.

- Она думает, что ты умер. Я верю, она обрадуется, если ты сообщишь ей, что это не так. - С этими словами я оставила его одного - на всё остальное у меня больше не было влияния, и поехала назад домой, где нашла Тильмана, отдыхающего на диване, перед собой тарелка с кусочками пиццы, пиво и его мобильный. По телевизору шло какое-то дерьмо, а Тильман создавал впечатление, будто ещё никогда ничего не слышал о Марах и вёл совершенно посредственное, без всякой опасности существование. Ни мне, ни сердитому животному в моём животе это не понравилось. Кроме того, он спокойно мог заказать пиццу и для меня.

- Кстати, тебе привет от отца, - вскипела я и встала перед телевизором, чтобы он не мог больше ничего видеть.

- Ты была у моего отца? - Тильман даже не взглянул на меня вверх, а только на мобильный, который, вибрируя, передвигался по журнальному столику. Наверное, его тёлка. Я вырвала его у него из-под носа и нажала на отклонить.

- Ты что, даже не хочешь знать, что здесь случилось, в то время как ты на корабле подчинялся своему гормональному опьянению?

- Блин, Эли, притормози. Ведь всё идёт нормально!

- Нормально? - Мой голос стал скрипучим от негодования. - Пауль лежит с проком сердца в клинике, а ты находишь это нормальным? - Теперь я взяла пульт и отключила звук. Болтовня за спиной заставляла меня нервничать. Всё заставляло меня нервничать. Даже остатки пиццы. И левый, развязанный кроссовок Тильмана. Крошка в уголке его рта. Разве он не мог вытереться?

- Конечно же, это не нормально, но в больнице Пауль в безопасности. Францёз находится на Майорке и...

- Да. Замечательно. Уже задумывался, почему? Не может быть так, что там он хочет построить новую жизнь для себя и Пауля? Заманить его туда, потому что подозревает, что здесь зарождается заговор? - Я взяла тарелку, отнесла её на кухню и бросила, гремя, в раковину. - Он только потому поехал на Майорку, что, после того, как Паулю стало плохо, должен предоставить ему паузу. Его мечты должны снова вырасти! - зарычала я на Тильмана. - А как это можно лучше всего устроить, после этой дерьмовой зимы, чем перспективой на новую жизнь на юге?

- Тем не менее, это даёт нам время. Ты реально стала трусихой, пока нас не было, Эли. У тебя совершенно сдают нервы.

Я бросилась из кухни назад в гостиную и обстоятельно проводила маленьким пылесосом вокруг Тильмана по покрытому крошками дивану. Я намеренно неоднократно касалась его насадкой, потому что знала, что это разозлит его до смерти. И так оно и было. Животное в моём животе прорычало от удовольствия, когда Тильман вырвал пылесос у меня из рук и забросил его рассержено в угол, потому что этим он дал мне повод ударить его краем ладони по руке.

- Эли... - Его кулаки были сжаты, а глаза горели. - Оставь меня в покое. - Он был на грани того, чтобы ударить меня.

- Я должна оставить тебя в покое? У тебя был покой целых две недели, в то время как я здесь должна была позаботиться о тысячи вещей: выяснить, что вообще такое Францёз, позволить мучить себя Колину и этой горилле самой жёсткой тренировкой, вломиться в отвратительную халупу Францёза, чуть не умереть от крысиного яда, выкрасть осуждённую на смерть собаку Францёза, потом убили волка, потом мне позвонил какой-то чужой Мар по телефону, который сообщил суперглупое предупреждение, с которым ничего не сможет начать ни один человек...

- Не забывай дышать, - прервал меня Тильман. - Не то твой мозг взорвётся. И я не могу всё это знать, если ты мне не рассказываешь. Как это было с Колином?

Я бросила на него сердитый взгляд. Он вообще не понимал, что я здесь пыталась сказать ему. У него не было представления - ни о том, как внутри меня выглядело, ни о том, чего нам стоит ожидать.

- Было прекрасно, - сказала я холодно. - Мы испробовали семьдесят пять позиций, пили коктейли и выдумывали всевозможные миловидные имена для наших будущих детей. А может случиться так, что мы в пятницу погибнем. Колин, Пауль, Джианна, ты, я. Ты хочешь ещё посмотреть немного телевизор? Вот! - Я бросила ему пульт на диван.

- Блин, Эли. Ты думаешь, я этого не знаю? - Тильман беспомощно провёл себе по затылку. - Это ведь логично, что будет опасно. Но Колин не позволит умереть нам. Я с нетерпением жду вызова. Наконец-то мы больше не будем сидеть пассивно. Этого я жду всё это время.

Я не знала, что мне на это сказать. Для Тильмана схватка казалось только большой игрой. У него вообще не было страха! Я не могла в это поверить. Как мне только объяснить ему, что здесь происходило? Качая головой, я смотрела на него.

- Ты не понимаешь. Так же, как и в прошлом году. Тогда ты тоже не понимал. Ты думал, Колин занимается родео, а Тесса тебя любит. И мне нужно было вытаскивать тебя из дерьма, когда было уже поздно...

- Закрой сейчас же свой рот, Эли! - заорал Тильман. - За это я испытываю каждый день последствия, ясно? Обо всём другом я не хочу говорить. Убирайся! И не жди меня. Я посплю сегодня ночью на диване.

- Да, я тоже советую тебе сделать так! - Я сбежала в ванную, прежде чем он смог увидеть мои слёзы, которые внезапно наполнили глаза. Я какое-то время тихо ревела, сходила в туалет, снова назад в кухню, сделала себе без желания бутерброд с сыром и спряталась в нашей комнате. Но уснуть не могла. Как бы я не проклинала Тильмана за его невежество - я провела много ночей без единой человеческой души в этой квартире и каждый раз умирала от страха, и эта ночь едва ли отличалась от других. Я боялась закрыть глаза и не иметь возможности контролировать, что происходит. Я больше не хотела оставаться одна.

Часами я крутилась, совершенно бодрая, туда-сюда, пока мне это не надоело, я обернула одеяло вокруг себя и проковыляла в гостиную. Тильман лежал спиной ко мне на диване. Телевизор был выключен, свет потушен. Он спал?

Я примостилась, вместе с одеялом, на любимом кресле Пауля. Значит, я стала трусихой. Да, я сама себе больше не нравилась. Мои клапаны были под давлением. Как только я смогу вступить в схватку, а до этого сделать моего брата счастливым? Как? Так же и чувство угрозы всё ещё было здесь, неослабевающее, сильное и туманное. Не осязаемое, но я чувствовала его от корней волос до кончиков пальцев ног. Я подавленно шмыгнула носом.

- Ах, перестань, Эли. Это ведь глупо. Давай пойдём на кровати. - Тильман встал и пошёл первый в нашу комнату, а я со стыдливой улыбкой поняла, что мы вели себя как поругавшаяся супружеская пара. Я последовала за ним и уснула, прежде чем смогла досчитать до десяти.

 

Глава 51. Предчувствие

Ещё две ночи. Две ночи до нашей атаки счастья. Это было не много - с этим можно справиться. Но мне казалось, как будто это Олимп, а у меня больше не было сил подняться на него.

Физически я чуть не взрывалась от избыточной энергии, которая постоянно подпитывалась от сердитого животного в моём животе. Но мой постоянный страх и непреодолимое недоверие против всех и каждого чувствовались как необходимый для жизни яд, моя погибель и в тоже время моё самое острое оружие. Как будто он был мне нужен, хотя обжигал мои нервы до самых тонких разветвлений.

В любой момент мог прийти из больницы Пауль. Он настоял на том, чтобы доехать до дома самому, наверное потому, что хотел ещё встретить Францёза. Я торчала в коридоре перед входной дверью и ждала его, потому что ему ни в коем случае не должно было прийти на ум предпринять что-нибудь рискованное. С каждой минутой становилось темнее, но я не включала свет. Я не хотела видеть картин.

Моя уловка со звонком Францёзу сработала. Пауль не собирался ни имплантировать кардиостимулятор, ни посещать реабилитационный центр. При том, что не только сердце причиняло ему проблемы. Его уровень холестерина был криминальным - как я и подозревала. Он был тикающей бомбой.

Когда зазвонил звонок, я подпрыгнула и распахнула дверь, чтобы затащить Пауля в квартиру. Но не Пауль поднялся по лестнице. Это была Джианна, и она не выглядела так, будто пришла сюда, потому что хотела меня увидеть. Нет, она выглядела так, будто хотела свернуть мне шею.

У меня между тем была очень быстрая реакция. Всё-таки мне не удалось полностью перехватить её пощёчину. Но вторая меня больше не встретила. С изумлённым визгом Джианна упала на пол, и прежде чем могла пискнуть, я перевернула её на живот и вывернула руку, так что она больше не была в состоянии двигаться. Разговаривать она, правда, ещё могла.

- Почему ты сделала это? Почему? - выдохнула она и попыталась вывернуться из моей хватки. - Эли, ты вывихнешь мне плечо... - Я отпустила. Джианна один момент оставалась лежать и пощупала со сморщенным от боли лицом свою руку, прежде чем её глаза уставились в мои. Небо, какой она была сердитой.

- Марко? - переспросила я.

- Точно. Мужчина, которому я подарила три года моей жизни, и знаешь что? Он больше ничего не помнит! Он каждый чертов день накачивал себя наркотиками, чтобы больше не воспринимать того, что твориться в мире. Он больше не знает, что мы пережили вместе, что я сделала для него, он... - Джианна остановилась, чтобы вытереть слёзы с её пылающих щёк.

- Он даже больше не знает, что был моим первым настоящим мужчиной. Что я думала, что беременна от него. Он ничего не знает. Всё забыл. У меня были отношения с призраком! Мертвецом! А я никогда не хотела узнать об этом, никогда, понимаешь?

На короткий, но очень ясный момент, мной овладело сострадание, и я захотела обнять Джианну и утешить, извиниться. Но потом назад вернулись гнев и недоверие, а к ним ещё и раздражение, которое было почти невозможно укротить.

- Но наш уговор остаётся в силе, не так ли? - спросила я. Мой голос прозвучал колко. - Послезавтра вечером. Пауль и ты.

- Елизавета. – Джианна, всхлипывая, покачала головой. - Кто ты такая? Почему ты сделала это? Почему ты вмешалась? Я ему всё простила, а теперь снова всё вышло наружу. Теперь я знаю вещи, которые никогда не хотела знать.

- Это было необходимо, - сказала я с такой чёрствостью, которая мне самой была чужда. - Разберись с этим. Найди путь. Займи себя этим. Напиши ему о своих собственных воспоминаниях, ладно? Пиши до послезавтрашнего вечера. А потом приходи сюда. Писать ты ведь можешь, правда?

Качая головой, Джианна встала, бросила на меня взгляд, который окончательно классифицировал меня как сумасшедшую, и сбежала вниз по лестнице.

- Не оставляй Пауля на произвол судьбы, слышишь? - прокричала я ей вслед.

- Я такого никогда не сделаю, и ты это точно знаешь, Элиза! - заорала она в ответ. - И это в тебе самое подлое! Ты расчётлива!

- Расчётлива, - передразнила я её, как только её шаги затихли. - Что же, извини, но мне нужно быть такой, чтобы спасти твою шкуру. - При том что я не чувствовала себя даже немного расчётливой. Нет, я чувствовала себя так, будто кто-то другой рассчитывает мою жизнь и перепрограммирует меня. Строчка за строчкой, для одной конкретной цели, которая оставалась для меня в тайне.

Моя щека всё ещё горела. У Джианны было больше силы, чем я предполагала. Наконец в подъезде раздались тяжёлые шаги Пауля, и лифт с грохотом поднял его наверх. Я встала в проёме двери, чтобы встретить его и сразу же увидела, что у него в руках не было сумки.

- Привет, Люпочка, - сказал он утомлённо, но его глаза коротко вспыхнули.

- Где твоя сумка? Мне поднять её? - спросила я поспешно.

- Нет. Я ещё в состоянии нести сумку сам. Не обращайся со мной как с тяжело больным человеком, пожалуйста. Я хотел только быстро сказать привет. Я проведу ночь у Францёза.

- Нет. Нет! Тебе нельзя! - закричала я в ужасе и в тот же момент прижала руку ко рту. Почему только я так плохо владела собой? – Пожалуйста, не делай этого, Пауль, останься здесь, ты как раз только вышел из клиники и...

- Точно. Я вышел из клиники и не видел Францёза с воскресенья. Ты же навещала меня, по меньшей мере, три раза на день, к большой радости всех врачей и медсестёр. - В чьи дела я неоднократно вмешивалась. Но лишь потому, что в отличие от них знала, что действительно с Паулем было не так. Здоровый сон. Мечты. Счастье. А что делали они? Постоянно брали у него кровь, будили его в шесть часов утра - именно тогда, когда у него был самый глубокий сон, и пичкали его кучей ненужных медикаментов.

- И всё же, Пауль... Пожалуйста, останься. Пожалуйста. Пожалуйста! - умоляла я его.

- Францёз ждёт возле набережной Зандтор. Мне нужно сейчас идти. Блин, пойми меня, Эли. Его собака умерла, я ему сейчас нужен. Завтра я снова вернусь - он хочет в пятницу рано утром ехать в Дрезден, и у нас в распоряжение только сегодняшний вечер. Нам надо много чего обсудить. Прими это, пожалуйста. Таким сногсшибательным твой тип тоже не был. Разве я по этому счёту сказал тебе что-то? Нет.

Сногсшибательным в этот момент я Колина тоже не считала. Самое большее - неприятно сногсшибательным. Сегодня ночью он прокрался в мои сны таким способом, что я даже не осмеливалась описать это. Он при этом душил меня. И когда мне удавалось оторвать один его палец от моей глотки, его хватка становилась сильнее. В последнюю секунду я проснулась, и было такое чувство, как будто сон имел власть убить меня.

Видишь сновидения об удушье, если по какой-либо причине задыхаешься во сне? Или задыхаешься, если видишь сновидение об удушье? Моё лицо приняло синеватый оттенок, когда я затем посмотрела на себя в зеркало, а в моих глазах лопнули сосуды. Остаток ночи я проспала без одеяла. Если беспокойное ворочание вообще можно считать сном.

А Колин был "хорошим" Маром. Хотя я между тем уже сомневалась в том, что существовали хорошие Мары, но Францёз был определённо не одним из хороших. Что будет, если сегодня ночью его захлестнёт обжорство, и никого из нас не будет по близости, чтобы снова реанимировать Пауля? Но тот уже развернулся и поднял в приветствии руку.

- До завтра, Эли. - Я хотела побежать за ним, остановить, но снова случилось то, что уже случалось в прошедшие ночи, когда я просыпалась из моих кошмаров и расхаживала по квартире, чтобы мучить себя вопросом, как всё пойдёт дальше. Я внезапно стояла, оцепенев, не в состоянии двигаться или принять решение, в то время как мои чувства и мысли образовывали ураган, который с разрушительной силой проносился по моему мозгу и оставлял смутный, белый шум. Я думала и чувствовала всё одновременно и была не в состоянии разложить это по полочкам или даже сделать выводы. Я была беспомощна по отношению к самой себе.

На это ушли минуты, пока у меня не получилось освободиться из этой бури, и я смогла побежать за Паулем. Но ягуар Францёза уже уехал. Я больше не могла догнать его. И прежде всего мне нельзя было этого делать. О Боже, мне нельзя было этого делать! Может быть, Францёз слышал мои слова. У Маров был хороший слух. Может, он сидел в своей машине и видел каждую мою мысль перед собой. Знал обо всём.

Но что-то во мне заставило меня бежать дальше, бесцельно и без плана по Шпайхерштадту, вдоль каналов, через мосты, вдоль и поперёк. Я проталкивалась, не принимая во внимание и не извиняясь, мимо туристов, поскользнулась на мокрой мостовой, и мне нужно было несколько раз удерживаться за перила, чтобы не упасть. Чем дольше я бежала, и чем темнее и пустыннее становился Шпайхерштадт, тем больше мне казалось, что кто-то преследует меня.

Я чувствовала это уже всё время, но теперь я услышала шаги. Ловкие и проворные. Они умолкали, как только я останавливалась, и раздавались в ночи, когда я бежала. Или это было эхо моих собственных каблуков?

Я втиснулась в один из проёмов дверей и прислушалась. Клап, клап, клап. Тишина. Нет, это было не эхо. Это были шаги. Не воображение. Не паранойя. Здесь был кто-то, кто хотел добраться до меня.

Я попыталась замедлить моё дыхание, быть тихой - неслышимой и невидимой. Но и шаги моего преследователя умолкли. Он не ушёл, нет, в этом мне не нужно было убеждать себя. Он был здесь. Я его чувствовала. Не прямо рядом со мной, но он ждал того, что я начну двигаться. Он хотел вымотать меня.

Я прижала мою щёку к разъеденной стене входной двери и посмотрела за угол, чтобы найти путь к бегству - и отпрянула, как будто меня ударили.

Он стоял там - прямо и подкарауливая, посередине моста. Он даже не старался как-то спрятаться. Туман клубился вокруг его ног, так что казалось, будто он парит, но он смотрел прямо на меня, тёмный, высокий силуэт со светящимся жаром в глазах, которые посылали чёрные молнии сквозь туман. Я узнала эту фигуру - о, я так хорошо её знала. Среди тысяч я узнала бы её. Собственно я даже любила её. Но ещё никогда она так меня не пугала.

- Колин, - прохрипела я беспомощно, но в тот момент, когда я сказала его имя, он элегантно развернулся и исчез в тумане. - Колин! Что ты здесь делаешь?

Хотя я не твёрдо стояла на ногах и шаталась, как пьяная, я бросилась за ним. Его как будто поглотила земля - никаких шагов, никакого эха. Только жестоко уверенное чувство, что на меня всё ещё смотрят и наблюдают за мной. Поэтому меня не удивило, когда внезапно ледяная рука легла на мой рот и нос сзади и так сильно зажала, что мои клыки поранили внутреннюю сторону щёк. Тёплая кровь потекла мне на язык, а тошнота подкатила в считанные секунды к горлу.

Рука откинула мою голову назад, пока моя шея не хрустнула, мой позвоночник грозил сломаться. Видеть я ничего не могла. Всегда, когда я пыталась поднять веки, их касался морозный ветер и они снова закрывались. Я не могла дышать. Рука была как несущая смерть снежная лавина, которая возвышалась надо мной на несколько метров и не пропускала ни одной молекулы кислорода.

Мои ноги парализовало, а покалывание в кончиках пальцев подсказало мне, что моё сознание дольше не сможет противостоять схватке. Я умирала. И любила мужчину, который меня теперь убивал, забирал у меня мою жизнь, просто так, на улице, посреди города - и ни одной человеческой души поблизости, которая смогла бы помочь или, по крайней мере, проводила бы меня.

- Я надеюсь, что он считает меня одним из своих созданий, - сказал он.

Нет, ты не создание Бога, Колин, подумала я. Ты отродье ада.

Последнее, что сделало моё тело, было то, что оно могло лучше всего. Мои слёзы попытались ослабить его хватку и прогнать смерть, скатывались мягко по его ледяным рукам.

Неожиданно он отпустил. Я не услышала ни шагов, ни всплеска воды, так же и воздух не шевелился - но рука исчезла. Рука. Но не он. Он поджидал, невидимый, следующую возможность. Ему приносило больше удовольствия убивать меня постепенно.

- На помощь! - закричала я, но не вырвалось ни звука, как в моих самых страшных снах. Я больше не могла кричать. Это был только шепчущий, хриплый крик - крик сумасшедшего. - На помощь, меня убивают, пожалуйста, помогите же мне, пожалуйста...

Вдруг вокруг меня появились люди, ноги, которые ходили рядом со мной, в то время как я ползла на животе и кричала без голоса:

- На помощь, я умираю, он меня убивает, помогите. - Кто-то схватил меня за руку, но я вырвала её. Я не хотела, чтобы меня касались, разговаривали со мной, не хотела смотреть кому-то в лицо... Мне нужно уйти, разве люди этого не понимали? Мне нужно уходить отсюда, он был всё ещё здесь, почему его никто не замечал? Он был прямо позади меня, висел под аркой моста, спиной к верху...

- Всё в порядке, мы друзья, пожалуйста, расходитесь... Расходитесь, я сказал! Здесь не на что смотреть.

Хотя я брыкалась, стонала и плевалась, две руки скользнули под мой живот и подняли, чтобы унести.

- Да идите же дальше! Вы, несчастные зеваки! Позаботьтесь о своём собственном дерьме! - Я всё ещё кричала, беззвучная мольба, но когда дверь за мной захлопнулась и меня пронесли мимо картин, моя голова постепенно стала понимать, что я была в безопасности. Пока что. Только временное решение, не больше.

Он ждал там, снаружи, по-прежнему. Но мне была дана передышка. На последнем метре Тильмана покинули силы, и он, застонав, бросил меня на диван.

- Блин, Эли. Что это такое было? С твоими глазами всё снова в порядке? -

Сбитая с толку я коснулась своих век.

- Что ты имеешь в виду «снова в порядке»?

Тильман посмотрел на меня с таким взглядом, который отражал мой собственный ужас, и был всё же полный скептицизма.

- Твои глаза... они закатились вверх. В них были видны почти только белки. Это было действительно ужасно.

Видно было только белки - как у Марко. Я вспомнила слова доктора Занд:

- Он смотрит в себя.

Но то, что случилось только что, не было воспоминанием. Я это действительно пережила. В самый первый раз. Никогда раньше мне так не угрожали, хотя я довольно часто кочевала по ночной жизни Кёльна.

- Колин здесь. Колин в городе! - прошептала я. Небольшая рана на щеке всё ещё кровоточила. - Он преследовал меня и...

- Колин? Там не было никакого Колина. Только несколько прохожих.

- Да, когда ты нашёл меня! Но до этого... до этого, кроме нас, на улице никого не было. Он приложил руку мне ко рту и...

- Зачем ему такое делать? Это бессмысленно. Нет, Эли, я думаю, тебе это показалось. Колин сказал, что до схватки останется на Тришине, не так ли? А здесь есть много подозрительный типов. Репербан, можно сказать, за углом. Тебе не нужно в одиночку расхаживать там. - Да, это всё звучало логично, то, что говорил Тильман. Но это было не так. Ни в этом случае. - Почему ты вообще вышла?

- Я хотела остановить Пауля, потому что он хочет ночевать сегодня у Францёза! - Мой голос сорвался от напряжения. - А теперь уже поздно... Я больше этого не выдержу...

Тильман долго смотрел на меня. Ещё никогда он не выглядел таким взрослым и благоразумным. Я не знала, нравилась ли мне эта черта его характера. Он чувствовал себя по отношению ко мне в превосходстве. И он знал, что ему нужно присматривать за мной, а не наоборот. Он начинал сомневаться в моём психическом здоровье.

- Да, точно, - наконец сказал он тихо. - Ты больше не выдерживаешь этого, не так ли? Эли, ещё только две ночи. Мы справимся, хорошо? Посмотри, Пауль был в больнице, в последние дни не был атакован, вероятно, с ним всё хорошо. А мы всё равно ничего не можем сделать. Если мы пойдём к нему, то Францёз что-то заподозрит. Нам нужно верить в то, что он переживёт ночь целым.

- Но именно в этом и проблема! - вставила я, дрожа. - Я больше не могу верить. Больше ни одному человеку, ни в наш замысел. Даже Колину.

- Значит, и мне ты тоже больше не доверяешь? - убедился Тильман серьёзно.

Теперь я долго смотрела на него. Он мне нравился. Даже очень. Но и он начал накладывать на меня ярлык сумасшедшей и таким образом становился потенциальным противником.

- Ладно, я уже вижу. Ты действительно не делаешь этого. - Он беспомощно покачал головой. - Эли, это наш единственный шанс - доверять друг другу. Разве ты этого не понимаешь?

- Да. Да, я это понимаю, но... - Я взяла металлическую открывалку для бутылок с кофейного столика и прижала её к моим горящим глазам. Я снова была совершенно переутомленной, но в тоже время слишком встревоженной, чтобы лечь спать. Рассказать ли ему о моих снах? О моих предчувствиях? Дать погадать ему мне на картах Таро? Но что, если они подтвердят то, чего я боялась? Что Колин выступил против меня и покушается на мою жизнь.

Тильман взял одеяло с любимого кресла Пауля и накрыл им мне плечи и ноги. Потом он засунул подушку под мокрые от слёз щёки.

- Сегодня ночью ты можешь спать спокойно. Францёз не придёт. По крайней мере, что-то. А завтра...

- Мир будет выглядеть совсем по-другому? - закончила я иронично его слова. - Точно нет.

- Я не это хотел сказать. Я хотел сказать: выпяти грудь и втяни задницу. Мы справимся. Сейчас я что-нибудь приготовлю, потом мы покушаем, посмотрим что-нибудь дурацкое по телевизору и...

Да, будет лучше, если он прекратит говорить. Он и сам знал это. Ничего не станет снова нормально, только потому, что что-то съел и посмотрел телевизор. Совершенно ничего. Но звон посуды и все другие кухонные звуки настроили меня на сон. С благодарностью я свернулась калачиком, так что только кончик носа выглядывал из-под, одеяла и была слишком уставшей, чтобы бояться своих снов.

Но я не видела снов. Я и не спала. Это было чисто физическое бессознательное состояние, которое предназначалось для того, чтобы пополнить мои запасы энергии. Моя душа, однако, осталась смятенной и встревоженной, и когда я проснулась посреди ночи, сразу же поняла, что у меня для этого были все причины.

Я всё ещё лежала на диване, но Тильман ушёл, а телевизор выключил. Было тихо - та тишина, которая с первого дня наполняла меня глубокой тревогой, потому что такого не могло и не должно было быть. Гамбург был большим городом, в больших городах никогда не бывает тихо. Во всяком случае, не так тихо, как сейчас. Не так тихо, как в те ранние утренние часы, когда Францёз полз вверх по стене. Не так тихо, как в те секунды, в которые я после долгой борьбы, наконец, освобождалась от моих снов.

Только смерть была такой тихой - подкрадывающаяся, невидимая смерть, которая нацеливалась туда, где мы были наиболее чувствительными. Не на наши тела. А на наш разум. А теперь это случится и со мной.

Почти покорно я открыла глаза. Его взгляд был холодным и жестоким, его руки - когтями, его широко вытянутые руки - орудием злодейства. Спиной к верху он висел надо мной на потолке, готовый броситься на меня и одним движением сломать шею. Но прежде он высосет меня и заберёт то, что сам взращивал. Потому что последнюю унцию прекрасных чувств я схоронила. Всегда, когда я думала о ночах на Тришине, они появлялись. Я берегла их как сокровище. Но Колин знал даже глубокие бездны моей души. Он найдёт сокровище и похитит его. Я ничего не могла спрятать от него.

- Тогда сделай это, - прошептала я, почти не удивившись тому, что это прозвучало как просьба. Этому следовало наконец закончиться. Я не хотела больше бояться. И всё же страх переполнил меня одним, всё разрушающим, раскалённым потоком, когда он, как паук, пополз вдоль потолка к окну, залез по стене вверх и прополз по крыше. Черепица тихо брякала, потом он исчез.

Теперь я могла кричать. Мой голос повиновался мне, так как я кричала за свою жизнь - слишком поздно, с задержкой, бессмысленно. Если бы я не проснулась, он бы сделал это. Колин атаковал бы меня. Тогда я бы была уже мёртвой. Тильман тут же оказался возле меня. Он слегка пах гашишем.

- Он был здесь! - ревела я, дрожа. - Надо мной, на потолке! Он висел на потолке, хотел упасть на меня...

- Кто? - Тильман сильно затряс меня. - О ком ты говоришь?

- Колин! Колин был здесь, честно, Тильман, он был здесь! Мы должны бежать, немедленно. Они убьют нас! - Я хотела встать, чтобы одеться и упаковать вещи, но Тильман крепко держал меня, а я была слишком расстроенной, чтобы вспомнить хоть один железный приём Ларса.

- Побег? Ты хочешь сбежать? Но куда?

- Мне совершенно всё равно! Нам нужно убираться - подальше отсюда! Лучше всего на другой континент! - Снова я хотела встать с дивана, но Тильман заставил меня оставаться сидеть.

- Колин здесь, - сказала я так убедительно, как только могла. - Он здесь. Поверь мне. Я знаю об этом уже какое-то время, я его чувствую. У меня странные сны о нём, а потом... вот... - Я придвинула к нему газету. Я снова и снова перечитывала сегодня утром статью. Тигрица в зоопарке Хагенбек сожрала своего детёныша и вела себя агрессивно. Как и все другие большие кошачьи. Колин похищал их мечты. Они его чувствовали - также интенсивно, как чувствовала его я.

- Это часто случается с животными в неволе. Да это и не удивительно, не так ли? - возразил Тильман. - Они знают, что это не жизнь, их не естественная среда обитания. Это ничего не значит. Давай посмотрим в интернете, может быть, мы что-то выясним, и ты успокоишься. - Тильман открыл ноутбук Пауля и зашёл на сайт Тришина. Я вскрикнула, когда нам с экрана улыбнулось дружелюбное лицо наблюдательницы за птицами. Быстро я просмотрела текст. Снова здорова, смогла приступить к работе...

- Я была права. Его там больше нет. Он здесь! Я его видела. О Боже... - Теперь я вспомнила, что Колин смотрел из окна автомобиля, когда говорил мне, что останется до схватки на Тришине. Он соврал мне. Он с самого начала знал, что не сделает так. Возможно, он объединился с Францёзом, потому что я зашла слишком далеко. И все его слова, и поступки на Тришине служили тому, чтобы так сильно привязать меня к нему и чтобы я не смогла заметить, что собственно происходит. Всё было притворством. Он использовал меня.

С тем, что случилось с Тессой, Мары дали мне поблажку. Но мой замысел разоблачить Францёза был последней каплей. Я слишком перестаралась. Колин перешёл на сторону врага. Кто сказал, что Мары не заключают союзы. Это тоже была грязная ложь... Что сказал папа? Это их суть - обманывать людей. Марам нельзя верить.

- Поверь мне, Тильман. Нам нужно бежать. Пожалуйста, позволь нам бежать.

- Нет. - Тильман решительно поднял вверх подбородок. - Эли, ты теряешь самообладание. Хорошо, может быть, Колин больше не на острове. Что же ему ещё делать, если наблюдательница за птицами снова выздоровела? Отказываться уступить её место? Не получится. И да, может быть, ты его видела здесь. Но он точно был не тем, кто угрожал тебе. Ты ведь не могла разглядеть нападающего, не так ли?

- Нет, но...

- Ну. Каким Колин был на Тришине? Там ты тоже боялась его? Он вёл себя каким-нибудь демоническим образом?

Я молчала и пыталась вспомнить. Нет, я его не боялась - только его и свои воспоминания. И если хорошо подумать, то я ещё никогда до этого не испытывала его настолько не демоническим, как в те дни. Я даже не замечала его заострённых ушей, потому что они в основном прятались под его длинными волосами. Но, может, это всё было частью его плана и способом убаюкать мою бдительность?

- Я... я не знаю, - пролепетала я.

- Он дал тебе какое-нибудь напутствие в дорогу? Какие-нибудь намёки, что может случиться до или во время схватки? Может, совет? - расспрашивал Тильман дальше. Я ненавидела и восхищалась им за его объективность.

- Да... да, дал. Он сказал, что я должна ему обязательно доверять, когда дойдёт до схватки и...

- Тогда так и сделай, - прервал меня Тильман. - Доверься ему. По крайней мере, попытайся. Я доверяю Колину. Я делаю это ради себя самого. Не то сойду с ума.

А ты уже почти сумасшедшая, говорили мне его глаза.

- Разумом я это понимаю, - ответила я торопливо. - Но мои инстинкты говорят мне, что случится что-то ужасное. Я точно это знаю. И я знаю, что они верны. Мои чувства верны. - Я глубоко вздохнула, когда заметила, как глупо это прозвучало. Мои чувства верны. Это даже не было аргументом. Это был детский лепет.

- Тогда попытайся игнорировать их. Я знаю, это нелегко. Но Колин вбивал в тебя это не просто так. В этом должен быть смысл. Даже если сейчас ты его ещё не понимаешь. Скоро солнце встанет. Тогда останется только ещё одна ночь.

Тильман сел рядом со мной и включил телевизор. Без звука мы смотрели какой-то дурацкий канал продаж. Когда рассвело, то до нас постепенно дошло, что самые большие проблемы у нас ещё были впереди. Пауль сказал, что сегодня ночью - в последнюю ночь - будет спать здесь. Если Францёз снова проголодается (а этого можно было ожидать), нам нужно будет сделать то, что Колин назвал самым сложным заданием для меня. Нам нужно будет спрятать свои мысли. Францёз не должен ничего заметить. И издалека тоже. А мне казалось невозможным не думать о том, что мне непосредственно угрожало.

Моим единственным отвлечением, как всегда, была тренировка, с которой я отлично справлялась. Один раз я с такой силой ударила в боксёрскую грушу и с таким пронзительным боевым кличем, что Ларс чуть не потерял равновесие. Наказание последовало незамедлительно. Шотокан каратэ - это боевой контактный спорт, а не фулл-контактный, заорал он на меня. Его жена придурковато усмехнулась, когда мне пришлось делать двадцать подпрыгивающих отжиманий на кулаках.

Но тренировка слишком быстро закончилась, и, вернувшись в Шпайхерштадт, приподнятое настроение, которое после спорта часто согревало и расслабляло меня изнутри, быстро утихло. И это тогда, когда Пауль был снова тут и на виду. Он смотрел Симсонов, смеялся, ел солёную соломку и шоколад, попеременно. Но я ещё никогда не видела его таким усталым и измученным.

Коричневатые тени лежали под его серыми глазами, а горькая складка у рта усилилась. Тем не менее, он был красив каким-то болезненным образом. Может быть, так выглядят люди, если они приговорены к смерти, подумала я, и ледяная дрожь пробежала вдоль моей спины. Я залезла ему на колени, как в детстве. Он хорошо пах и всё-таки явно мужчиной и братом. Какое-то время я оставила мой лоб покоиться рядом с его шеей и слушала его медленный, тяжёлый стук сердца, который всегда немного ускорялся, когда Пауль смеялся. Ему обязательно нужно смеяться гораздо чаще. Приступы смеха заканчивались чаще всего мучительно, сильной икотой и судорогой диафрагмы.

Но Пауль был предназначен для смеха. Он пошёл рано спать, после нашего обычного некачественного ужина, который мы в большей или меньшей степени неохотно впихали в себя.

- Я хотел тебе ещё кое-что сказать, Эли, - заговорил со мной Тильман, когда я с судорожно сжатыми руками убирала посуду в моечную машину. Мы почти не разговаривали весь день, но я чувствовала, что он снова и снова смотрел на меня интенсивно и задумчиво.

- Тогда говори, - ответила я грубо. Я пинком закрыла моечную машину и повернулась к нему, скрестив руки на груди.

- Ладно. - Он прочистил горло. - Такая, какая ты сейчас, ты не особо мне нравишься. Ты изменилась. Ты теперь только подозрительная и в панике, и раздражённая, вопишь на каждого, огрызаешься, разносишь дурное настроение, ревёшь или ругаешься. Это очень утомительно. Но я знаю, что ты не хочешь быть такой и... страдаешь от этого. Не так ли?

Я кивнула и почувствовала, как моё лицо стало тёплым и начало пульсировать.

- Я смерюсь с этим, потому что мы должны держаться вместе. Я не знаю, что будет потом. Но мы как... Ты знаешь Властелина колец?

- О Боже, - пробормотала я. - Ещё и это. Дерьмо об эльфах.

- Тогда не принимай в расчёт эльфов. Там речь идёт о дружбе. По этой причине мне нравится книга. Они соратники, которые вместе идут в бой, и один готов отдать за другого всё и рисковать жизнью. С нами я чувствую то же самое. Мы товарищи. Поэтому всё, что я могу сделать, чтобы отвлечь тебя сегодня ночью, я сделаю это. Всё.

В коротком слове "всё" звучало значение, которое тепло на моём лице превратило в тот же миг в жар. Всё? Он что имел в виду, говоря всё? Я посмотрела на него, вопросительно и смущённо одновременно. Тильман Шютц сделал мне только что непристойное предложение? Он ответил на мой взгляд спокойно, но с недвусмысленным подтверждением.

- Я, э, ну... спасибо. Но нет. Лучше не надо. Я не хочу... твоя подружка... и Колин... я... – Покраснев, я покончила с моим заиканием и уставилась демонстративно мимо него.

- Я думаю, что мудрее кому-то изменить, чем умереть, если это единственная возможность думать о чём-то другом, не так ли? - спросил Тильман тихо.

- Я женщина, - ответила я с жалким юмором висельника, хотя чувствовала себя в этот момент глупой, маленькой девчонкой и точно не как женщина. - При этом я могу очень хорошо думать о чём-то другом. - С Энди я делала так обстоятельно. С Колином скорее нет. А как это будет с Тильманом? Могла ли я себе это вообще представить? Я поймала себя на том, что мои глаза пытливо оглядывают его тело, и он начал ухмыляться. Небрежно он поднял угол своей футболки и обнажил часть живота. Он был гладким и мускулистым. Его светлая кожа светилась, как молоко. Да, я могла себе это представить и испугалась. Потому что не хотела чувствовать это.

- Забудь об этом,- сказала я приглушённо и немного неохотно. - Я не полезу в кровать с тем, кто не может меня терпеть. Должны быть и другие возможности.

- Для меня - да, - сказал Тильман уверенно и опустил футболку вниз. - Я только не знаю, получится ли это у тебя.

Его подозрения были обоснованными. Я уже начала паниковать, прежде чем стрелка часов дошла до двенадцати. Когда Тильман вышел из ванной, я сидела в пижаме - какая-то старая Пауля и слишком большая - на кровати и плакала, сердитая из-за моей неспособности спрятать мои мысли, и совершенно испуганная от мысли, что Пауль, возможно, не переживёт эту ночь. Прежде чем он заснул, он так сильно кашлял, что у меня самой появилось чувство, будто я страдаю от удушья.

Тильман сел напротив, на свою койку, и какое-то время наблюдал за тем, как я реву, пока я не почувствовала себя обязанной объяснить моё состояние. Но ничего не было, что можно было объяснять. Было только то, что нужно было решить.

- Я не оставлю Пауля одного, - всхлипнула я хрипло. - Я буду спать рядом с ним. Я не позволю умереть ему в одиночестве!

- Эли, это безумие! - И Тильман поднялся и встал, широко расставив, ноги перед дверью. В этот раз я вспомнила несколько техник каратэ и тут же испробовала их, но должна была в недоумение смотреть на то, как Тильман пинком и быстрым поворотом вывел меня из строя. Я лежала на полу, а он так выкрутил мою левую ногу, что я от боли чуть не задохнулась.

- Пять лет дзюдо, - объяснил он и коротко ухмыльнулся. - Ты не единственная, кто освоил боевые искусства. Кроме того, я сильнее.

- Пожалуйста, отпусти меня к нему. - У меня ещё была пара трюков в рукаве и, скорее всего, мне бы удалось вырваться. Но мне не хватало энергии, чтобы проверить это. - Пожалуйста, Тильман.

- Нет.

- Он мой брат - если я засну здесь, а Францёз подвергнет его жизнь опасности, тогда у меня вообще не будет шанса помочь...

- У тебя его так же не будет, если будешь лежать рядом с ним. Или ты думаешь, что ты тогда не заснёшь? - спросил он.

- Да. Конечно, я тогда тоже засну, если Францёз ещё раньше не прочитает мои мысли и не убьёт меня. Но я уверена, что даже в глубоком сне замечу, когда сердце моего брата остановиться. Он мой брат, понимаешь? Нет, ты этого не понимаешь, у тебя нет ни братьев, ни сестёр, не так ли?

Тильман покачал головой, а его лицо застыло.

- Нет. Нет, у меня нет. Но мне всегда хотелось иметь сестру. Младшую сестру, - добавил он с ударением. Ладно, значит, младшая сестра. Я не могла служить заменой. Но решительный огонь в его глазах, который был так характерен для него, на несколько секунд смешался с тёмной, мягкой печалью. - Теперь у меня есть что-то вроде старшей сестры. Берёшь то, что дают, не так ли? - Он криво улыбнулся. - И я тоже не оставлю тебя одну, ясно?

- Не поступай так со мной, Тильман, - попросила я. - Я хочу к нему. Может быть, это даже удержит Францёза вдали от него. Ты же знаешь, людям нужно спать в группах...

- Разве ты не замечаешь, что ты сейчас делаешь? Твои мысли вращаются исключительно вокруг него! Он, возможно, уже на пути сюда, может прочитать их. Эли, так не пойдёт!

- Но что мне тогда делать? - завыла я в отчаяние. - Мне нужно к Паулю!

- Тогда мы оба пойдём туда, - решил Тильман, и его зубы хищника щелкнули, когда он потянул меня с пола и взял под ручку. Он тоже был напряжён, и это напряжённость почти не уменьшилась, после того, как мы прокрались к крепко спящему Паулю и легли с правой и левой сторон от него.

- Это совершенно безумно, то, что мы здесь делаем, - прошептал Тильман. Он внутренне кипел. Наверное, он с удовольствием отлупил бы меня. - Мы преподносим ему себя на блюдечке. Чистая команда смертников.

Я придвинула своё ухо к груди Пауля и прислушалась к дыханию и сердцу. Оба были степенными и медленными, и тут же я снова отпрянула, потому что не хотела быть для него дополнительной нагрузкой. Теперь я знала, откуда происходило выражение "спит как мёртвый". В Пауле не было видно жизни. Он даже не вздрогнул, когда мы забрались к нему в кровать. Он и тогда не отреагировал, когда я убрала у него со лба волосы и поцеловала в щёку.

Но тонкая струя воздуха выходила из его носа. Снова и снова я подставляла туда пальцы, чтобы убедиться в том, что он ещё не уступил брату сна.

- Дай мне твою руку, - потребовал Тильман после нескольких минут. Я повиновалась и положила мою руку на грудь Пауля, чтобы Тильман мог взять её. Это была совершенно дикая картина, которая предстала передо мной, когда я посмотрела в его сторону. Он доверчиво положил свою голову на локоть Пауля. Тильман в объятьях Пауля. Но это была также картина, которую я никогда не смогу забыть. Она даже немного успокоила меня. Да, она смогла отвлечь меня на одну секунду...

- Было время до них, - сказал Тильман, как будто самому себе. - Самое длительное время твоей прежней жизни. Тебе нужно вернуться туда и ухватиться за него.

- Там ничего не было. Ничего интересного, - прошептала я, хотя нам не нужно было понижать свой голос. Пауль спал, как убитый. - Ничего, за что бы я хотела ухватиться.

- Разве ты никогда не была влюблена раньше? Ну, перед Колином? - спросил Тильман недоверчиво.

- Да. Конечно. Но...

- Тогда расскажи мне об этом. Как ты с ним познакомилась?

- Я... вообще-то не знакомилась. - Мои уголки рта автоматически опустились вниз, когда я подумала о Грише. Это всё ещё немного причиняло боль. - Я всегда только смотрела на него. Это было всё. Почти всё.

- Ты никогда не разговаривала с ним? - Тильман придвинулся немного поближе, чтобы положить мою руку на сгиб своей шеи, и я сразу же почувствовала, как пульсирует артерия под его кожей, мощно и почти горячо. Полная жизни. Я оставила лежать её там и прижалась, как и он к плечу Пауля.

- Нет. До этого не дошло. Это всё было ещё в Кёльне, в моей старой гимназии. Я знала, как его зовут. Каждый это знал. Гриша Шёнфельд, но у такого, как он, конечно, было прозвище.

Я задержала дыхание.

- И что за прекрасное прозвище?

Прекрасное и необычное - не Крис или Крисси, а Гриша.

- У девчонок было такое изречение: красивый, ещё красивее, Шёнфельд. Было написано в некоторых туалетах на двери. Он был самым классным в школе. Всё в нём было особенное. - Я сделала паузу. Как мне только объяснить это.

Но Тильман не уступал:

- Что именно было особенным?

Я вздохнула.

- Первое - это его внешний вид. Манера, как он ходил. Он принадлежал к тем мужчинам, которые по своей природе хорошо двигаются и имеют фигуру, как у модели, даже во время переходного возраста. Небрежную. Косолапые ноги, но не слишком, а как раз как надо. Прямая спина и прекрасно выраженный затылок. Не дурацкий плоский череп. Его линия волос заканчивалась на шее углом. Не эти обезьяньи отростки справа и слева. Нет, уголок посередине. Если было холодно, его щёки становились красными. Может быть, ему это не нравилось, но все девчонки считали это милым. Это было настолько живым. При ходьбе он засовывал руки в задние карманы штанов, вместо передних. И это никогда не казалось экстравагантным! Это подходило ему. Весной и осенью на нём была одета куртка из мягкого джерси с тёмно-синей в белую полоску подкладкой, которая выглядывала только в капюшоне и рукавах. Я никогда не забуду эту куртку. Я не видела её ни на ком другом. Она была ужасно дорогой. Летом он носил обувь принципиально без носков. Я не знаю, кто его всему этому научил, но я никогда не видела его плохо одетым... никогда... Он был не как другие. У него был стиль. Он никогда не надевал просто что-нибудь, казалось, что это всегда было что-то особенное, имело какое-то значение...

Я остановилась и подумала. Что я тут такое говорила? Вещи, линия волос, косолапые ноги. Полосатая подкладка. Фестиваль легкомысленных вещей.

- А дальше? Что было ещё? Попытайся вспомнить.

О, это было нетрудно. Я помнила всё. Я бы смогла нарисовать любую его вещь по памяти.

- Он был старостой класса и талантливым спортсменом. Преподаватели любили его, без того, чтобы он когда-либо был ботаником. Когда ему исполнилось восемнадцать, он сразу же получил от своих родителей машину. Права он, конечно же, сдал с первой попытки, это ясно. Он ездил на старом Ситроене, кабриолете, не таком заржавевшем, трещащем жуке, как у мамы, а действительно на шикарной тачке. Серебристо-зелёной. А потом... потом случилось что-то странное. Оставался почти год до того