Эволюцию человеческого общества можно разделить на несколько, периодов или стадий, характеризующихся различными уровнями, темпами и другими параметрами развития. В качестве основы классификации можно брать разные основания деления. Самая простейшая классификация - традиционное деление истории на древнюю, средневековую и новую, к которой нередко добавляют еще историю древнейшего и новейшего времени. Такая классификация по времени происходивших событий и процессов, как отмечали Н.Я. Данилевский и О. Шпенглер, во многом неудовлетворительна. Во-первых, потому, что ориентируется на историю Западной Европы и оставляет без рассмотрения исторические события, происходившие в таких древних цивилизациях, как Китай, Индия, Египет, Вавилон, не говоря уже об Африке и Америке. Во-вторых, в ней точно не указывается, по каким свойствам и отношениям исследуются отдельные общества, страны, нации и государства, относящиеся к соответствующему периоду истории. В-третьих, в этой классификации часто не проводится четкого различия между отдельными социально-историческими системами, например, конкретными обществами и народами и их группами и объединениями.
Другая классификация, предложенная сторонниками цивилизационного подхода, основывается на делении истории по существовавшим в прошлом цивилизациям. В качестве исторических единиц в ней рассматриваются более крупные социально-исторические объединения, но признаки деления и даже число самих цивилизаций у разных авторов различны. Самое большое количество цивилизаций насчитывает А. Тойнби - от 21 до 28, причем на протяжении исследования, как само число, так и название цивилизаций, их структура и содержание меняются.
Не лучше обстоит дело с признаками, по которым выделяются цивилизации. Если Н.Я. Данилевский характеризует цивилизации по их социально-экономическим, политическим, техническим и культурно-творческим функциям, то О. Шпенглер говорит о них как о «великих культурах», а А. Тойнби главное внимание уделяет прогрессу их религиозного сознания. В целом большинство авторов, в том числе и Н.Я. Данилевский, рассматривают цивилизации как культурно-исторические типы. Такая классификация, как и классификация по уровню развития материального производства экономических благ, безусловно, важна. Однако необходима классификация развития социально-исторических, как и любых других развивающихся систем, позволяющая установить определенные стадии или периоды их развития, поскольку в каждом процессе развития постепенные, количественные изменения приводят к изменениям качественным. Именно по качественным изменениям тех или иных сфер общественной жизни мы можем судить о различных стадиях или этапах развития самого общества.
В философии истории XVIII и даже в XIX вв. эти стадии связывались преимущественно с ростом сознания людей, о чем свидетельствуют наиболее распространенные в то время концепции общественного прогресса, связывавшие его с развитием человеческого разума. Если философы и историки XVIII в. при рассмотрении развития человеческого общества не выделяли в нем четко определенных стадий, то в XIX в. постепенно начинают различать и выделять их. Наиболее ясно такой подход к истории был намечен в статьях французского мыслителя Анри де Сен-Симона (1760-1825), который признавал существование первобытной эпохи в истории человечества, хотя и не анализировал ее конкретно. Античную эпоху он характеризует как общественную систему, основанную на рабовладельческом труде, а феодализм - на труде крепостных крестьян. Новое время А. Сен-Симон связывал с возникновением промышленной системы хозяйства. В отличие от гуманистов Возрождения и просветителей XVIII в. он считал рабовладельческий строй шагом вперед в социальном развитии человечества, а Средние века, несмотря на застойный период и засилье религии, заметным продвижением в экономике в сравнении с античностью.
Переход от одной эпохи к другой А. Сен-Симон пытался объяснить прогрессом разума. Он даже выдвинул особый закон прогресса разума, согласно которому именно разум играет определяющую роль в развитии человеческой истории. При этом, как и просветители, он говорит не об индивидуальном, а коллективном разуме всего человечества: когда общественная система соответствует состоянию этого коллективного разума, она имеет возможность развиваться, а как только перестает соответствовать ему, начинается критика старой системы, происходит отрицание этой системы и замена ее на новую. Несмотря на ошибочное понимание определяющей причины исторического развития, во многих подобных классификациях содержится рациональное зерно, заключающееся в установлении определенных стадий, периодов и эпох, напрямую связанных с соответствующими социально-историческими системами. Во всяком случае, можно не сомневаться в том, что интуитивные представления об эпохах и общественных формациях были известны немалому числу историков, экономистов и социологов. Недоставало только объединяющей идеи о характере формаций, их связи с материальными условиями жизни общества, способов жизнеобеспечения людей.
Прежде чем перейти к обсуждению классификации способов, стадий и периодов в жизнеобеспечении общества, производстве материальных благ, необходимо уяснить, что выделяемые при этом типы, стадии или формы общественного производства представляют собой абстракции; все они в той или иной мере идеализируют и схематизируют реальный процесс исторического развития, ибо выделяют в нем существенное, общее и повторяющееся, оставляя в стороне все конкретное, своеобразное и неповторимое. Такая аналитическая стадия исследования, связанная с выделением общих идеальных типов, стадий и эпох исторического развития, совершенно необходима для установления взаимосвязи и единства исторического процесса, а, следовательно, и для более глубокого его понимания.
В настоящее время наиболее обоснована марксистская теория об общественно-экономических формациях, в основе которой лежит понятие о способе производства, материальных благ, как неразрывном единстве производительных сил и производственных отношений. Экономическим фундаментом или базисом любого общества являются отношения, складывающиеся в процессе производства. Эти отношения находят конкретное выражение в той форме собственности, которая господствует в данном обществе. Именно по экономическому базису можно сравнивать различные общества как прошлого, так и существующие в настоящее время. Если их экономические базисы совпадают, то такие общества мы относим к одному типу, или к единой общественно-экономической формации. Если базисы отличны, то различны и сами общественно-экономические формации.
В общем виде и абстрактной форме такая схема не вызывает особых возражений, но как только речь заходит о применении ее к конкретной исторической действительности, мнения расходятся, поскольку в реальной истории, так же как в конкретной действительности, выделенные «чистые» или идеальные типы общественно-экономических формаций никогда не совпадают с реальными конкретными обществами, так как эти «чистые» типы отражают только существенное, общее, повторяющееся в однотипных по социально-экономической структуре обществах. Это объясняется тем, что идеальную схему нельзя наложить на реальную действительность, они никогда не совпадут в деталях. Существуют, конечно, отдельные страны, которые перейдя от феодального строя к капитализму, оставались теми же странами, расположенными на прежней территории, как например, Англия, Франция и некоторые другие страны Западной Европы. Но этого нельзя сказать о Германии и Италии, до объединения не обладавшими государственностью. А обратившись к более далекому прошлому, мы убедимся, что там было немало обществ, народов, стран и империй, сошедших с исторической сцены.
Тем не менее, все эти примеры не могут служить обоснованием несостоятельности выделения особых фаз, стадий или эпох в историческом процессе. Все дело в том, как интерпретировать и понимать этот процесс. Марксистская концепция смены общественно-экономических формаций относится к историческому процессу развития всего человечества. Она выделяет в данном процессе важнейшие стадии или эпохи развития, по наиболее характерным, существенным признакам. Категория общественно-экономической формации как раз и позволяет определить то общее, повторяющееся и существенное, которое имеет место в каждом конкретном обществе, принадлежащем к определенному типу. Можно сказать, что эта категория представляет идеальный тип, сходный с аналогичными социологическими типами М. Вебера. Однако, если у М. Вебера такие типы характеризуют действия, то в марксистской концепции они связаны с социально-экономической структурой, или базисом, общества. Опираясь на понятие экономического базиса общества, мы можем сравнивать эти общества друг с другом, устанавливая эпоху исторического процесса к которой они принадлежат. Но такое сравнение провести не. так легко, поскольку экономический базис общества обычно состоит не из одного, а нескольких экономических укладов.
Материалистическая интерпретация исторического процесса, обладая огромными преимуществами перед всеми другими, тем не менее, не лишена недостатков. Как уже отмечалось, она рассматривает, главным образом, экономическую составляющую исторического процесса и недостаточно полно и ясно раскрывает ее связь с культурно-гуманитарной составляющей. Трудности возникают и при применении общей схемы развития общественно-экономических формаций к конкретным социально-историческим системам, которые существовали в прошлом. Мы уже не говорим о том, что не все эпохи мировой истории исследовались с точки зрения этой общей схемы. Свидетельством тому может служить дискуссия по вопросу о характере общественно-исторических систем, существовавших до возникновения античных рабовладельческих обществ. К. Маркс называл присущий им способ производства азиатским, но сомневался, является ли он рабовладельческим по своей классовой структуре. Некоторые отечественные историки в угоду общей схеме отнесли его к рабовладельческой общественно-экономической формации, ибо у К. Маркса вслед за первобытнообщинным строем сразу идет рабовладельческий строй.
Трудности возникают, как мы видели, и при интерпретации общей схемы смены общественно-экономических формаций. Если исходить из того, что каждое общество, государство и народ последовательно проходит все стадии или исторические формации развития, тогда ни о каком едином историческом процессе говорить не приходится, поскольку все сводится к повторению разными странами и народами одних и тех же стадий. В таком случае этот процесс мало, чем будет отличаться от круговорота. Вот почему, говоря об историческом процессе развития человечества, субъектом развития следует считать именно человечество в целом, а не отдельные, конкретные общества, страны и народы. Поэтому и периодизация всемирной истории по стадиям, периодам, общественно-экономическим формациям или эпохам относится, прежде всего, к историческому процессу в целом. Это, конечно, не исключает выделения определенных стадий в развитии отдельных стран и народов, как и смену формаций в рамках отдельных стран.
Помимо рассмотренных принципов и вариантов периодизации в современной историографии имеют место и другие подходы. Нельзя обойти вниманием концепцию больших циклов конъюнктуры или теорию длинных волн Кондратьева, не только потому что она сегодня в моде, но и потому что очень часто к ней апеллируют не только экономисты, но и историки.
Для справедливости нужно сказать, что идея цикличности очень древняя. У древних ученых. В новое время к ней обратились и экономисты. В 1847 году английский ученый Х. Кларк отметил, что между двумя мировыми "экономическими катастрофами" 1793 и 1847 годов прошло 54 года, и
предположил, что такой интервал не случаен и должны существовать какие то "физические"причины этого явления. В 6О-х годах того же века была разработана теория циклических кризисов К.Марксом. Эта теория дала толчок к изучению феномена длинных волн учеными марксистского
толка. В 19О1 году русский марксист А.И.Гельфанд впервые сформулировал, что капиталистической экономике свойственны
длительные периоды спада и застоя. Он отмечал, что циклические кризисы, приходящиеся на период подъема, выражены слабее, а в период спада -
наоборот глубже и продолжительнее. Причинами
подъема рынка в начале ХХ века этот ученый считал
открытие новых рынков, внедрение электричества и
рост добычи золота.
Н.Д. Кондратьев родился в 1892 году в семье крестьянина. Закончив юридический факультет Петербургского университета, с 1915 года занимался экономическими проблемами сельского хозяйства.
В 1917 году, после Февральской революции Н.Д. Кондратьев участвовал в подготовке аграрной реформы и в течении короткого срока был заместителем министра продовольствия в правительстве А.Ф. Керенского. После революции несколько лет работал в Сельскохозяйственной академии в Москве, профессором которой являлся. В 1920 году ему было поручено создать и возглавить Конъюнктурный институт, директором которого он был до 1928 года.
Н.Д. Кондратьев участвовал в работе над составлением первого 5-летнего плана. Он был решительно против форсированной индустриализации за счет перекачки средств из сельского хозяйства.
В 193О году был арестован и осужден на длительный срок по сфабрикованному обвинению в создании и руководстве мнимой "трудовой крестьянской партии", которая якобы боролась против коллективизации в СССР. В 1938 году погиб в тюрьме. Позже был полностью реабилитирован.
В 1922 году он опубликовал работу "Мировое хозяйство и его конъюнктуры во время и после войны", в которой выступил с предположением о существовании длинных волн в развитии капитализма. Несмотря на отрицательную реакцию большинства советских ученых на эту публикацию, Н.Д. Кондратьев продолжал последовательно отстаивать свою позицию в следующих работах: "Спорные вопросы мирового хозяйства и кризиса (ответ нашим критикам)" - 1923"Большие циклы конъюнктуры" - 1925"К вопросу о больших циклах конъюнктуры" - 1926"Большие циклы конъюнктуры: Доклады и их обсуждение в Институте экономики" (совместно с Опариным Д.И.) - 1928
Исследования и выводы Кондратьева основывались на эмпирическом анализе большого числа экономических показателей различных стран за довольно длительный промежуток времени 100-150 лет. Эти показатели: индексы цен, государственные долговые бумаги, номинальная заработная плата, показатели внешнеторгового оборота, добыча угля, золота, промышленное производство.
Математическая методика исследования, применявшаяся Кондратьевым, была не лишена недостатков и подвергалась справедливой критике со стороны его оппонентов, но все возражения касались лишь точной периодизации циклов, а не их существования. Сам ученый считал, что хотя доказательство наличия таких циклов не является строго научным, но вероятность их существования велика.
Ни один из имеющихся методов математической статистики не может с достаточной степенью вероятности подтвердить присутствие 5О-ти летних циклов на отрезке 1ОО-15О лет, т.е. на основании информации, содержащей максимум 2-3 колебания.
Однако, возражая на заявления критиков, что нельзя говорить о "правильности", то есть о периодичности больших циклов, поскольку их длительность колеблется от 45 до 60 лет, Кондратьев справедливо возражал, что большие циклы с вероятностной точки зрения не менее "правильны", чем традиционные циклические кризисы. Так как длина традиционного циклического кризиса варьируется в пределах от 7 до 11 лет, то его отклонение от средней составляет более 40%, а такое отклонение от средней для большой волны, длительность которой изменяется от 45 до 6О лет, меньше 3O%.
Так как никакой математический аппарат анализа временных рядов не может с достаточной вероятностью подтвердить или опровергнуть существование длинных циклов, Кондратьев искал дополнительную информацию, стараясь найти свойства и явления, общие для соответствующих фаз обнаруженных им длинных циклов.
В своих исследованиях он проанализировал некоторые макроэкономические показатели стран Западной Европы и США с 1790 по 1920 годы. Построив и сгладив графики, устранив краткосрочные колебания, он обнаружил, что значения этих показателей синхронно движутся в долгосрочном периоде. Максимумы достигались примерно в 1815 и 1873, а минимумы - в 1845 и 1896 гг. Кроме того, во время подъема длинной волны возрастало количество войн и восстаний и происходило вовлечение новых стран и регионов в мировую торговлю и в мировое разделение труда. На основании этих наблюдений Кондратьев сделал долгосрочный прогноз до 2010 года, предсказав, в частности, Великую депрессию 1930-х годов.
1 цикл - с 1779 до 1841-43 гг. (фаза роста - до 1814 г.; снижение - с 1814 до 1841-43 гг.).
2 цикл - с 1844-51 до 1890-96 гг. (фаза роста - до 1870-75 гг.; снижение - с 1870-75 до 1891-96 гг.).
3 цикл - с 1891-96 до 1929-33 гг. (фаза роста - до 1914 г., снижение - до 1929 г.).
4 цикл - с 1929-33 г. (возможно, до конца 1930-х гг.) до 1973-75 гг. (возможно, до 1981 г.); высшая поворотная точка приходится на начало 1950-х гг.
5 цикл - с 1973-75 до (прогноз) 2010-15 гг.; высшая поворотная точка приходится на середину 1990-х гг.
До сих пор так и не найдено объяснение подобной зависимости. Особенно непонятно, почему, несмотря на заметное изменение экономики по мере ее развития, ритм кондратьевских волн не меняется, хотя при этом меняются вовлеченные в колебательные движения экономические показатели. Скажем, в XIX веке, отмеченном в основном дефляционными течениями волны проявлялись в уровне цен, а во времена Великой депрессии - уровнем инфляции.
Если говорить конкретно о каждой из фаз цикла, выясняется, что они весьма схематичны и показательны.
Фаза первая - рост. Часто начинается с войны или другой причины резкого увеличения правительственных расходов. Война имеет четко выраженных победителей, которые испытывают рост спроса, производства, расширение кредита. Также происходит рост темпов инфляции и номинальных процентных ставок. Массово внедряются изобретения, сделанные в фазе падения и депрессии. Активно развиваются молодые отрасли. Принципиально новых изобретений мало. Производства развиваются экстенсивно, за счет новых рынков. Поощряется конкуренция. Растет международная торговля. Финансовая ситуация стабильна. В центре внимания экономистов, политиков и избирателей - вопросы долговременного экономического роста.
У истоков повышательной фазы или в самом ее начале происходит глубокое изменение всей жизни капиталистического общества. Этим изменениям предшествуют значительные научно-технические изобретения и нововведения. В повышательной фазе первой волны это были: развитие текстильной промышленности и производство чугуна, изменившие экономические и социальные условия общества. В повышательной фазе второй волны: строительство железных дорог, которое позволило освоить новые территории и преобразовать сельское хозяйство. Повышательная
стадия третьей волны вызвана широким внедрением электричества, радио и телефона. Перспективы нового подъема Кондратьев видел в автомобильной
промышленности. 2) Повышательные фазы более богаты социальными потрясениями (революции, войны).
Фаза вторая - вершина. Почти всегда всплеск военной активности. Резкое повышение цен, особенно на энергоносители, и процентных ставок, в том числе и реальных. Комплекс наиболее быстро растущих отраслей достигает максимального проникновения в экономику, в этих отраслях начинается монополизация. Высокая патентная активность, но изобретения сводятся к мелким усовершенствованиям - технических прорывов практически нет. Происходит смена правительственной политики - с поддержки спроса на стабилизацию финансов. Смягчение нравов, подъем либерализма и пацифизма.
Вершина волны не означает максимума экономического процветания, который приходится на вторую половину фазы подъема (!). Сильная инфляция, наоборот, приводит к застою экономики, но безработица не слишком велика. На вершине волны или в течение первой половины фазы спада усиливается тенденция к колебанию валют друг относительно друга (из-за разницы в инфляции в разных странах), выход разных стран из режима фиксированных курсов. Перепроизводство средств производства. В центре внимания общественности - международные вопросы.
Фаза снижения. В первой половине фазы экономический подъем. Инфляция и номинальные ставки снижаются, реальные ставки высокие, но тоже снижаются, что и вызывает экономический подъем. Рост экономики интенсивный, за счет снижения издержек. Дальнейшее снижение регулирования финансовых рынков. Рост движения спекулятивного капитала, инвестиции в реальное производство меньше. В центре внимания общественности - вопросы налоговой политики. Усиливается консерватизм. Дальнейшая монополизация (как иллюстрация - волна крупных корпоративных слияний, особенно заметная в автопроме). По Кондратьеву, мы как раз прошли вершину и находимся в первой фазе снижения.
Вторая часть фазы снижения. Лопание спекулятивных пузырей. Переход значительной части кредитов в категорию безнадежного долга. Поляризация общества (предполагаемые расовые конфликты в США как иллюстрация). Снижение спроса, переход в депрессию. Усиление протекционизма и национализма. Возведение таможенных барьеров (могут быть и не в форме пошлин, а в форме, например, ограничений на качество ввозимой продукции). Усиление регулирования финансовых рынков. Падение цен (там, где высокая конкуренция) и/или производства (там, где отрасль монополизирована). Дальнейшее снижение номинальных процентных ставок. Потеря интереса общества к политике в пользу экономики.
Понижательные фазы оказывают особенно угнетающее влияние на сельское хозяйство. Низкие цены на товары в период спада способствуют росту относительной стоимости золота, что побуждает увеличивать его добычу. Накопление золота содействует выходу экономики из затяжного кризиса. 4) Периодические кризисы (7-11-летнегоцикла) как бы нанизываются на соответствующие фазы длинной волны и изменяют свою динамику в зависимости от нее - в периоды длительного подъема больше времени приходится на "процветание", а в периоды длительного спада
учащаются кризисные годы.
Фаза депрессии. Низкая инфляция, почти нулевые процентные ставки, но кредит ни давать, ни брать никто не хочет. Очень низкий спрос. Перепроизводство в устаревших отраслях экономики. В фазе снижения кондратьевской волны и на дне фазы депрессии делаются важные изобретения (не только технические, но и в области менеджмента), которые будут внедряться в начале фазы роста и создадут новые отрасли, новый технологический уклад. Новый уклад, кроме изменений в промышленности, обычно предполагает новую парадигму в образовании, новый вид энергоносителя, транспорта, новый способ связи. Постепенное уменьшение и нивелирование массы безнадежного долга, банкротства отживших свое секторов экономики, высвобождение ресурсов, высокая безработица.
Анализируя современную ситуацию, можно прийти к выводу о сохранении некоторых тенденций кондратьевских волн. Несмотря на общее ускорение жизни, связанное прежде всего с внедрением новых средств связи и глобальной информатизацией, наследие индустриального общества, для которого и характерны подобные волны, еще достаточно велико. Поэтому возможность даже долгосрочного прогноза остается высокой, несмотря на влияние многих регулирующих организаций (МВФ, ООН и др.) и всеобщую глобализацию.
Статистический анализ временных рядов, и выделение данных эмпирических закономерностей привели Кондратьева к обоснованию теории эндогенного характера длинных волн (внутренне присущий капиталистической экономике характер их возникновения). Согласно этой теории ни одна из приведенных "эмпирических правильностей"не возникает случайно. Изменение техники вызвано
запросами производства, созданием таких условий, при которых применение изобретений становится возможным и необходимым. Войны и революции
являются следствием создавшейся экономической, социальной и политической обстановки. Потребность в освоении новых территорий и миграции населения - также результат подобных обстоятельств. То есть отмеченные явления играют роль не случайных толчков, порождающих очередной цикл, а являются частью присущего капитализму механизма, обеспечивающего его волнообразное развитие. Каждая последовательная фаза есть результат кумулятивных процессов, накапливаемых
в ходе предшествующей фазы.
Н.Д.Кондратьев понимал цикличность как всеобщий закон развития общества (да и природы). Его выводы послужили основанием изучения цикличности в исторических процессах (хотя часть исследователей до сх пор считают теорию К статистически недоказанной).
Некоторые из современных исследователей пытаются связать его теорию с теорией этногенеза Гумилева. Суть этой гипотезы, заключается в том, что долгосрочные колебания экономической конъюнктуры, (длинные волны Кондратьева) связаны с колебаниями уровня «пассионарного напряжения» западноевропейской суперэтнической системы (в которую входят также США и некоторые другие неевропейские страны). Относительно высокий уровень «пассионарного напряжения» соответствует высокой активности этносов, образующих суперэтнос, что выражается в подъеме экономики, более быстром научно-техническом прогрессе и значительном повышении темпа общественно-политической жизни (в том числе и количества социальных потрясений: войн и революций). В периоды низкого «пассионарного напряжения» имеет место обратная картина.
Обрабатывая большое количество данных, Л. Н. Гумилев установил, что людей по «энергетическим характеристикам» можно разделить на 3 категории: гармоничного типа (подавляющее большинство людей), энергоизбыточного типа (пассионарии), энергодефицитного типа (субпассионарии). Фактором развития этноса являются пассионарии. Существование людей, способных к длительному целенаправленному сверхнапряжению, равно как и то, что такой способностью обладает относительно малое число людей - факты установленные и не подлежащие пересмотру.
Время от времени в отдельных регионах планеты происходит быстрое и резкое увеличение числа пассинариев. Причина этого явления не понятна, считается что оно может быть связано с массовыми микромутациями под действием каких-либо внешних факторов. Это проявляется в активизации народов, населяющих данный регион, что выражается в войнах, образовании крупных государств и т. п. Потом, вследствие естественного отбора, число пассионариев уменьшается, и в конце концов они исчезают из популяции вовсе. В истории это проявляется в основном как разрушение крупных государств и завоевания их соседями, в общем регрессе, а также во многом другом. Часто бывает столкновение двух или более разных пассионарных популяций, («пассионарных толчков»), что создает неповторимые исторические коллизии.
Кроме большого цикла длиной порядка 1500 лет, относительная численность пассионариев подвержена колебаниям с «длиной волны» от 50 до 100 лет. Возможно, это объясняется тем, что отвечающий за пассионарность ген, рецессивен (т. е. проявляется в виде соответствующего признака далеко не у каждого носителя). Поэтому после, например, тяжелой войны, в которой пассионарии погибают в первую очередь, их численность заметно сокращается, и постепенно потом восстанавливается за счет потомства скрытых носителей этого гена. Через 2-3 поколения вследствие этого, активность и агрессивность этноса опять возрастает, опять происходят войны и социальные потрясения, и «малый пассионарный цикл» снова повторяется.
Возникает вопрос - а почему, собственно, «малый пассионарный цикл» синфазен у разных народов - французов, англичан, германцев? Теория Л.Н. Гумилева, объясняет это существованием таксономической единицы более высокого порядка, - суперэтносом (целостности такого типа называют также «цивилизациями», «мирами» или «культурами»). Все европейские и произошедшие от них народы (например, «янки», австралийцы и другие) принадлежат к одному суперэтносу, который до XVI века имел самоназвание «христианский мир», а с XVII века до наших дней - «цивилизованный мир». Все эти народы "сформированы" одним "пассионарным толчком", и синфазность ритма развития Англии, Франции, Германии и других западноевропейских государств вполне естественна. Такая интерпретация конечно не является объяснением, т.к. остается непонятной сама природа "пассионарных толчков". В то же время, гипотеза "сети сознания", объясняет синфазность "пассионарного цикла", точно также как и синхронность исторического процесса - сетевой объединенностью носителей. А "пассионарные толчки", связывает с особыми стадиями роста сети. Но эту тему, пока затрагивать не будем.
Эти теории интересны тем, что представляют попытки поиска некого универсального критерия периодизации: одни его видят в экономике, другие даже выходят на глобальные космические уровни (Гумилев, Чижевский). Они отражают с одной стороны интеграционные процессы в науке, с другой объективную трудность и относительность, условность всякой формализации исторической действительности. Поэтому мораль: не надо «задрав штаны» бежать за новомодными теориями, скорее всего изобрести такую универсальную формулу истории (как формулу любви) вряд ли кому удастся.
Закономерность в истории
Мы уже отмечали, что важнейшей задачей исторического исследования является установление закономерности в развития общества. В самомобщем определении закон – это определенный порядок, отражающий некие существенные и устойчивые связи, имеющие свойства повторяться при определенных обстоятельствах.
В физическом мире действие законов проявляется на эмпирическом уровне. Так вода всегда будет замерзать при температуре ниже 0, а закипать при 100 градусах. И здесь закономерность, т.е. устойчивая, повторяющаяся взаимосвязь явлений очевидна. В общественных науках, эту связь выявить не так просто. Смутное понимание того, что происходящее в истории подчинено определенному порядку, отражающему внутреннюю причинно-следственную связь между событиями, т.е. детерминированность, было осознано уже историками древности. Правда, долгое время за эти силы принимали божественное провидение. Такое направление в историографии называется провиденциализмом.
Попытка разобраться с этими силами и раскрыть законы общественного развития на научном, т.е. рациональном уровне натыкались на барьер, мешавший историкам увидеть скрытые механизмы исторических событий и явлений. Ведь на первый взгляд исторические события предстают как результат сознательной деятельности людей. К примеру, войны часто повторяются в истории, и казалось бы, должны иметь какие-то общие закономерности, но каждый раз мы видим совершенно конкретные причины, не редко имеющие случайный характер. Крымская война началась из-за конфликта вокруг святых мест, Первая мировая из-за убийства эрцгерцога Фердинанда.
Создается видимость, что в истории царит случайность. На этой почве возникали течения в историографии, отрицавшие какую-либо закономерность в истории. Даже в ХХ в., когда в исторической науке уже был накоплен немалый материал, подтверждавший объективную детерминированность социально-политических явлений, находились историки, называвшие исторический детерминизм опасным заблуждением. Они утверждали, что исторический процесс носит иррациональный характер, отсюда вытекает непредсказуемость истории.
Действительно, любой современный человек даже очень далекий от науки, все же может на вскидку припомнить хотя бы несколько законов физики, химии, естествознания: закон Бойля и Мариотта, Джоуля Ленца, Закон сохранения и превращения энергии и т.д. Но кто может назвать хотя бы один закон в истории. Можно ли вывести, например закон, раскрывающий механизм такого явления как социальные революции?
Очень часто советские теоретики приводили в качестве такого примера учение Ленина о революционной ситуации. Но если попытаться разобраться в её признаках, которые сводятся к следующему: кризис верхов, обострение нужды и бедствий народных масс выше обычного и нарастание их активности. Что, например, значит «кризис верхов». Ленин говорит: это когда правительство не управляет, а стреляет. Но это в истории происходит очень часто и далеко не всегда приводит к революциям. Обострение нужды и бедствий народа – но где мера, которой можно это измерить? Или активность народных выступлений? Сколько их должно произойти, чтобы ситуация переросла в революционную. Такой пример: накануне первой революции, численность массовых выступлений была незначительной по сравнению с 1900-1904 гг. Современник событий П.Б. Струве буквально за несколько дней до 9 января 1905 г. писал, что в России революции не может быть. И вот всего лишь одна демонстрация мирная взорвала ситуацию, а сотни выступлений – нет.
Историк не обладает таким инструментарием, чтобы сканировать ситуацию социально-политическую, и назвать эту точку кипения народного возмущения, которая с неизбежностью как в примере с кипением воды вела бы к революции. Но дело не только в этом, а в том, что даже достижение высокого уровня недовольства может не перерасти в революцию. Так накал социального возмущения в России в 1859-1861 гг. был снят крестьянской реформой.
Таким образом, проявление закономерности в истории не носит характера неотвратимости как в природе, поскольку она накладывается на сознательную деятельность человека или субъективный фактор, который способен видоизменять направленность объективных факторов. Закономерность - это воплощение закона в реальной исторической действительности через всевозможные альтернативы. Таким образом, в приведенном примере закон проявляется в том, что нарастание социальных противоречий ведет к революционным потрясением, но он реализует себя через закономерность, в которой эта предопределенность имеет вероятностный или альтернативный характер.
Проблема инвариантности и альтернативности в истории
В обычном смысле, инвариантность - это способность величин не меняться при определенных преобразованиях. Применительно к истории этот термин означает необратимость исторического процесса, его однолинейность. Совершенно противоположное значение имеет понятие альтернативности, означающее наличие различных альтернатив, т.е. путей и возможностей развития истории. Например, средневековое христианское понимание истории было сугубо инвариантным, основанным на провиденциализме. С этой точки зрения, Провидение именно так, а не иначе определяло весь ход исторического развития, все происходящее в мире есть реализация Божественного замысла, предначертания.
В современной немарксистской историографии существует представление о существовании абсолютной альтернативности в истории. Согласно этому взгляду, в истории существует огромное количество различных альтернатив и то, какая из них победит, дело исторической случайности. Наиболее характерным для раскрытия названного подхода можно считать небольшое эссе А. Дж. Тойнби об Александре Македонском «Если бы Александр не умер». Строя гипотетическую картину, ученый рассуждал так: предположим, что Александр Македонский преодолел свою болезнь и прожил еще 36 лет. В результате он создал великую державу, которая объединяла весь мир. Пока полководец воевал, реальная власть находилась в руках его советников. Это привело к тому, что исчезла противоположность между Востоком и Западом, возникла единая мировая религия, и весь мир стал успешно развиваться и процветать.
Близок к этому взгляду английский историк Дж. Б. Бьюри, утверждавший, что исторические события объясняются «случайными совпадениями». В очерке «Нос Клеопатры» он развивает эту идею. История определяется не причинными рядами, а случайным «столкновением двух или большего числа причинных рядов». В результате сложилась так называемая теория «носа Клеопатры», выражающая квинтэссенцию западной исторической науки. Эта теория предполагает, что если бы у Клеопатры нос был чуточку длиннее или короче, то она не была бы так красива, и не влюбила бы в себя стольких полководцев. Следовательно, история стала бы развиваться по-иному, чем это произошло.
В марксистской науке абсолютная альтернативность категорически отрицалась. С точки зрения советских историков, альтернатива - это тенденция общественного развития, которая имеет объективные основания для своего существования в материальных условиях жизни общества. В реальной исторической действительности, - отмечают они, - не бывает бесчисленного множества альтернатив, а лишь такие, которые вытекают из материальных условий жизни общества. В борьбе этих альтернатив осуществляется историческое развитие общества. Таким образом, советские ученые синтезировали инвариантное и альтернативное видение истории, рассматривая их во взаимодействии. Так автор ряда общепризнанных трудов по методологии истории Б. Г. Могильницкий утверждал, что, исторический процесс является альтернативным в том смысле, «что в рамках действия объективных исторических законов постоянно идет противоборство разнородных тенденций-альтернатив, каждая из которых имеет свое основание в реальной действительности и, следовательно, определенные возможности реализации». Победа какой-либо одной из этих тенденций-альтернатив не запрограммирована в самом историческом процессе, она всегда выступает как результат сложного взаимодействия объективных и субъективных факторов, их определенной комбинации, складывающейся в ходе деятельности людей.
В качестве примера он приводит учение о двух путях развития капитализма в пореформенной России. Инвариантным здесь оказывается само развитие капитализма, но пути, формы этого развития («прусский» или «американский») альтернативны. Но при этом советские историки не допускали мысли, что и сама капиталистическая модель может быть такой альтернативой. Событии 1917 г. с этой точки зрения рассматривались как закономерность перехода от капитализма к социализму. Тогда как в западной немарксистской историографии они рассматривались как альтернатива капиталистической модели модернизации. Западные историки отмечали, что либеральные реформы в России в 19-нач. 20 вв. не продвигали капитализм, а наоборот вызывали обострение социально-экономических и политических противоречий в российском обществе. Альтернативой капиталистической модернизации стал советский проект, основанный именно на противоположных либерально-буржуазной модели принципах (тотальное огосударствление экономики, её жесткое регулирование не рыночными, а административными рычагами, авторитаризм и патернализм в социально-политической сфере). Но в 1960-1970 гг. в советской историографии появилось так называемое «новое направление» (Тарновский, Гиндин, Гефтер, Волобуев, Аврех), представители которого по сути выразили эту идею в дискуссии по проблемам многоукладности в России. Обобщая результаты своих исследований, выявивших незрелость капиталистических отношений в России перед революцией И. Ф. Гиндин писал: «В итоге исторически краткого существования русского капитализма наша страна стояла перед скрещением ряда альтернативных путей своего развития», т.е. или капитализм или социализм. Это подрывало ортодоксальную марксистскую трактовку о закономерности капиталистической стадии, которой нет альтернативы. «Новое направление» было охарактеризовано как «ревизионистское» и заявлено, что оно представляет собой покушение на теоретические основы ленинизма.
В понимании альтернативности истории советские ученые акцентировали внимание на том, что альтернативность различается на разных уровнях социальной действительности. Чем дальше стоит данная область общественной жизни от экономического базиса, тем зримее становится роль случайностей в историческом процессе и, следовательно, тем зигзагообразнее выглядит ход истории. Так например в области общественно-политической, где особенно ярко проявляется возможность субъективного выбора личности, выше возможность многовариантного исхода событий. В области экономики спектр различных альтернатив заметно сужен или же вообще сведен к 0. Однако это не бесспорно. Приведем такой пример. В Западной Европе в процессе экономической эволюции общинная форма владения землей сменилась частной. И это считалось закономерным явлением. В России она сохранялась вплоть до ХХ в. И либерально настроенные государственные и общественные деятели исходя из этой «закономерности» пытались её реформировать, полагая, что сохранение общины является неким отклонением от общих правил, мешающим прогрессу. Но любопытно, что сам К. Маркс в знаменитом письме к В.И. Засулич, обосновывал альтернативы экономической эволюции. «Конститутивная форма русской общины, - писал К. Маркс, «допускает такую альтернативу: либо заключающийся в ней элемент частной собственности одержит верх над элементом коллективным, либо последний одержит верх над первым. Всё зависит от исторической среды, в которой она находится… возможен и тот, и другой исход». На этом основании он выводил возможность не капиталистического развития России. Чего категорически не допускали российские марксисты и наоборот доказывали народники.
Вообще тема альтернативы, являясь проекцией проблемы закономерность и случайность в истории, очень трудна для понимания. Ибо то, что возникает как случайность переходит в закономерность и наоборот. И диалектика этих переходов ускользает и запутывает историков. Например, появление первого совета в Иванове в 1905 г. – случайность. Сколько было стачек и нигде ничего подобного. Но почему именно эта форма организации стала клеточкой государственного устройства страны почти на столетие, став по сути альтернативой парламентской демократии, возникшей в ходе буржуазно-демократических революций. Советы уже к октябрю 1905 г. возникают по всей стране, как в крупных промышленных центрах, так и в деревне, армии. Это означает, что советы стали отражением объективно существовавшей потребности в иной форме политической организации. Эта новая форма была «неправильной» с точки зрения либералов, меньшевиков и даже эсеров, такой правильной формой они считали парламентскую демократию. Один лишь В.И. Ленин узрел в ней будущее. И вот эта случайность превращается в закономерность в 1917 г.
Сама ситуация двоевластия в 1917 г. яркий пример альтернативы в истории. Могла революция пойти по буржуазному сценарию, если бы нашелся Наполеон. Но вместо Наполеона в русской революции появился Ленин. Что это случайность? Сейчас можно встретить такое мнение, что если бы не первая мировая война, приостановившая столыпинские преобразования, то в России укрепился бы капитализм западноевропейского типа, и Октябрьская революция не произошла бы. Несостоятельность этого мнения состоит в игнорировании того факта, что все возможности укрепления существовавшего в России буржуазного строя и самодержавного государства на базе преобразований предусмотренных столыпинской реформой, были исчерпаны уже к началу 1-ой Мировой войны. Таким образом, необоснованное «расширительно временное» толкование возможностей укрепления буржуазного строя в России, служит основой для искажения реального хода исторического развития.
В отечественной науке первым опытом систематизированного изучения проблемы исторических альтернатив стала монография П. В. Волобуева "Выбор путей общественного развития: теория, история, современность". (1987). Под выбором пути общественного развития автор имел в виду «выбор каждой данной страной принципиально нового направления или типа ее социальной эволюции, а также существенно различных путей в уже определившемся направлении (или вариантов, форм и стадий одного и того же порядка)».
Диалектика возможности и необходимости, по П. В. Волобуеву, заключается в том, что любая возможность обусловлена и порождена определенной необходимостью, а это значит, что новая необходимость, прежде чем стать действительностью, существует вначале в виде возможности». В развивающейся действительности ввиду ее сложности, противоречивости и многосторонности имеются не одна, а несколько потенциальных возможностей или тенденций развития. Историк считал, что законы истории не только не препятствуют, но и включают в себя акт выбора пути как важнейший компонент. Историческая необходимость сравнивается с «широкой колеей, по которой люди своей деятельностью прокладывают маршрут истории». Автор пишет: «Если поставить вопрос, что же определяет в конечном счете выбор пути развития – законы или свободная воля людей, то ответ можно сформулировать однозначно: воля и действия людей, направляемые законами».
Поднятые Волобуевым методологические аспекты проблемы альтернативы исторического процесса получили дальнейшее плодотворное развитие в дискуссиях и круглых столах перестроечной эпохи. Так участники круглого стола «XX век: альтернативы развития» (1988) попытались приложить этот дискурс к изучению довоенного периода СССР. Была ли иная альтернатива сталинской модернизации? Е. Г. Плимак утверждал, что в условиях обострения международного положения СССР, сбоев НЭПа, трудностями с хлебозаготовками план сбалансированного развития, предложенный Н.И. Бухариным был утопией. Таким образом, у страны не было другой альтернативы кроме сталинского плана форсированного индустриального рывка. Сам Бухарин отказался от своих предложений (нормализация рынка, временные закупки хлеба за рубежом сокращение капиталовложений в металлургию и машиностроение), он протестовал уже только против репрессий, возведенных в систему.
Другой историк (в последствии видный идеолог либеральных реформ в начале 1990-х гг.) Клямкин утверждал, что реализация сталинской административно-командной системы была неизбежна. Неизбежность ее была обусловлена тем, что Россия относилась к странам "второго эшелона" развития капитализма, где возможности индустриализации на основе капиталистической модели предельно сужены и даже более того, невозможны вообще. Оппоненты Клямкина резонно возражали, что он отождествляет возможность и необходимость. Партия, конечно, могла выбрать план Бухарина, другое дело, что его реализация бы неизбежно поставила страну перед катастрофой в 1941 г., так как к этому времени страна бы не смогла создать необходимый военно-экономический потенциал. Т.е. выбор в тех условиях мог быть правильным и ошибочным, но он все же был. И то, что партия выбрала план форсированной индустриализации, потребовавший огромного напряжения всех экономических и людских ресурсов, спасло страну и народ от поражения в Великой Отечественной войне. Именно в этом смысле этот выбор был необходимым.
В 1990 году вышла статья Б. Г. Могильницкого «Историческая альтернативность: методологический аспект», являвшаяся своеобразным кратким подведением итогов изучения идеи альтернативности в советской методологии истории. Он определяет историческую альтернативу как «объективно существующую тенденцию общественного развития, которая коренится в материальных условиях жизни общества, содержащих возможность определенного исторического действия». Автор подчеркивает, что историческая альтернатива – не просто умозрительное понятие, не некая "умственная конструкция", создаваемая историками в познавательных целях, а объективная категория, отражающая реальные связи, существующие в исторической действительности, имманентно присущее обществу состояние. «…Коль скоро история не "происходит", а "делается", фундаментальное значение приобретает вопрос, как это совершается в реальной жизни». Ученый считает неправомерным противопоставление категорий "историческая альтернативность" и "социальный детерминизм". Ведь детерминирована сама многовариантность общественного развития.
По определению Б. Г. Могильницкого, «альтернативность в истории является формой существования исторической необходимости, так как последняя может выразить себя не иначе как в многообразии социальной действительности, которая всегда выступает результатом деятельности человека». Исход альтернативной ситуации зависит от того, насколько адекватный «ответ» сумеет дать общество на внутренний или внешний «вызов» истории.
В прошлом история знает немного значительных примеров такого воздействия, которое предполагало бы трезвый учет противоборствующих альтернатив и, соответственно, выбор оптимального ответа на вызов времени. В этой связи Б. Г. Могильницкий считает, научно несостоятельными абстрактные рассуждения на тему, какая альтернатива «лучше» – революция или реформа, и осуждение революционного насилия вообще. По его мнению, революционное решение отражало уровень развития российского общества на тот момент, являясь закономерным результатом многих факторов.
В постсоветский период решении проблемы альтернативности в истории выходит концепция синергетики и тесно связанной с ней теории хаоса. Синергетику часто называют наукой о сложном, учением о самоорганизации, об универсальных закономерностях эволюции сложных динамических систем, претерпевающих резкие изменения состояний в периоды нестабильности. Её основные положения были сформулированы в трудах немецкого физика Г. Хакена и известного бельгийского ученого русского происхождения И. Пригожина.
В соответствии с этой концепциейразвитие понимаетсякак последовательность длительных периодов стабильного состояния системы, которые прерываются короткими периодами хаотического поведения ("бифуркациями"), после чего происходит переход к следующему устойчивому состоянию ("аттрактору"), выбор которого определяется, как правило, флуктуациями ( случайными отклонениями) в точке бифуркации. Другими словами, порядок (устойчивость, закономерность) возникает из хаоса (случайности).
Эта концепция стала по сути методологической парадигмой в постнеклассической науке. Некоторые ученые называют синергетику даже метанаукой, новым идеалом научности, новым способом постановки и решения задач, наконец, новым принципом использования познавательных возможностей человека.
Системы, составляющие предмет изучения синергетики, могут быть самой различной природы и изучаться различными науками, например, физикой, химией, биологией, математикой, экономикой, социологией, лингвистикой и др. И совершено естественно стал вопрос о её применимости к анализу исторических явлений.
Синергетика исходит из того, что линейный характер развития процессов и равновесные состояния отнюдь не являются доминирующими в реальности; большего внимания исследователей заслуживает непредсказуемость поведения изучаемых систем в периоды их неустойчивого развития, в точках бифуркации, в которых малые случайные флуктуации могут оказать сильные воздействия на траекторию процесса (в то время как в условиях "равновесия", обычно рассматриваемых традиционной наукой, большие флуктуации мало влияют на ход процесса). Возникающий вблизи точки бифуркации "хаос" не означает, что порядок исчезает; он означает, что динамика процесса становится внутренне (а не в силу внешних причин) непредсказуемой. Если в рамках классической науки царствовали принципы детерминизма, случайность считалась второстепенным фактором, практически не оставляющим следа в общем течении событий. Так диалектическая концепция Гегеля и Маркса рассматривала развитие как процесс перехода от одного порядка к другому, а х аос при этом или вообще не учитывался, или рассматривался как некий побочный и потому несущественный продукт закономерного перехода от порядка одного типа к порядку другого (обычно более сложного) типа. То д ля синергетики же характерно представление о хаосе как о таком же закономерном этапе развития, что и порядок.
Центральный вопрос, который обсуждается историками в этой связи - влияние случайностей, которые принципиально невозможно предугадать и прогнозировать, на общий характер развития изучаемого процесса. С этим вопросом связаны и новые подходы к изучению альтернатив общественного развития, возникающих в точках бифуркации. Идея нелинейности включает в себя многовариантность, альтернативность выбора путей эволюции, ее необратимость. При этом возникает вопрос: ограничено ли число вариантов развития системы в точке бифуркации? Исследователи считают, что даже в точках бифуркации может происходить не "все что угодно": количество реальных сценариев всегда ограничено, и коль скоро события вошли в один из режимов, система необратимо изменяется в направлении соответствующего конечного состояния (аттрактора).
Концепция синергетики имеет особенно важное значение для изучения переходных эпох в истории человечества, так как именно в это время проявляются различные альтернативы исторического развития, соотношение закономерностей и случайностей в периоды социальных потрясений.Она позволяет преодолеть ограниченность классических подходов в истории, сочетая идею эволюционизма с идеей многовариантности исторического процесса. Известный исследователь Ионов утверждает, что именно из факта выбора, свершившегося в точке бифуркации, исходит представление об историческом детерминизме, закономерностях в истории. И хотя выбор исторической альтернативы в точке бифуркации происходит во многом стихийно, факт выбора, став исторической реальностью, требует от историка, чтобы прошлое ретроспективно оценивалось, исходя именно из этого факта. В итоге, - пишет Ионов, - вместо реальной картины непредсказуемого (в точке бифуркации) развития неравновесной культурной или социальной системы мы получаем картину практически детерминированного линейного развития, которую привыкли называть историей (Ионов И.Н. Теория цивилизаций и эволюция научного знания // Общественные науки и современность. №3, 1997. С.32). Для теории истории в рамках классической науки имеет значение только сам факт выбора, происшедший в точке бифуркации. Он один считается явлением "объективным", т.е. свершившимся в истории событием, обусловившим перспективу дальнейшего развития и возможности для понимания развития предшествующего. Все остальные варианты, потенциально присутствовавшие в точке бифуркации и оставшиеся нереализованными, как бы не существуют, их предпосылки обычно не фиксируются в последующих исторических исследованиях. Так в классической теории строятся линейно-стадиальные схемы. Неклассическая наука, по Ионову, концентрируется на процессах, предваряющих точку бифуркации и идущих в ней самой; соответствующие теории акцентируют внимание на случайности выбора и большом влиянии внешних культурных воздействий на факт выбора. Это период господства "теории факторов" и исторического релятивизма, идеи самоценности исторического в его противопоставлении логическому, ибо подлинно историческое здесь - это история до "точки бифуркации. Синергетический подход позволяет рассматривать исторический процесс как движение от порядка (закономерности) к хаосу (случайности) и от случайности к порядку.
Новый эволюционно-синергетический подход уже апробирован в конкретных исследованиях динамики рынка акций на петербургской бирже в первом десятилетии ХХ века, динамики стачечного движения в России в конце XIX - начале XX веков. При помощи математических моделей удалось выявить возникновение хаотического режима при определенных значениях параметров модели.
Однако новый подход с трудом пробивает себе дорогу в изучении конкретных исторических проблем, и не только потому, что все новое всегда вызывает неоднозначное отношение, но и потому что при традиционных методах исторического исследования очень трудно охватить многозначность вероятностных оценок изучаемого явления. К тому же некоторым историкам трудно согласиться с утверждением о хаотичности истории, так как в отличие от природы в ней действуют люди, наделенные сознанием, и их действия носят не стихийно рефлекторный характер, а целенаправленный. Хотя не следовало бы преувеличивать возможности людей в этом плане. Ведь в истории немало примеров, как из замыслов исторических деятелей, общественных групп, политических партий получалось нечто очень далекое от первоначального проекта. Печально знаменитое выражение одного исторического персонажа: «Хотели как лучше, а получилось как всегда» - неслучайно стало крылатым.
Вопросы для самопроверки
В чем состоит различие в понимании исторического процесса между сторонниками унитаристского и плюрально-циклического подходов?
Есть ли направленность у исторического процесса?
Каковы критерии исторического прогресса?
В чем заключается
А) концепция эсхаталогического финализма, господствовавшая в средневековой историографии?
Б). Гегельянская и марксистская концепция прогресса
В). Современные представления о прогрессе в истории
В чем специфика исторического процесса и его отличий от эволюционных изменений в природе?
Как менялись представления о факторах исторического процесса, в чем сущность провиденциализма, географического и экологического детерминизма, экономического монизма, концепции детерминантных и доминантных факторов?
Как эволюционировало представление о всемирности истории в историографии Нового и Новейшего времени (Вико, Гегель, Маркс, Тойби, Шпенглер)?
Какую роль играет пространственный фактор в истории?
Дать определение: календарное время, историческое время, хроноструктура
Как эволюционировало понятие об историческом времени: от древности до современности?
В чем выражается субъективный характер исторического времени?
Что такое временные изоляты?
Периодизация всемирной истории, спорные аспекты проблемы.
В чем суть теории длинных и коротких волн в истории Н..Кондратьева?
