Когда мы начали встречаться, я еще не была копом

Нет, была истребительницей вампиров. Ему не следовало к тебе приближаться, да и ты должна была понимать, что от него держаться надо подальше.

С кем я встречаюсь, Дольф, никак не твое дело.

Мое, если оно мешает твоей работе.

Я свою работу теперь делаю лучше именно потому, что ближе к монстрам и знаю их лично. — Я попыталась сесть — надоело, что он надо мной нависает. Живот тянуло, но боли не было. — Ты полагаешься в своей работе на мое знание монстров. Да каждый коп, что идет ко мне за помощью, рассчитывает, что я знаю о монстрах больше, чем он. А откуда, ты думаешь, я все это знаю? Оттого, что держу их на расстоянии и ненавижу, как ненавидишь их ты? Они не любят разговаривать с теми, кто их считает дерьмом. Не дают информацию тем, кто их заведомо ненавидит. Уж если тебе нужна чья-то помощь, так не плюй в протянутую руку.

И сколько у тебя этих протянутых рук, Анита?

Невинный вопрос, но прозвучал мерзко.

Достаточно, чтобы тебе помочь каждый раз, как ты меня зовешь.

Он снова закрыл глаза, смял блокнот в кулаке так, что раздался звук рвущейся бумаги.

Если бы я тебя оставил там, где нашел, где ты поднимала мертвецов, ты бы никогда не встретилась с Жан-Клодом. Впервые ты попала в его клуб по делам полиции. По моим делам.

Он открыл глаза — в них стояла боль.

Мы делали свою работу, Дольф.

Когда ты смотришь в зеркало, тебе этих слов хватает, Анита? К концу дня тебе достаточно сказать, что мы делали свою работу, Анита?

Иногда да. Иногда нет.

Ты ликантроп?

Нет.

Твой анализ крови говорит другое.

От моего анализа крови у врачей глаза на лоб лезут, и то же самое — в любой лаборатории, куда его посылали.

Ты знаешь, что ты — носитель ликантропии?

Да, четыре разных штамма.

Ты знала.

Выяснилось в больнице в Филадельфии, после дела зомби и ФБР.

Ты об этом никому здесь не говорила.

Ты меня ненавидел, что я встречаюсь с оборотнями. Узнай ты, что я носитель… — я развела руками. — Полагаться на твою реакцию я не могла себе позволить.

Он кивнул:

Ты права. Ты права, что не сказала мне, но могла сказать Зебровски или кому угодно.

Это на мою работу не влияет, Дольф. У меня болезнь, проходящая в бессимптомной форме. И никого это не касается, пока не сказывается на моей работе.

Но про себя я подумала: а что если какой-нибудь почти-зверь, что я в себе ношу, сорвется с цепи посреди расследования дела? Это было бы плохо. Ardeur у меня почти под контролем, так вот — теперь завелось еще что-то, что может помешать мне в полицейской работе.

Анита, ты слышала, что я сказал?

Прости, прослушала.

Я спросил: откуда ты знаешь, что не сказывается? Откуда ты знаешь, что твои связи с монстрами не окрашивают твой выбор решений?

Дольф, я устала. Устала, и мне нужно отдохнуть.

Почему я раньше не подумала? Я же в больнице, я могла просто застонать, что мне больно! Ой, торможу я сегодня…

Он расправил свой блокнот, попытался его разгладить, насколько это было возможно. Потом попробовал вложить обратно в карман, но блокнот покоробился и не хотел влезать. В конце концов Дольф оставил его в руке.

Когда отдохнешь, я хочу поговорить с тобой. У тебя столько завелось секретов от твоих друзей, что приходится нам задуматься, на чьей же ты стороне.

Уходи, Дольф. Просто уйди сейчас.

Но он вот остается, — показал Дольф на Эдуарда.

Он меня не оскорблял. Вел себя исключительно профессионально.

Наверное, я это заслужил.

Кажется, он хотел сказать еще что-то, но просто протянул руку. Эдуард не сразу, но вернул ему пистолет. И Дольф просто вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Эдуард сунул свой пистолет в кобуру и подождал несколько секунд, потом мы переглянулись.

Ты не сможешь долго уходить от ответов, Анита.

Я знаю.

И не только тебе грозит беда.

Ричард, — кивнула я.

Он намекал.

Если бы он знал, намеком бы не ограничился.

Лейтенант Сторр не глуп.