Каин! За что ты убил Авеля?
Нами было явно мало сказано о другом важнейшем табу – запрете на убийство сородичей. Он возникает одновременно и в глубокой связи с половым табу. Отметим, что возникновение в раннем антропогенезе феномена табу на убийство внутри кровнородственной группы запечатлевается в памяти человечества в различных формах: мифологической, культово-ритуальной, слитной с ранними религиями (фетишизм, анимизм и др.), со всеми поздними, в том числе мировыми монотеистическими религиями.
Один из основополагающих сюжетов Ветхого завета посвящен трагедии братоубийства. Эта проблема, пришедшая из глубокой древности, отнюдь не риторическая. Сошлемся на размышления З. Фрейда в его работе «Будущее одной иллюзии», где врач и мыслитель рассуждает о необходимости религии в человеческой культуре, ибо она осуществляет через нравственные требования, идеалы функцию сдерживания животных страстей, агрессии, способствуя, тем самым, сохранению человека и человечества.
Когда культура, говорит З. Фрейд, «выставила требование не убивать соседа, которого ты ненавидишь, который стоит на твоем пути и имуществу которого ты завидуешь, то это было сделано явно в интересах человеческого общежития, на иных условиях невозможного. (Каждый, хоть немного поразмышляв, придет к этой же мысли. Абсолютный запрет, а табу именно такой запрет, снимает проблему регламентации: кого можно убить, за что убить и т.п.) В самом деле, продолжает Фрейд, убийца навлек бы на себя месть близких убитого и глухую зависть остальных, ощущающих не менее сильную внутреннюю наклонность к подобному насильственному деянию. Он поэтому недолго бы наслаждался своей местью или награбленным добром, имея шансы самому быть убитым. Даже если бы незаурядная сила и осторожность оградили его от одиночных противников, он неизбежно потерпел бы поражение от союза слабейших. Если бы такой союз не сформировался, убийство продолжалось бы без конца, и, в конце концов, люди взаимно истребили бы друг друга… Одинаковая для всех небезопасность жизни и сплачивает людей в общество, которое запрещает убийство отдельному индивиду и удерживает за собой право совместного убийства всякого, кто переступает через запрет. Так со временем возникает юстиция и система наказаний, заключает Фрейд[73]. Вытесняемое на периферию «дозволенное» убийство внутри данного сообщества становится для людей этого сообщества «злом» в ценностном, нравственном смысле и преступлением в смысле правовом.
Добавим, что там, где юстиция находится как цивилизационный институт под влиянием гуманных нравственных идей, там наказание не сопровождается убийством даже самого отъявленного убийцы. Можно еще добавить: запрет на убийство на сегодняшний день существует как гуманистическая идеология, как мощное общественное движение, имеющее множество исторических форм, например, движение ненасилия, как нравственный опыт лучших людей, организаций ХХ века, в опыте религиозном, например, нравственная жизнь квакеров[74], общин внутри протестантизма, существующих более двухсот лет в Англии и в основном в Америке. Исторический опыт жесткого запрета – табу не канул «в Лету», но как никогда востребован и современным человечеством. Эту тему мы разовьем в «Этике ненасилия».
В заключение еще раз скажем, что табу мы рассматриваем как протофеномен морали, совпадающей в своем происхождении с антропогенезом и определившим начало (архаику) человеческой культуры.
Этический практикум
1. Дайте анализ высказывания Ф. Ницше из произведения «Так говорил Заратустра» с точки зрения поведения невротиков, которые совершают преступления (убийства) с одной целью – фиксировать необъяснимое чувство вины. «Так говорит краснолицый судья: для чего убивал этот преступник? Он хотел ограбить». А я говорю вам: его душа хотела крови, а не грабежа; он жаждал счастья ножа! Но его бедный разум не заметил этого безумия и убедил его: «Разве так важно – кровь? – говорил он, -- неужели тебе нисколько не хочется совершить при этом грабеж? Отомстить?» и он послушался своего бедного разума… и вот, убивая, он ограбил». С каким героем Ф.М. Достоевского возникает ассоциация? Есть ли глубинные корни «счастья ножа»?
2. Согласно концепции антропогенеза, рассмотренной выше, ревность к отцу-доминанту, стремление убить отца и вожделение к матери, благодаря табу, вытесняется в бессознательное, которое хранит драматизм кровнородственного союза предгоминид в архетипических образах. В аполлонической культуре, сменившей дионисийскую, первородная трагедия убийства отца-доминанта, позже тотема, символического отца превращается в театральное действие, где люди становятся не участниками, но зрителями, сочувствующими и сопонимающими. Эта тема предстала, например, как роковая предопределенность жизненного пути Эдипа[75], предсказанная оракулом[76] вскоре после рождения будущего царя. Родители, напуганные таким предсказанием, удалили сына от себя, но неумолимый рок все равно свершится. Эдип, не подозревая жестокой правды своей судьбы, случайно убивает старика, не зная, что это его отец, вступает, не ведая, что это его мать, в брак с царицей, которая осталась вдовой и нуждалась в муже, царе полиса.
Есть ли аналоги в современном искусстве этому архаичному сюжету? Чему сегодня может учить этот сюжет?
3. Согласны ли Вы со следующим высказыванием З. Фрейда: «…всякая культура вынуждена строиться на принуждении и запрете влечений; неизвестно еще даже, будет ли после отмены принуждения большинство человеческих индивидов готово поддерживать ту интенсивность труда, которая необходима для улучшения прироста жизненных благ. Надо, по-моему, считаться с тем фактором, что у всех людей имеет место деструктивные, то есть антиобщественные и антикультурные, тенденции и что у большинства числа лиц они достаточно сильны, чтобы определить собою их поведение в человеческом обществе».
4 Дайте анализ и оценку следующего высказывания: «Теория табу как эмбриона человеческой морали подчеркивает ригоризм (твердость, строгость), преувеличивает функции архаических норм поведения. Сторонники теории табу, так или иначе, исходят из идеи «обуздания зоологического индивидуализма», утверждают, что человек-животное способен только совокупляться и пожирать себе подобных. Табу как бы создает травмирующую ситуацию, подавляет животный инстинкт, выводит гоминидов из биологического тупика. Энергия пола сублимируется в идеальные представления и аутизм. Взятая в развитии, данная позиция приводит к отождествлению человека с изуродованным больным животным, духовная жизнь которого исполнена животным страхом».
