Модели и функции чтения газет

Чтение информационных журналов стоит выше потребности в обя­зательном чтении газет. Оно подразумевает интерес к тому, чтобы «раз­бираться во всем», «вырабатывать самостоятельное мнение», иметь «свою точку зрения». Довольно любопытно, что, оказывается, моде­ли чтения газет тоже отражают различные ориентации влиятельных «локалистов» и «космополитов».

«Локалисты» читают больше газет, но это вполне объяснимо их более сильной склонностью к городским и иным местным газетам (то ^есть к газетам Ровере и близлежащих городов). Совсем по-другому обстоит дело с газетами, издающимися в больших городах. Каждый «космополит» читает «Нью-Йорк тайме», или «Нью-Йорк трибюн», или то и другое, тогда как «локалисты» обращаются к этим газетам с Присущим им широким и аналитическим охватом мировых новостей

гораздо реже. Этот контраст проявляется и в отдельных деталях. По­чти половина «локалистов» читает нью-йоркские малоформатные га­зеты со сжатым текстом и большим количеством иллюстраций, со сжа­тым изложением мировых новостей, с подчеркнутой сосредоточен­ностью на «по-человечески интересных» новостях — по-видимому, для современного человека наибольший интерес представляют убий­ства, разводы и дерзкие преступления; но только один из «космопо­литов» включает подобные газеты в свою газетную диету. Каким бы ни оказалось это статистическое распределение в более детальном исследовании, устойчивость этих пробных данных предполагает, что основополагающие ориентации влиятельных людей получают свое выражение также и в их моделях газетного чтения.

Формы и функции прослушивания радиокомментаторов

Существуют некоторые данные, свидетельствующие о том, что склонность «космополитов» к безличному, аналитическому понима­нию мировых событий получает отражение в их привычке слушать радиокомментаторов. На основе более раннего исследования, проде­ланного Бюро прикладных социальных исследований, комментато­ров классифицировали в зависимости от того, «анализировали» ли они новости или «сообщали» их, особенно мировые новости. «Космопо­литы» предпочитали комментаторов-«аналитиков» (Суинга, Хьюгса), тогда как «локалистов» больше интересовали такие комментаторы, которые выступали до «аналитиков» и фактически транслировали но­вости (Томас, Годдард и др.).

Даже к новостям далеко не местным «локалисты» умудрялись при­менять локалистские критерии. Они явно предпочитали тех комментато­ров, которые обычно превращали новости в персонифицированные ис­тории. Любимец «локалистов» (но не «космополитов») — это Габриэль Хиттер с его излияниями чувств по поводу политических и экономи­ческих событий. То же самое можно сказать и об Уолтере Уинчелле, который сообщает бродвейские сплетни о закулисной стороне внут­ренних и международных проблем и о связанных с ними личностях. Влиятельные «локалисты» всегда ищут личностные компоненты в безличностном спектре мировых новостей.

Таким образом, в поведении относительно средств массовой ком­муникации, по-видимому, отражаются основополагающие ориента­ции влиятельных людей локального и космополитического типов. Дальнейшие исследования должны обеспечить полноценную стати­стическую проверку этих впечатлений и создать для этой цели более строгие тесты. Действительно ли «локалисты» и «космополиты», чи-

тающие, например, «одни и те же» журналы, выбирают в них одни и те же материалы? Или же «локалистам» свойственно обращать вни­мание главным образом на «личностные и местные» компоненты этих изданий, тогда как «космополиты» выискивают более безличные и «информативные» материалы? Какую пользу приносит этим типам читателей то, что они прочитали? Другими словами, каким образом содержание средств массовой коммуникации включается в процесс межличностного влияния?¹⁴ Исследования в области социологии средств массовой коммуникации должны дополнить анализ с пози­ций личных особенностей читателей и слушателей анализом их со­циальных ролей и включением их в сеть межличностных отношений.

Формы взаимных оценок

До сих пор мы изучали влиятельных людей — их способы оказы­вать межличностное влияние, их путь к приобретению влияния, их поведение по отношению к средствам массовой коммуникации. Но, кроме того, мы считаем этих людей влиятельными только потому, что их так описали наши опрашиваемые¹⁵. Что мы можем узнать по пово­ду форм межличностного влияния, изучая взаимные оценки? Что мы можем узнать, изучая отношения между теми, кого упоминают, и теми, кто упоминает; между теми, кто считается разносторонне влиятель­ным человеком, и теми, кто считает их влиятельными?

Кто и на кого влияет

Несмотря на то что мы часто говорим о «влиятельных людях», этот оборот, очевидно, представляет собой сжатый вариант другого выс­казывания: «люди, которые при определенных обстоятельствах ока-

¹⁴ Именно в этом Катц и Лазарсфельд усматривают центральный пункт исследо­
вания влияний (см. Katz and Lazarsfeld, op. cit.) — Примеч. автора.

¹⁵ Следует еще раз повторить, что межличностное влияние рассматривается здесь
не как вопрос оценки, но как вопрос реальный. Вопрос в том, приведут ли суждения
опрашиваемых нами людей и объективные наблюдения к одному и тому же результату,
Должен оставаться открытым. Наше пробное исследование воспользовалось сообще­
ниями опрашиваемых для того, чтобы поставить проблемы определенного типа, от­
носящиеся к межличностным влияниям; полномасштабное исследование использо­
вало бы эти наблюдения, как и сами интервью, для того, чтобы описать действитель­
ный уровень межличностного влияния и области, в которых оно проявляется. — При-
■"еч. автора.

зывают влияние на некоторое число других людей». Как будет отме­чено в постскриптуме к этой главе, межличностное влияние подразу­мевает асимметричное отношение людей. Влияние — это не абстрак­тное свойство личности; это — процесс, в который вовлечены два (или более) человека. Соответственно, в своем анализе этих отношений мы должны рассматривать не только того, кто оказывает влияние, но и тех, кто испытывает это влияние. Иными словами, мы должны отве­тить на вопрос: кто и на кого влияет?

Этот общий вопрос сразу же подразделяется на ряд более узких вопросов. Кто является влиятельным для людей, занимающих раз­личное положение в структуре влияний? Кто чаще оказывает влия­ние на людей: те, кто находится на более высоком уровне в структуре влияний, или те, кто находится на одном с ними уровне?

Когда мы разделили опрашиваемых в Ровере людей на три груп­пы: «самые влиятельные люди» (их упомянули 15% опрашиваемых); «влиятельные люди среднего ранга» (их упомянули 5—14% опрошен­ных) и «просто влиятельные люди» (их упомянули меньше 5% опро­шенных); когда мы сопоставили их с теми, кто, как они считают, ока­зывает на них влияние, — у нас сложились некоторые четкие впечат­ления. На каждом уровне структуры влияний существует согласие (оно производит сильное впечатление) по поводу того, кто находится на вершине этой структуры. В основном в качестве влиятельных назы­ваются одни и те же люди, независимо от того, какое положение в структуре влияний занимают те, кто высказывает свое мнение. От двух третей до трех четвертей представителей всех трех страт поставили на высшую ступень 15% влиятельных людей.

Однако различия между стратами в структуре влияний все же су­ществуют. На каждом данном уровне в число влиятельных для них людей опрашиваемые включают больше представителей своей стра­ты, чем это делают опрашиваемые из других страт. Конкретнее: вли­ятельные люди из высшей страты вероятнее всего отнесут к числу вли­ятельных людей больше представителей своей страты, чем это сделают опрашиваемые из средней страты или из группы рядовых; влиятель­ные люди из средней группы, вероятно, упомянут в числе влиятельных людей больше других представителей своей группы, чем представи­тели высшей группы или группы рядовых; а рядовые чаще назовут в числе влиятельных людей представителей этой страты, чем опраши­ваемые из других групп. Складывается следующее впечатление: хотя относительно немногие люди — представители высшего уровня — оказывают влияние на все остальные уровни структуры влияний, су­ществует также вторичная тенденция, благодаря которой самое боль­шое влияние на людей имеют те, кто занимает равное сними положе-

ние в этой структуре. Если это впечатление подтвердится, то мы уз­наем что-то очень важное о межличностных влияниях.

Такая поразительная концентрация межличностного влияния мо­жет отвлечь наше внимание от общей картины распределения влия­ний. Это может быстро привести к неправильным выводам. Невзирая на эту концентрацию, личные решения в сообществе скорее всего при­нимаются благодаря советам тех многочисленных людей, которые на­ходятся на нижних уровнях структуры влияний, а не тех немногих, кто находится на вершине. Ибо хотя влиятельные люди, относящиеся к высшей страте в структуре влияний, индивидуально пользуются самым большим влиянием, они, по-видимому, столь малочисленны, что кол­лективно на них приходится лишь малая доля межличностных влия­ний в сообществе¹⁶. Если в качестве индикатора воспользоваться дан­ными по Саустауну, то 4% влиятельных людей из высшей страты были названы влиятельными людьми приблизительно в 40% приведенных примеров влияния; но остается фактом также и то, что остальные 60% примеров влияния относились к людям, ранжированным гораздо ниже в местной структуре влияний. Почти то же самое было обнаружено и в нашем предварительном исследовании. Нашего исследования, прове­денного в Ровере, достаточно для того, чтобы сформулировать (но, ра­зумеется, не для того, чтобы доказать) следующую основную мысль: немногочисленные индивиды, занимающие место в высшей страте структуры влияний, могут обладать огромным индивидуальным влия­нием, но общее влияние этой относительно небольшой группы может оказаться гораздо меньше, чем влияние огромного числа людей, на­ходящихся на более низких уровнях структуры влияний.

Таким образом, наше пробное исследование породило два основ­ных впечатления относительно структуры влияний, которые еще ждут своего дальнейшего изучения: 1) на представителей каждого слоя в структуре влияний скорее всего влияют люди одного с ними ранга, а не представители других слоев; 2) несмотря на большую концентра­цию межличностного влияния среди относительно немногих инди­видов, существует широкий разброс этого влияния между большим числом людей на низших ступенях структуры влияний.

¹⁶ Эмпирическая сила этого соображения подобна той, что была обнаружена в исследованиях о социальном распределении гениев или талантов (или, скажем, о рас­пределении покупательной способности). Было много раз установлено, что в выс­ших социальных и образовательных слоях имеется относительно большая часть «ге­ниев» или «талантов». Но так как количество людей в этих стратах невелико, боль­шая часть гениев или талантов в действительности происходит из низших социальных слоев. Разумеется, с точки зрения общества имеет значение абсолютное количество, а не пропорциональное соотношение влиятельных людей из каждого данного социаль­ного слоя. — Примеч. автора.

Третье впечатление, заслуживающее дальнейшего исследования, относится к тому, каким образом межличностное влияние проходит по структуре влияний. Из данных, полученных в Ровере, явствует, что эта структура представляет собой «цепь влияний», причем звенья этой цепи составляют люди из соседних слоев влияния. Представителей каждого слоя влияния скорее всего следует рассматривать как влия-тельныхлюдей, которые входят в состав страты, непосредственно при­мыкающей к их собственному слою сверху, в отличие от опрашивае­мых из других страт, независимо оттого, расположены они выше или ниже по шкале страт. Таким образом, опрашиваемые из группы ря­довых обращают свои взоры вверх, к среднему слою влиятельных людей, который непосредственно примыкает к их собственному, го­раздо чаще считая этих людей влиятельными, чем это делают пред­ставители высшей группы влиятельных людей; влиятельные предста­вители среднего слоя, в свою очередь, гораздо чаще упоминают в числе влиятельных людей представителей высшей группы, чем это делают рядовые влиятельные люди. Это наводит на мысль, что некоторые мнения и советы, разработанные влиятельными представителями высшей группы (или заимствованные ими из средств массовой ком­муникации), могут спускаться вниз по цепочке. Другие мнения, воз­никшие на более низких уровнях, могут последовательно передаваться вверх — от уровня к уровню. Наши ограниченные материалы — это только соломинка, показывающая, куда дует ветер. В полномасштаб­ном исследовании, имеющем дело с несколькими слоями влиятель­ных людей, это впечатление о способах проникновения межличност­ного влияния могло бы получить решающую проверку.

Мы же рассмотрели способы передачи влияния исключительно с точки зрения положения тех, кто испытывает влияние и кто его ока­зывает. Стоило бы исследовать эти способы с точки зрения размеще­ния людей в других социальных системах. Общую проблему вкратце можно поставить следующим образом: в какой степени и в какой си­туации межличностное влияние передается главным образом внутри собственной социальной группы, или страты, или категории самого индивида (возраст, пол, принадлежность к определенному классово­му слою, властному слою, уровню престижа и т.д.), а когда оно пере­дается от группы к группе, от страты к страте или от одной социаль­ной категории к другой? Так как в общих чертах эта проблема была поставлена во вводных разделах и так как она, mutatis mutandi*, все же во многом остается прежней, здесь следует поставить только не­многие симптоматичные вопросы.

* изменив то, что следует изменить; внеся необходимые изменения; с соответ­ствующими изменениями (лат.). — Примеч. пер.

Обращаются ли мужчины и женщины за советом и руководством только к людям своего возраста и пола, принадлежащим к одному с ними социальному классу или религиозной группе? Как, например, влияние зависит от возраста? Насколько общей является тенденция, отмеченная и в Ровере, и в Саустауне: чтобы влиять на других, нужно быть немного старше их? Проявляется ли эта тенденция в сообще­ствах разных типов и в различных субкультурах нашего общества? Когда юноша обращается за советом к более закаленному ветерану, а когда — к такому же юнцу, как он сам?¹⁷ Многое остается также уз­нать о передаче влияния по линии пола. В исследованиях, проведен­ных в Ровере и Саустауне, обнаружилась одна четкая тенденция: муж­чины сообщали о влиянии на них других мужчин, тогда как женщи­ны в числе людей, имеющих на них влияние, называли и мужчин, и женщин (причем примерно в равном количестве). Дальнейшие ис­следования, несомненно, должны выяснить, какие сферы влияния фактически монополизированы мужчинами, какие — женщинами, а какие поровну разделены между ними¹⁸.

Подобным же образом, несмотря на то что ток межличностного влияния идет главным образом от высших социальных слоев к низ­шим, существует ток, идущий в обратном направлении. Совершенно необходимо знать, в каких типовых ситуациях первичное влияние одних людей на других обычно осуществляется на одном и том же уровне, а в каких — на более высоком или более низком уровнях. Но в особенности нужно изучать девиантные ситуации, когда на людей, занимающих высокий ранг в какой-нибудь статусной иерархии (вла­сти, класса, престижа), оказывают влияние люди, занимающие более низкое положение. Так, в небольшом числе случаев люди, имеющие в Ровере высший статус, сообщают, что на них оказывали влияние те, кого обычно не считают сколько-нибудь влиятельными людьми. Дей­ствительно, в нашем случае есть материалы, позволяющие предполо­жить, что люди, которые находятся на вершине иерархии и, вероят­но, уверенные в себе и в прочности своего статуса, могут чаще обра­щаться за случайным советом к тем, кто находится в самом низу иерар­хии, в отличие от индивидов, относящихся к среднему уровню. Хотя этих случаев в общем-то не так много, они могут пролить яркий свет на то, как осуществляется межличностное влияние. Как и при изуче-

¹⁷ Что касается этого вопроса, как и других вопросов, поставленных в этом раз-
Деле, то, разумеется, в разных сферах можно наблюдать различные формы и способы
влияний. Следовательно, этого не нужно повторять каждый раз, когда обсуждается
очередная группа вопросов. Общая проблема сфер влияния вкратце будет обсуждена
в следующем разделе. — Примеч. автора.

¹⁸ В начальной форме ответы на подобные вопросы, по существу, предложены в:
Katz and Lazarsfeld, op. c/7. — Примеч. автора.

нии концентрации влияния, здесь тоже существует опасность того, что исследователь ограничится только основными моделями, упус­тив при этом из виду весьма поучительные вспомогательные меха­низмы влияний. Подобные вопросы, возникающие на основе наше­го первоначального исследования, легко можно умножить. Но, воз­можно, именно эти вопросы могут стать прототипами. Совершенно очевидно, что все эти вопросы должны ставиться при изучении каж­дой отдельной сферы влияния, так как вполне вероятно, что меха­низмы влияния будут различаться в зависимости от сферы деятель­ности и от тех позиций, с каких оно оказывается. Хотя мы всегда при­нимали во внимание сферы влияния, эта проблема все же требует от­дельного, хотя и краткого исследования.

Сферы влияния: мономорфное и полиморфное влияние

В Ровере влиятельные лица довольно широко различаются по чис­лу сфер деятельности, в которых они пользуются межличностным вли­янием. Некоторые влиятельные люди (их можно назвать мономорф-ными) очень часто называются в числе тех, кто имеет влияние на дру­гих людей, но только в одной узкой области — например, в области политики, или критериев хорошего вкуса, или моды. Мономорфные влиятельные люди — это «эксперты» в ограниченной области, и их влияние не распространяется на другие сферы принятия решений. Другие влиятельные люди (эта группа включает довольно много вли­ятельных лиц высшего ранга) относятся к числу полиморфных; они пользуются межличностным влиянием в разных (иногда, по-видимо­му, не связанных друг с другом) сферах. Хотя эти типы легко иденти­фицируются в исследовании, проведенном в Ровере, все же многое о них еще предстоит узнать. При каких условиях влиятельные люди ос­таются мономорфными? Образуют ли они устойчивый тип или скорее стадию в формировании влияния, имея перспективу — со временем превратиться в полиморфных влиятельных людей благодаря переносу их престижа из одной сферы в другую («эффект ореола»)? Возможно, мономорфное влияние осуществляется только в определенных сферах, требующих высокого профессионализма и почти не требующих пуб­личного признания. При таких условиях совета мономорфного влия­тельного лица — например, биофизика — будут спрашивать только по вопросам, касающимся его специальной сферы компетенции («Что нам делать с Национальным научным фондом?»); такое мономорф­ное влияние скоро может перерасти в полиморфное: «авторитет» мо­жет стать всеобщим и передаваться в другие области.

Мы можем продолжить сравнительное исследование и выяснить, в каких сферах эффективно действуют влиятельные «локалисты», а в каких — влиятельные «космополиты». Собранные в Ровере материа­лы создают впечатление, что «локалисты» и «космополиты» пользу­ются влиянием в разных сферах, причем «локалисты» скорее всего относятся к полиморфному типу, а «космополиты» — к мономорфно-му. По-видимому, влияние «локалистов», основывающееся главным образом на их «связях», проникает в многочисленные и самые разно­образные сферы; влияние «космополитов», проистекающее чаще все­го из их способности выступать в роли экспертов, обычно ограничива­ется более узкими рамками.

Так же интересно было бы узнать, оказывают ли одни и те же ин­дивиды мономорфное влияние на одних людей и полиморфное — на других. Например, для представителей своего собственного социаль­ного слоя влиятельные люди могут давать советы в самых широких областях, а для своих последователей, в низшем социальном слое, — в более ограниченной сфере принятия решений. Как бы то ни было, не нужно думать, будто это индивиды являются мономорфными или полиморфными; скорее они действуют как тот или иной из этих ти­пов, в соответствии с тем, как складывается ситуация*.

Отсюда ясно следует, что необходимо разъяснить такие термины, как «влиятельные люди» или «лидеры общественного мнения». Од­ного можно считать влиятельным, если у него есть много последова­телей в какой-либо одной сфере деятельности, тогда как другого — если у него есть несколько небольших групп последователей в разных сферах. Дальнейшие исследования межличностного влияния долж­ны попытаться идентифицировать мономорфных и полиморфных влиятельных людей, определить их место в местной социальной струк­туре и установить динамику переходов из одного типа в другой.

В заключение несколько слов по поводу будущих исследований в области структуры межличностных влияний в местном сообществе. Предварительные исследования (особенно исследование, проведен­ное в Саустауне) упорно наводят на мысль, что формальные крите­рии — такие, как образование, доход, участие в добровольных обще-

* Как сообщает С.Н. Эйзенштадт, это различие «хорошо прослеживается» у раз­личных групп европейских иммигрантов в Израиле (см.: Eisenstadt S.N., «Communication processes among immigrants in Israel». Public Opinion Quarterly, 1952, 16, pp. 42—58). Ро­берт Эгср проследил, какие типы влияния используются полиморфными влиятельны­ми людьми при решении вопросов школьной политики, местного самоуправления и социального обеспечения в небольшом городе (см.: Agger R.E., «Power attributions in the local community: theoretical and research considerations», Social Forces, 1956, 34, pp. 322— 331). _ Примеч. автора.

„ 19 _

ственных организациях, количество ссылок в местной газете и тл • не являются адекватными показателями, с помощью которых мо определить, кто пользуется большим межличностным влиянием, буются систематические опросы, дополненные непосредственн наблюдениями. Иными словами, место, занимаемое в различнь циальных иерархических системах (здоровья, власти, классовой р надлежности), не предопределяет места, занимаемого в мес структуре межличностного влияния.

Дополнение: предварительное определение межличностного влияния

Ограничиваясь изучением субъекта «межличностного влия > наше исследование не затрагивает вопроса о социальном влия целом. Межличностное влияние — это непосредственное лично взаимодействие, взятое в плане его воздействия на будущее по ние или установки обеих сторон (которые будут совсем иным отсутствии этого взаимодействия)²⁰.

Стратегическое значение для социологии понятия «влияни новится все более очевидным. Из многочисленных ^совР^емеННЬгг Jlu-работок этой темы я остановлюсь только на анализе, сделанном А мсом Марчем^20а: несмотря на то что автор считает этот анализ пр

¹⁹ Влияние, приобретенное благодаря средствам массовой информаии ■
очевидно, нечто совсем иное, чем межличностное влияние. На эти размыш г_т10.
водит то обстоятельство, что, например, ни в Ровере, ни в Саустауне у Фрэ' _м
арта издатель местной газеты не был включен в число тех, кто пользуется
межличностным влиянием. — Примеч. автора. янной

²⁰ Это определение представляет собой адаптацию формулировки, сд
Гербертом Голдхамером и Эдуардом Шилсом (см.: Goldhamer H. and Shils С •>

of power and status», American Journal of Sociology, 1939, 45, pp. 171 — la^)- V ₀

модификации их формулировки прояснятся со временем. То, почему ^я g_bI

выделяю будущее поведение или будущие установки, легко можно понять. _ове.

«влияние» относилось ко всем изменениям поведения и к каждому измене _иеМ»,

дения в отдельности, оно фактически совпало бы с «социальным взаимоде^ ^

так как любое взаимодействие воздействует (каким бы слабым это возде _овеК
было) на поведение в данной конкретной ситуации. В присутствии ДРУ^Г

действует по-другому, чем в одиночестве. — Примеч. автора. y/ie

^20а March J.G., «An introduction to the theory and measurement of intlue >^ ^
American Political Science Review, 1955, 49, pp. 431-451. Марч исходит в основ ^^

работы своего коллеги, Герберта Саймона (Herbert A. Simon) — cm- Simon • •'

on the observation and measurement of political power», Journal of Politic*>, i" ' ' g

500-516. См. также: Festinger L, Gerard H.B., Hymovitch В., Kelley H.H. and a ^ ^
«The influence process in the presence of extreme deviates», Human Relations,
327—346. — Примеч. автора.

рительным, он все же представляет собой большой шаг вперед. Влия­ние последовательно определяется им с точки зрения, совпадающей с вышеизложенной концепцией: влияние — это то, «что вызывает в по­ложении организма такие изменения, которые отличны от ожидае­мых». Это и есть настоящий пример выявления подлинной причин­ности, а не простое подведение ситуации под эту категорию. Однако, как указывает Марч, мы можем идентифицировать такие способы по­ведения, которые можно предсказать, имея информацию о социаль­ном положении данной личности, и которые тем не менее могут быть вызваны межличностным влиянием. (Марч предпочитает говорить о положении «индивидуального организма». Для социолога понятие «организм» в некоторых отношениях подходит лучше, чем понятие личность, так как оно содержит характеристику биологических и дру­гих «несоциальных» свойств, а в некоторых — хуже, так как обычно оно не касается социального положения людей и их личных положе­ний.) В свете этой концепции он делает следующее важное замеча­ние: «Хотя мы часто можем установить факт межличностного влия­ния, установить, что такое влияние не имело места, чрезвычайно труд­но. Отчасти по этой причине необходимо различать влияние одного события на другое (например, если «А» голосует «за», то и «Б» голосу­ет «за») и влияние как отношение двух индивидов (то есть индивида «А» и индивида «Б») (Марч, там же, с. 435).

Эти соображения позволяют Марчу оценить достоинства и недо­статки современных методов измерения влияния. Важно принять во внимание (хотя не стоит заново исследовать здесь) общий вывод, сде­ланный Марчем: до сих пор эти измерения делались ad hoc, но не выводились из какой-либо теории. Он приходит к такому заключе­нию: «Невероятно, но факт: несмотря на то что в настоящее время применяется множество самых разнообразных методов измерения «влияния», до сих пор не ясно, при каких условиях они дают соизме­римые результаты. Можно, разумеется (хотя вряд ли это всегда по­лезно), определить понятие с помощью метода измерения [который не выводится из систематических сущностно-концептуальных пред­ставлений], но без знания соответствующих взаимозависимостей одно и то же понятие нельзя определить с помощью нескольких различ­ных способов измерения. И, однако, современное состояние измере­ния влияния именно таково. С другой стороны, в литературе можно обнаружить совсем немного попыток соотнести формальные опре­деления влияния либо с методами измерения, либо с содержанием социологической теории» (Марч, там же, с. 450—451).

Это замечание не только справедливо, но, что не менее важно, полезно. Оно позволяет выявить сферу нашего незнания, когда мы

пытаемся создать процедуры измерения, связанные с понятием вли­яния, а, как свидетельствует история человеческой мысли, выявлен­ное незнание часто служит первым шагом к вытеснению незнания зна­нием.

Проблемы межличностного влияния привлекали систематическое внимание социологов довольно редко; гораздо чаще они затрагивались при обсуждении вопросов социальной стратификации. Причины это­го довольно очевидны. Межличностное влияние подразумевает асим­метричное социальное отношение: кто-то оказывает влияние, кто-то ис­пытывает влияние, причем речь идет о конкретном поведении или по­зиции. Разумеется, довольно часто бывают случаи взаимного влияния. Но даже в этих случаях влияние, оказываемое в обоих направлениях, редко бывает одинаковым по своему уровню и редко воздействует на одну и ту же форму поведения. Именно этот асимметричный характер межличностного влияния объясняет, вообще говоря, его связь с дис­куссиями по проблемам социальной стратификации. Ибо как бы ни отличались друг от друга различные системы стратификации, все они, разумеется, согласны в том, что стратификация подразумевает асим­метричное социальное положение (то есть ранжирование). (Если бы положение социальных слоев было абсолютно симметричным, если бы все они были действительно/вдвны по своему рангу, то понятие страти­фикации оказалось бы излишним²⁰⁶.)

²⁰⁶ Сравним это соображение с замечанием Марча по поводу сходства между при­чинными связями и концептуально более узкими отношениями влияния. «Оба эти отношения асимметричны. Иными словами, высказывание, утверждающее, что «А» служит причиной «Б», исключает возможность того, что «Б» является причиной «А». Примерно таким же образом высказывание, утверждающее, что «А» оказывает влия­ние на «Б», исключает возможность того, что «Б» оказывает влияние на «А». В теоре­тических дискуссиях по проблеме влияния путаница проистекает (повторяю это еще раз) из неудачи всех попыток разделить отношения влияния между событиями (то есть определенными разделами деятельности индивидов) и отношения влияния между индивидами (то есть между деятельностью индивидов в целом). То, что (как оказа­лось) об асимметрии между событиями говорить можно, а об асимметрии отноше­ний влияния между людьми можно говорить только в редких случаях (иными слова­ми, то, что разделение отношений влияния часто может проявляться в форме выде­ления специфических влияний сообразно со «сферой деятельности»), позволяет пред­положить, что для описания отношений влияния между двумя индивидами подходит такая модель, в которой связанная с отношениями влияния деятельность индивидов подразделяется на взаимоисключающие ряды таким образом, что внутри каждого ряда между индивидуальными агентами деятельности устанавливается определенная асим­метрия» (см.: ibid., p. 436; а также процитированные выше «замечания» Саймона).

Соответственно, эта асимметричность обеспечивает основу для выделения «вли­ятельных людей», оказывающих влияние либо во многих сферах поведения и обще­ственного мнения, либо в одной или немногих. — Примеч. автора.

Так как понятие межличностного влияния было втянуто в общие дискуссии по стратификации и не стало непосредственным предме­том исследования, оно слилось с другими близкими к нему понятия­ми. Поэтому для того, чтобы прояснить нашу предварительную кон­цепцию межличностного влияния, нужно определить место этого понятия в структуре стратификационного анализа.

В многочисленных современных дискуссиях по проблемам соци­альной стратификации сложился широкий спектр взаимосвязанных понятий и терминов. К ним относятся:

термины, обозначающие общественное положение, — статус, ранг, по­ложение, социально-экономический статус, локус, страта, социальное положение, репутация;

термины, обозначающие определенное социально-классовое положение, — высший, средний и низший классы, выскочка, люди, добившиеся опреде­ленного положения, деклассированные элементы, аристократия, и т.п.;

термины, обозначающие стратификационные структуры, — система открытых групп, система уровней, касты, иерархии (престижные, эко­номические, политические, социальные) и т.п.;

термины, обозначающие атрибуты того или иного положения (источ­ники, символы, критерии, детерминанты), — благосостояние, власть, престиж, успех, приписываемые свойства, образ жизни, почетный ста­тус, авторитет и т.п.;

термины, обозначающие действия, связанные с общественным положе­нием, — применение власти, контроля, влияния, запретов (на въезд в стра­ну), господство, подчинение, дискриминацию, принуждение, манипу­ляции и т.п.

Этот выборочный перечень терминов наводит на мысль о терми­нологических избытках, далеко выходящих за пределы строгой необ­ходимости, а также о большом количестве проблем, связанных со вза­имными соотношениями этих понятий. Кроме того, он позволяет предположить, что социальная стратификация населения может быть произведена в различных иерархических рядах. Каким-то не очень понятным образом эти иерархические стратификационные ряды ока­зываются взаимосвязанными. Но мы не можем допустить, что они идентичны. Социологическая проблема в данном случае состоит в том, чтобы исследовать взаимосвязи между различными иерархическими Рядами, а не в том, чтобы сделать эту проблему неясной, нечеткой, допустив, что все иерархические ряды могут слиться в единую всеох­ватывающую систему ранжирования²¹.

²¹ Классическим примером этого тезиса служит проведенный Максом Вебером ^анализ класса, статуса и власти, ставший общедоступным благодаря английскому пе­реводу (выполненному Гансом Гертом и Райтом Миллсом избранных работ Макса Be-

Следовательно, мы допускаем, что положение в локальной струк­туре межличностных влияний может быть связано с положением в дру­гих иерархических рядах, но не идентично ему. Это допущение имеет как эмпирическое, так и концептуальное основание. Эмпирическая поддержка обеспечивается благодаря изучению политического пове­дения²²; в процессе исследования было установлено, что «лидеры об­щественного мнения не идентичны с людьми, выдающимися в соци­альном плане, или с самыми богатыми людьми местного сообщества, или с гражданскими лидерами»- Проведя краткое исследование ти­пов отношений между некоторыми системами стратификации, мы по­лучим новые основания для этого допущения.

Несмотря на то что межличностное влияние, социальный класс, престиж и власть могут коррелятивно соотноситься друг с другом, они ни в коем случае не совпадают. Если проводить ранжирование с точ­ки зрения размера и источника дохода, а также достигнутого благо­состояния, то, как можно обнаружить, некоторые члены «высшего среднего класса» оказывают гораздо более слабое непосредственное влияние на решения небольшого числа связанных с ними людей, чем некоторые члены «низшего класса» - на множество связанныхс ними людей. Люди, занимающие высокий ранг в какой-либо престижной

бера (см.: From Max Weber: Essays in Sociology (New York: Oxford University Press, 1946), а также благодаря переводу (выполненному А. Гендерсоном и Толкоттом Парсонсом) его работы: Weber M., The Theory of Social and Economic Organisation (London: Wm Hodge, 1947), pp. 390-395. Более современные дискуссии в какой-то мере базируются на основе, заложенной Вебером. Из множества различных точек зрения остановимся на: Parsons Т., «A revised analytical approach to the theory of social stratification». In: Bend.x R. And Upset S.M. (eds). Class, Status and Power: A reader in Social Stratification (Glencoe, llinois: The Free Press, 1953), pp. 92-12»; ^Da™ ^K- «A conceptual analysis of stratification», American Sociological Review, 1942, 7, PP- 309-321; Benoit - SmuUyan E., «Status, status types and status interrelations», American Sociological Review, 1944,9, pp. 151-161; Barber В., Social Stratification (New York: Harcourt, Brace, 1957).

Что касается эмпирических усилий прояснить эту проблему, см.: Warner W.L. and Lunt P.S., The Social Life of a Modern Community (New Haven: Jale University Press, 1941); \^u(_mannH.F.,PrestigeaassesinaNewYorkRumlCommunity(Cotne\\\)nw_eKityA%ncu\t»n\

Experiment Station, Memoir 260, March 1944) и его же: Defining Prestige in a Rural'Community: Sociometry Monographs, № 10 (Beakon, New York: Beakon House, 1946); Hollingshead A.B., «Selected characteristics of classes in a middle western community», American Sociological Review, 1947, 12, pp. 385-395; Mills С Wright., «The middle classes in middle - sized cities», American Sociological Review, 1946, 11> PP^- 52U—529.

Больше всего современных данных по этой проблеме можно найти в книге Уор-нера и Ланта; однако недостатком этого исследования является отсутствие типоло­гии концептуальных различий, предложенной Вебером. - Примеч. автора.

^и Lazarsfeld, Berelson and Gaudet., The People's Choice, p. 50 and Chapter XVI. - Примеч. автора.

.пяохии (например, в иерархии, базирующейся на генеалогическом
Гтеоии) могут иметь небольшое межличностное влияние на всех
^КР_не имеет отношения к специфической сфере их деятельности
^Т£Х' Мнений (то есть к искусству, моде, «хорошему вкусу»). Даже
1 связанные понятия власти и межличностного влияния отнюдь
прнтичны Лица, обладающие властью, позволяющей им влиять
"я экономические возможности большой группы людей, могут ока­
зать совсем незначительное межличностное влияние в других сфе-
ягпплагая достаточной властью, чтобы отказать людям в рабо-
^раХ' 1 могут не иметь прямого влияния на их политическое, личнос­
ти ассоциативное или религиозное поведение,
тно-ассоци _{относится и КОСТ}альным взаимосвязям. Люди, зани-
ысокие места в престижной иерархии, могут не обладать
маюшие вь _{мой для того> что}бы определять решения других

властью, ^не _КОНКретных ситуациях. (Власть, позволяющую

IShhSнекоторых людей из клубов «для избранных», следует от-
Гпт власти которая может перекрыть для них возможность до-
личать от вла, _{сгттнию}, _ПОЛучаемые благодаря их текущим

бывать Ф* занимающие высокое положение в иерархии влас-

Гм™" иметь небольшой престиж (самые стереотипные примеры „му- панический босс и удачливый рэкетир).

Кппочеговоря, положение в классовых, властных и престижных иерар­хиюпотенциально имеет значение для межличностного влияния, но не тпеделяет его действительной силы.

Фопмымежлшностного влияния столь же разнообразны, как и его ос новь" влияние может принимать такие формы, как, например:

ппитждение (применение силы, насилие);

господство (командование без угрозы применения силы);

манипулирование (когда дели того, кто оказывает влияние, завуали-

^Р°^ВаппИ7снения (в них на дальнейшее поведение оказывает влияние вся

разъяснен к способов деятельности);

^C0B°ZZ ^подражания (здесьличность, оказывающая влияние, не оеознГет что результатом взаимодействия является модификация пое­вшего поведения или позиций других людей);

Зт (содержит мнения и рекомендации, но не приказания); обмен здесь каждый человек открыто модифицирует ситуацию, что­бы побудить другого к данному образу действий).

~~«См-Goldhamerand Shils. op. cit., pp. 171-172. Так как эти авторы ограничива-
v^m.. ишшш _ииекгг п_ело только с насилием, господством и мани-

ются обсуждением власти они имеюДело _авт ^ ^

пулированием. См. также, uavis к., op. ы.., i> влияния «обмен». - Примеч. автора.

* * *

В данном исследовании мы сосредоточили внимание прежде все­го на влиянии в форме разъяснения, совета и образца для подража­ния. Здесь мы не касались опосредованного применения власти — че­рез рынок, через политическое и иное административное поведение, оказывающее влияние на большое число людей. Объектом нашего ис­следования стали люди, которые, как выясняется, имеют поддающее­ся измсрениюмежличностное влияние, проявляющееся непосредствен­но в их отношениях с другими людьми.

XIII. САМООСУЩЕСТВЛЕНИЕ ПРОРОЧЕСТВА

У.А. Томас, глава американских социологов, в ряде работ (редко принимаемых во внимание вне академических кругов) сформулиро­вал теорему, имеющую основополагающее значение для обществен­ных наук: «Если люди определяют ситуации как реальные, то они ре­альны в своих последствиях». Если бы теорема Томаса была более известна, то механизмы нашего общества стали бы гораздо понятнее. Хотя этой теореме недостает точности и полноты теорем Ньютона, она обладает таким же даром релевантности и успешно применяется ко многим, если не к большинству социальных процессов.

Теорема Томаса

«Если люди определяют ситуации как реальные, то они реальны в своих последствиях», — так написал профессор Томас. Мы считаем, что он подошел к важнейшему вопросу, и это впечатление усиливает­ся, когда мы замечаем, что, по существу, та же самая теорема была сформулирована задолго до Томаса наиболее образованными и на­блюдательными умами.

Мы можем обратиться к теоретикам, совсем непохожим друг на друга: к грозному епископу Боссюэ с его страстной защитой ортодок­сального католицизма семнадцатого века; к ироничному Мандевилю с его «Басней о пчелах», созданной из наблюдений над парадоксами че­ловеческого общества восемнадцатого века; к пылкому гениальному Марксу с его ревизией гегелевской теории исторического развития; к плодовитому Фрейду, труды которого, вероятно, более чем работы дру­гих его современников изменили взгляды человека на самого себя; к эрудированному, догматичному, а иногда глубокому йельскому про­фессору Уильяму Грэму Самнеру, который останется в веках как «Карл Маркс средних классов». Я выбрал наиболее известные имена из очень Длинного перечня. Когда мы обратимся к этому разнообразному об­ществу, то обнаружим — все они уверены в истинности и уместности

© Перевод. Черемисинова Е.Р., 2006

утверждений, по существу совпадающих с теоремой Томаса. Мы мо­жем сделать вывод, что, вероятно, она с равным успехом достойна и нашего внимания.

Итак, на что нацеливают наше внимание Томас, Боссюэ, Манде -виль, Маркс, Фрейд и Самнер?

Первая часть теоремы — это настойчивое напоминание о том, что люди реагируют не только на объективные черты ситуации, но также (а иногда и в первую очередь) на значение, которое эта ситуа­ция имеет для них. А когда они приписывают ситуации определен­ное значение, их последующее поведение и некоторые из последствий их поведения предопределены этими предписанными значениями. Пока это лишь абстрактное утверждение, а абстракции совершенно не воспринимаются нашим мышлением, если они случайно не соот­несены с конкретными данными. Каковы же примеры, подтвержда­ющие нашу мысль?

Социологическая притча

Это случилось в 1932 году. Новый национальный банк — процве­тающая организация. Большая часть его ресурсов была ликвидной без разводнения*. Картрайт Миллингвил имел достаточные причины, чтобы гордиться банковской организацией, которую он возглавлял. До «черной среды». Когда он вошел в свой банк, то заметил, что дела идут необыкновенно оживленно. Это было несколько странно, по­скольку люди, работавшие на сталелитейном заводе компании А.М.-О.К. и на фабрике по изготовлению матрацев фирмы К.О.М.А., обыч­но не получали денег до субботы. Однако две дюжины людей, очевид­но с заводов, стояли в очереди в кассу. Когда управляющий банком вошел в свой личный кабинет, он задумчиво и с некоторым сожале­нием произнес: «Надеюсь, что их не уволили среди недели. Они дол­жны быть в цехах в это время».

Но размышления такого рода никогда не были уместны в процве­тающем банке, и Миллингвил занялся пачками документов на своем столе. Он педантично подписал не более десяти бумаг, когда был встре­вожен отсутствием чего-то привычного и вторжением чего-то чуждо­го. Сдержанный глухой гул банковского делопроизводства уступил ме­сто странным и раздражающим выкрикам многих голосов. Ситуация была определена как реальная. Таково было начало «черной среды», следует заметить, последней среды Нового национального банка.

* финансовый термин. — Примеч. пер.

Картрайт Миллингвил никогда не слышал о теореме Томаса. Но ему было не трудно осознать ее механизм. Он знал, что, несмотря на относительную ликвидность банковских активов, слух о неплатежес­пособности, в который внезапно поверят многие вкладчики, приведет к неплатежеспособности банка. И к концу «черной среды», и еще бо­лее «черного четверга» (когда длинная очередь встревоженных вклад­чиков, каждый из которых безумно рвался спасти свою собственность, выросла в еще более длинную очередь еще более встревоженных вклад­чиков), оказалось, что он прав.

Стабильная финансовая структура банка зависит от ряда опреде­лений ситуации: люди живут благодаря уверенности в надежности вза­имосвязанной системы экономических обязательств. Но когда вклад­чики определяют ситуацию иначе, когда они сомневаются в возмож­ности исполнения данных им обязательств, последствия этих вооб­ражаемых определений оказываются вполне реальными.

Это очень типичный случай, и даже не нужно обращаться к тео­реме Томаса, чтобы понять, как он произошел, — по крайней мере если вы голосовали за Франклина Рузвельта в 1932 году. Но с помо­щью этой теоремы трагическая история банка Миллингвила может обратиться в социологическую притчу, которая поможет нам понять не только то, что произошло с сотней банков в 30-е годы, но также то, что происходит в отношениях между неграми и белыми, между про­тестантами, католиками и евреями в наши дни.

Притча учит нас, что публичные определения ситуации (проро­чества и предсказания) становятся неотъемлемой частью ситуации и, таким образом, влияют на последующее развитие ситуации. Такова специфическая характеристика человеческих дел. Мы не найдем ее в мире природы, к которому не прикасались человеческие руки. Пред­сказания о возвращении кометы Галлея никак не влияют на ее орби­ту. Но слухи о неплатежеспособности банка Миллингвила на самом деле вызвали реальный результат. Предсказание краха привело к его осуществлению.

Образец самоосуществления пророчества является настолько об­щим, что у каждого из нас найдется свой любимый пример. Рассмот­рим случай экзаменационного невроза. Взволнованный студент, убеж­денный в том, что он неизбежно провалится, тратит больше времени на беспокойство, чем на подготовку, и, следовательно, не сдаст экза­мен. Первоначальная ложная тревога преобразуется во вполне оправ­данный страх. Или рассмотрим уверенность в неизбежности войны между двумя нациями. Представители двух наций, руководствуясь та­кими убеждениями, постепенно отчуждаются друг от друга, с опасе­нием противопоставляя каждому «агрессивному» шагу другого свои

собственные «оборонительные шаги». Запасы оружия, сырья и воо­руженные силы чрезвычайно возрастают, и неизбежно предчувствие войны способствует ее реальному началу.

В начале самоосуществление пророчества является ложным оп­ределением ситуации, провоцирующим новое поведение, при кото­ром первоначальное ложное представление становится истинным. Иллюзорная достоверность самоосуществления пророчества увеко­вечивает власть ошибки. Ибо предсказатель будет ссылаться на ре­альный ход событий как доказательство того, что он был прав с самого начала. (Хотя мы знаем, что банк Миллингвила был платежеспособ­ным, многие годы сохранялось убеждение, что не могли быть ложны­ми слухи, создавшие условия для своего собственного осуществления.) Таковы недостатки социальной логики.

Именно это понятие о самоосуществлении пророчества подходит к объяснению динамики этнических и расовых конфликтов в современ­ной Америке. Подтверждение этому (по крайней мере в отношениях между неграми и белыми) можно найти на страницах «Американс­кой дилеммы» Гунара Мюрдала. Но самоосуществление пророчества связано с отношениями между этническими группами намного чаще, чем продемонстрировал Мюрдал. Далее, довольно кратко, мы рас­смотрим этот тезис¹.

Общественное мнение и общественная практика

Многие благонамеренные американцы (иногда неохотно) сохра­няют устойчивые этнические и расовые предрассудки, поскольку не в состоянии понять механизм самоосуществления пророчества. Они воспринимают свои мнения не как предубеждения, не как предрас­судки, но как бесспорный результат своих собственных наблюдений. «Факты» не позволяют им сделать другие выводы.

Таким образом, наш честный белый гражданин решительно под­держивает политику, не допускающую негров в его профессиональ­ный союз. Его взгляды, конечно, основаны не на предрассудках, но на твердых фактах. Эти факты кажутся вполне очевидными. Негры

¹ Двойником самоосуществляющегося пророчества является «суицидальное про­рочество», которое так отвращает человеческое поведение от всего, что могло бы стать его путем, что если пророчество не сделано, то оно не сможет подтвердиться. Пред­сказание разрушает себя. Этот важный тип не рассмотрен здесь. Примеры обоих ти­пов социального пророчества см.: Maclver, The More Perfect Union (New York: Macmillan, 1948); общие формулировки см.: Мертон «The unanticipated consequences of purposive social action» op. cit. — Примеч. автора.

«лишь недавно покинули аграрный Юг и не обучены традиционной профсоюзной дисциплине, а также искусству коллективной договорен­ности». Негр — это штрейкбрехер. Негр с его «низкими жизненными стандартами» набрасывается на работу с несоответствующей оплатой. Короче, неф — «предатель рабочего класса» и, очевидно, его нельзя допускать в ряды профсоюзной организации. Наши толерантные, но упрямые члены профсоюза считают это неоспоримым фактом, наи­вно не осознавая, что самоосуществление пророчества — осново­полагающий процесс в обществе.

Наш профсоюзный деятель, конечно, не в состоянии увидеть, что это он и его характер создают те самые факты, которые он наблюдает. Ибо, определяя ситуацию таким образом, что негры в ней считаются абсолютно чуждыми принципам профсоюзов, и (исключая негров из профсоюзов) он тем самым провоцирует ряд последствий, которые действительно не дают многим неграм возможности избежать роли штрейкбрехера. Тысячи негров, которые после Первой мировой вой­ны остались без работы и не были членами профсоюза, не могли про­тивостоять тем работодателям, которые приглашали штрейкбрехеров и предлагали им такую работу, которую в ином случае они никогда бы не получили.

Сама история проверяет теорию самоосуществления пророчества. Негры были штрейкбрехерами, поскольку их не принимали в проф­союзы (и на многие виды работ), а не наоборот. Об этом свидетель­ствует фактическое исчезновение негров-штрейкбрехеров в тех отрас­лях промышленности, в которых они получили доступ в профсоюзы в последнее десятилетие.

Применяя теорему Томаса, мы также начинаем понимать, как трагический (а иногда злонамеренный) цикл самоосуществления про­рочества может быть разорван. Следует отвергнуть первоначальное определение ситуации, которое приводит в движение весь цикл. Толь­ко когда первоначальное допущение подвергается сомнению и вво­дится новое определение, последующий ход событий выявит ложность первого допущения. Только тогда мнение больше не будет становиться реальностью.

Но одного лишь волевого акта недостаточно, чтобы поставить под сомнение эти глубоко укоренившиеся определения ситуации. Волю или в данном случае добрую волю нельзя включить и выключить как водопроводный кран. Общественный разум и добрая воля сами по себе являются продуктами социальных сил. Они не возникают благодаря массовой пропаганде или массовому просвещению (в обычном смысле ^этих слов, обозначающих столь дорогие для социологов универсаль­ные средства). В социальной области, также как в психологической,

Мергои «Социален, теория»

ложные идеи не так уж тихо отмирают, столкнувшись с истинными иде­ями. Нельзя ожидать, что параноик отбросит свои с трудом преодоли­мые заблуждения и извращения, когда узнает, что все они не имеют оснований. Если бы психические болезни излечивались простым рас­пространением истины, психиатры в нашей стране пострадали бы от технологической безработицы, а не от сверхурочной работы. Таким образом, продолжительная волевая просветительская кампания сама по себе не ликвидирует расовые предрассудки и дискриминацию.

Последнее положение не особенно популярно. Призыв к просве­щению как к панацее от большинства разнообразных социальных проблем глубоко укоренился в нравах Америки. Однако это иллюзия. Ибо как можно осуществить такую программу расового образования? Кто будет заниматься просвещением? Учителя в наших общинах? Но учителя в определенной степени, как и многие американцы, разделя­ют именно те предрассудки, с которыми они призваны бордться. Акогда они не разделяют эти предрассудки, то не вынуждают ли их исполнять роль добросовестного мученика во имя утопии просвещения? Как долго останется на своей должности учитель начальной школы в Алабаме, Миссисипи или Джорджии, который попытается методично освобож­дать своих маленьких учеников от ложных убеждений, усвоенных ими дома? Просвещение может служить в качестве практического допол­нения, но не в качестве главной основы для мучительно медленного изменения господствующих образцов расовых отношений.

Чтобы в дальнейшем нам было понятно, почему нельзя рассчи­тывать на просветительскую кампанию для уничтожения преоблада­ющей расовой враждебности, мы должны рассмотреть функциони­рование внутренних и внешних групп в нашем обществе. Этнические внешние группы (мы перенимаем у Самнера подходящую для нас часть социологической терминологии) состоят из тех людей, которые считаются значительно отличающимися от «своих» с точки зрения национальности, расы или религии. Этническим внешним группам, конечно, противостоят этнические внутренние группы, состоящие из «подобающих» людей. Нет никаких твердо установленных или веч­ных способов установить границы, отделяющие внутреннюю группу от внешней. При изменении ситуации меняется и образ действий, направленный на их разграничение. Для большинства белых амери­канцев Джо Луис — член внешней группы, когда они определяют си­туации с точки зрения расы. В другом случае, когда Луис одержал победу над нацистским Шмелингом, многие из тех же самых белых американцев будут приветствовать его как члена национальной внут­ренней группы. Верность национальным интересам берет верх над расовым сепаратизмом. Иногда эти внезапные изменения групповых

границ могут поставить в очень неловкое положение. Так было, ког­да негры-американцы возвращались с победой с Олимпийских игр в Берлине. Нацисты отрицали, что Соединенные Штаты на самом деле победили на Играх, указывая на гражданство второго класса, которое приписывалось нефам в различных регионах нашей страны. Негры-спортсмены были, по нашему собственному признанию, «неполноцен­ными» американцами. И что мог Бильбо или Ранкин ответить на это? Даже при доброжелательном управлении господствующей внутрен­ней группы этнические внешние группы постоянно страдают от живу­чих предрассудков, которые, как я считаю, оказывают плохое влияние и на массовое просвещение, и на массовую пропаганду этнической тер­пимости. Перефразируя замечание социолога Дональда Юнга, проис­ходит процесс превращения «внутригрупповых добродетелей в пороки внешних групп». А в обыденной речи (возможно, более образно и по­учительно) этот процесс в этнических и расовых отношениях называ­ется так: «Плохо все, что вы делаете и чего вы не делаете».

Добродетели внутренних групп и пороки внешних групп

Мы хотим показать, что этнические внешние группы осуждают­ся, если они принимают ценности белого протестантского общества, и осуждаются, если не принимают их. Ради этого мы обратимся к од­ному из героев нашей внутригрупповой культуры, рассмотрим каче­ства, которыми его наделяют биографы и общественное мнение, и таким образом выявим качества его ума, характера и образа действий, которые рассматриваются как достойные восхищения.

Не нужно проводить опрос общественного мнения, чтобы под­твердить — Линкольн выбран в качестве героя, полностью олицетво­ряющего американские добродетели. Как отмечает Линде в «Мидл­тауне», жители типичных маленьких городков считают, что только Джорджа Вашингтона можно поставить в один ряд с Линкольном как величайшего американца. Его считают своим как многие состоятель­ные республиканцы, так и менее состоятельные демократы².

О Линкольне как культурном герое см. проницательный очерк «Getting Right with Lincoln» by David Donald, Lincoln Reconsidered (New York: Alfred A. Knopf, 1956), 3-18. ^л°тя Линкольн номинально остается, конечно, символическим лидером республикан­це, это, вероятно, является еще одним парадоксом политической истории, точно таким ^е> который в свое время заметил Линкольн в связи с Джефферсоном и демократами.

«Вспомним также, что партия Джефферсона сформирована на основе ее пред­лагаемого превосходящего служения правам человеческой личности (рассматри-

Даже простой школьник знает, что Линкольн был экономным, трудолюбивым, стремящимся к знаниям, честолюбивым, преданным правам среднего человека и чрезвычайно преуспевшим в своей карь­ере, начав с самой нижней ступени — рабочим и поднявшись до рес­пектабельной высоты коммерсанта и юриста. Нет необходимости описывать его дальнейшее головокружительное восхождение.

Если вам неизвестно, что эти качества и достижения занимают высокое место среди ценностей американского среднего класса, вы тотчас узнаете это, просмотрев описание «Духа Мидлтауна» у Линд-са. Здесь мы находим образ Великого освободителя, полностью отра­женный в ценностях, в которые верят жители Мидлтауна. И посколь­ку это их собственные ценности, неудивительно, что жители амери­канского Мидлтауна с осуждением и пренебрежением относятся к тем людям и группам, которые, очевидно, не могут проявить эти доброде­тели. Для внутренней группы белых