Судьбы индивидуализированного общества

Индивидуализированное общество

Zygmunt Bauman

The Individualized Society

Polity

Центр исследований постиндустриального общества Журнал «Свободная мысль»

Зигмунт Бауман

Индивидуализированное общество

Перевод с английского под редакцией В.Л. Иноземцева

Москва • «Логос» • 2005

УДК 316.3/.4 ББК 87.6 Б29

Б29

Зигмунт Бауман

Индивидуализированное общество/Пер. с англ. под ред. В.Л. Иноземцева. - М.: Логос, 2005. - 390 с. ISBN 5-98704-075-2

Книга видного британского социолога посвящена новому состоянию общественной жизни, которое представляет собой исторический итог модернизации и дерегулирования социально-экономических и политических отношений. Это общество, определяемое автором как индивидуализированное, отличают усиление роли неконтролируемых человеком сил и тенденций, нарастание неуверенности и неопределенности, подавление тех проявлений человеческого духа, которые в прошлом вдохновляли людей к социальным преобразованиям. Благодаря глубокому пониманию реалий эпохи и незаурядному литературному дару автора книга вызвала широкий общественный резонанс и увидела свет в переводе на многие языки.

Для социологов, философов, историков, психологов и представителей других социально-гуманитарных наук. Представляет интерес для широкого круга читателей.

УДК 316.3/.4 ББК 87.6

ISBN 5-98704-075-2

Электронное оглавление

Электронное оглавление. 4

Содержание. 5

Судьбы индивидуализированного общества. 5

К какому же итогу могли вести тенденции, заложенные в эпохе модернити?. 5

Предисловие к русскому изданию.. 5

Государство модернити как оплот борьбы за лучшую жизнь. 5

Старший Брат на телеэкране: новые времена, новые страхи. 5

Игра на выживание. 5

Чудесное перевоплощение Старшего Брата. 5

От общности к обособленности. 5

Невидимые граждане незримого общества. 5

Разделяй и властвуй. 5

Бегство с агоры.. 5

Агрессивность бессилия. 5

Рассказанные жизни и прожитые истории: введение. 5

Часть первая. КАК МЫ ЖИВЕМ... 5

1. Возвышение и упадок труда. 5

2. Локальный порядок на фоне глобального хаоса. 5

3. Свобода и безопасность: неоконченная история непримиримого союза. 5

Между ангелом и бесом. 5

Сами по себе, мы выстоим; сам по себе, я не устою.. 5

Есть пи в индивидуализированном обществе место политике?. 5

Единение на индивидуальный манер. 5

Как обезопасить демократию в условиях индивидуализированного общества. 5

4. Модернити и ясность: история неудачного романа. 5

5. Разве я сторож брату моему?. 5

6. Единство в разнообразии. 5

Часть вторая. КАК МЫ ДУМАЕМ... 5

7. Критика - приватизированная и обезоруженная. 5

8. Прогресс - тот же самый и иной. 5

9. О «пользе» бедности. 5

10. Образование - при, для и несмотря на постмодернити. 5

11. Идентичность в глобализирующемся мире. 5

12. Вера и немедленное вознаграждение. 5

Часть третья. КАК МЫ ДЕЙСТВУЕМ... 5

13. Нужен ли любви рассудок?. 5

14. Частная мораль, безнравственный мир. 5

Вторжение в нравственное взаимодействие. 5

Может пи мораль пережить вторжение?. 5

Этика в осаде. 5

Можно пи ждать спасения от интеллектуалов?. 5

15. Демократия на двух фронтах. 5

16. Насилие - старое и новое. 5

17. Секс в эпоху постмодернити. 5

18. Есть пи жизнь после бессмертия?. 5

Примечания. 5

Предисловие к русскому изданию.. 5

Рассказанные жизни и прожитые истории: введение. 5

1. Возвышение и упадок труда. 5

2. Локальный порядок на фоне глобального хаоса. 5

3. Свобода и безопасность. 5

4. Модернити и ясность. 5

5. Разве я сторож брату моему?. 5

7. Критика - приватизированная и обезоруженная. 5

9. О «пользе» бедности. 5

10. Образование. 5

11. Идентичность в глобализирующемся мире. 5

12. Вера и немедленное вознаграждение. 5

13. Нужен ли любви рассудок?. 5

14. Частная мораль, безнравственный мир. 5

15. Демократия на двух фронтах. 5

16. Насилие - старое и новое. 5

17. Секс в эпоху постмодернити. 5

18. Есть ли жизнь после бессмертия?. 5

Содержание

В.Л. Иноземцев. Судьбы индивидуализированного общества IX

Предисловие к русскому изданию XXXV

Рассказанные жизни и прожитые истории: введение 1

КАК МЫ ЖИВЕМ

1. Возвышение и упадок труда 21

2. Локальный порядок на фоне глобального хаоса 39

3. Свобода и безопасность: неоконченная история непримиримого союза 52

4. Модернити и ясность: история неудачного романа 72

5. Разве я сторож брату моему? 89

6. Единство в разнообразии 104

КАК МЫ ДУМАЕМ

7. Критика - приватизированная и обезоруженная 125

8. Прогресс - тот же самый и иной 138

9. О «пользе» бедности 144

10. Образование - при, для и несмотря на постмодернити 155

11. Идентичность в глобализирующемся мире 176

12. Вера и немедленное вознаграждение 193

КАК МЫ ДЕЙСТВУЕМ

13. Нужен ли любви рассудок? 205

14. Частная мораль, безнравственный мир 220

15. Демократия на двух фронтах 252

16. Насилие - старое и новое 259

17. Секс в эпоху постмодернити 276

18. Есть ли жизнь после бессмертия? 300

Примечания 317

VII

VIII-

Судьбы индивидуализированного общества

Книга Зигмунта Баумана «Индивидуализированное общество» появилась на книжных прилавках Европы в прошлом году и едва ли не сразу была признана весьма значительным явлением современной социологии. Ее автор, снискавший себе научный авторитет и славу самого оригинального из британских академических социологов, объединил в этой книге ряд своих статей и выступлений, относящихся ко второй половине 90-х годов, но сделал это столь искусно, что на читателя она производит впечатление целостного и фундаментального философского исследования; если кто-то и усмотрит в ней признаки сумбурности и несвязности, то они более чем естественны в работе, посвященной сумбурности и несвязности самой современной жизни.

Зигмунт Бауман стал свидетелем важнейших событий завершившегося столетия. Он родился в 1925 году в Польше и получил образование в университетах Англии и США. Во время Второй мировой войны совсем еще молодым человеком он участвовал в боевых действиях против фашистской Германии в составе Войска Польского, сформированного в СССР. В первое послевоенное десятилетие он, начинающий социолог и в то время убежденный коммунист, участвующий в «строительстве социализма» в Польше, постепенно переходил на «диссидентские» позиции, все более сомневаясь в справедливости идеологических основ коммунистической теории и на деле познавая истинную природу тоталитарного режима. В конце 60-х годов Зигмунт Бауман эмигрировал в Великобританию и связал свою дальнейшую судьбу с универ-

ситетом города Лидса, где и поныне, после почти тридцати лет педагогической и научной работы, занимает пост почетного профессора.

Годы, посвященные беспристрастным исследованиям, не прошли даром. Сегодня перу профессора Баумана принадлежат 24 книги, включая такие, как Between Class and Elite (1972), Socialism - The Active Utopia (1976), Hermeneutics and Social Sciences (1978), Memories of Class (1982), Legislators and Interpreters (1987), Modernity and the Holocaust (1989), Modernity and Ambivalence (1991), Intimations of Postmodernity (1992), Postmodernity and Its Discontents (1997), Work, Consumerism and the New Poor (1998), Globalization (1998), In Search of Politics (1999), Liquid Modernity (2000), Community (2001). 16 из них переведены с английского на другие языки и изданы в общей сложности на 29 языках в 36 странах мира. Статьи З.Баумана по наиболее злободневным вопросам общественного развития регулярно публикуются в наиболее авторитетных газетах и журналах Европы и Соединенных Штатов. В прошлом году профессор Бауман стал первым из ныне здравствующих английских социологов, которому был посвящен очередной том выпускаемой издательством Blackwell серии «Blackwell Readers», целью которой является «представление публике работ, имеющих фундаментальное значение для современной науки о человеке и обществе»*.

Несмотря на достаточно специальный характер книги, она способна увлечь весьма широкую читательскую аудиторию, причем интерес читателя обусловливается и самим предметом исследования, и оригинальным, если не сказать - уникальным, подходом автора к этому предмету. С одной стороны, он настойчиво подчеркивает объективный, а отчасти и неотвратимый характер современного социального развития, сопряженного с усилением роли неконтролируемых человеком сил и тенденций, с нарастанием в обществе неуверенности и неопределенности, с подавлением тех проявлений человеческого духа, которые в прежние эпохи вдохновляли людей к лучшей жизни. С другой стороны, это не пре-

* См.: Beilharz P. (Ed.) TheBauman Reader. Maiden (Ma.), Oxford, Blackwell Publishers, 2001.

пятствует профессору Бауману, оценивая перспективы западного мира, последовательно акцентировать внимание на проблемах, встающих перед каждым конкретным человеком, на отношении людей к миру и друг к другу, на эволюции предпочтений и целей личности, словом - на всем том, что в объективистской философии, свойственной периоду модернити, скрывалось обычно за «неоспоримыми» общественными законами и масштабными социальными тенденциями.

В этой краткой вступительной статье мы попытаемся представить читателям логику данного исследования и обратить внимание на самые, с нашей точки зрения, важные теоретические выводы автора.

Профессор Бауман уверен, что современное общество радикально отличается от всех предшествующих форм человеческого существования; один из основных его выводов гласит: «На [современной] стадии... мы вступили на территорию, которая никогда прежде не была населена людьми, - на территорию, которую культура в прошлом считала непригодной для жизни» (стр. 316). Эта непригодность для жизни в конечном счете определяется для автора тем, что на сей день утрачена былая сбалансированность между общественным и частным, за счет которой поддерживалась устойчивость социального порядка; современное общество в принципе не признает потребности в диалоге между общественным и частным. Как отмечает автор, «'частное' [сегодня] вторглось на территорию общественного, но отнюдь не для того, чтобы взаимодействовать с ним»; «'общественное' колонизируется 'частным'; 'публичный интерес' деградирует до любопытства к частной жизни 'общественных деятелей',.. [а] 'общественные проблемы', которые не могут быть подвергнуты подобной редукции, и вовсе перестают быть понятными» (стр. 257, 62-63).

Индивидуализация рассматривается З.Бауманом в первую очередь как отрицание форм социальности, известных из прошлого, как нечто, выступающее в одно и то же время причиной и следствием фрагментации и социальной действительности, и жизни каждого конкретного человека; в новых условиях не только масштабные социальные задачи подме-

няются личными желаниями и стремлениями, но и сами люди все чаще и охотнее отказываются от «долгосрочной» ментальности в пользу «краткосрочной» (стр. 25). Как и прежде, личное и общественное остаются неразрывно связанными, но жизнь человека становится уже не столько взаимодействием с обществом, сколько «биографическим разрешением системных противоречий» (стр. XLI), к возникновению которых он по большей части не имеет никакого отношения. Объективные социальные процессы трансформируют менталитет людей, а мировоззрение человека формирует новый облик современного социума. Такой «самоподдерживающийся» характера нарастающей индивидуализации позволяет автору утверждать, что «индивидуализация пришла надолго, и все, кто задумывался о том, как относиться к ее влиянию на образ жизни каждого из нас, должен исходить из признания этого факта» (стр. 56).

В своей книге профессор Бауман многократно противопоставляет прежнее и нынешнее общество в категориях модернити и постмодернити. Последний термин широко распространился в последние десятилетия и стал сегодня общеупотребительным. Автор на нескольких страницах подчеркивает, что он может применяться наряду с другими понятиями, обозначающими нынешнюю реальность в качестве особого этапа модернити (в книге мы находим упоминания о «подвижной, разделенной, разобщенной, дерегулированной» модернити (стр. 27), «легкой модернити» (стр. 32), «поздней модернити» (стр. 49, 248), «растекающейся модернити» (стр. 163), «второй модернити» (стр. 111), «дисперсной или сетеобразной» модернити (стр. 113) и т.д.); он пишет, что их можно использовать как взаимозаменяемые «при условии, что мы пришли к согласию относительно обозначаемого ими явления» (стр. 142).

На наш взгляд, такая терминологическая «толерантность» автора свидетельствует скорее о его великодушном отношении к коллегам по социологическому «цеху», чем о кажущейся простоте вопроса. Изрядную путаницу в употребление понятий внесли как раз те современные исследователи, которые, поверхностно подходя к анализу современного общества, сначала фактически отождествили приведенные выше термины, а затем и устранили разницу между ними и ключевым для современной социологии понятием «постмодернити». Для такого глубокого мыслителя, как З.Бауман, вопрос о том, находимся ли мы в состоянии постмодернити или же, как и прежде, переживаем один из этапов эры модернити, на самом деле является весьма принципиальным. Несколько ниже мы вернемся к этому сюжету; пока же отметим, что постмодернити рассматривается автором в первую очередь с точки зрения ее социальных последствий и ее воздействия на современную личность. В таком подходе мы видим большую научную заслугу автора, поскольку последовательная реализация этого подхода приводит к пониманию постмодернити как индивидуализированного общества и подчеркивает значимость самоощущения человека для важнейших процессов, характеризующих современный социум. Вместе с тем проблемы, связанные с отнесенением переживаемого нами этапа к модернити или постмодернити, сохраняются, а некоторые противоречия в данной части авторской концепции остаются досадно неразрешенными.

Как же характеризуется индивидуализированное общество в работе З.Баумана? Три главных его признака, как следует из книги, это: утрата человеком контроля над большинством значимых социальных процессов; возрастающая в связи с этим неопределенность и прогрессирующая незащищенность личности перед лицом неконтролируемых ею перемен; наконец, возникающее в таких условиях стремление человека отказаться от достижения перспективных целей ради получения немедленных результатов, что в конечном счете приводит к дезинтеграции как социальной, так и индивидуальной, жизни. Как следствие, общество начала XXI века характеризуется, с одной стороны, стремительным усложнением экономических процессов, а с другой – все более явной фрагментированностью человеческого существования. Противоречие между этими процессами и составляет основную проблему современного общества; сегодня нетрудно заметить, что при всей «индивидуализированности» социума в нем побеждают именно тенденции к самодостаточности хозяйственных процессов, в то время как социальное начало становится все менее значимым. Именно в этом кроется основная причина того, что современное общество пропитывается антигуманизмом, а современный человек становится все более дезориентированным, ограниченным и беспомощным.

Социальная критика составляет, безусловно, главный лейтмотив и пафос книги З.Баумана. Можно даже сказать, что в этой критике автор видит и цель данной своей работы. Разделяя идеалы гуманистической традиции, профессор Бауман резко обрушивается на современное общество, показывая, в первую очередь, сколь глубок кризис, поразивший большую часть населяющих это общество людей, сколь неустойчив и неспособен к саморегуляции социум, члены которого не имеют представления о собственных долгосрочных целях и, более того, стремятся вообще уйти от таковых.

Остановимся теперь более подробно на главных признаках современного общества, какими они представлены в книге З.Баумана.

Что автор имеет в виду, когда он говорит об утрате контроля над важнейшими социальными явлениями и процессами? «Общества, некогда боровшиеся за то, чтобы их мир стал прозрачным, неуязвимым для опасностей и избавленным от сюрпризов, – пишет он, – теперь обнаруживают, что их возможности целиком зависят от переменчивых и непредсказуемых таинственных сил… Вещи – и прежде всего наиболее важные – ‘выходят из-под контроля’,.. что, в свою очередь, ведет к параличу политической воли; к утрате веры в то, что коллективным образом можно достичь чего-либо существенного, а солидарные действия способны внести решительные перемены в состояние человеческих дел. Существующая ситуация все чаще расценивается как должное, как высшая необходимость, в которую люди могут вмешаться лишь во вред себе самим» (стр. 59, 60). Профессор Бауман полагает логичной гипотезу, согласно которой эта ситуация если и не безвыходна, то не имеет никаких внутренних источников для того, чтобы быть исправленной эволюционным путем. «Претензии в отношении будущего едва ли могут предъявляться теми, кто не контролирует своего настоящего», – цитирует автор слова Пьера Бурдье (стр. 40), и это несколько тавтологичное заключение, как и многие другие, использованные в работе, воспринимается убедительным прежде всего на каком-то интуитивном уровне, не требующем доказательства. Анализируя утрату обществом контроля над явлениями, важными для его нормального функционирования, автор противопоставляет, с одной стороны, разумные и осознанные людьми стратегии, которые он de facto объединяет в понятие «политика», и, с другой стороны, слепые экономические и социальные силы, не допускающие над собой особого контроля. Этими понятиями автор обозначают очень широкий круг явлений; так, говоря о политике, он отделяет жизненные стратегии отдельных людей (житейскую политику) (стр. 176) от политики правительств (стр. 59, 211), а последнюю – от «Политики с большой буквы» (стр. XLVII-XLVIII), призванной в современных условиях формировать всемирную оппозицию глобальным неконтролируемым силам, в первую очередь – международному капиталу и финансам. Рассматривая природу этих сил, З.Бауман настойчиво подчеркивает, что они действуют, не будучи скованы никакими принципами этики, никакими пространственными ограничениями и при этом практически не могут быть призваны к ответу: «Высшие эшелоны новой иерархии власти, – пишет он, – характеризуются прежде всего способностью передвигаться – стремительно и по первой необходимости, тогда как низшие уровни – неспособностью даже замедлить, не то чтобы остановить, такие движения и собственной неподвижностью. Побег и ускользание, легкость и переменчивость пришли на смену мощному и зловещему присутствию как главным приемам господства» (стр. 39); в то же время источники подобного движения сугубо стихийны, и сегодня люди воспринимают их не столько в качестве сил, которым трудно противостоять, сколько в качестве тенденций, с которыми невозможно бороться. Задачи политики оказываются в этих условиях исключительно сложными именно потому, что она не располагает адекватными методами воздействия на эти силы: «Время и пространство, – отмечает З.Бауман, – по-разному распределены между стоящими на разных ступенях глобальной властной пирамиды. Те, кто может себе это позволить, живут исключительно во времени. Те, кто не может, обитают в пространстве. Для первых пространство не имеет значения. При этом вторые изо всех сил борются за то, чтобы сделать его значимым» (стр. 45).

Профессор Бауман тонко подчеркивает терминологические аспекты такого мировосприятия; многие из них, по его мнению, восходят к смене понятий, произошедшей в конце 80-х годов, когда на место термина «универсализация» пришел новый, сегодня самый востребованный – «глобализация». Универсализация, пусть в неявной форме, предполагала субъекта происходящего процесса, тогда как глобализация подчеркивает резкое снижение, если не полную утрату, контроля индивидов над процессами и событиями, влияющими на их судьбы. «Позвольте напомнить, – пишет автор, – что концепция ‘глобализации’ была создана для того, чтобы заменить прежнюю концепцию ‘универсализации’, когда стало ясно, что установление глобальных связей и сетей не имеет ничего общего с преднамеренностью и контролируемостью, подразумевавшимися ею. Понятие глобализации описывает процессы, представляющиеся самопроизвольными, стихийными и беспорядочными» (стр. 37-38), оно «акцентирует внимание на том, что с нами происходит, в то время как ‘универсализация’ – на том, что мы должны, или что нам следует, сделать. ‘Глобализация’ возвещает об обретении некоей естественности теми путями, по которым развиваются события в современном мире: сегодня они по существу беспредельны и бесконтрольны, носят квази-стихийный, незапланированный, непредвиденный, спонтанный и случайный характер» (стр. 135), что, повторим еще раз, представляется автору одной из фундаментальных, если не самой фундаментальной, чертой индивидуализированного общества.

Второе фундаментальное качество жизни современного индивидуализированного общества видится автору в снижении возможностей человека контролировать собственную судьбу, в возрастании неопределенности человеческого бытия; при этом, подчеркивает З.Бауман, неотвратимые силы глобализации навязывают людям понимание этой неопределенности как блага, как лучшего из возможных вариантов. В нынешнем обществе, где как никогда прежде человек познает радости почти ничем не ограниченной свободы, «уровень жизни, общественное положение, признание полезности и права на собственное достоинство могут исчезнуть все вместе и без предупреждения» (стр. 97), так как свободой пользуются не только отдельные индивиды, но в еще большей мере и глобальные силы, определяющие условия жизни все более и более широкого круга людей. Человек, всегда стремившийся, пусть иногда инстинктивно, к освобождению от давления внешнего мира, «не предвидел и не мог предвидеть, что тип свободы, о которой он мечтал, окажется имеющим цену, и ценой этой… является не-безопасность (или, скорее, неуверенность, – Unsicherheit, – куда более комплексный дискомфорт, наряду с отсутствием безопасности включающий в себя неопределенность и незащищенность)» (стр. 49-50). В последние десятилетия, отмечает автор, эта проблема стала исключительно острой и злободневной: «Явление, которое исследователи стараются [сегодня] постичь, это совокупный опыт неуверенности человека в его положении, в правах и доступности средств к существованию, неопределенности относительно преемственности и будущей стабильности, отсутствия безопасности для физического тела человека, его личности и их продолжений – имущества, социального окружения, сообщества» (стр. 173).

Тонко анализируя социальные и психологические аспекты таких проблем, как безработица, общественное неравенство и бедность, автор показывает что общество занято сегодня убеждением самого себя в том, что нарастающая неопределенность – это не столько зло для каждого человека, сколько естественный способ существования. «Наше ‘общество риска’, – отмечает он, – сталкивается с ужасающей проблемой, когда дело доходит до примирения его членов с неудобствами и страхами повседневной жизни… [В этой ситуации] наличие большой армии бедняков и широко известная бедственность их положения являются для существующего порядка важнейшим и, возможно, даже решающим, уравновешивающим фактором... Если их образ жизни является единственной альтернативой тому, чтобы оставаться в игре, то риски и ужасы гибкого мира и пожизненной двойственности представляются несколько менее отталкивающими и несносными: они кажутся более приемлемыми, чем те ситуации, которые могут возникнуть... Чем безысходней в восприятии [людей] нужда и бесчеловечность существования бедняков, живущих в других странах или на соседней улице, тем лучше они играют свою роль в той драме, сценария которой они не писали и на которую не проходили проб… Один только вид бедных держит обеспеченных в состоянии страха и покорности,.. увековечивая их жизнь в условиях неопределенности» (стр. 130, 87, 130-131).

Такая неопределенность, настаивает профессор Бауман, имеет самоподдерживающийся характер. Порождаемая тем, что человек теряет контроль над собственными экономическими условиями жизни, неопределенность рефлексируется в изменении системы ценностей, и люди, стремясь приспособиться к изменяющимся условиям, начинают сами отрицать стабильность и длительность как важные условия нормального существования. «Возникает ощущение ‘разъединенного времени’, идущего от неожиданного эпизода к непредвиденному, и угрожающего способности человека составить из отдельных фрагментов целостное повествование» (стр. XLIV); важнейшей характеристской «состояния постмодернити является то, что оно сжимает время и сокращает восприятие бесконечно расширяющегося его потока до ощущения текущего мгновения (Jetzteit) или же расчленяет его на ряд самодостаточных эпизодов, каждый из которых должен проживаться, оставляя глубокое ощущение быстротечного момента, при этом отделяясь, по возможности более тщательно, как от своего прошлого, так и от возможных будущих последствий» (стр. 256). В такой ситуации человек все более проникается мыслью о том, что ничего уже нельзя сделать, но появление такой мысли и означает наступление поворотного момента, ибо «когда люди говорят, что сделать уже ничего нельзя, они действительно больше ничего не смогут сделать» (стр. 8). Капитулируя перед натиском глобальных сил, правительства отдельных стран также смиряются с происходящим и начинают заниматься «внушением народу того, что ‘альтернативы не существует’, что ‘безопасность предполагает зависимость’, а ‘защита со стороны государства лишает самостоятельности’, побуждая граждан к большей гибкости и получению удовольствия от риска, неизбежного в условиях этого гибкого (читай: хаотичного и непредсказуемого) образа жизни» (стр. XL). Круг замыкается. В современном мире уже не остается сил, способных противостоять разрушительным социальным тенденциям.

Более того. В современных «обществах риска» потребности производства меняются гораздо быстрее, чем человек способен освоить те знания и навыки, которые прежде считались необходимыми для участия в нем (см. стр. 148); следовательно, с одной стороны, снижается ценность традиционных образовательных учреждений, которые, как подчеркивает автор всегда были важнейшими фабриками социальных значений и смыслов, и, с другой, возникает резкая дифференциация между людьми, способными и не способными к столь быстрому усвоению меняющейся социальной реальности. Следующим результатом оказываются растущие неравенство и бедность, причем именно положение бедных, которое не может быть ни изменено, ни улучшено, олицетворяет собой ту стабильность, которая в прошедшие эпохи была объектом вожделения, а сегодня становится чуть ли не приговором. Тем самым мобильность и подвижность начинают воспроизводить сами себя, а неуверенность, порождающая тяжелые психологические страдания, тем не менее оказывается позитивным явлением, или, точнее сказать, явлением, не имеющим позитивной альтернативы. Индивидуализированное общество вступает в свои права.

Третий важнейший признак жизни современного общества, и на нем автор останавливается, пожалуй, наиболее подробно, состоит в радикальном пересмотре всей системы ценностей, еще недавно представлявшихся практически незыблемыми. Главная роль принадлежит здесь отказу от достижения людьми долгосрочных целей и задач, что отмечалось выше. Если человек утрачивает веру в возможность последовательно ддвигаться к определенным целям, то для него теряет значение социальная устойчивость, в том числе и устойчивость любых межличностных отношений. «Наша культура, – пишет автор, – первая в истории, не вознаграждающая долговечность и способная разделить жизнь на ряд эпизодов, проживаемых с намерением предотвратить любые их долгосрочные последствия и уклониться от жестких обязательств, которые вынудили бы нас эти последствия принять» (стр. 280). Но если так, то разрушается преемственность поколений, снижается значение семейных традиций и ценностей, ведь «сегодня ожидаемая продолжительность жизни семьи не превышает срока жизни ее членов, и мало кто может уверенно утверждать, что семья, которую они только что создали, переживет их самих» (стр. 275); партнерства оказываются уже не тем, что должно достигаться «посредством длительных усилий и периодических жертв, а… чем-то, от чего ожидают немедленного удовлетворения, что отвергается, если не оправдывает этих ожиданий, и что поддерживается лишь до тех пор (и не дольше), пока продолжает приносить наслаждение» (стр. 177).

Одной из первых жертв в этом процессе пересмотра ценностей оказывается мораль. Человек начинает рассматривать себе подобных не в качестве уникальных и самоценных личностей, достойных уважения и заботы, а в качестве своеобразных объектов, удовлетворяющих, наряду с прочими, одну из многочисленных потребностей. «Узы партнерства, – пишет З.Бауман, – рассматриваются как вещи, которые следует потреблять, а не производить; oни подчиняются тем же критериям оценки, что и все другие предметы потребления.. [в результате] образуемый союз не может иметь своей целью создание работающих ‘взаимоотношений’, сохранения их при любых условиях, он не может обеспечить поддержки пертнерами друг друга как в светлые, так и в мрачные дни, облегчить приспособление одного человека к другому, если в этом появится необходимость, поощрять компромиссы и жертвы во имя сохранения союза… задачей становится получение удовольствия от уже готового к употреблению продукта» (стр. 176).

Утрата людьми моральных ориентиров ведет, с одной стороны, к тому, что они теряют и ориентацию во времени; цели, еще недавно признававшиеся безусловно возвышенными, лишены сегодня жизненно важного смысла и значения. Тонкий наблюдатель и аналитик, З.Бауман замечает, например, что слава, всегдадостававшаяся человеку в результате напряженного труда, сменяется теперь известностью, представляющейся не более чем одним из многих предметов потребления (см. стр. 276). «Художники [прошлого] работали с величайшей тщательностью, желая обеспечить своим фрескам и полотнам долгую жизнь, архитекторы стремились возводить сооружения, способные простоять столетия. Теперь любимыми материалами в искусстве становятся те, что рекламируют и афишируют свою недолговечность; любимой формой визуального искусства являются ‘хеппенинги’ и ‘инсталляции’, организуемые для единственного показа, на время определенной выставки, и подлежащие демонтажу немедленно после закрытия галереи. Во всех областях культуры (включая и науку, целью которой, как считается, выступает поиск вечных истин), известность приходит на смену славе и признается (общепризнанно и бесстыдно) мгновенным вариантом бессмертия, пренебрегающим всеми другими его формами и безразличным к ним» (стр. 178). Вместе с тем, признав нормой отношение к себе подобным как к предметам внешнего мира, люди лишаются последней возможности использования коллективных действий с целью противостояния внешним объективным обстоятельствам, ибо каждый другой человек представляется уже не как партнер и союзник, а как представитель этого внешнего, объективного, мира. «‘Вера в спасительную миссию общества мертва’ по обе стороны ныне разобранной идеологической баррикады, – констатирует З.Бауман, – во дворцах и в хижинах, в элитных кварталах и в городских гетто» (стр. XXXVIII-XXXIX), а люди оказываются во власти «ощущения (для которого есть ряд оснований), что отсутствуют не только механизмы обеспечения эффективных действий, тем более – коллективных эффективных действий, и особенно – долгосрочных коллективных эффективных действий, но и пути возрождения таких механизмов или создания новых» (стр. LI).

Все эти коротко охарактеризованные качества и обстоятельства жизни людей знаменуют собой содержание понятия «индивидуализированное общество». З.Бауман подчеркивает, что существующая сегодня разновидность этого общества крайне противоречива в первую очередь потому, что индивидуализированное общество сформировалось отнюдь не в силу стремлений отдельных индивидов, а в результате действия объективных, и даже деперсонифицированных, сил и тенденций. Парадоксально, но «сейчас, как и прежде, индивидуализация – это судьба, а не выбор» (стр. 52). Что это значит для конкретного ныне живущего человека? «Мы являемся индивидами de jure, независимо от того, являемся ли мы ими de facto: решение задач самоопределения, самоуправления и самоутверждения становится нашей обязанностью и все это требует от нас самодостаточности, независимо от того, имеем ли мы в своем распоряжении ресурсы, соответствующие этой обязанности. Многие из нас индивидуализированы, не будучи на деле личностями, и еще больше таких, кто страдает от ощущения, что пока не доросли до статуса личности, позволяющего отвечать за последствия индивидуализации» (стр. 118). Таким образом, возникает некий порочный круг: для того чтобы считаться индивидом, то есть личностью, необходимо лишь оказаться в индивидуализированном обществе, но для того чтобы быть ею, нужны ресурсы и возможности, с очевидностью отрицаемые самим этим новым порядком. Для того, чтобы считаться индивидом de jure, достаточно оказаться в деструктурированной социальной среде и самому быть способным разделить свою жизнь на максимально возможное количество эпизодов, избежать всякой от зависимости от других людей. Для того же, чтобы быть индивидом de facto, необходимо обладать возможностями контроля над ситуацией, ресурсами, необходимыми для обеспечения такого контроля, необходимо иметь более или менее надежные представления о будущем, позволяющие удерживаться на гребне волны, а не быть сброшенным с него первым же порывом встречного ветра или изменением подводного течения. Таким образом, из концепции З.Баумана вытекает, что современное «индивидуализированное» общество индивидуализировано, если так можно выразиться, «весьма индивидуально», и ниже мы попытаемся найти причину некоторой противоречивости этой в целом содержательной, яркой и научно состоятельной концепции.

Итак, в работе профессора Баумана дан блистательный анализ перехода от эпохи модернити к новому социальному порядку, качественно отличающемуся от существовавшего в развитых странах вплоть до середины ХХ века. Важнейшие изменения, произошедшие на протяжении этого переходного периода коснулись не столько технологий или принципов хозяйствования, сколько мироощущения людей и стереотипов поведения. Человек перестает чувствовать себя хозяином и творцом внешних условий своего существования; уверенность Форда в том, что «мы хотим жить в настоящем, и единственная история, которая хоть что-то значит, – это та, которую мы делаем в данный момент» (стр. 22), сменилась ощущением бессилия, желанием бегства от реальности, состоянием глубокой неопределенности и растерянности. Общим результатом стало разрушение морали и предельная индивидуализация человеческого существования, когда человек рассматривает в качестве субъекта лишь самого себя, полагая всех себе подобных не более чем частью враждебного объективного мира. Общество, таким образом, вступило в своего рода terra incognita, и люди, наделенные разумом, должны ради своего спасения как можно более тщательно осмыслить возможные направление дальнейшего развития цивилизации. Обращаясь непосредственно к российским читателям, З.Бауман особо отмечает масштаб цены, которую людям приходится платить за вступление в ряды общества эпохи постмодернити (см. стр. XXVI).

На наш взгляд, книга профессора Баумана стоит особняком в той огромной библиотеке изданий, которые с большей или меньшей убедительностью развенчивают глобализацию и призывают к восстановлению попираемых ныне ценностей и порядков прежних времен. З.Бауман стоит гораздо выше такой идеологизированной позиции: для него фундаментальную важность имеет глубокий анализ того или иного явления современной жизни, а не вынесение в адрес этих явлений идеологизированных вердиктов. Проблемы, поставленные З.Бауманом в этой книге, методология анализа этих проблем и поиска их решений сохранят свою актуальность не только в ближайшем, но и в обозримом будущем. Следовательно, они требуют пристального внимания и глубокого исследования, свой вклад в которое, хочется надеяться, внесут и отечественные социологи.

Однако, как мы отметили в начале этой статьи, книга З.Баумана не свободна от противоречий, которые, впрочем, неизбежны в творчестве любого серьезного исследователя, занятого изучением самой жизни, в которую он погружен, того исторического периода, для которого более всего характерны неопределенность и изменчивость, трансформация фундаментальных правил взаимодействия между людьми.

Внимательное знакомство с книгой З.Баумана приводит к выводу, что жесткость, с какой автор критикует сложившуюся социальную ситуацию, обусловлена тем, что он понимает мораль и нравственность не только как нечто неизменное (что по сути правильно), но и как нечто, имеющее четко, лишь раз и навсегда определенные формы проявления (что, с нашей точки зрения, неверно). Безусловно, никто не станет возражать, что укрепление нравственных основ взаимодействия между людьми было и остается актуальным в любой ситуации и в любой исторический период. Мы всецело соглашаемся с автором, когда он решительно утверждает, что необходимость восстановления этического подхода даже не должна специальным образом обосновываться, так как этика представляет собой самодостаточную и самоконституирующуюся сущность (см. стр. 89). Между тем, как признает профессор Бауман, важнейшим элементом нравственной позиции является не подвергаемое сомнению чувство сопричастности к проблемам других людей, чувство ответственности за себе подобных. Он подчеркивает, что разрушение морали начинается уже тогда, когда человек позволяет себе задать известный библейский вопрос: «Разве я сторож брату моему?» «Конечно же, – пишет автор, – я сторож брату моему, я был и остаюсь моральной личностью, пока не ищу особой причины для этого,.. – и продолжает, – в момент, когда я ставлю эту зависимость под вопрос и, подобно Каину, требую объяснения причины, по которой я должен заботиться, я отрекаюсь от ответственности и перестаю быть нравственной личностью» (cтр. 81). Но и эта позиция представляется З.Бауману недостаточно определенной, он идет дальше и постулирует «ответственность как бесконечное, непрекращающееся условие существования человека», полагая, что «нравственные существа можно распознать по их постоянному беспокойству и самоосуждению, по неискоренимому подозрению в том, что они еще недостаточно нравственны» (cтр. 190).

Трудно (да и не нужно) оспорить подобные позиции. Но трудно также не задать себе (и автору) вопросы относительно выводов, которые сделаны в книге по результату оценки с этих позиций современной ситуации. Ведь е моральное поведение оказывается сегодня наиболее остро ощущаемой обществом потребностью (см. стр. 89), было бы логичным ожидать, что удовлетворение такой потребности будет способствовать преодолению основных проблем индивидуализированного общества – неуверенности, нестабильности и незащищенности. Однако сам профессор Бауман неоднократно подчеркивает, что «быть нравственным означает быть и оставаться в состоянии вечной неопределенности» (стр. 191), любовь как высшее проявление нравственного поведения предполагает, что «судьба всегда непредсказуема и не знает границ» (стр. 184). Таким образом, оказывается, что восстановление морали, превращение каждого человека в ответственное и любящее существо не способны преодолеть неопределенности как одного из неотъемлемых качеств постмодернити, но может лишь изменить истоки и причины такой неопределенности.

Говоря о любви, нравственности и ответственности, профессор Бауман не вполне, на наш взгляд, убедительно приписывает столь большое значение временным масштабам межличностных связей и партнерств. Кратковременность личных союзов вовсе не обязательно предполагает стремление одного человека отнестись к другому лишь как к источнику мимолетного удовольствия; любые субъект-субъектные отношения не являются одним лишь потреблением, они в то же самое время оказываются и производством чего-то нового: новой социальной реальности, новой формы межличностной связи, новых эпизодов жизни обоих общающихся между собой людей. Более того; если, как утверждается в книге, современные межличностные союзы все чаще заключаются лишь до момента, пока сторонам не захочется их разорвать, то кто в подобном союзе выступает потребителем, а кто – объектом? Если союз может быть разорван по требованию каждой из сторон, то стороны равны; между тем против идеи равенства автор не высказывается ни разу.

Профессор Бауман детально рассматривает в своей книге и иной аспект проблемы нравственности – вопрос о целях, которые человек ставит перед собою, а также об условиях, в которых они достигаются. В этой связи он говорит о жизненных смыслах, о том, что наполняет жизнь человека значением (см. стр. 4-6). Важнейшим из таких смыслов автор полагает выход человека, в том или ином его проявлении, за пределы своего мимолетного существования; строительство, как он сам говорит, «мостов, соединяющих смертную жизнь с ценностями, неподвластными разрушающему влиянию времени» (стр. 267). Многие из фундаментальных выводов, сделанных в книге, основываются на том, что «жизнь имеет ценность, а дни – значение, потому что мы, люди, сознаем свою смертность» (стр. 266). Соглашаясь с этим тезисом, красивым по форме и глубоким по содержанию, трудно удержаться от сомнений по поводу некоторых заключений, к которым приходит автор, отталкиваясь от этого тезиса. Так, снижение роли и значения славы, о чем мы уже упоминали, преходящий характер авторитетов расцениваются в книге как одна из негативных черт современного общества. Но ведь возможен и иной угол зрения: очевидно, что достижение подлинной славы – в том смысле, какой вкладывает в это слово автор, – всегда было и до последнего времени оставалось уделом очень немногих. Да, можно было посвятить всю свою жизнь созданию архитектурного произведения или исследованию идеи прогресса; но много ли находилось людей, способных на это? Да, сегодня цели большинства наших современников гораздо более приземленны и даже примитивны, чем провозглашавшиеся прошлыми поколениями, но разве не это стало в значительной степени основой для максимальной мобилизации сил человека, соразмерных этим целям, и разве не это обеспечило обществу все более быстрые темпы развития? (Причем развитие это все меньше зависит теперь от руководящих обществом институтов.) Сам автор признает, что «бесконечная нарастающая и внушающая опасения двойственность, управляющая этим нашим ‘обществом риска’, имеет свое применение. Она смазывает колеса науки и техники, этих двух главных двигателей современного развития. Сама по себе она становится, если воспользоваться еще одним дискредитированным модернистским понятием, впечатляющим фактором прогресса» (стр. 77). И разве не этот прогресс достижения приземленных целей продвинул на протяжении последних пятидесяти лет человечество гораздо дальше, чем предшествовавшие века, исполненные научных открытий, перевернувших наши представления о мире? И разве не достижимость «минутного бессмертия», осужденного в книге, снижает те неуверенность и беспокойство, которые преследуют человека, ощущающего невозможность приобщиться к истинной славе?

Интересным и противоречивым образом представлена в книге З.Баумана тема государства. Автор полагает, что государство и в целом вся сфера политики должны стать преградой на пути неконтролируемых сил глобализации, а инструментом борьбы против хаоса и анархии должно выступить, как мы уже отмечали, возрождение нравственных основ человеческого поведения: «К выработке новых, столь необходимых в наступившем столетии этических правил следует подходить как к политической проблеме и политической задаче» (стр. 106), основная же «проблема практического применения этики… к бедам современного общества состоит прежде всего в отсутствии [адекватной властной] структуры» (стр. 209). Возможно, это самый неубедительный вывод, к которому пришел автор, пользуясь столь же неубедительными аргументами. В предисловии к русскому изданию своей книги профессор Бауман, обосновывая роль государства, цитирует слова Жака Эллюля: «Кто, по мнению современного рядового человека, должен реорганизовать общество, чтобы оно наконец стало таким, каким должно быть? Государство, только государство» (стр. XXVIII). Между тем мнения так называемых рядовых людей, как бы много их ни было представлено, ни в коем случае не могут служить обоснованием справедливости того или иного социологического утверждения. Реальность же свительствует о том, что «политика» за последние триста лет вчистую проиграла стихийным «экономическим силам» по меньшей мере дважды: в конце XVIII века, когда она сдала свои позиции, открыв путь модернити, и во второй половине ХХ-го, когда она просто капитулировала перед процессами глобализации, пытаясь сохранить хотя бы элементы собственного влияния на происходящие события. Неясно, откуда в этих условиях можно черпать уверенность в том, что новые «силы» удастся усмирить, а новая «политика» преодолеет искушение в очередной раз оказаться коррумпированной? Будет ли оправданной и дальновидной попытка возвысить не раз уже проигрывавшую «политику» над ее недавним плами международного капитала и финансов? И, наконец, следует ли связывать перспективы восстановления морали и нравственности с возможностями политики, которые при самом сочувственном рассмотрении выглядт давно и, увы, безнадежно исчерпанными?

Одну из причин противоречивости суждений З.Баумана мы усматриваем в излишне резком противопоставлении современного социума тому обществу, которое он считает адекватным традиционной модернити. На наш взгляд, в своей книге автор значительно принижает степень мобильности и изменчивости, характерной для модернити, и в результате предъявляет читателям чрезмерно контрастную картину. Он, впрочем, и сам признает, что «индивидуализация», если понимать ее как «освобождение человека от предписанной, унаследованной и врожденной предопределенности его социальной роли», представляет собой «наиболее заметную и основополагающую черту эпохи модернити,.. что говорить об индивидуализации и модернити – значит рассуждать об одной и той же общественной ситуации» (стр. 162).

Возможно, некоторых противоречий удалось бы избежать, если бы, рассуждая о неопределенности и неустойчивости человеческого существования, делать акцент не на степени, а на источниках таковых в условиях модернити и постмодернити. В эпоху модернити человек в большинстве случаев стремился не к поддержанию определенности и устойчивости, а к их преодолению. Конечно, работник, нанимавшийся в начале ХХ века на заводы Форда, имел больше шансов работать на одной и той же фабрике в течение десятилетий, чем программист, ищущий сегодня вакансии в компании Microsoft (см. стр. 164), но не следует забывать, что сами автомобильные фабрики появились и добились успеха в той стране, где каждый разносчик газет, который мог быть уверен, что его не выгонят с работы до тех пор, пока его ноги не перестанут ходить, не хотел оставаться в этом положении и делал все от него зависящее чтобы избавиться от той стабильности, которой, как можно понять читая книгу З.Баумана, он должен был наслаждаться. Сегодня, в новых условиях, независимо от своих желаний человек подвергается давлению обстоятельств, обусловливающих нестабильность и неустойчивость его существования, но результат и вчера и сегодня остается сходным.

Мы полагаем, что современное общество не столь сильно отличается от вчерашнего по внутренним своим основам, как это следует из рассуждений профессора Баумана. Да и сам он охотно склоняется к тому, чтобы рассматривать нынешний этап общественного развития как подвижную, разделенную, разобщенную, дерегулированную, легкую, позднюю, растекающуюся, вторую, дисперсную, сетеобразную, рефлексивную или сверх-, но все же модернити, и тем самым признает, что в общем и целом этот этап вытекает из предшествующего. В иных случаях автор прямо утверждает, что «общество, вступающее в XXI век, не в меньшей мере принадлежит ‘модернити’, чем общество, вступившее в век двадцатый; в крайнем случае – можно сказать, что оно принадлежит модернити несколько особенным образом» (стр. 116). Совершенно очевидно, что переход от модернити к постмодернити не опосредовался и десятой долей тех социальных потрясений, в огне которых родилась сама эпоха модернити. Напротив, большинство ужасных событий, которыми был столь богат ХХ век, сконцентрировались в странах, пытавшихся воспрепятствовать естественному движению от модернити к постмодернити. Из всего этого, на наш взгляд, следует только один вывод, радикально меняющий весь контекст, в котором следует изучать современное общество: переживаемый ныне этап общественного развития не является периодом постмодернити, как не является он и этапом «распадающейся» модернити; напротив, это модернити в собственном ее смысле, тогда как предшествующие два столетия были периодом, подготавливающим это ее зрелое и целостное состояние.

Индивидуализированное общество есть реальность нынешнего дня. Книга, представляемая российским читателям, с непревзойденным совершенством показывает недостатки и опасности этого общества, вскрывает стоящие перед ним проблемы и фиксирует дилеммы социального прогресса в наступившем столетии. Но эти недостатки, проблемы и дилеммы не возникли вчера, чтобы сегодня стать заметными лишь посвященным. Напротив, все они являются естественным продолжением и развитием наиболее позитивных, как еще недавно казалось, и как не может не казаться и сегодня, качеств эпохи модернити.

Наступление новой эпохи приветствовалось в XVIII веке как приход царства разума, как отрицание предшествующих угнетения и несправедливости. Какими были лозунги революционеров? Уничтожить всевластие праздного класса аристократов, обеспечить равенство людей упразднением сословного деления, наконец, каждому дать свободу как в экономической, так и в политической сфере. В борьбе за воплощение этих лозунгов в жизнь родилась модернити; новый строй качественно отличался от предшествовавшего, но при этом, как мы полагаем, для нескольких поколений он сохранял в себе определенные черты и традиции прошлого, которые за долгие века так срослись с идеями христианской морали, что стали казаться не столько их проявлениями, сколько самими нравственными постулатами. Поэтому мы предпочли бы назвать то, что обычно считается модернити как таковой, ту зрелую, прочную, твердую модернити, о которой пишет профессор Бауман, скорее романтической модернити, причудли-

ХХХ

во и противоречиво соединившей в себе присущие именно ей черты постоянной изменчивости с чертами устойчивости, не столько характерными для из нее самой, сколько идущими из прошлого.