Предпосылки и условия создания советской судебной системы в регионе 4 страница

В соответствии с принципом сближения судебной и властно-управленческой деятельности утверждали выдвижение и смещение судебных работников не вышестоящие судебные учреждения, а партийные и советские органы: ревкомы, исполкомы и парткомы.

Изначально была заложена возможность снятия и замещения судей, не подходящих по каким-либо причинам[204], что шло вразрез с принципами несменяемости и независимости судей. Основанием к признанию работы судьи неудовлетворительной могли быть политические мотивы.

Изменения кадровой политики органов юстиции происходили в соответствие с выделенными этапами. В 1918–1922 гг. осуществление судебной кадровой политики в Среднем Зауралье отличалось рядом особенностей и закончилось кризисом кадровой политики региональных органов юстиции.

В течение 1918–1920 гг. была особенно актуальной проблема комплектования и квалификации руководящими кадрами органов юстиции. В Среднем Зауралье не было достаточного числа лояльно настроенных к большевикам специалистов, и ситуация поначалу зависела от двух-трех руководителей региональных органов юстиции, от их личностных качеств и задаваемых ими темпов работы. В результате, единоличное бесконтрольное управление аппаратом создавало возможность для злоупотребления своим служебным положением (что произошло в 1919 г. с заведующим губюстотдела Б. Севровым, растратившим в личных целях значительные средства). Кроме того, из-за отсутствия в губернии местных политически надежных специалистов, контролирующим организациям Сибири и Урала приходилось присылать в Тюмень инструкторов для исправления трудных ситуаций (в 1919 г. отдел юстиции Сибревкома, курировавший деятельность судебной системы Среднего Зауралья, прислал Н. В. Маркина; позднее, в 1922 г. – Уралобком ВКП(б) направил Н. С. Пяткова). Остановимся на этих особенностях подробнее.

Большевики столкнулись с серьезной проблемой комплектования руководящими работниками региональных органов судебного управления. Губерния еще до революции испытывала хронический недостаток судебных кадров. В ходе последующих смен режимов большевиков и Колчака, и без того немногочисленные юридические кадры губернии понесли значительные потери. Многие «старые» юристы бежали с отступавшими белогвардейцами или были убиты. Погибли также несколько советских работников, начавших свою судебную деятельность весной 1918 г. Оставшиеся специалисты часто не соответствовали большевистским меркам, не желали идти на службу по идеологическим причинам, либо из-за низкой оплаты труда. Из составленных позже кадровых списков советских судебных учреждений губернии видно, что в 1918–1921 гг. в них работало меньше десятка сотрудников, служивших до революции в окружном и мировых судах в качестве секретарей, писцов и на других технических должностях (среди них не было ни одного мирового судьи)[205]. Остальные опыта работы в судебных органах до революции не имели.

Процесс массового набора судебных кадров стало возможным осуществить лишь с освобождением в августе 1919 г. Тюмени, а затем и территории всей губернии от колчаковцев[206].

Согласно большевистской кадровой политике, новые кадры набирали из политически лояльных лиц рабоче-крестьянского происхождения. В августе 1919 г. объединенное совещание партийцев и юристов назначило несколько руководящих судебных работников и народных судей для судебных учреждений г. Тюмени "сообразно политичности кандидатов и их знаний" (среди них было большинство коммунистов, остальные - социал-демократы, меньшевики, сочувствующие и беспартийные)[207]. Практически все они не имели специальной подготовки.

Вскоре практика показала, что руководящие работники юстиции не могли эффективно исполнять свои обязанности, поскольку были перегружены работой и совмещали несколько должностей в разных судебных учреждениях[208]. Так, председатель Тюмгубревтрибунала[209] Н. И. Иванов (март-июнь 1918 и сентябрь 1919 – 1921 гг.) одновременно был членом губернского отдела юстиции (губюста), по назначению парткома исполнял обязанности ответственного руководителя одного из районов[210]. Кроме того, он был членом Тюменской губЧК, по поручению ЧК ездил в Ялуторовск и Тобольск для расследования некоторых секретных дел. А с отъездом Степного (председателя губЧК) в Тобольск, временно занимал его должность. Естественно, при таком обилии служебных обязанностей ни одна из них не исполнялась в должном объеме. В конечном счете, по просьбе Н. И. Иванова Тюменскому ревкому пришлось освободить его от должности члена коллегии губюстотдела, а к осени 1921 г., после его многочисленных частных обращений в Верхтрибунал, он был отозван из Тюмени и назначен в Петроградский ревтрибунал[211].

Инструктор-организатор Н. В. Маркин осуществлял также единовременное руководство 58 судебными учреждениями губернии в 1919–1920 гг. Он был заведующим губюстотделом и председателем губСНС. Естественно, он не имел "никакой физической возможности полностью совмещать в себе все те разнообразные функции, связанные и непосредственно вытекающие из действий этих учреждений, объять которые совершенно не под силу одному человеку"[212].

Впрочем, во многих случаях проблема заключалась не в недостатке кадров, а в их компетентности. Например, работа отдела юстиции под руководством Б. Севрова отличалась «бессистемностью, хаотичностью, не было единой руководящей идеи». Н. И. Маркин отобразил ситуацию следующим образом: «...делается что-то и как-то. Что делают и как делают, в этом «делатели» отчет не дают»[213]. В составе губюста было несколько заведующих, секретарей и их помощников, однако работа по организации народных судов в губернии практически не двигалась. Кумовство и родство играли не последнюю роль при замещении должностей. К примеру, заведующая хозчастью и кассационным подотделом губюста была супругой Б. Севрова. Таким образом, не смотря на наличие «лишних» людей, губюстотдел остро нуждался в «полезных» работниках.

Эти и другие кадровые злоупотребления в губюстотделе были замечены командированным в Тюмень с ревизией Н. И. Маркиным. Главную причину вышеописанного хода дел видели в том, что в руководстве и среди рядовых работников есть люди «не красные в настоящем и не с красным прошлым»[214]. Следственной комиссии ревтрибунала был поручен соответствующий анализ штатов на политическую лояльность. Стала проводиться проверка и фильтрация кандидатов при наборе персонала.

В обстановке, когда кадровая проблема остро стояла даже для органов судебного управления Тюмени, процесс комплектования кадров судебных органов в уездах проходил еще сложнее. Так, четыре народных суда Тюмени, созданные в 1919 г., распространяли область своих действий далеко за пределы своих участков на те районы, где суд еще не был образован, и судьи временно совмещали руководство несколькими судебными участками[215]. Губернский отдел юстиции постепенно создавал все новые судебно-следственные участки в волостях с камерами в крупных селах, и постоянно остро стоял вопрос с обеспечением их кадрами. В поступающих от волостных исполкомов заявлениях местные руководители обычно жаловались на недостаток лиц, пригодных для исполнения обязанностей народных судей и просили о присылке судей и судебных работников из Тюмени. В ответ губюстотделом чаще всего советовалось доизбрать кандидатов из местного населения.

В результате народные судьи и народные заседатели избирались по спискам, составленным рабочими организациями, профсоюзами, уездными и сельскими Советами и утверждались ревкомом, а позднее уездными исполкомами и губисполкомом. Однако выборы в уездах зачастую проходили чрезвычайно вяло, и коллегии отдела юстиции приходилось обращаться к уисполкомам и профсоюзам с соответствующими воззваниями[216]. В случае отсутствия пригодных кандидатов для выборов, вакантные места случалось замещать путем назначения через Совет профсоюзов или даже биржу труда[217].

Народными судьями становились те, кто хоть как-то подходил на эту должность. Основаниями для рекомендаций чаще всего было то, что кандидат «стоял на платформе советской власти» и являлся «вполне достойным, безусловно честным и добросовестным»[218]. При этом он мог иметь в лучшем случае неполное начальное образование, заниматься «хлебопашеством», быть в возрасте от 20 лет, и не иметь судебного опыта - этого было достаточно, чтобы его кандидатуру утвердили.

В итоге в Тюмени и Тобольске судьями и народными заседателями становились рабочие и служащие, на первом этапе чаще всего беспартийные, а в уездах - в основном крестьяне[219]. Нередко это были случайные люди, искавшие место с освобождением от чрезвычайных налогов. Выходцы из крестьян часто с наступлением весенне-полевых работ уходили из органов (поскольку крестьянский труд приносил больший доход, чем заработная плата судьи)[220].

Процесс набора кадров защитников начался в сентябре 1919 г. Губернский отдел юстиции через газету «Известия Тюменского революционного комитета»[221] объявил об открытии записи кандидатов в Коллегию защитников, обвинителей и представителей сторон в гражданском процессе. Однако желающих, соединяющих образованность с определенным моральным цензом, практически не было[222]. Коллегия правозаступников начала свою работу 23 сентября 1919 г. при наличии одного сотрудника[223]. Больше года в Коллегии состоял только один постоянный член, а шесть других совмещали эту должность с работой в иных учреждениях[224].

С образованием в 1920 г.[225] взамен Коллегии правозаступников Консультационных бюро, для защиты и обвинения стали также назначаться юрисконсульты советских учреждений в порядке трудовой повинности. Однако последние стремились по возможности уклониться от навязанных им обязанностей. Таким образом, население губернии фактически было лишено гарантированного законом права на защиту.

В соответствии с принципом «уменьшения роли судебного профессионализма» первоначально теоретическая или практическая подготовка народного судьи была желательна, но не обязательна[226]. В условиях отсутствия специального уголовного и гражданского законодательства судьи могли руководствоваться «революционным правосознанием», самостоятельно определяя степень наказания. Тем не менее, вчерашние полуграмотные рабочие и крестьяне, призванные в судебные органы, остро нуждались в обучении элементарным понятиям и нормам судопроизводства.

С сентября 1919 г.[227] периодически действовали образованные губернским отделом юстиции специальные курсы для подготовки народных судей и следователей[228]. Кандидатов на судебные должности посылали профсоюзы и партком[229]. На курсах давались некоторые теоретические сведения из материального права и процесса[230]. Наряду с этим курсанты должны были стажироваться в качестве запасных судей и следователей на участках с хорошо поставленной работой с тем, чтобы под руководством опытных лиц на практике ознакомиться с делом.

Подобный метод подготовки кадров назывался «курская практика»[231]. Эта практика осуществлялась и в высшем звене судов и трибуналов. Однако в Среднем Зауралье практика стажировки курсантов почти не оправдала себя, поскольку не было достаточного количества опытных судей и следователей, способных передать свои знания кандидатам. Помимо этого, окончившие курсы лица не спешили на работу в судебные органы, предпочитая устраиваться в другие учреждения. Это было связано с тем, что должность народного судьи была не престижной и малооплачиваемой.

В связи с этим, следует отметить следующие общие черты статуса и положения судей в советской судебной системе, сохранявшиеся на протяжении всего последующего рассматриваемого периода.

Принцип независимости судей в условиях советской действительности совершенно не действовал. Народный судья не только не обладал какими-либо льготами ли преимуществами, но был наиболее не защищен социально, т. к. не имел права на дополнительные заработки и всецело зависел от бюджетного снабжения (что было равноценно обречению на голодовку, поскольку и без того небольшое жалование и пайки выдавались с задержкой на 3-4 месяца)[232]. Закончивший службу (по причине ухудшения здоровья, по старости) судья не мог рассчитывать на какую-либо существенную поддержку или компенсацию от государства.

Судьи не были защищены не только в материальном плане, но и в физическом. Работа судьи в неспокойных условиях Среднего Зауралья была попросту опасной. Народные судьи ездили по участку и в Тюмень в одиночку, и потому постоянно просили о выдаче им оружия для защиты[233]. Учитывая это, Бюро народных судей Тобольского уезда в ноябре 1919 г. постановило признать необходимым, чтобы при разъездах всех должностных лиц отдела юстиции сопровождали представители милиции. Подтверждения того, что постановление выполнялось на деле, встретить не удалось[234].

Позднее, в ходе крестьянского восстания 1921 г., некоторые народные судьи и нарследователи Тобольского уезда, сельских участков Ишимского, Ялуторовского и Тюменского уездов, как представители советской власти, «наряду со стойкими политическими партийными работниками» были убиты. Часть судебно-следственных работников позднее была привлечена ГубЧК по обвинению в сочувствии повстанцам[235].

Учитывая вышеперечисленные факты, не удивительно, что в губернии были постоянно вакантны должности народных судей и следователей, а курсанты устраивались в другие учреждения, лучше обеспечивающие их материально[236]. Многие судебно-следственные участки не действовали из-за отсутствия желающих занять эти должности. В итоге крайне высокий уровень текучести кадров не оправдывал тот расчет, что судьи обучатся в процессе практической работы: большинство судебных работников оказывались и без образования, и без опыта.

Следствием было то, что неопытные и малообразованные судьи, согласно отчетам о ревизиях, допускали множество судебных ошибок[237]. Авторитет судей в глазах населения также подрывался многочисленными фактами пьянства. Случались курьезные случаи: так, два нетрезвых судьи подрались между собой в общественном месте. При обнаружении явных нарушений губернский отдел юстиции решал отозвать некоторых народных судей, как «не соответствующих своему назначению и подрывающих высокое призвание судьи рабоче-крестьянского суда»[238]. Но, по сложившейся в региональных органах юстиции практике, лиц, совершивших должностные правонарушения, за отсутствием замены, наказывали лишь порицанием или временным отстранением от должности. Более того, руководящие работники региональной юстиции зачастую оправдывали некоторые должностные правонарушения судей перед партийными органами, объясняя их крайне тяжелым материальным положением сотрудников.

Период 1921–1922 гг. в Среднем Зауралье характеризовался глубоким кризисом кадровой и в целом судебной политики. В условиях шквального роста правонарушений крайне остро ощущалась необходимость в крепкой правоохранительной системе. Однако центральное, а вслед за ним местное большевистское руководство, было занято проблемами укрепления власти преимущественно карательными методами через чрезвычайные органы. Кроме того, в большевистской среде продолжала доминировать точка зрения, что право - пережиток буржуазного общества, и вскоре право и правовые учреждения будут ликвидированы за ненадобностью. Губернские власти относились к суду невнимательно, считая его чуть ли не «лишним балластом» и не считали нужным оказывать ему поддержку. При председателе исполкома т. Шмуклер даже ставился вопрос о временном «закрытии местного суда»[239].

В результате попустительство властей привело Тюменскую губернию к правовому произволу 1921–1922 гг. Пользуясь слабостью губернского руководства, плохой связью с центром, в правоохранительные органы Тюменской губернии в начале 1920-х гг. пришло множество случайных предприимчивых людей, формально подходящих под большевистские мерки (членов партии), но не соответствовавших моральным требованиям. Они в корыстных целях проводили собственную линию наведения «законности» на подвластной им территории. Сотрудники Тюменского губревтрибунала, Тюменского губернского уголовного розыска и милиции не только не боролись с ростом правонарушений, но и сами, прикрывая друг друга, совершали должностные преступления.

Так, Тюменский губернский уголовный розыск стал в этот промежуток времени, по-сути, организованным преступным сообществом. Работники угрозыска во главе с начальником И. Брыляковым содержались за счет криминального мира и совершали убийства и подлоги. Председатель Тюменского губревтрибунала (1921–1922 гг.) И. Н. Перетягин, согласно доклада Н. С. Пяткова, «регулярно пьянствовал с ответственными работниками губрозыска»[240]. Кроме того, он «проводил единоличные распоряжения диктаторским образом», отступая от распоряжений ВЦИК, НКЮ, Верховного трибунала, конфликтовал с членами трибунала, угрожая им арестом и расстрелом[241]. Он запустил ведение дел в трибунале. Период с момента его назначения в 1921 г. до 1 мая 1922 г., отличался самым медленным темпом прохождения дел.

Партийные власти в 1921–1922 гг. не вмешивались в кадровые дела региональной юстиции. Губпартком и губисполком закрывали глаза на новое «политически неблагонадежное» руководство Тюменского губюста и губСНС. К этому времени в этих органах судебного управления стали служить несколько опытных дореволюционных общественных деятелей и юристов. После отзыва Н. И. Маркина губернский отдел юстиции возглавил Захарченко Алексей Казимирович, бывший лидер местных кадетов, вероятно обладавший некоторым юридическим опытом. Среди служащих губюста на тот момент не было ни одного коммуниста[242]. В 1921 г. Захарченко сменил Битюков, бывший эсер, коммунист с 1918 г., которого начальник губотдела ГПУ характеризовал как «интеллигента мелко-буржуазной психологии, слабого администратора, ведущего некоммунистический образ жизни…»[243]. Среди сотрудников было несколько человек, осужденных за контрреволюционные преступления, и освобожденных из работного дома и концлагеря специально для замещения вакантных ответственных и технических должностей[244].

В состав Губернского Cовета народных судей, также вопреки законодательству, входили несколько дореволюционных опытных юристов. Председателем губСНС на тот момент был Рыбалов Аркадий Васильевич, бывший адвокат, человек «очень развитый и опытный, но старого закала, рутинер»[245]. Члены губСНС Штольц, Колмогоров, Вановский, «определенные монархисты», также были профессиональными юристами. Состав народных судей и народных следователей на 80% был беспартийным, небольшое количество коммунистов было лишь в уездах[246]. Такое явное несоответствие юридического состава большевистской кадровой политике было чисто Тюменским явлением, поскольку не соответствовало Положению о суде и общероссийской практике.

С одной стороны, отсутствие контроля и давления со стороны властей позволило руководству губюста и губСНС по своему усмотрению подбирать кадры ответственных работников по опытности или способностям. Однако без поддержки и помощи властей, в условиях катастрофической нехватки финансирования и кадров, резкого ухудшения экономической и криминогенной обстановки в губернии, губюст и губСНС не смогли наладить эффективную работу судебных органов.

Многие участки народных судей и следователей в уездах не функционировали по причине отсутствия лиц, желающих занять эти должности[247]. В итоге в тех судебно-следственных участках, которые все же действовали, следствие и судебное разбирательство велось крайне медленно, часто гражданские дела утрачивали значение, а преступники (грабители, воры, погромщики) уходили от наказания или получали слишком мягкие приговоры. В условиях размаха имущественных преступлений в голодные годы это вело к озлоблению граждан и к недоверию советскому суду[248].

Таким образом, в 1921–1922 гг. назрел серьезный кризис судебной системы Тюменской губернии. В результате недовольство населения новыми советскими судами ярко проявилось в ходе крестьянского восстания 1921 года. С ликвидацией основных фронтов восстания летом 1921 года, работа судебно-следственных учреждений была в основном налажена. Но некоторые судебные и следственные участки в районах, где еще находились повстанцы, или просто по причине отсутствия подходящих работников, не функционировали до декабря 1921 – февраля 1922 гг. От населения этих участков в камерах народных судов уездных городов лишь принимались разного рода иски. Таких заявлений накопилось множество, и уже в начале работы участки были крайне перегружены[249]. Северная же часть Тобольского уезда была лишена возможности обращаться в судебные органы еще дольше из-за отсутствия необходимых работников: у желающих не было достаточного опыта, а опытные специалисты отказывались занимать эти малооплачиваемые должности[250].

Ослабленная восстанием судебная система окончательно была подкошена в начале 1922 г. сокращением штатов более чем вдвое из-за отсутствия финансирования[251]. Оставшиеся судьи и следователи были перегружены делами, полученными от упраздненных участков, к тому же начался рост преступности в связи с тяжелым экономическим положением в губернии. Судьи чисто физически не могли разрешать такую массу дел. Так же и следователи катастрофически не успевали справляться со своими обязанностями. К примеру, в Березовском и Сургутском уездах на 1000 верст было по одному следователю[252]. Это приводило к тому, что невозможно было окончить следствие в установленный законом срок. Необходимость пополнения состава судебных органов была очевидной. Руководители судебных учреждений в своих заявлениях постоянно уведомляли вышестоящие органы о том, что отсутствие необходимых кадров тормозит работу судебных учреждений, создает разруху и путаницу, угрозу полной остановки их деятельности. Создавалась ситуация, когда за сложившееся положение дел просто не с кого было спросить[253]. Однако ходатайства Тюменского губюста в губисполком об увеличении штатов отклонялись. Ситуация зашла в тупик. Судебные органы губернии фактически перестали функционировать.

Кризис конца 1921 – начала 1922 гг. был характерен для всей советской судебной системы, но в Тюменской губернии проявился особенно очевидно. Проблемы неудовлетворительного кадрового состава судебных органов, особо остро стоявшие для региональной юстиции, усугублялись резким ухудшением социально-политической обстановки. Практика ведения судопроизводства малограмотными судьями на основе «революционного правосознания» не привела к росту авторитета и укреплению власти большевиков на местах. Эксперимент не удался. Кроме того, слабость местного партийного и советского руководства и их нигилистическое отношение к праву порождали анархию, произвол и бесконтрольность. Губернская судебная система не была способна обеспечить эффективную защиту населения. В результате советская судебная система не была легитимной в глазах народа и ударяла по престижу советской власти. Изменить ситуацию коренным образом могла только перемена отношения центральных и местных властей к праву и правоохранительным органам в целом, и к судебной кадровой политике в частности.

 

В течение последующих периодов центральная власть трижды меняла направление кадровой политики судебных органов в соответствии с изменениями политической обстановки в стране.

Первое изменение кадровой политики произошло при переходе к нэпу. Необходимо было создать судебный аппарат, отвечающий условиям нэп, который был бы способен справиться с задачами регулирования новых отношений в обществе и обеспечения гарантий прав и свобод имущества и личности, на основе принятых в 1922–1923 гг. кодексов.

Партийные директивы настаивали на укреплении органов юстиции (путем укомплектования кадрами, повышения уровня подготовки работников, улучшения их материального положения). Однако вместе с положительной стороной оказания помощи органам юстиции, стала сильнее проявляться и отрицательная – повышались контроль и зависимость судебных органов от местных властей, в том числе в вопросах формирования судебных штатов. Комитет партии и контрольные комиссии не только командировали кадры для замещения вакантных должностей, утверждали руководящих и низовых судейских работников, но и выступали с инициативой их увольнения[254].

Губисполком и губком партии Тюменской губернии включились в борьбу за «широкое содействие работе органов юстиции, укрепление судебно-следственного аппарата и повышение авторитета суда»[255]. В начале 1922 г., в соответствии с центральными партийными директивами, Губернский комитет партии и губотдел ГПУ начали на заседаниях губкома регулярно поднимать вопрос о замене юридических кадров, но не могли найти подходящих работников. Отношения между губернскими судебными и партийными органами были напряженными. Наконец, удалось настоять на присылке из Уралбюро РКП(б) опытного работника, бывшего председателя Екатеринбургского трибунала Н. С. Пяткова. В марте 1922 г. он возглавил губюст[256].

Под руководством Н. С. Пяткова была произведена чистка кадров губернских правоохранительных органов. Председатель губтрибунала Перетягин был отстранен от должности, исключен из партии и отдан под суд, также были арестованы некоторые работники губюста и губСНС[257]. Против администрации губернского уголовного розыска был вынесен жесткий приговор ревтрибунала. Был смещен весь состав губтрибунала и поставлены новые работники из состава губюста во главе с Н. С. Пятковым, который занял должность председателя трибунала по совместительству, ввиду отсутствия других подходящих работников. Вскоре на этом посту его заменил Сушков. Когда в феврале 1923 г. Сушков был откомандирован в распоряжение Уралбюро, его сменил М. Г. Васильев, возглавлявший трибунал до его ликвидации (5 марта 1923 г. он передал дела в губернский суд)[258].

Губисполком утвердил значительное увеличение штата губернских органов юстиции (на 51 %)[259].

Количество по состоянию на: апрель 1922 г. май 1922 г.

Служащие юстиции (в т.ч. техперсонал) 254 380

народные суды 29 39

следственные участки 18 30

Кроме того, учреждено 6 должностей старших следователей по особо важным делам для работы в уездах (для расследования дел о бандитизме, должностных преступлениях); в Тюмени была организована коллегия судебных исполнителей (число судебных исполнителей возросло с 1 до 7);была пополнена коллегия губСНС с 2 до 5 человек[260].

Но все же некоторые судебно-следственные должности в уездах оставались незамещенными. Обширные площади, захватывающие северную часть Тобольского уезда, со значительным населением, были совершенно лишены всякой возможности обращаться к судебной защите с момента восстания 1921 г., разрушившего здесь весь судебно-следственный аппарат. Все попытки губСНС и Тобольского райбюста по замещению вакантных должностей успеха не имели, потому что в Тобольске не было опытных работников, которых мог бы выдвинуть уездный комитет РКП(б), профсоюзные же организации, в которых имелись вполне подходящие работники, в этом деле помочь не могли, т. к. все кандидаты отказывались работать в органах юстиции в силу их полной материальной необеспеченности[261].

Вскоре после увеличения, в результате высокой текучести кадров и последующих чисток, штат вновь значительно сократился. Так, в конце 1922 – начале 1923 гг. в Тюменской губернии была проведена чистка органов юстиции «с целью устранения чужеродного и неидейного в коммунистической среде элемента». Были уволены все сотрудники, «замеченные в совершении проступков, порочащих честь партии»[262]. Была проведена переаттестация руководящих работников народного суда, революционных трибуналов. В дальнейшем подобные чистки стали проводиться периодически.

Последующая работа руководящих судебных органов губернии была направлена в первую очередь - на пополнение кадров, а во вторую – на их улучшение и повышение профессионализма. Судебные органы в более широком масштабе стали пополняться за счет призыва молодежи, направления в органы рабочих от станка (выдвиженцев), членов РКП(б) по мобилизациям и добровольному найму. Мобилизации для пополнения и укрепления правоохранительных органов должны были проводиться как первоочередные, однако на практике местные парторганы больше заботились о пополнении кадров различных советских органов, чем судебного аппарата.

С началом нэп стало возможным в полной мере реализовать принцип защиты граждан в суде. Учрежденная в июне 1922 г. Тюменская коллегия защитников по уголовным и гражданским делам являлась самоуправляющейся корпорацией. Однако самостоятельность адвокатов была относительна. Губисполком каждый год утверждал членов Коллегии, мог «отвести» защитника. Члены коллегии не имели права состоять в профсоюзах, и потому не могли рассчитывать на защиту в случае увольнения. Доход защитников практически полностью зависел от гонораров, а потому относительно материально независимыми адвокаты могли быть только в городах с платежеспособным населением (Тюмень, Тобольск, Ишим).

Для поступления в коллегию требовался опыт: не менее года работы судьей, секретарем суда, агентом НКВД или милиционером. При отсутствии стажа кандидаты должны были проходить специальное испытание. Большинство членов первоначального состава Тюменской Коллегии имели дореволюционный опыт судебной или общественной работы, были выходцами из среды интеллигентов. Некоторые из них имели высшее образование, большинство учились в гимназии. Только двое из них в первоначальном составе были крестьянами, один рабочим и один – сыном бухгалтера[263]. В течение нескольких лет Коллегию возглавлял Виктор Алексеевич Вановский: меньшевик, активный дореволюционный общественный деятель, работавший в органах юстиции с 1919 г. Таким образом, в первый состав Тюменской коллегии защитников вошли главным образом интеллигенты, и они старались поддерживать адвокатское сословие на высоком моральном уровне. Способствовало этому и постановление ЦК партии о том, что нахождение в рядах членов коллегии защитников недопустимо для членов партии как носящих это высокое звание. Так что в среду адвокатов некоторое время не могли проникнуть лица без знаний и опыта, только по наличию партийного стажа.