Читателям нашим известно уже, что знаменитый автор "Войны и мира" и "Анны
Карениной" - граф Лев Николаевич Толстой на днях приехал в Петербург (*1*).
Пишущий эти строки имел случай в этот приезд в Петербург нашего всемирно
известного писателя познакомиться с ним. Знакомство это произошло на улице.
Рано утром, 9 февраля, шел я по набережной Фонтанки, между Аничковым и
Симеоновским мостами. Навстречу мне, вижу, идет мой знакомый, представитель
одной крупной книгоиздательской фирмы в Москве г. Б. (*2*), и с ним рядом
быстро шагал какой-то почтенный старик. Большая седая борода его, густые,
нависшие над глазами, седые брови, серая войлочная шапка, из-под которой
видны довольно длинные седые волосы, наконец, довольно кургузое, с овчинным
воротником пальто, какое обыкновенно носят мелкие торговые люди или прасолы,
делали этого почтенного старика удивительно похожим на графа Льва
Николаевича Толстого, каким его рисует художник И. Е. Репин.
"С кем это, - думаю себе, - идет Б.? Неужели с Толстым?"
Чем ближе подходил я к Б., тем все более и более убеждался в том, что
рядом с ним идет действительно Л. Н. Толстой.
Б. узнал меня, остановился, вместе с ним остановился и так
заинтересовавший меня спутник его.
- Пожалуйста, представьте меня Льву Николаевичу! - шепнул я
поздоровавшемуся со мною Б.
- Ну вот, Лев Николаевич, - обратился Б. к своему спутнику, - мы нарочно
вышли с вами так рано из дому, чтобы не встретить никого знакомого на улице,
ан вот встретили. Делать нечего... Позвольте вам представить, такой-то.
Л. Н. приветливо улыбнулся, крепко пожал мне руку.
- Давно ли вы в Петербурге? - спрашиваю я, обрадовавшись случаю, давшему
мне возможность побеседовать с величайшим из русских писателей.
- Только вчера, - ответил Л. Н.
Его голос, звучный и громкий, вполне соответствовал его твердой, бодрой,
чисто юношеской походке.
- Где вы остановились?
- На Фонтанке, в доме Олсуфьева, у Пантелеймоновского моста (*3*).
- Ну вот, Лев Николаевич, теперь ваше инкогнито открыто, - обратился к
нему Б. - завтра весь Петербург узнает, что вы здесь.
- Что же, пускай знают: я не скрываю, - ответил Л. Н. и затем, обратившись
ко мне, как бы вскользь спросил: - Вы где-нибудь пишете?
- Пишу, - ответил я, назвав издание, в котором работаю. - Вы позволите, -
добавил я, - оповестить о вашем приезде в Петербург?
- Если это кого-нибудь может интересовать - отчего же? Я ни от кого не
скрываю своего пребывания здесь.
- Не позволите ли также навестить вас, побеседовать с вами? - заикнулся
было я.
- Гм!.. Знаете, вряд ли найдется у меня достаточно свободного времени для
такой беседы, какую вы думаете со мною вести. Ведь вам для сочинений,
конечно, - сказал Л. Н и в тоне его голоса послышалось утвердительных ноток
более, нежели вопросительных.
Я сознался, что для печати.
- Милости прошу, заходите. Удастся - побеседуем, не удастся - не взыщите.
Как-нибудь раненько, поутру заходите. До среды, двенадцатого февраля, я буду
здесь.
Весь этот разговор мы вели на ходу. Я распростился с ним и с Б.
На другой день, в 9 часов утра, я уже был в доме No 14 на Фонтанке.
- Его сиятельство уже вставши, и у них посетители, - сообщил мне швейцар,
указывая на небольшую, полуоткрытую дверь, выходящую на нижнюю площадку
лестницы.
За этой дверью слышно было несколько голосов. В одном из них я узнал голос
Л. Н. Толстого. Разговор происходил довольно громко.
- У них теперь сидят господин директор публичной библиотеки Федор
Афанасьевич Бычков и Владимир Сергеевич Соловьев (*4*), - продолжал швейцар
после того, как подал Л. Н. Толстому мою карточку.
Через минуту в дверях показалась характерная фигура самого Л. Н.
- Сегодня нам беседовать с вами не удастся, - сказал он, несколько понизив
голос и поздоровавшись со мною. - Простите, что не приглашаю вас к себе.
Помещение у меня маленькое, а между тем полна горница людей. До среды еще
времени много... Наговоримся... В крайнем случае, вы изложите на бумажке
вопросные пункты ваши, и я вам на них отвечу.
Через день, когда я явился опять в 9 часов утра к дому No 14 по Фонтанке,
я уже нашел на площадке перед дверью временной квартиры Л. Н. Толстого
человек пять-шесть, чающих свидания с ним. Дверь его квартиры опять была
полуоткрыта, но не только не слышно было оттуда никаких голосов, но, как
оказалось, и самого Л. Н. в квартире уже не было. Несмотря на такую раннюю
пору, он уже вышел из дому.
- Они рано встают-с, - объяснил присутствующим швейцар. - Уходят они на
целый день; в пять часов обедают, потом опять уходят, и в одиннадцать уже
спят. Принимают они к себе только самых близких своих друзей и ни минуты
одни не бывают: всегда человек 5-6 около них. А за день, что его спрашивает
народу, так видимо-невидимо... Кажись, если б всех принять, так весь дом не
поместил бы их.
Я набросал вопросные пункты и в запечатанном конверте оставил их у
швейцара с просьбою передать их Л. Н., когда он вернется домой.
До самой среды, 12-го февраля, т. е. до дня, назначенного Л. Н. Толстым
для отъезда, мне так и не удалось с ним побеседовать.
Зная, что Л. Н возвращаясь домой в четвертом часу, всегда ходит пешком по
набережной Фонтанки, я решил, во что бы то ни стало, встретить его и
поговорить с ним хоть на улице, раз его нельзя никогда поймать одного дома.
И вот за три часа до отъезда я с ним встретился, опять почти на том же
месте, где я познакомился с ним.
- А! Ну вот хорошо, что мы встретились! - воскликнул Л. Н., увидев меня. -
Здесь нам никто не помешает говорить. Я получил ваши вопросные пункты.
- Вы спрашиваете у меня, - начал Л. Н. после некоторой паузы, - мое мнение
о возникающем у нас союзе писателей? (*5*) Двух мнений здесь не может быть.
Союз - эмблема единства, а единство среди людей вообще, а среди писателей в
особенности, весьма и давно желательно. Рознь среди писателей порождает
рознь и среди читателей. Образуются не только партии пишущих, но и партии
читающих. Если только этот возникающий союз писателей будет таким, каким
каждый честный и добрый союз должен быть, то ему остается только пожелать
успеха. Что же касается вашего второго вопроса о суде чести среди писателей
(*6*), то вопрос этот слишком важен, для того чтобы ограничиться при его
расследовании двумя-тремя фразами. О нем следует говорить поподробнее, и я,
может быть, со временем им займусь.
В это время нам навстречу попался князь Э. (*7*), который похитил у меня
моего славного собеседника.
- В семь часов сегодня я уезжаю. До свидания! - сказал мне на прощанье Л.
Н. и, сев с князем Э. в сани, уехал по направлению к своей временной
квартире.
В 7 часов вечера, к отходу скорого поезда Николаевской железной дороги, на
дебаркадере вокзала стояла уже толпа народу. Здесь была и учащаяся молодежь,
и дамы, и статские, и военные. Все сгруппировались около одного из вагонов I
класса. В дверях этого вагона стоял граф Л. Н. Толстой и разговаривал с
некоторыми из провожавших его знакомых.
Вдруг, откуда ни возьмись, подскочила к нему маленькая девочка, лет 12.
- Лев Николаевич! - крикнула она знаменитому писателю. - Мой брат хочет с
вами познакомиться!
Л. Н. улыбнулся своей доброй, мягкой улыбкой.
- Ну, ну, давайте вашего брата, - сказал он ей ласково, - где он?
- Да вот он! - тем же вынужденным криком продолжала девочка и подвела к Л.
Н. маленького мальчика, лет четырнадцати, в гимназической форме.
- А! Так вот какой большой человек, брат-то ваш! Ну, здравствуйте, -
шутливо сказал Л. Н. и протянул мальчику руку.
Мальчик с каким-то благоговением приложился к руке великого писателя, и
оба они, и брат и сестра, словно очарованные стояли все время около вагона.
На мальчика глядя, с Л. Н. начали здороваться и многие из публики.
Начались взаимные приветствия, а когда раздался третий звонок и гр. Л. Н.
Толстой запер дверь вагона и остановился без шапки у стекла двери, вся
толпа, как один человек, начала с ним раскланиваться, мужчины сняли шапки и
фуражки, дамы замахали платками, послышались возгласы: "До свиданья? будьте
здоровы!" Поезд тронулся, а толпа долго еще стояла на месте и смотрела ему
вслед.
Комментарии
Икс. Граф Л. Н. Толстой в Петербурге. - Петербургская газета, 1897, 18
февраля, No 43.
Автор статьи не установлен. Под псевдонимом Икс в 90-е г. в Петербурге
писал, в частности, Илья Николаевич Измайлов.
Толстой приехал в Петербург, чтобы проститься с высылаемыми издателями
"Посредника" В. Г. Чертковым и П. И. Бирюковым. Чертков должен был уезжать в
Лондон, Бирюков высылался в провинцию. "У Черткова, известного толстовца, -
писал Чехов Суворину 8 февраля 1897 г., - сделали обыск, отобрали все, что
толстовцы собрали о духоборах и сектантстве, - и таким образом вдруг, точно
по волшебству, исчезли все улики против г. Победоносцева и аггелов его...
Уезжает он 13 февр<аля>. Л. Н. Толстой поехал в Петербург, чтобы проводить
его; и вчера повезли Л<ьву> Н<иколаевичу> теплое пальто. Едут многие
провожать, даже Сытин. И я жалею, что не могу сделать то же" (Чехов А. П.
Полн. собр. соч. и писем. Письма, т. 6, с. 290).
1* Сообщение о приезде Толстого "по личным делам" (Петербургская газета,
1897, 9 февраля, No 9).
2* П. И. Бирюков.
3* Толстой остановился у своего приятеля А. В. Олсуфьева.
4* Афанасий Федорович (а не Федор Афанасьевич) Бычков (1818-1899),
археограф и библиограф. О встрече Толстого с ним, а также с философом и
поэтом Владимиром Сергеевичем Соловьевым (1868-1900) до сих пор не было
известно.
5* В начале 1897 г. в Петербурге был создан Союз взаимопомощи русских
писателей при Русском литературном обществе. Сряди его членов были Д.
Мамин-Сибиряк, В. Короленко, Н. Михайловский, Ин. Анненский и другие. Цель
Союза - объединение писателей на почве профессиональных интересов, для
постоянного между ними общения и охранения добрых нравов среди деятелей
печати. См.: Устав Союза взаимопомощи русских писателей при Русском
литературном обществе. Спб., 1887.
6* Суд чести при Союзе писателей призван был разбирать дела о плагиате,
клевете и т. п.
7* По-видимому, штаб-ротмистр Иван Георгиевич Эрдели. Его жена М. А.
Эрдели - племянница С. А. Толстой.
