Глава двадцать шестая Гринготтс

 

В се планы составлены, все приготовления закончены, в самой маленькой спальне, на каминной полке, в маленьком стеклянном пузырьке лежит свёрнутый один-единственный длинный чёрный волос (снятый со свитера, который был на Эрмионе в поместье Малфоев).

– И у тебя будет её собственная палочка, – Гарри кивнул в сторону ореховой палочки, – так что, полагаю, ты будешь ну очень убедительная.

У Эрмионы же был такой вид, будто она боялась, что как только возьмёт палочку, та её ужалит или укусит.

– Я ненавижу эту штуку, – сказала она чуть слышно, – в самом деле ненавижу. Она как-то неправильно чувствуется, у меня с ней толком не получается… Она – словно частица её.

Гарри не мог не вспомнить, как Эрмиона отметала его ругань по адресу терновой палочки, как утверждала, что, когда у него не получается с новой палочкой, как со старой, он всякое такое воображает, как советовала ему практиковаться побольше. Но он решил не обращаться к Эрмионе с её собственным советом, всё-таки канун намеченного ими штурма Гринготтса – не самое лучшее время для ссоры.

– Зато она, наверное, поможет тебе войти в роль, – сказал Рон. – Вспомни, чего эта палочка натворила!

– Так в этом-то и дело! – ответила Эрмиона. – Именно эта палочка пытала папу и маму Невилла, и кто знает, скольких ещё! Именно эта палочка убила Сириуса!

Об этом Гарри как-то не подумал; он посмотрел на палочку, и его посетило жестокое желание расколоть её, рассечь надвое мечом Гриффиндора (меч стоял рядом у стены).

– Пропала моя палочка, – печально сказала Эрмиона. – Почему Олливандер и мне новую не сделал?

Этим утром мистер Олливандер прислал Луне новую палочку. Сейчас Луна пробовала её на лужайке за домом, под вечерним солнцем. Дин, у которого палочку отобрали Ловилы, мрачно наблюдал за ней.

Гарри посмотрел на боярышниковую палочку, которая раньше принадлежала Драко Малфою. Ему было удивительно, но и приятно, обнаружить, что палочка работает в его руке, во всяком случае, не хуже, чем палочка Эрмионы. Вспоминая, что говорил ему Олливандер о тайнах палочек, Гарри подумал, что знает, отчего у Эрмионы затруднения: она не завоевала уважение ореховой палочки, лично отняв её у Беллатрисы.

Дверь спальни открылась, и вошёл Грифук. Гарри невольно потянулся к рукоятке меча, и переставил его поближе, но тут же об этом пожалел. Он был уверен, что гоблин заметил его движение. Желая как-то объяснить этот скользкий момент, Гарри сказал: – Мы всё проверяем, чтобы быть в минутной готовности. Мы сказали Биллу и Флёр, что уходим завтра утром, и попросили их не вставать, проводить нас.

Последний пункт отстаивали особо, потому что Эрмионе надо было принять облик Беллатрисы до того, как покинуть дом, и чем меньше Билл и Флёр будут знать или подозревать, что затевается, тем лучше. Кроме того, Гарри и его друзья объяснили, что не собираются возвращаться. Поскольку в ту ночь, когда их сцапали Ловилы, они потеряли старую палатку Перкинса, Билл выделил им другую. Она была сейчас упакована в бисерную сумочку, которую – Гарри был весьма впечатлён, это узнав – Эрмиона укрыла от Ловил очень просто: засунула за носок.

Гарри знал, что будет скучать по Биллу, Флёр, Луне и Дину, это уж не говоря про домашние удобства, которыми они наслаждались последние недели, но он ждал, когда вырвется из Раковины. Гарри устал от проверок, не услышит ли кто их разговоры, устал от необходимости запираться в крошечной тёмной спальне. Больше же всего он мечтал избавиться от Грифука. Честно говоря, где и как они собирались расстаться с гоблином, не отдав ему при этом меча Гриффиндора – на этот вопрос у Гарри не было ответа. Обсудить, как именно это сделать, было невозможно, потому что гоблин редко оставлял Гарри, Рона и Эрмиону, собравшихся вместе, больше чем на пять минут. – У него моя мамочка поучиться может, – рычал Рон, когда на дверном косяке появлялись длинные пальцы гоблина. Помня предупреждение Билла, Гарри не мог не подозревать, что гоблин пытается обнаружить возможный обман. Эрмиона так тяжело переживала планируемое надувательство, что Гарри отказался от попыток предложить ей обдумать лучший его способ; Рон же, в тех редких случаях, когда им удавалось урвать несколько свободных от Грифука минут, не изобретал ничего существеннее, чем «поживём – увидим, дружище».

Гарри плохо спал в эту ночь. Лёжа в ожидании, когда пройдут предрассветные часы, он возвращался мыслями к тому, как чувствовал себя в ночь перед проникновением в Министерство магии, и вспоминал решимость, почти восторженное возбуждение. Сейчас же он переживал приступы тревоги, навязчивых сомнений; он не мог стряхнуть с себя страх того, что всё должно пойти наперекосяк. Он продолжал убеждать себя, что их план хорош, что Грифук знает, с чем им придётся встретиться, что они хорошо приготовились ко всем трудностям, с которыми им вероятнее всего придётся считаться, но всё равно ему было тревожно. Раз или два он слышал, как Рон ворочается, и был уверен, что тот тоже не спит, но они делили гостиную с Дином, и Гарри не подавал голоса.

Стало легче, когда истёк шестой час, и можно было выскользнуть из спальных мешков, одеться в полутьме, прокрасться в сад и поджидать там Эрмиону и Грифука. Рассвет был зябким, но почти без ветерка – всё-таки май. Гарри смотрел на бледные звёзды, ещё видные на тёмном небе, и слушал, как под берегом накатываются и откатываются волны: он будет скучать по их звуку.

Сквозь красную землю на могиле Добби уже пробивались маленькие зелёные ростки, наверное, через год холмик будет весь в цветах. Белый камень с именем эльфа уже приобрёл обветренный вид. Гарри понял, что вряд ли можно было найти красивее место для последнего отдыха Добби, но от мысли, что он расстаётся с ним, ему было печально до боли. Глядя на могилу, Гарри в очередной раз подивился, как это эльф узнал, куда прийти им на выручку. Пальцы Гарри невольно коснулись маленького кошелька на шее, где он мог нащупать неровный осколок зеркала, в котором, Гарри был уверен, он видел глаз Дамблдора. Тут звук открывающейся двери заставил его обернуться.

Беллатриса Лестранг шагала к нему через лужайку, сопровождаемая Грифуком. На ходу она засовывала маленькую бисерную сумочку во внутренний карман старой мантии, из тех, что они забрали из дома на площади Мракэнтлен. Хотя Гарри точно знал, что на самом деле это Эрмиона, он не мог подавить дрожь ненависти. Она была выше его, длинные чёрные волосы волной падали ей на спину, взгляд её глаз под тяжёлыми веками с презрением задержался на нём; но тут она заговорила, и сквозь низкий голос Беллатрисы он услышал Эрмиону:

– Вкус у неё пакостный, хуже, чем Гурди-корешки! Отлично, Рон, подойди-ка, чтобы мне…

– Давай, только помни, я не люблю, когда борода слишком длинная.

– Ой, ради бога, ты же сейчас не прихорашиваешься.

– Не в этом дело, она просто мешает! И мне понравилось, когда нос чуть короче, попробуй, как ты прошлый раз его сделала.

Эрмиона вздохнула и принялась за работу, бормоча под нос, пока меняла разные черты Роновой наружности. Было намечено совершенно переменить ему внешность, и ещё его должен был защитить дух недоброжелательности, свойственный Беллатрисе. А Гарри и Грифук должны были прятаться под Плащом-невидимкой.

– Вот, – сказала Эрмиона. – Гарри, как смотрится?

Узнать Рона под маскировкой можно было разве что с огромным трудом, да и то, подумал Гарри, что он хорошо его знает. Волосы у Рона стали длинными и волнистыми; у него теперь были густая каштановая борода и усы, никаких веснушек, короткий широкий нос и тяжёлые брови.

– Ну, не в моём вкусе, но сойдёт, – сказал Гарри. – Так отправляемся?

Все трое оглянулись на Раковину, тёмную и безмолвную под гаснущими звёздами, потом повернулись и пошли туда, где, сразу за оградой, прекращалось действие Укрывающих чар, и откуда можно было телепортировать. Выйдя за ворота, Грифук сразу заявил:

– Полагаю, Гарри Поттер, что мне следует сейчас забраться.

Гарри пригнулся, и гоблин вскарабкался ему на спину, сцепив руки у Гарри под подбородком. Он не был тяжёлым, но Гарри не понравилось чувствовать на себе гоблина, да и вцепился он с удивительной силой. Эрмиона вытянула из бисерной сумочки Плащ-невидимку и набросила на них обоих.

– Идеально, – сказала она, низко нагнувшись, чтобы проверить, как там у Гарри ноги. – Мне ничегошеньки не видно. Отправляемся?

Гарри извернулся на месте, с Грифуком на плечах, изо всей силы сосредоточившись на Дырявом Котле, гостинице, где был вход на Диагон аллею. Гоблин ещё сильнее вцепился в него, когда они попали в давящую тьму, и секунду спустя ноги Гарри почувствовали тротуар, и, открыв глаза, он увидел улицу Чаринг Кросс. Мимо торопились магглы, с пришибленным – утренним – выражением на лицах, совершенно не подозревающие о существовании маленькой гостиницы.

Бар Дырявого Котла был почти совершенно пуст. Том, сгорбленный и беззубый хозяин заведения, протирал стаканы за стойкой; парочка колдунов, беседовавших вполголоса в дальнем углу, глянули на Эрмиону и отодвинулись в тень.

– Мадам Лестранг, – замурлыкал Том, и поскольку Эрмиона не ответила, подобострастно наклонил голову.

– Доброе утро, – сказала Эрмиона, и Гарри, кравшийся за ней под Плащом, по-прежнему с Грифуком на закорках, увидел, как Том удивился.

– Слишком вежливо, – прошептал Гарри на ухо Эрмионе, когда они выходили на крошечный задний двор. – Тебе нужно смотреть на людей, как на помои!

– Ладно, ладно!

Эрмиона вытащила палочку Беллатрисы и постучала по кирпичу в ничем не примечательной стене перед собой. Тут же кирпичи задвигались и завертелись, между ними образовалась дыра, всё шире и шире, и наконец открылся проход по аркой, на узкую булыжную улицу – Диагон аллею.

Было тихо, магазины только-только открывались, вряд ли кто-нибудь уже пришёл за покупками. Кривая, мощёная булыжником улица сейчас совсем не походила на то кишащее народом место, которое Гарри увидел много лет назад, перед началом своего первого учебного года в Хогвартсе. С его прошлого появления здесь закрылось ещё больше лавок, хотя появилось несколько новых магазинов, специализирующихся по Тёмным искусствам. С плакатов, налепленных на многие окна, на Гарри смотрело его собственное лицо, всегда подписанное: НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ НОМЕР ОДИН.

Тут и там у порогов кучками сидели люди в лохмотьях. Гарри услышал, как они жалобными голосами обращались к немногочисленным прохожим, выпрашивали золото, клялись, что на самом деле они волшебники. У одного из них глаз закрывала окровавленная повязка.

Когда они пошли по улице, попрошайки заметили Эрмиону. Они словно испарялись перед ней, надвигали капюшоны на лица и убегали со всех ног. Эрмиона с любопытством смотрела им вдогонку, пока человек с окровавленной повязкой не вышел широкими шагами ей наперерез.

– Мои дети, – взревел он, указывая на неё рукой. В его срывающемся, отчаянном голосе звучало безумие – Где мои дети? Что он с ними сделал? Ты знаешь, ты знаешь!

– Я… я не…, - запнулась Эрмиона.

Человек бросился на неё, стараясь ухватить за горло. Звонко грохнуло, полыхнуло красным, и его бросило на землю без сознания. Рон стоял, держа перед собой палочку, и борода не мешала видеть, как он потрясён. С обеих сторон улицы в окнах появлялись лица, а кучка прилично одетых прохожих подобрала мантии и припустила рысцой, явно собираясь оказаться подальше.

Да, более подозрительного вступления на Диагон аллею было бы трудно устроить; на мгновение Гарри подумал, не лучше ли будет смыться и попытаться придумать другой план. Но прежде чем они смогли пойти дальше, или посоветоваться, сзади раздался крик:

– Никак это мадам Лестранг!

Гарри повернулся волчком, и Грифук ещё крепче сжал его шею: к ним шагал высокий худой волшебник с шапкой густых седых волос и длинным острым носом.

– Эт' Трэверс, – прошипел гоблин в ухо Гарри, но в тот момент Гарри не мог сообразить, кем таким этот Трэверс может быть. Эрмиона постаралась выпрямиться в полный рост и спросить с самым большим, какое только получилось, высокомерием:

– И что вам надо?

Трэверс стал, как вкопанный, явно не ожидая такой встречи.

– Он тоже Пожиратель Смерти! – одними губами сказал Грифук, и Гарри скользнул к Эрмионе, чтобы повторить эти сведения ей на ухо.

– Я просто хотел с вами поздороваться, – неприветливо сказал Трэверс, – но если моё присутствие нежелательно…

Теперь Гарри узнал его голос: Трэверс был среди Пожирателей Смерти, вызванных в дом Ксенофилиуса.

– Нет, нет, совсем, Трэверс, – быстро сказала Эрмиона, пытаясь исправить свою ошибку. – Как вы?

– Ну, признаюсь, я был удивлён видеть вас гуляющей здесь, Беллатриса.

– В самом деле? Отчего? – спросила Эрмиона.

– Ну, – Трэверс откашлялся, – я слышал, что обитателям поместья Малфоев велено не выходить из дому, после… э… бегства.

Гарри желал только, чтобы Эрмиона не потеряла голову. Если это правда, и Беллатрисе не полагается появляться на публике…

– Тёмный Лорд прощает тех, кто в прошлом был ему самым верным из слуг, – сказала Эрмиона, бесподобно изображая презрительнейший тон Беллатрисы. – Может статься, ваши заслуги перед ним, Трэверс, уступают моим.

Хотя вид у Пожирателя Смерти был обиженный, зато не такой подозрительный. Он глянул на человека, только что Ошеломлённого Роном.

– Как эта мразь вас оскорбила?

– Не важно, больше она так не сделает, – равнодушно ответила Эрмиона.

– Некоторые из этих беспалочных бывают назойливы, – сказал Трэверс. – Пока они просто попрошайничают, я не возражаю, но вот на прошлой неделе одна, представьте себе, просила меня походатайствовать за неё в Министерстве. «Я ведьма, сэр, ведьма, дайте я вам докажу!» – скрипуче изобразил Трэверс. – Словно я был готов дать ей свою палочку… но чьей палочкой, – спросил он с любопытством, – вы сейчас пользуетесь? Я слышал, что ваша…

– Моя палочка у меня, – холодно сказала Эрмиона, подняв палочку Беллатрисы. – Я не знаю, Трэверс, каких слухов вы наслушались, но вас, похоже, прискорбно обманули.

Трэверса, похоже, это несколько осадило, и он перевёл внимание на Рона.

– А ваш друг, он кто? Я его не узнаю.

– Это Драгомир Деспард, – сказала Эрмиона; было решено, что Рону безопаснее всего представляться вымышленным иностранцем. – Он плохо говорит по-английски, но разделяет цели Тёмного Лорда. Он прибыл из Трансильвании, посмотреть на наш новый порядок.

– В самом деле? Как поживаете, Драгомир?

– О как вы? – сказал Рон, протягивая руку.

Трэверс протянул два пальца; он пожал Рону руку так, словно боялся запачкаться.

– Так что же привело вас и вашего… друга-единомышленника на Диагон аллею в такую рань? – спросил Трэверс.

– Мне нужно в Гринготтс, – сказала Эрмиона.

– Увы, мне тоже, – сказал Трэверс. – Золото, жалкое золото! Мы не можем без него жить, хотя, признаюсь, меня унижает необходимость общаться с нашими длиннопалыми друзьями.

Гарри почувствовал, как руки Грифука в тот же миг крепко сжались на его шее.

– Идём? – спросил Трэверс, жестом приглашая Эрмиону.

У Эрмионы не было выхода, кроме как приноровиться к его шагу, и они пошли по кривой булыжной улице туда, где над маленькими магазинчиками возвышался снежно-белый Гринготтс. Рон брёл следом, а за ним – Гарри с Грифуком.

Наблюдательный Пожиратель Смерти – только этого им ещё не хватало, и, что хуже всего, Трэверс пристроился к тому, что он считал боком Беллатрисы, что никак не позволяло Гарри поговорить с Эрмионой или Роном. Быстро, слишком быстро они оказались у подножия мраморной лестницы, ведущей к огромным бронзовым дверям. Как Грифук их предупреждал, гоблинов в ливреях, обычно стоявших по бокам от входа, сменили два волшебника, у каждого в руке – длинный и тонкий золочёный прут.

– Ах, Датчики Тайны, – театрально вздохнул Трэверс, – как грубо… но как эффективно!

И он поднялся по ступеням, кивая направо и налево волшебникам, которые подняли золочёные прутья и провели ими сверху вниз по его бокам. Как знал Гарри, эти Датчики выявляют укрывающие заклятия и спрятанные магические предметы. Понимая, что в его распоряжении всего секунды, Гарри направил на каждого волшебника по очереди палочку Драко, и дважды прошептал: – Конфундо! Незамеченные Трэверсом, который как раз заглядывал через бронзовые двери вовнутрь, стражи – один за другим – вздрогнули, когда заклятие их ударило.

Эрмиона стала подниматься по ступеням; её длинные чёрные волосы колыхались.

– Минуточку, мадам, – страж поднял Датчик.

– Но вы же это только что проделали! – сказала Эрмиона командным, возмущённым голосом Беллатрисы. Трэверс обернулся, подняв брови. Страж растерялся. Он поглядел на тонкий золотой Датчик, потом на своего напарника, который сказал не очень уверенным голосом:

– Ага, Мариус, ты их только что проверил.

Эрмиона решительно прошла вперёд, Рон – с ней рядом, Гарри с Грифуком поспешил за ними, невидимый. Переступая порог, Гарри оглянулся. Оба волшебника чесали в затылках.

Два гоблина стояли перед внутренними дверями, которые были из серебра, и на которых были стихи, предупреждающие возможных воров о достойном воздаянии. Гарри взглянул на надпись, и ему внезапно пришло воспоминание, острое, как лезвие ножа: он стоит на этом самом месте в день, когда ему исполнилось одиннадцать, в самый восхитительный день рождения в его жизни, а рядом стоит Хагрид и говорит: «А чё я грю – надо чокнуться, чтоб попытаться их грабануть». В тот день Гринготтс казался ему чудом, зачарованным хранилищем наследственного золота, о котором он и не подозревал, что оно у него есть, и никогда ему и во сне не приснилось бы, что он вернётся сюда вором… Но вот они уже стояли в обширном мраморном зале банка.

За длинной стройкой сидели на высоких табуретах гоблины, обслуживали первых сегодняшних клиентов. Эрмиона, Рон и Трэверс направились к старому гоблину, который, вставив в глаз лупу, внимательно рассматривал большую золотую монету. Эрмиона позволила Трэверсу идти первым, под предлогом того, что она хочет показать Рону особенности зала.

Гоблин отбросил монету, буркнул, ни к кому в особенности не обращаясь: «Лепреконина», и приветствовал Трэверса; тот вручил гоблину маленький золотой ключик, который после осмотра был ему возвращён.

Эрмиона шагнула вперёд.

– Мадам Лестранг! – сказал Гоблин, очевидно изумлённый. – Надо же! Как… чем я могу быть вам сегодня полезен?

– Я хочу посетить своё хранилище, – сказала Эрмиона.

Старый гоблин чуть отпрянул, словно испуганный. Гарри быстро поглядел по сторонам. Не только Трэверс повернулся к ним, наблюдая, но и несколько гоблинов оторвались от своих дел, чтобы внимательно посмотреть на Эрмиону.

– Вы можете… удостоверить вашу личность? – спросил гоблин.

– Удостоверить личность? Я… у меня никогда раньше не требовали подтверждения, кто я такая! – сказала Эрмиона.

– Они знают! – прошептал Грифук на ухо Гарри. – Их, верно, предупредили, что кто-то может сюда проникнуть!

– Сгодится ваша волшебная палочка, мадам, – сказал гоблин. Он протянул слегка дрожащую руку, и в нагоняющей ужас вспышке понимания Гарри осознал, что гоблинов Гринготтса предупредили: палочка Беллатрисы украдена.

– Действуй, быстро, – зашептал Грифук в ухо Гарри. – Заклятие Подвластия!

Гарри, под плащом, поднял каштановую палочку, нацелился в старого гоблина и впервые в жизни прошептал: Империо!

Странное ощущение пробежало у Гарри по руке, покалывание, тепло, которое, казалось, растеклось от его мозга по венам и сухожилиям, связало его с палочкой и только что наложенным им заклятием. Гоблин взял палочку Беллатрисы, тщательно её осмотрел, и сказал: – Ну да, вам сделали новую палочку, мадам Лестранг!

– Что? – сказала Эрмиона. – Нет, нет, это моя…

– Новая палочка? – спросил Трэверс, опять подходя к стойке; гоблины вокруг по-прежнему смотрели на них. – Но как вы смогли её получить, к какому мастеру обращались?

Гарри действовал, не раздумывая. Нацелив палочку на Трэверса, он ещё раз прошептал: – Империо!

– Ну да, понимаю, – сказал Трэверс, взглянув на Беллатрисину палочку, – да, очень красивая. А работает хорошо? Мне всегда казалось, что к палочке нужно привыкнуть. А вам?

Эрмиона выглядела вконец сбитой с толку, но, к огромному облегчению Гарри, приняла диковинный поворот событий без комментариев.

Старый гоблин хлопнул в ладоши, и появился гоблин помоложе.

– Мне потребуются Погремки, – сказал старый гоблин, и молодой убежал и мигом вернулся с кожаным мешком, казалось, полным лязгающих железок, который и передал старшему. – Прекрасно, прекрасно! Что ж, если вы последуете за мной, мадам Лестранг, – старый гоблин спрыгнул с табурета и пропал из виду, – я отведу вас к вашему хранилищу.

Он появился из-за конца стойки, направляясь к ним подпрыгивающим шагом; содержимое кожаного мешка продолжало лязгать. Трэверс стоял столбом, приоткрыв рот; Рон с недоумением его осматривал, привлекая внимание к странной картине.

– Подождите… Богрод!

Из- за стойки поспешно вышел ещё один гоблин.

– У нас инструкции, – поклонился он Эрмионе. – Прошу извинить нас, мадам, но относительно хранилища Лестрангов сделаны особые распоряжения.

Он что- то настойчиво зашептал на ухо Богроду, на бывший под заклятием Подвластия гоблин от него отмахнулся.

– Я помню инструкции, но мадам Лестранг желает посетить своё хранилище… Очень древний род… Старые клиенты… Сюда, будьте любезны…

И, продолжая бренчать железками, он поспешил к одному из многочисленных выходов из зала. Гарри оглянулся на Трэверса, который продолжал стоять столбом с совершенно отсутствующим видом, и принял решение; коротким взмахом палочки он заставил Трэверса следовать за ними, послушно брести вместе с ними к дверям и дальше, в проход со стенами из необработанного камня, освещённый пылающими факелами.

– Мы в опасности, они что-то подозревают, – сказал Гарри, стягивая Плащ-невидимку, когда за ними захлопнулась дверь. Грифук спрыгнул с его плеч; ни Трэверс, ни Богрод не показали ни малейшего удивления, когда рядом с ними оказался Гарри Поттер. – Чары Подвластия, – добавил Гарри в ответ на растерянные вопросы Рона и Эрмионы о Трэверсе и Богроде, стоявших с отсутствующим видом. – Не знаю только, крепко ли я их заклял…

И опять сквозь его мозг пронеслось воспоминание, как настоящая Беллатриса Лестранг пронзительно кричала ему, впервые пытающемуся сотворить Непростительное Заклятие: – Ты должен прочувствовать его, Поттер!

– Что будем делать? – спросил Рон. – Не убраться ли нам отсюда, пока можно?

– Если можно, – сказала Эрмиона, глядя на дверь в главный зал, за которой – кто знает, что происходило.

– Раз мы зашли так далеко, я считаю, что нужно идти дальше, – сказал Гарри.

– Славно! – сказал Грифук. – Так, нам нужен Богрод, чтобы править тележкой, у меня теперь на это права нету. Но для волшебника места уже не будет.

Гарри направил палочку на Трэверса:

– Империо!

Волшебник повернулся и быстрым шагом направился по тёмным шпалам.

– Что ты заставил его сделать?

– Спрятаться, – сказал Гарри и направил палочку на Богрода; тот призывно свистнул, и маленькая тележка выкатилась к ним из темноты по рельсам. Когда они забирались в неё – Грифук сел сразу за Богродом, Гарри, Рон и Эрмиона втиснулись у него за спиной – Гарри был уверен, что слышит в главном зале крики.

Тележка дёрнулась и тронулась с места, набирая скорость. Они миновали Трэверса, который забился в расщелину в стене; потом тележка пошла сворачивать то туда, то сюда в лабиринте проходов, всё время куда-то вниз. Сквозь громыхание тележки по рельсам Гарри ничего не слышал, его волосы трепало ветром, когда тележка петляла среди сталактитов, уносясь всё глубже под землю; но Гарри то и дело оглядывался. С тем же успехом они могли натоптать за собой прорву следов: чем больше Гарри об этом думал, тем более глупым казалось ему представить Эрмиону Беллатрисой, принести с собой Беллатрисину палочку, когда Пожиратели Смерти знали, кто её похитил…

Так глубоко в Гринготтс Гарри ещё не проникал; тележка круто свернула, не убавляя хода, и прямо перед собой – секунда осталась – они увидели водопад, хлещущий прямо на рельсы. Гарри услышал, как Грифук завопил: «Нет!», но тележка не затормозила. Они полетели сквозь водопад. Вода залила глаза и рот Гарри, он не мог ни видеть, ни вздохнуть. Потом тележка жутко накренилась, подпрыгнула, и выбросила всех, кто в ней был. Гарри слышал, как тележка разбивается в куски, ударившись о стену прохода, как где-то верещит Эрмиона, и чувствовал, как сам он летит спиной вперёд и, словно потеряв вес, без боли приземляется на неровный каменный пол.

– Ч-чара Завесы, – сказала, отплёвываясь, Эрмиона, пока Рон помогал ей подняться, но, к ужасу Гарри, она уже не была Беллатрисой; она стояла в слишком большой для неё мантии, мокрая насквозь и совершенно сама собой. Рон опять стал рыжий и безбородый. Они глядели друг на друга, ощупывали свои лица и понимали, что произошло.

– Воровской Водопад! – сказал Грифук, поднимаясь на ноги и оглядываясь на хлещущую на рельсы воду, которая, как понял Гарри, была не просто водой. – Он смывает все заклятия, всю магическую маскировку! Там поняли, что в Гринготтс незаконно проникли, и включили защиту против нас!

Гарри увидел, как Эрмиона проверяет, на месте ли бисерная сумочка, и поспешно полез рукой под куртку, убедиться, не потерял ли он Плащ-невидимку. Потом он повернулся и увидел, как Богрод в изумлении трясёт головой: похоже, Воровской Водопад смыл Чары Подвластия.

– Он нам нужен, – сказал Грифук, – без Гринготтского гоблина нам не войти в хранилище. И нам нужны погремки!

– Империо! – ещё раз сказал Гарри; его голос эхом отдался по проходу, и он ещё раз ощутил, как мысленный контроль стекает от его головы на палочку. Богрод опять был подчинён его воле, на его лице растерянность сменилась вежливым безразличием; Рон поспешил подхватить кожаную сумку с металлическими инструментами.

– Гарри, мне кажется, там кто-то идёт! – Эрмиона направила палочку Беллатрисы на водопад и крикнула: Протего! Было видно, как улетающее вдоль прохода Заклятие Щита разбило поток заколдованной воды.

– Хорошая мысль! – сказал Гарри. – Грифук, веди!

– Как мы собираемся назад выбираться? – спросил Рон, когда они пешком поспешили в темноту следом за гоблином. Богрод тяжело дышал, поспевая за ними, словно старая собака.

– Давай будем думать об этом, когда до этого дойдёт, – сказал Гарри. Он пытался прислушиваться: ему показалось, что где-то неподалеку что-то шевелится и лязгает. – Грифук, ещё далеко?

– Нет, Гарри Поттер, недалеко…

И они повернули за угол, и увидели то, к чему Гарри был готов, но что всё-таки заставило их всех застыть.

Перед ними был гигантский дракон, на привязи, он загораживал проход к четырём или пяти самым глубоким хранилищам. Из-за долгого подземного заточения чешуя зверя поблёкла и шелушилась, его глаза были мутно-розовыми; на обеих задних лапах были тяжёлые кольца, от которых к огромным кольям, глубоко вбитым в землю, тянулись цепи. Если бы зверь расправил свои прижатые к телу огромные крылья, с шипами по краю, они бы протянулись по всей пещере. И когда он повернул свою уродливую голову, то заревел так, что скала задрожала, потом раскрыл пасть и выплюнул струю огня, заставив пришельцев спасаться бегством назад в проход.

– Он наполовину слепой, – задыхаясь, сказал Грифук, – но от этого ещё свирепее. Впрочем, у нас есть средства его обуздать. Он знает, что его ждёт, когда появляются Погремки. Давай их сюда.

Рон передал Грифуку мешок, и гоблин вынул из него несколько маленьких металлических инструментов, которые, когда их трясли, долго и прерывисто звенели, словно молоточки били по наковальням. Грифук раздал Погремки всем; Богрод равнодушно взял свои.

– Что делать, вы знаете, – сказал Грифук Гарри, Рону и Эрмионе. – Когда эта тварь слышит звон, она ждёт, что ей сейчас будет больно. Она отступит, и Богрод должен будет приложить ладонь к двери хранилища.

Они снова вышли из-за угла, тряся Погремками, и звон, отражаясь от скальных стен, усилился так, что Гарри казалось, будто у него в черепе всё трясётся в такт со стенами пещеры. Дракон ещё раз хрипло заревел, потом попятился. Гарри было видно, как зверь дрожит, а когда они подошли поближе, Гарри увидел у него на морде шрамы, оставленные жестокими ударами, и догадался, что дракона приучили при звуке Погремков бояться раскалённых мечей.

– Заставь его прижать руку к двери! – потребовал Грифук у Гарри, и тот снова направил палочку на Богрода. Старый гоблин повиновался, прижал ладонь к дереву, и дверь хранилища словно растаяла, открыв похожее на пещеру вместилище, заваленное от пола до потолка: золотые монеты и кубки, серебряные доспехи, шкуры странных зверей – одни в длинных шипах, другие с поникшими крыльями, зелья во флягах, украшенных самоцветами, череп, по-прежнему в короне. – Ищем, быстро! – сказал Гарри, и все поспешили в хранилище. Гарри раньше уже описал для Рона и Эрмионы кубок Хаффлпафф, но если в хранилище находилась другая, неизвестная им Разделённая Суть, то он понятия не имел, на что она похожа. Однако, у него едва хватило времени окинуть хранилище взглядом, как сзади раздался приглушённый лязг: дверь вернулась на своё место, заперев их в хранилище, и они окунулись в абсолютную тьму.

– Не важно, Богрод сможет нас выпустить! – сказал Грифук в ответ на удивлённый возглас Рона. – Вы что, не можете ваши палочки засветить? И поторапливайтесь, времени у нас мало!

– Люмос!

Гарри повёл своей светящейся палочкой вокруг хранилища: свет падал на искрящиеся самоцветы, Гарри увидел поддельный меч Гриффиндора – на высокой полке, среди перепутанных цепей. Рон и Эрмиона тоже засветили палочки, и изучали горы всяких вещей, наваленных вокруг.

– Гарри, вот это – не может быть…? Аааа!

Эрмиона прозительно закричала от боли, и Гарри направил на неё свет своей палочки как раз вовремя, чтобы увидеть, как из её пальцев выпадает украшенный драгоценными камнями кубок. Но, упав на пол, кубок рассыпался, превратился в целую кучку кубков, и, с громким звоном, через секунду весь пол был покрыт совершенно одинаковыми кубками, они раскатывались во все стороны, и обнаружить среди них настоящий было невозможно.

– Он обжёг меня! – простонала Эрмиона, засунув в рот пальцы.

– Тут добавлены чары Пламени и Прорастания! – сказал Грифук. – Всё, чего вы коснётесь, будет обжигать и множиться, но копии – они ничего не стоят, и если вы продолжите хватать сокровища, вас задавит до смерти тяжесть умножающегося золота!

– Ясно, ничего не трогаем! – в отчаянии сказал Гарри, но как раз, когда он это говорил, Рон нечаянно задел один из рассыпавшихся кубков ногой, и ещё два десятка кубков явились на свет, пока Рон подпрыгивал на месте; кусочек его ботинка сгорел, прикоснувшись к горячему металлу.

– Стой, не двигайся! – Эрмиона вцепилась в Рона.

– Просто смотрите вокруг! – сказал Гарри. – Помните, кубок маленький, золотой, на нём вырезан барсук, две ручки… и ещё смотрите, если заметите где эмблему Рэйвенкло, орла…

Они направляли свои палочки в каждый уголок и щелку, осторожно поворачиваясь на месте. Не зацепить чего-то было невозможно; Гарри обрушил на пол целую лавину новорожденных галлеонов, они перемешались с кубками, так что стало почти некуда ногу поставить, раскалённое золото дышало жаром, и в хранилище стало как в духовке. Свет от палочки Гарри падал на щиты и шлемы гоблинской работы, сложенные на полках, поднимающихся к потолку; Гарри направлял свет всё выше и выше, пока неожиданно не увидел то, от чего его сердце подпрыгнуло и руки задрожали.

– Вот он, там наверху!

Рон и Эрмиона направили туда же свои палочки, и в тройном луче света засиял маленький золотой кубок: кубок, что принадлежал Хельге Хаффлпафф, что перешёл со временем во владение Хепсибы Смит, и был похищен у неё Томом Ребусом.

– И каким дьяволом мы собираемся туда забраться, и ничего при этом не трогать? – спросил Рон.

– Ассио кубок! – крикнула Эрмиона, наверняка в отчаянии забывшая то, что говорил ей Грифук во время их долгих совещаний.

– Бесполезно, бесполезно! – проворчал гоблин.

– Тогда что нам делать? – спросил Гарри, глядя на гоблина. – Если тебе нужен меч, Грифук, ты должен ещё нам помочь… погоди! А мечом я потрогать что-нибудь могу? Эрмиона, давай его сюда!

Эрмиона дрожащей рукой полезла за пазуху, вытащила бисерную сумочку, покопалась в ней и извлекла блестящий меч. Гарри схватил его за рукоятку с рубинами, протянул руку и притронулся остриём к серебряному кувшину: тот не умножился.

– Я могу просто подцепить кубок мечом за ручку… но как мне дотуда достать?

Полка, на которой стоял кубок, была слишком высокой для них, до неё не мог достать даже Рон. От заклятых сокровищ волнами поднимался жар, и пот тёк по лицу и спине Гарри, пока тот пытался сообразить, как ему добраться до кубка; а потом Гарри услышал рёв дракона, за дверью в хранилище, и лязг Погремков – всё громче и громче.

Теперь они по-настоящему попались: у них не было выхода, кроме как через дверь, а за ней, похоже, подходила целая толпа гоблинов. Гарри посмотрел на Рона и Эрмиону, и увидел на их лицах ужас.

– Эрмиона, – сказал Гарри (а лязг становился громче), – мне нужно туда подняться, надо с этой штукой разделаться…

Эрмиона подняла палочку, направила на Гарри и прошептала: – Левикорпус.

Вздёрнутый на воздух за лодыжку, Гарри задел рыцарский доспех, и его повторения рассыпались грудой раскалённых добела мёртвых тел, заполняя и без того переполненное пространство. Вскрикивающих от боли Рона, Эрмиону и гоблинов оттолкнуло на кучу других вещей, которые тоже стали множиться. Полузасыпанные растущей горой раскалённых сокровищ, они барахтались и вопили, пока Гарри просовывал меч сквозь ручку кубка Хафлпафф, поддевая его на лезвие.

– Импервиус! – пронзительно крикнула Эрмиона, пытаясь защитить себя, Рона и гоблинов от обжигающего металла.

Тут ещё более жуткий вопль заставил Гарри посмотреть вниз: Рон и Эрмиона, по грудь в сокровищах, пытались не дать Богроду скрыться под обвалом, но Грифук пропал, от него были видны только кончики длинных пальцев.

Гарри схватил Грифука за пальцы, и потянул, понемногу высвобождая завывающего, покрытого пузырями от ожогов, гоблина.

– Либеракорпус! – завопил Гарри, и с грохотом они с Грифуком упали на растущую кучу сокровищ, и меч вылетел у Гарри из руки.

– Хватай его! – завопил Гарри, борясь с болью от горячего металла, пока Грифук вновь карабкался ему на плечи, стремясь укрыться от растущей груды раскалённых докрасна сокровищ. – Где меч? На нём кубок!

Лязг за дверью стал оглушительным… слишком поздно…

– Вот!

Это Грифук увидел меч, и это Грифук проорал об этом, и в это мгновение Гарри понял, что гоблин никогда не верил, что Гарри сдержит своё слово. Крепко вцепившись одной рукой Гарри в волосы, для уверенности, что не упадёт во вздымающееся море жгучего золота, Грифук ухватил меч за рукоять и взмахнул им повыше, чтобы Гарри не мог его достать. Маленький золотой кубок, нацепленный ручкой на клинок, взлетел высоко в воздух. Гарри, с гоблином на шее, метнулся и поймал кубок, и хотя чувствовал, как тот сжигает его плоть, не отпустил, даже когда из его кулака покатились, осыпая его дождём, бесчисленные кубки; тут дверь хранилища открылась, и Гарри почувствовал, что неудержимо скользит вместе с потоком раскалённого золота, выносящим его, Рона и Эрмиону во внешнюю пещеру.

Почти не замечая боли от покрывающих его тело ожогов, стоя на уносящем его потоке умножающихся сокровищ, Гарри затолкал кубок в карман и потянулся за мечом, но Грифука рядом не было. В первое же удобное мгновение соскользнув с плеч Гарри, Грифук со всех ног бросился под защиту гоблинов, размахивая мечом и крича: «Воры! Воры! На помощь! Воры!» Он скрылся в гуще приближающейся толпы; все в ней были с кинжалами, и все в ней приняли Грифука без вопросов.

Поскользнувшись на горячем металле, Гарри поднялся на ноги и понял: выйти отсюда можно, только прорвавшись.

Он заорал: «Ступефай!», и Рон и Эрмиона присоединились к нему; струи красного света ударили в толпу гоблинов, и сбили нескольких с ног, но остальные приближались, и ещё Гарри увидел, что из-за угла выбегают волшебники из охраны.

Прикованный дракон испустил рёв, и облако пламени пролетело над гоблинами; волшебники, пригибаясь к земле, бросились назад по проходу, откуда появились, и тут вдохновение – или безумие – посетило Гарри. Направив палочку на цепи, приковывавшие зверя к полу, он завопил: – Релаксио!

С громким звоном кольца на лапах дракона раскрылись.

– Сюда! – завопил Гарри, и, продолжая стрелять Ошеломляющими заклятиями в приближающихся гоблинов, со всех ног бросился к слепому дракону.

– Гарри… Гарри… ты что? – закричала Эрмиона.

– Наверх, забирайтесь, ну же…

Дракон ещё не сообразил, что он свободен: наступив ногой на изгиб его задней лапы, Гарри вскарабкался ему на спину. Чешуя была твёрдая, как сталь; похоже, дракон даже не почувствовал Гарри. Гарри протянул руку; схватившись за неё, Эрмиона подтянулась на драконью спину; Рон вскарабкался следом, а ещё через секунду дракон заметил, что на нём нет пут.

С рёвом он поднялся на лапах: Гарри скорчился, изо всех сил цепляясь за иззубренную чешую, и тут крылья развернулись, расшвыривая визжащих гоблинов, как кегли, и дракон взлетел. Гарри, Рон и Эрмиона, распластавшиеся на его спине, чуть не задели о потолок, когда дракон спикировал к проходу, а преследовавшие его гоблины швыряли кинжалы, отскакивавшие от драконьих боков.

– Так мы не выберемся, он не пролезет! – простонала Эрмиона, но дракон раскрыл пасть и вновь изрыгнул огонь, разрушая пещеру, заставляя её кровлю и стены трескаться и осыпаться. Орудуя когтями, дракон силой пробивал себе выход. Гарри крепко зажмурился, оберегая глаза от жара и пыли; оглушённый треском камня и рёвом дракона, он мог только цепляться за его спину, ожидая, что его в любой момент сбросит; потом он услышал, как Эрмиона завопила: – Дефодио!

Она помогала дракону расширить проход, срезая потолок пещеры, пока дракон продирался наверх, к свежему воздуху, прочь от верещащих и лязгающих гоблинов; Гарри и Рон последовали примеру Эрмионы, сбивая потолок Долбящими заклятиями. Они миновали подземное озеро, и огромное ревущее пресмыкающееся, похоже, почуяло впереди простор и свободу; за ними в проходе крутился, молотил шипастый драконий хвост, оставляя обломки скал, разбитые сталактиты, и поднятый гоблинами лязг казался приглушённым, а впереди драконье пламя расчищало дорогу…

И, вот, объединённой силой заклинаний и грубой драконьей мощи, они пробили дорогу из пещеры в мраморный зал. Гоблины и волшебники разбежались с криками, и дракон, наконец, нашёл место, где мог расправить крылья. Повернув свою рогатую голову к свежему воздуху, который он чуял за входными дверьми, он устремился к ним – Гарри, Рон и Эрмиона приникли к его спине – проломился через металлические створки, оставив их болтаться на петлях, вырвался на Диагон аллею и взмыл в воздух.