Снежок ударился о широкий бордюр

Мазила! Смотри.

Второй снежок упал в грязную лужу из растаявшего снега и забрызгал сапожки идущей женщины.

Скрипнул зубами и посмотрел на хулиганов. Женщина что-то крикнула им, от этого они больше развеселились и с большим усердием стали метать снежные снаряды. Я узнал в цели тётю Тамару – маму паренька, с которым мы в детстве бегали через дорогу, чтобы покататься на локомотиве. Надо бы подойти и поставить их на место. Это же школота, иди и накостыляй им, чтоб неповадно было безобразничать.

А вдруг не получится?

Тряпка! Они же женщину обижают, мать твоего знакомого, вступись, будь мужиком!

Но вот она уже вышла из зоны обстрела, и потребность в правосудии стала постепенно терять приоритет. Я жду, пока рискнут задеть меня, тогда им точно не сдобровать.

Шаг, второй, третий… ничего. Кровь прилила к лицу и пульсирует в висках. Голос вовсю хохочет, тычет меня лицом в осознание того, что стреляй они даже шариками с краской, я всё так же плёлся, уставившись на выбоины в асфальте. Второй просто отворачивается и с отвращением молчит. Я смотрю на мутную лужу и брызги от тяжёлых ботинок, не смея поднять голову, чтобы не встретиться с кем-либо взглядом.

Вода в луже становится всё грязней, гуще, и с каждым шагом идти всё трудней, ноги начинают вязнуть. В какой-то момент просто проваливаюсь и зависаю в пустоте. Полная апатия накрывает с головой, даже голоса в голове словно погрузились в транс, не насмехаются и не поучают.

*******************************************************************

Душевая морга слушает.

Привет, Гриша.

Привет.

Ты дома?

Да.

Хочу в гости зайти.

Пауза.

Вообще я на рынок собираюсь.

Ничего, если мы у тебя посидим?

Мы?

Да, пару человек.

Григорий медлил с ответом. Не хотелось никого оставлять в своём доме.

Погода хорошая, в лесу тепло ещё – молчание – хорошо, но поторопитесь.

Отлично, мы тут.

Григорий скривился. Поставить бы жреца на место, слишком уж самонадеянный.

Собака заходилась лаем каждый раз, когда приходили ЭТИ гости. Грине не очень нравилось, что малознакомые люди бесцеремонно принимают его дом за перевалочный пункт, притом, что самого хозяина не принимают за своего. Почему он вообще нянчится с этими сектантами?

Первым в калитку вошёл жрец. Такой же худой, как его наставник, такой же сутулый, с такой же маленькой, седеющей головой. Взгляд прямой, но с хитринкой, временами недобрый, зловещий, как у начинающего тёмного владыки. Лет пять назад Белоконь наверняка был таким же. За жрецом к дому, как можно скорей скрываясь от собаки, юркнули две девчушки. Присутствие одной из них показалось Грине странным, Катя без своего парня никогда не приходила, была девушкой застенчивой и скромной. Она и её парень Олег казались самыми нормальными во всей этой шайке. Да, тоже говорят всякий безбожный бред, но нет у них во взгляде той нехорошей искры, что сверкает в глазах того же жреца, да и ведут они себя куда скромней, с уважением. Такое чувствуется.

Хозяин подождал, пока гости закроют дверь, потрепал пса за ухом и отпустил ошейник. Дворняга сразу же умолка, и, вяло виляя хвостом, поплелась к будке.

А где нерусский?

Олег-то? – жрец проследил за взглядом и усмехнулся – сегодня без него. Завари нам чай.

Григорий нахмурился. Гость явно наглеет.

Плита всё там же, чайник тоже. Вода в кране ЕСТЬ.

Жрец, уже развернувшийся и собравшийся уйти, снова усмехнулся, взял с плиты чайник, наполнил и поставил на огонь.

Мне надо уйти на час. Ключи не оставляю, так что придётся меня дождаться. Бублика не дразнить.

Григорий вошёл в спальню, которая по совместительству служила гостевой, а так же время от времени столовой. Самого хозяина это не смущало, он привык жить бобылём, а вот девушки явно чувствовали себя не в своей тарелке, несмотря на то, что были здесь не впервые. Гриня молча кивнул, оделся, взял кошелёк и вышел. Жрец сидел и гипнотизировал горящий газ. Ну вот умеют же выбесить! Послать бы всю их сверхъестественную шарашку куда подальше.