Часть вторая. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ВАХИД-ИБН-РАБАХА 24 страница

— Эх, Аариф! — восклицаю я. — У христиан не всё так просто. Недавно мне довелось слышать, как глашатай на базаре предлагал рыцарям принять вызов какой-то девицы.

Он изумляется:

— Она собирается участвовать в бою?

Я разъясняю ему:

— Нет. Конечно же, нет. Просто в замке её отца устраивается турнир по случаю весеннего праздника. А сама девица — это приз для победителя. Она заранее согласна стать дамою его сердца.

Я замечаю, каких усилий стоит Лопоухому вникать в непростой рыцарский быт.

И уже с заметной усталостью, он спрашивает:

— А много набралось участников? И, вообще, что обычно происходит на таких турнирах?

Я сообщаю:

— Недостатка в желающих там, как правило, не бывает.

И, отвечая на второй вопрос, перечисляю все турнирные испытания:

— Обычно, каждому из рыцарей приходится выдержать восемь конных столкновений с копьями. Потом они соревнуются в стрельбе на точность. Затем наносят сопернику восемь ударов затупленным мечом и борются голыми руками. После этого в пешем бою бьются на тупых копьях и снова обмениваются восемью ударами тупым мечом. А в конце метают дубины.

Выслушав меня, Лопоухий задумчиво хмыкает и произносит:

— Выходит, они постоянно бьются друг с другом.

И спрашивает:

— Значит, ты, Вахид, можешь наблюдать за их поединками почти каждый день?

Но я продолжаю вносить сумятицу в его голову:

— И это тоже не совсем так. Даже когда в замках проводятся такие турниры, бои можно увидеть только на третий и пятый день.

Он недоумевает:

— Но почему так?

— Потому что турниры у них длятся по шесть дней, — говорю я.

Он задаёт вопрос:

— Но чем же они занимаются на турнирах, если не поединками?

И я рассказываю:

— В первый день они знакомятся, во второй — тренируются, а в третий, как я уже говорил, — проводят поединки.

От всех этих сложностей у Лопоухого даже голос падает:

— А потом?

И я завершаю описание хода рыцарских турниров:

— В четвёртый день они отдыхают и собирают команды для групповой схватки, которую проводят на пятый день. А в шестой — устраивают праздник с музыкой и танцами.

У Лопоухого уже больше нет сил слушать о рыцарях, и он произносит фразу, которая должна завершить этот разговор:

— У меня есть ещё множество вопросов, но это отвлечёт нас от главного, и я лучше промолчу. А вообще, вот что я думаю: нам надо быстрее уничтожить всех этих рыцарей, и тогда больше не придётся их изучать.

Однако я лишаю его возможности оставить за собою последнее слово и говорю:

— Прежде чем уничтожить — их нужно изучить!

Наступает новый день. Завершив очередное путешествие в рыцарский замок, я готов снова делиться своими наблюдениями с Лопоухим.

Но на этот раз, прежде чем со свежими силами приняться за обсуждение подробностей боевых приёмов рыцарей и задаваться новыми вопросами, я делаю небольшое отступление и интригую Лопоухого:

— Догадайся, кого я увидел на этом турнире?

Не затрудняя себя долгими раздумьями, он сразу же предлагает ответ:

— Женщину в рыцарских доспехах?

И я удивляю его:

— Сквайра Генри!

Тогда он принимается укорять меня за недостоверность прежних сведений:

— Но ты же недавно сам говорил мне, что он состоит в отряда барона Джона Фина, который примкнул к идущей на нас армии крестоносцев.

Я оправдываюсь:

— Так оно и было.

И объясняю:

— Но в походе рыцарь Роберт занемог и на время болезни расположился в одном из замков. А сквайр Генри находится при нём. Мало того, чтобы не терять времени даром, сквайр Генри записался на участие в турнире.

Лопоухий просит:

— Не томи, рассказывай!

…Заметив возле ристалища знакомые лица, моя прозрачная сущность подлетает к ним ближе. И я вижу, как рыцарь Роберт, по бледному лбу которого катятся крупные капли пота, сидя на скамье, разговаривает со сквайром Генри.

А тот уже почти полностью одет в турнирные доспехи миланской работы. На его левом бедре висит меч, а на правом — кинжал. Его левую руку от кисти и до локтя защищает большая латная рукавица. А выше, всё левое плечо прикрывает железный наплечник. Там же висит кожаная груша, служащая для поглощения удара, передаваемого со щита на грудь. На его правой руке надета малая латная рукавица, предплечье закрыто наручами, а плечо защищено маленьким наплечником с большой прикрывающей подмышку пластиною. Начищенная до зеркального блеска кираса сквайра Генри играет лучами солнца. Под его правой рукою болтается ремень с упором для копья, а специальные пряжки вокруг шеи только и ждут того, когда к ним пристегнут большой турнирный шлем, который он держит в руках. Гребень этого шлема венчает отлитая из металла фигурка льва и плюмаж из белых страусовых перьев.

Рыцарь Роберт произносит:

— Итак, милорд, вы спрашиваете у меня, как научиться тому, чтобы не просто хорошо сражаться, а обязательно побеждать?

Сквайр Генри подтверждает:

— Да, сэр. Именно за таким советом перед моим первым поединком я и обращаюсь к вам, как к прославленному рыцарю. Да, я хочу знать — как побеждать? А, иначе, для чего сражаться, если не надеяться на победу?

Рыцарь Роберт задумчиво повторяет вопрос:

— Как побеждать?

И, борясь со слабостью, он трясёт головою, затем, выпрямляет спину и советует:

— Напутствие у меня простое: вы, милорд, должны увидеть, как течёт кровь из ваших ран, и услышать, как стучат ваши зубы от ударов, нанесённых соперником. И ещё, милорд, вы должны двадцать раз упасть с коня, выбитыми из седла.

С глубоко задумчивым видом сквайр Генри говорит:

— То есть, если я вас правильно понял, сэр, мне нужно с честью пройти все испытания. И именно это станет моей победою? А не кружевная косынка, подаренная дамою сердца.

Рыцарь Роберт с удовлетворением подтверждает:

— Я рад, что вы меня поняли, милорд.

И, прикрыв на миг свои болезненные глаза, продолжает:

— Хотя при этом я не стал бы так уничижительно отзываться о значимости вознаграждения, позволяющего сердцу обрести прелестную хозяйку. Не следует забывать, милорд, что кроме умения владеть копьём, фехтовать, охотиться, ездить верхом, плавать и играть в шахматы, добродетелью светского рыцаря является также и талант слагать стихи о возлюбленной даме.

— Помилуйте, сэр! — восклицает сквайр Генри. — У меня и в мыслях не было принизить достоинства нашей хозяйки турнира, столь замечательной во всех отношениях. Ведь при личной встрече я уже имел счастливую возможность убедиться в этом. Она при редкой внешней красоте способна поддерживать непринуждённую светскую беседу! Обладает любезностью! Благородством манер! И весёлым нравом!

И сквайр Генри, замявшись, принимается подыскивать слова, желая ещё что-то добавить к сказанному, но не успевает.

Рыцарь Роберт, которого настораживают горячие восторженные речи увлечённого юноши, перебивает его:

— И кокетливостью!

Сквайр Генри, смутившись под строгим взглядом рыцаря, бормочет:

— Разве? Нет, этого я не заметил.

Тоном, каким обычно предостерегают от ошибок, рыцарь Роберт произносит:

— Вы, милорд, расхваливаете эту на самом деле достойную особу столь усердно, что складывается впечатление, будто бы намерены вести её под венец.

Затем, подняв вверх указательный палец, назидательно продолжает:

— Служение даме сердца должно всячески поощряться, поскольку это проявление истинного благородства натуры! Но при этом не следует увлекаться!

Сквайр Генри озадачен:

— Вы полагаете, сэр, что я веду себя предосудительно по отношению к этой даме? Считаете мои восторги неуместными?

Возвысив голос, рыцарь Роберт раздражённо произносит:

— Милорд, позвольте вашему батюшке, барону Джону Фину, решать на кого вы должны изливать ваши восторги! И пока я нахожусь у него на службе, не позволю вам, милорд, перейти границы дозволенного!

Сквайр Генри, покраснев, молчит, а рыцарь Роберт продолжает:

— Видимо, я упустил некоторые детали вашего куртуазного воспитания, милорд! И сейчас я попытаюсь восполнить этот пробел! Как я уже говорил вам раньше, служение даме сердца, за редким исключением, никогда не оканчивается браком. Время от времени вскрываются адюльтеры кого-то с кем-то, и подвергаются всеобщему осуждению. Запомните, милорд, куртуазная любовь — это платоническое чувство. При этом вы можете, ссылаясь на неблагосклонность дамы сердца, показывать окружающим свои страдания. Это романтично. Вы можете носить её цвета и предметы её туалета. Это тоже романтично. Так же вы можете посылать ей коней и оружие побежденных противников. А она может носить ваш герб и демонстрировать ваши дары. И это не только романтично, но и полезно. Потому что когда с вами случится беда, вы всегда сможете рассчитывать на денежную помощь дамы вашего сердца…

Я прерываю рассказ, потому что Лопоухий засыпает меня вопросами:

— О чём это они? Что это ещё за «куртуазная любовь»? И зачем нам знать об этом?

— Сам не понимаю, — отвечаю я. — Подумал, что это поможет нам лучше узнать рыцарей. Ты будешь слушать дальше?

…Трубачи подают сигнал, и сквайр Генри, расставшись с рыцарем Робертом и пристегнув шлем, спешит на ристалище. Поднявшись в седло, он расправляет свой бело-красный плащ и занимает место рядом с другими участниками, среди которых, не открывая забрал, некоторые воины выступают инкогнито.

Они все терпеливо слушают герольда, который, представляя соперников, особо упирает на их благородное происхождение. Пропустив мимо ушей все титулы противника в поединке со сквайром Генри, я обращаю внимание лишь на последние слова герольда: «…Владелец земли и замка в графстве Триполи, имеет право на ношение родового герба…» — и понимаю, что этот рыцарь из замка, соседствующего с крепостью барона Джона Фина.

Герольд между тем напоминает правила турнира:

— Победителем поединка будет объявлен тот, кто удержится в седле. Поскольку наше королевство сейчас находится в состоянии войны, победитель поединка не может забрать у поверженного противника его коня и доспехи, но ему полагается выкуп, соразмерный состоянию побежденного. Тот же, кто ударит коня противника, причинив тому вред или увечье, не получит награды вовсе... Победитель турнира впоследствии обязан отвечать на любой вызов, брошенный даме его сердца…

Когда объявляется поединок с участием сквайра Генри, он подобно предыдущим участникам, отправляется на исходную позицию вслед за слугами. А те несут перед ним девять небольших четырехугольный вогнутый щитов, с намалёванным на них родовым гербом и девизом, и девять длинных кавалерийских копий с острыми наконечниками.

Только при виде этих щитов, способных выдерживать удары острых копий, я понимаю, что поединок ожидается нешуточный, и во все глаза слежу за тем, как сквайр Генри изготавливается к бою.

Своё длинное копьё он плотно зажимает подмышкою правой руки и направляет его конец влево, перекрещивая с шеей коня. По сигналу трубы он пришпоривает скакуна и начинает движение. Уже на ходу он наклоняется вперед, прижимает подбородок к груди, поднимает щит и плотнее усаживается в седле, при этом он вытягивает прямые ноги, упираясь ими в стремена.

Воины сближаются, и я понимаю, что сквозь узкую щель забрала, кроме коня соперника, сквайр Генри может разглядеть только его шлем и щит. И именно в шлем или в щит противника он должен нанести удар своим копьём.

При первом столкновении сквайр Генри ударяет противника в шлем, сбивая с него забрало, а сам выдерживает удар по щиту. При втором столкновении наконечник копья сквайра Генри соскальзывает с закаленного железного шлема противника, разбивая тому нагрудный щиток лат. Сам же он опять принимает удар на щит. При третьем столкновении я замечаю, как тело сквайра Генри делает стремительный рывок вперёд, приподнявшись на стременах в самый момент удара. Он попадает точно в центр щита соперника и выбивает его из седла...

Для нас с Лопоухим поиск сильных и слабых сторон рыцарей не проходит даром. И мы помаленьку начинаем нащупывать приёмы, с помощью которых их можно будет побеждать в поединках.

Изображая руками двух несущихся навстречу всадников, Лопоухий высказывает свою догадку:

— Мне кажется, что очень многое зависит именно от своевременности этого подъёма и рывка.

И резко вскинувшись всем своим телом, продолжает:

— Если рыцарь приподнимается слишком рано, то от встречного удара улетает с коня назад, через его круп. А если запаздывает, то, не имея твёрдого упора на стремена, тоже вылетает из седла.

Последующими наблюдениями мы должны принять или отвергнуть его предположение.

…Сквайр Генри, под одобрительным взглядом его рыцаря Роберта, продолжает выигрывать поединки.

Я вижу, что в большинстве случаев копья при ударах ломаются, но иногда, соскальзывая по поверхности щита, они сквозь доспехи протыкают тела неудачливых рыцарей.

Когда сквайр Генри опрокидывает следующего соперника на круп коня, на него поступает жалоба, и герольд просит:

— Милорд Генри, не могли бы вы показать нам, что не привязаны к седлу?

В ответ на это сквайр Генри спрыгивает на землю со своего коня и вновь вскакивает в седло.

После поединков на копьях начинаются бои на топорах. И тут удача отворачивается от сквайра Генри. Он получает тяжёлую рану в плечо, и, чтобы не быть убитым, кричит:

— Мир!...

Мои и Лопоухого исследования не являются секретом для Хамзы.

И однажды, послушав наши разговоры, он советует:

— Думаю, вам будет совсем нелишним присмотреться к рыцарским коням, и, особенно, к их сбруе.

Указав рукою на расположенный рядом загон, где трофейные рыцарские кони ожидают прибытия чиновников султанской казны, Лопоухий произносит:

— Ну, для их оценки, нам ничего не требуется. Вон они, красавцы!

Я скептически пожимаю плечами:

— Что нового мы можем о них узнать? Нам и без того хорошо известны эти три типа коней. Чистокровные боевые скакуны — высокие и очень сильные. Они возят тяжёлых воинов и рыцарей в сражениях и на турнирах. Единственный их недостаток в том, что они не умеют быстро бегать.

Лопоухий добавляет:

— Их продают за восемьдесят золотых.

А я продолжаю:

— На породистых беговых рысаках ездят легковооружённые воины.

Лопоухий дополняет:

— Они стоят двадцать золотых.

И, заканчивая краткий обзор конского состава армии крестоносцев, я говорю:

— А на беспородных иноходцах лёгким галопом путешествуют все остальные.

Лопоухий тоже ставит свою точку:

— Таких покупают за пятнадцать золотых.

— Всё правильно, — соглашается Хамза и интересуется у нас: — И какой же тогда мы делаем вывод?

Лопоухий мрачно шутит:

— Что от рыцаря можно легко ускакать?

— Совершенно верно, — смеётся Хамза. — Но вы всё-таки изучите ещё и их сбрую.

— Хорошо, — говорю я. — Вот обычное оголовье уздечки, обычные поводья и обычные удила.

С заметной хитрецою Хамза спрашивает:

— Обычные ли?

И я говорю:

— Ну, да. Ведь это всего лишь трензеля с подгубным ремнём.

Тогда Хамза задаёт наводящий вопрос:

— А для чего их используют?

Лопоухий объясняет:

— Чтобы конь голову не задирал.

А Хамза продолжает допытываться:

— Что может случиться, если конь резко вскинет голову?

Я высказываю предположение:

— Он может ударить ею всадника?

— Или открыть незащищённое доспехами место, — подсказывает Хамза. — Ведь даже самая полная броня не покрывает всё конское тело. И железные пластины защищают только саму лошадиную голову, оставляя неприкрытой часть шеи под нею. А если коня покрывать полностью, то вес таких доспехов составит намного больше тридцати килограммов.

Лопоухий произносит:

— И это всё?

Однако Хамза не отстаёт и уже с самым серьёзным видом продолжает экзаменовать нас:

— Нет, далеко не всё. Что вы можете сказать об их сёдлах?

И я принимаюсь описывать эти устройство для рыцарских седалищ:

— Они подняты над хребтом лошади сантиметров на двенадцать. Передние седельные пластины прикрывают всадника от пояса и почти до колен. А задние, словно глубокое кресло, обхватывают бёдра.

Хамза одобряет меня:

— Верно! А это значит, что спереди снизу и до пояса рыцарь уже хорошо защищён седлом.

Мы с Лопоухим переглядываемся, но Хамза не даёт нам расслабиться.

— Но главное отличие у нас с ними в длине стремян, — говорит он. — Что рыцарям дают низкие стремена?

— Они прочно опираются на них. Почти стоят, — отвечаю я. — И поэтому даже очень сильные удары не всегда могут выбить их из седла.

— Всё так, — подтверждает Хамза. — А теперь ответьте на вопрос, можно ли без такой сбруи вступать в ближний бой против конного рыцаря?

Мы упорно отмалчиваемся, не желая расставаться со своей мечтою.

А Хамза заключает:

— Так что не теряйте зря времени и изучайте что-нибудь другое — более полезное.

И в завершение разговора Хамза обращается лично ко мне:

— А для тебя, брат, я приготовил долгожданный подарок. Мои разведчики, напав на вражеский обоз, захватили в плен знатную христианку. И теперь она ждёт тебя возле твоей палатки. Я уже предупредил эту женщину, что если она, проявив известную искусность, сумеет доставить тебе удовольствие, то ты без выкупа отправишь её к мужу.

С улыбкою глядя на то, как я краснею от смущения, Хамза добавляет:

— Хочешь знать, кто её муж?

И отвечает на мой невысказанный вопрос:

— Это твой знакомый рыцарь Роберт!

Пока мы идём к моей палатке, Хамза внушает мне «истины», которые он, по-видимому, постиг за дни раздумий, после того как вскрылась измена его жены.

— Жажда власти порождена инстинктом размножения, который является основным для всех живущих, — заявляет он. — И грош цена такой власти, которая не позволяет владеть всеми окружающими женщинами!

Я не готов обсуждать такие вопросы, поэтому в ответ ему лишь бурчу что-то невразумительное.

— Вахид, хочешь ли ты обладать всеми женщинами? — задаёт он мне язвительный вопрос. — Или желаешь найти ту единственную, которая даст тебе истинную любовь?

— Я хочу и то, и это! — жадничаю я.

И вот я вижу христианку, которая под присмотром охранника безостановочно ходит перед моей палаткою. Быстро делая десяток шагов в одну сторону и возвращаясь на место, она напоминает запертого в клетку хищника. Её одежда развевается на ветру и плотно облепляет фигуру. Приблизившись, я замечаю, что был прав. С таким решительным наклоном вперёд рыскают не жертвы, а именно хищные звери. Разглядывая христианку, я вижу, что это — молодая женщина, высокая и с мощными ягодицами, которые являются центром её тела. Её фигура меня приятно поражает. И почему-то вспоминаются уроки геометрии. У меня создаётся впечатление, что её туловище состоит из двух конусов с общим основанием. Верхушка верхнего конуса заканчивается головою, а остриё нижнего — ступнями ног. Лицо же у неё вполне обычное для христианки. Мелкие черты и чуть великоватый нос. В её внешности вроде бы нет ничего выдающегося — всё просто и гармонично, — но впечатление остаётся приятное.

Заступив путь христианке, я спрашиваю:

— Как ваше имя?

Оценивающе оглядывая меня, она отвечает:

— Я леди Алиса, дочь высокородного барона Фина.

И голосом, который — помоги мне Аллах! — до предела насыщен вульгарными нотками, требует:

— Верните мне мою служанку! Разве можно держать такую даму как я в таких неподобающих условиях?

И в моей голове проносится мысль: «Выходит, женскую фигуру может испортить не только лицо, но ещё и голос».

— А меня звать Вахид, — представляюсь я. — Теперь вы — моя рабыня.

Она частит:

— Вон тот эмир говорил, что вы, Вахид, без выкупа отправите меня к мужу. Так вот, я сделаю для вас всё, что обещала, но вы всё-таки потребуйте от сэра Роберта за меня выкуп. Тогда у него на мой счёт не возникнет подозрений.

Я соглашаюсь:

— Пусть будет так, леди Алиса.

Однако она продолжает перечислять свои условия:

— И ещё. Муж надел на меня «пояс верности». Пожалуйста, не испортите эту вещь! Ведь здесь можно найти искусного кузнеца?

Разыскав возле шатра Хамзы эмира мастеров осадного дела, я прошу его прислать мне такого умельца. Рассказав вышедшему на мой голос Хамзе об условиях леди Алисы, я спрашиваю:

— А какой выкуп за неё потребовать?

И он советует мне:

— Если эта кобылка тебе придётся по нраву, то приравняй её к боевому коню и назначь за неё сорок золотых монет.

Пока в моей палатке мастер-оружейник вытачивает на своём колене подходящий ключик, сидящая тут же с поднятым подолом леди Алиса уговаривает меня:

— Ведь здесь же рядом стоит замок. Почему бы нам не занять в нём одну из комнат? Поверьте мне, Вахид, там будет намного удобнее и приятнее.

Вздохнув, я отправляюсь к Хамзе, чтобы получить разрешение на это. После чего забираю у мастера ключик, а леди Алису усаживаю перед собою на коня и, полный нетерпения, скачу в замок.

И вот мы с леди Алисою, наконец-то, остаёмся одни. Она медленно снимает с себя всю одежду, после чего я трясущейся рукой раскрываю замок на её поясе верности. Обнажённая, она стоит передо мною и торжествует, упиваясь своей женской властью. А я наслаждаюсь до головокружения. Упиваюсь мускатным запахом, исходящим от тела моей первой женщины. И мой жадный взор не желает упустить ни одной подробности её притягательного тела.

Хотя, как и у всякой женщины, плечи у леди Алисы довольно слабые, но полушария её крепкого бюста создают фальшивое впечатление сильно развитых грудных мышц. И оттого она выглядит гораздо атлетичней многих мужчин, которых я видел в бане. Большую часть её тела занимают нижние конечности. При узких плечах и коротком туловище, широкие бёдра и мускулистые ляжки длинных сильных ног придают ей необычный вид. «Она напоминает мне птицу-страуса!» — понимаю я. Мой взгляд постоянно прикован к её пушистому чёрному треугольнику. При виде этого огромного тёмного куста кудряшек на её лобке я сильно возбуждаюсь, и мне становится тяжело дышать. На вид волосы там кажутся жёсткими как проволока. И от этого она ещё больше напоминает мне прекрасного дикого зверя. Вот она садится на край ложа и раздвигает ноги, и треугольник превращается в трапецию. А когда она откидывается на спину и, подняв ноги, сгибает колени, трапеция приобретает форму длинного вытянутого прямоугольника. Пользуясь своей властью и относясь к этой женщине, как к вещи, я испытываю бесстыдное желание рассмотреть все детали, но не успеваю. Она хватает меня за шею, привлекая к себе, и я обо всё на свете забываю. Наши тела становятся скользкими от обильного пота, но это нас не останавливает. И так по многу раз на дню.

Я прекрасно отдаю себе отчёт, что не люблю эту женщину, но с трудом выношу даже один час без неё. И ещё я знаю, что и сам безразличен её сердцу. И поэтому, отправляясь к Хамзе для ежедневного доклада, я каждый раз ревниво уношу с собою ключик, оставляя леди Алису скованной поясом невинности.

Кроме того, все эти дни я являюсь мишенью для стел остроумия Хамзы и Лопоухого.

Я жалуюсь им:

— Как же так? Она всего лишь моя рабыня, однако, умудряется командовать мною!

Лопоухий предлагает:

— А ты покажи ей, что являешься хозяином. Будь с нею пожёстче.

А Хамза советует мне:

— Пресыщайся близостью с женщиной, брат!

И, смеясь, прибавляет:

— Это нужно для того, чтобы иметь возможность думать о чём-то ещё, кроме близости с женщиной.

Лопоухий шутит:

— Теперь при виде стай ворон, испуганно вспархивающих с башни, люди говорят, что там кричит от страсти леди Алиса!

Они потешаются до слёз. Но и этого им кажется мало.

Лопоухий подмечает:

— А я присмотрелся к твоей леди Алисе и заметил, что у неё всегда удивлённое выражение лица.

И весело спрашивает у меня:

— Это ты, Вахид, её так восхищаешь?

После этого разговора, придя в комнату к леди Алисе, я и сам замечаю её чрезмерно высоко вскинутые брови. Мне становится интересно. Задрав ей платье сзади, я начинаю легонько шлёпать её ниже спины и следить за изменением в выражении лица. Её брови от изумления поднимаются ещё чуть выше. Однако достигли ли они максимально-возможного положения? Чтобы убедиться в этом, я подымаю ей платье спереди и принимаюсь похлопывать по лобку, но — нет! — брови у леди Алисы оказываются уже на самом пределе.

 

 

Глава 9. Крестоносцы

 

Тактика. Поединки. Сражение. Ильхан. Покушения. Просветлённые. Прощание. Обряд. Набег. Перемирие.

 

Взобравшись на крепостную стену замка Крак-де-Шевалье, мы с Хамзою и Лопоухим наблюдаем за многочисленными и всё прибывающими отрядами армий короля Гуго и князя Боэмунда.

Хамза усмехается:

— Глядите-ка, окружают нас со всех сторон!

И добавляет:

— Кстати, я впервые внутри осады.

Лопоухий задумчиво произносит:

— К штурму готовятся. Может, после обеда и начнут?

А я злорадствую:

— Ничего, ничего! Скоро сюда к нам на помощь подойдут мамлюки султана Бейбарса.

И армия султана, действительно, к вечеру появляется.

Вглядываясь вдаль, Лопоухий удивляется:

— Да там, как я посмотрю, и кроме мамлюков других войск хватает!

Хамза, довольно ухмыляясь, говорит:

— Теперь после побед у султана много союзников.

Я делюсь с ними своими наблюдениями:

— К султану присоединились не только бедуины, но ещё тюрки и курды.

Крестоносцы снимают осаду и отходят. Глядя на то, как, удалившись на безопасное расстояние от замка, они разворачивают свой лагерь, Лопоухий иронизирует:

— Ну, что? Увидели, какая у нас сила?

Армия султана, завершив марш, останавливается у подножья холмов под стенами замка и тоже раскидывает свои походные шатры.

Прибывший мамлюк извещает Хамзу, что его, как и других великих эмиров, султан призывает на совещание.

И когда Хамза уходит, Лопоухий подступается ко мне:

— Интересно, о чём у них будет разговор? Может, слетаешь?

Мне тоже любопытно это знать, поэтому я, приняв соответствующую позу, тут же засыпаю.

…Султан в окружении телохранителей стоит на другой крепостной стене. Бейбарса охраняют его личные мамлюки. Лишь одни они имеют право носить оружие вблизи своего повелителя. От прочих мамлюков они отличаются зелёными нарукавными повязками.

Два десятка великих эмиров, пройдя по пешеходной дорожке через распахнутые настежь массивные двери сторожевой башни, попадают в нужны сектор и приближаются к султану. А тот в это время, задрав голову, разглядывает венец крыши башни, опоясанный деревянной оградою.

Переведя взгляд на небольшой подъемник, торчащий из внутренней стены, султан одобряет:

— Удобный механизм.

Хамза подтверждает:

— Да, великий султан! С его помощью защитники быстро и бесперебойно получали все нужные им припасы.

Внимательно осматривая несокрушимую цитадель, султан говорит Хамзе:

— Тебе очень повезло с захватами этих двух замков. Если бы не удались твои хитрости, крестоносцы смогли бы выдержать длительную осаду.

Хамза соглашается с ним:

— Это так.

И указывает на цитадель:

— Мне сказали, что там толщина стен у основания больше шести метров. Поэтому захвати мы даже внутренний двор, с нею пришлось бы повозиться ещё не одну неделю.

Моя невидимая сущность оборачивается и глядит на возвышающуюся посреди замка огромную четырёхугольную башню с контрфорсами по углам. Я уже тоже стал разбираться в осадах и хорошо понимаю, что такие мощные строения не берут штурмом — их, в лучшем случае, разрушают.

Отвернувшись от цитадели и глядя на своих великих эмиров, Бейбарс произносит:

— В войне с крестоносцами султан всегда наступал. Действовал быстро и неожиданно. Устраивал набеги или проводил осады.

И, переведя взгляд на лагерь врага, продолжает:

— Это позволяло побеждать их по раздельности. И до сих пор такая тактика себя оправдывала. Но сейчас султана ожидает сражение против очень большой армии. В своей победе султан не сомневается, но при этом его войска могут понести значительные потери. Султан не стал бы об этом сильно беспокоиться, если бы не ожидал скорого вторжения монголов.

После его слов повисает пауза, которую, грустно усмехаясь, нарушает Хамза:

— Как же всё меняется! Когда-то мы могли только мечтать, чтобы из-за таких вот крепостных стен выманить крестоносцев в открытое поле.

Копируя грустную усмешку Хамзы, султан говорит:

— Да уж! Редкое везенье! Однако теперь задача усложняется: нужно не только победить врага, но и сохранить армию султана.

И обращается к остальным военачальникам:

— Есть предложения?

Великие эмиры переглядываются между собою, но высказываться первым никто не спешит.

Наконец, вперёд выходит седобородый полководец и делится своими мыслями:

— У крестоносцев нет военачальника, которому беспрекословно подчиняется всё войско, а это значит, у них не будет единого плана сражения.

Ему вторит полководец в позолоченной кирасе:

— Каждый из их предводителей расставит своих воинов там, где ему это покажется удобным.

Своё слово вставляет и Хамза:

— Раз их действия будут несогласованными, то может случиться и так, что с какой-нибудь стороны они вообще окажутся открытыми. Это даст нам возможность совершить вылазку и крепко досадить им.