III. Хлеб — объект магии, после совершения над ним обрядовых действии приобретающий свойства магического предмета

В основе действий этой группы лежит представление о «плодотворящей смерти». Хлеб после контакта с покойником (лежавший на его месте, оставленный для него на столе) уподобляется тому хлебу, который посылается живым из области смерти. Теперь его употребление (обычно раздел между членами семьи) должно принести в дом плодородие.

В семантике хлеба угадывается его постоянная связь с загробным миром; его употребление участниками похорон — причащение «плодотворящей смерти».

Так, самыми общими чертами могут быть охарактеризованы многочисленные функции погребального хлеба.

Можно также отметить, что хлеб в погребальном обряде (как и в других) часто выступает в комбинациях или в тесном соседстве с такими реалиями, как вода («хлеб и вода»), полотно (хлеб часто заворачивают в полотно или выставляют на нем), деньги (вместе с хлебом входящие в поману зап.-укр,), огонь (свечи) (свечи укрепляются на хлебе и т. п.), соль (хлеб-соль).

Другое поминальное блюдо — каша (каша, кутья, куття, кутця, колыво, колюво). В отличие от хлеба каша употребляется только на поминальном столе, который она открывает или закрывает (каша-разгоняша, «после каши няма наши» полес.[ПА-75]). В некоторых традициях роль первого поминального блюда принадлежит блинам (cp: «Житье блинам на поминках», где они первое блюдо, а не последнее, как на свадьбе [Даль 1, 98]), а последнего — киселю. Как и хлеб, кутья присутствует в других обрядах, в тех, впрочем, где ощутима связь с поминовением (рождественские святки). В зимних праздниках кутью используют как гадательное средство. Перед кутьей употребляется церковная просфора.

Третье поминальное блюдо — сладкий напиток: кисель (ср. название поминального дня Киселев день новг.), звар укр. (узвар, взвар, отвар из сухих плодов, особенно груш), сыта (вода, сыченая медом), канун (название перенесено на напиток, который подают святить на канун), коливо (тот же сладкий напиток, в который накрошен хлеб).

Пример колева — кутьи — кануна — сыты — показательный случай расхождения языкового плана и плана материальной культуры в истории обряда.

Если для древней рожаничной трапезы Е. В. Аничков выделяет два вида приношений предкам: кутью и канун (особое кушанье и особый напиток) [Аничков 1914, гл. VII], то для позднейшего обряда это разделение по предметной отнесенности не вполне отчетливо.

Кроме того, в эту группу лексики включены еще коливо (колево) и сита (сыта). Коливо иДаль, и Фасмер считают точным аналогом кутьи. В таком случае, если источник дает в качестве синонимов сита коливо (полъ(Зеленин 1914-1916,1099]) или канун (колево) (черниг [Косич 1901,38]) — очевидно, что лексемы сита и канун, первоначально обозначавшие сыченую медом воду, перенесены на кушанья типа кутьи («Кушанье из риса или другой крупы с медом и изюмом» (Фасмер 1964-1973], «Каша из пшеницы (полбы, риса) с изюмом» [Даль]). Так же, как в кутье, заменителями зерна в кануне могут быть крошеные бублики. Характерно, что переноса кутьи, колева на налиток не встречается. Это может свидетельствовать о постепенном исчезновении особой погребальной реалии — поминального напитка[76].

К поминальным славянским кушаньям, общим для всей индоевропейской традиции, относятся также мед (подающийся отдельно или входящий в состав сыты),бобы (полес буб), орехи (вкладываются в гроб, зап.-укр.), мак (укр., блр.). Однако им в обряде не принадлежит той роли, что хлебу, каше и киселю, — открывать или закрывать пир, сопровождаться особыми актами («перед киселем поют стоя», «ложку кутьи отливают на стол» и под.).

Для остальных кушаний, входящих в поминальную трапезу, определяющими являются некоторые общие характеристики, которые мы перечислим ниже.

Обилие, переизбыток

В большинстве локальных традиций поминальная трапеза должна быть изобильной (что выражается в числе блюд, количестве приготовленного, числе приглашенных). Обязательное изобилие поминальной еды связано с семантическим мотивом доли. Загробный мир, который, как мы показывали, может описываться как состояние нищеты, с другой стороны являет собой царство обилия. Так, по некоторым приметам, изобилие определенных культур (урожай льна, урожай зерна) толкуется как предвестие смерти. То же превышение меры можно увидеть и в приметах об убегающей каше. С признаком изобилия связана другая характеристика поминального угощения.

Число блюд

Чет или нечет обязательных блюд на пиру — повсеместно отмеченный признак, причем в одних традициях обязателен чет, в других -наоборот. Вообще этот признак, существенный не только для числа блюд, но и для числа исполнителей обряда и других его реалий (свечей, например), варьируется по славянской территории. Чаще и привычнее сближение смерти с четом. Обязательный нечет, (не ў цотку, а у лишку) мотивируется таким образом, что связывается с семантикой изобилия: «у смерти было полное число жертв (чет), но она пришла за новой» (витеб. [Никифоровский 1907, 296]), иногда же — наоборот,

с нехваткой (полес. не до пары: таким образом нечетное число обмывальщиц превращает умершего в русалку — минск. [Булгаковский 1890,185]).

В числе поминальных блюд может быть отражена также симво­лика двенадцати (12 блюд на годовых поминках — 12 страв, широко распространено на белорусской территории) и трех (три блюда как минимальный состав пира на частных поминках «у бедных» — блр. [Шейн 1890,514]).

Хмельное

Во многих описаниях поминок отмечается наряду с обжорством, едой до отвала и пьянство, употребление вина до полного опьянения. Однако известно и противоположное предписание — обязательное воздержание от хмельного или употребление только одной (двух, трех) рюмок. Этот признак, видимо, не может быть картографирован: в достаточно подробных описаниях одной области и даже одного села (как, например, владимирской [Завойко 1914], костромской [Смирнов 1920]) сосуществуют обе традиции, причем обе имеют свои мотивировки. Иногда информанты характеризуют одну из них как «старую», другую — как «новую», «не местную»: прежде пили мало, а теперь много, «як би на свадьбе» бреет., «как на Украине» [77] (полес. [Седакова 1983, 251, 253]). Обильное употребление вина составляет; очевидно, древнейшую традицию: ср. обычаи беспробудного пьянства на весенне-летних поминках, восходящих к «тризне по заложным», или же сообщение Ибн-Фадлана о том, что на «похоронах русса» расходы на вино составляют 1/3 (!) всех непомерно больших расходов на посмертную почесть).

В позднейших похоронах употребление вина мотивируется так: «чтоб забыть», «чтоб слезу вышибло», — таким образом, вино, как печь, вода, служит катартическим и профилактическим средством. Более архаичная символика вина как метафоры крови (связывающая вино, как и хлеб, со сферой смерти и загробья) сохранилась в устойчивом фольклорном мотиве смерть-опьянение: убитые воины ~ напившиеся допьяна гости на пиру (ср. поверья о Смерти, дающей умирающему испить пьянящее зелье). В обрядовой реальности, насколько нам известно, эта символика вина может быть отмечена только в южнославянском ритуале поливания могилы вином на другой день после погребения.

Сладкое

Самые общие и очевидные признаки загробной еды отражаются на поминальном столе преобладанием сладкого и мучного. Традиционные обрядовые блюда: кутья, канун, кисель, сыта, мед, блины, пироги — обладают именно этими двумя признаками. Противопоставление сладкого мясному может быть основой для постного поминального стола.

Постное

Здесь мы встречаемся с таким же расхождением локальных вариантов, как и в случае вина. Одни местные традиции требуют обязательно постного стола, другие — напротив (закалывания барана, курицы и др.), третьи сообразуются с церковным календарем. В осенне-зимнем домашнем поминовении различаются два дня: первый (полес. бабý) — постный, второй (деды) — скоромный.

Горячее (вареное)

Здесь мы встречаем те же расхождения местных вариантов до противоположного. В некоторых белорусских традициях горячее как непременное свойство поминальной еды настолько важно, что переносится на общее название поминок блр. горочка, горячий стол, горячее по родителям (возможно, здесь воздействие языковой полисемии: горячий — как следующий без промедлений за чем-либо). Горячий — дымящийся: с паром испеченного хлеба сопоставляется «выход души».

Вместе с тем в том же белорусском ареале известен и запрет на вареное (горячее)— прежде всего в поминальные дни («в дедовую неделю варить грех» [Шейн 1890, 614]); на похоронах он выражается в ослабленном виде: хозяева дома устраняются от варки, готовят за них соседи или же родные покойного; варят не в своей печи, а в соседской.

Наконец, для большинства великорусских областей этот признак поминальной еды оказывается вообще неотмеченным.