Су-17 истребитель-бомбардировщик

 

В.Ю. Марковский, И. В. Приходченко

(Продолжение. Начало в № 5–7,9,10–11/2011 г.)

 

В дополнение к достаточно мощному вооружению самолета Су-17М-2 на нем была обеспечена возможность применения новейшей ракеты класса "воздух-поверхность" Х-25 с лазерной системой самонаведения, созданной в ОКБ "Звезда" под руководством заместителя Главного конструктора В.Г. Коренькова при деятельном участии фирмы Сухого.

Разработки оружия с лазерным наведением у нас в стране начались с порядочным отставанием от американцев, фактически будучи инициированными лишь с появлением сообщений об удачном применении такого вооружения американской авиацией во Вьетнаме. Поскольку ВВС до поры до времени не проявляли особого интереса к новому направлению, отечественные работы шли ни шатко, ни валко, а некоторые представители "оборонки" и вовсе считали его перспективы неясными, предлагая сосредоточиться на уже "доведенных до ума" — и единственных у нас — Х-23. Противники нашлись и в Военно- Промышленной Комиссии Совмина, указывавшие на многомиллионные затраты на неизведанном пути создания совершенно новой системы, которую звали не иначе как "авантюрой".

Ситуация изменилась с приходом на должность Главкома ВВС П.С. Кутахова. Энергичный и деятельный начальник крайне ревностно относился к происходившему в его ведомстве, воспринимая недочеты и отставание самым личным образом. Рефреном в его выступлениях на встречах с деятелями "оборонки" звучало: "Мои советские соколы должны иметь лучшее оружие в мире!" с последующим наставлением о том, чего ждут ВВС от прогресса и персонально от конструкторов.

Обладавший весьма эмоциональным характером Главком не мог спокойно пережить наличия у потенциального противника нового и весьма эффективного оружия, которое, к тому же, самым масштабным образом применялось в боевых действиях.

Американская авиация во Вьетнаме использовала высокоточное оружие уже с конца 1967 года с самыми лучшими результатами (чему имелись подтверждения и с вьетнамской стороны, несшей ощутимые потери и не имевшей возможности что-либо противопоставить угрозе); появлялись также сообщения о не менее успешном применении таких систем израильской авиацией против арабов (впрочем, как выяснилось позже, подобные донесения были дезинформацией — израильтяне тогда такого дорогостоящего оружия не имели, обходясь обычными бомбами и НАР и добиваясь успеха за счет мастерства и организованности). Кутахов с его пробивной натурой организовал согласование вопроса на самом высоком уровне, добившись положительных решений министра оборонной промышленности С.А. Зверева и председателя ВПК Совмина Л.В. Смирнова, обеспечивших организацию и необходимое финансирование работ по лазерным системам.

Ракету Х-25 разработали на базе конструкции Х-23М, оснащенной лазерной головкой самонаведения разработки ЦКБ "Геофизика" (руководитель подразделения СКБ-2 Д.М. Хорол). Конструктивно "голова" ракеты состояла из гироскопического привода, оптической системы с фотоприемным устройством и электронного блока. Наведение ракеты на цель выполнялось по отраженному лазерному лучу методом пропорционального сближения: подсвеченный лазером объект отражал луч, становясь вторичным источником излучения, на который и направлялась ракета. Стартовый вес изделия равнялся 320 кг, а масса двух осколочно-фугасных боевых частей, занимавших средний и хвостовой отсеки ракеты, составляла 113 и 27 кг. Снаряжаемые мощным взрывчатым веществом, обе боевые части имели готовые стальные осколки в виде цилиндриков диаметром 10 и длиной 13 мм и подрывались по команде от контактных датчиков. При подрыве зона разлета осколков основной БЧ была направлена вперед, а дополнительной, срабатывание которой происходило на высоте метра-двух над землей, — назад, что, с учетом фугасного действия, обеспечивало более эффективное поражение.

Имевшийся на борту самолета лазерный дальномер "Фон" для наведения не годился, будучи исключительно специализированным устройством. Потребовалось оснастить самолет отдельной аппаратурой, обеспечивающей целеуказание ракетам. Для лазерного наведения Х-25 в ЦКБ "Геофизика" была разработана подвесная станция подсвета СП-14С "Прожектор-1". Соответствующее решение, определявшее ЦКБ головным разработчиком новой системы, было принято ВПК Совмина 26 декабря 1968 года. Станция представляла собой контейнер с квантовым генератором и обслуживающими его системами (блок питания, система охлаждения, демпфер колебаний самолета и вычислитель). Сам лазер разрабатывался в Ленинградском государственном оптическом институте. Высокая частота повторения импульсов, необходимая для работы ЛГСН, обеспечивалась использованием лазерного передатчика с пятью излучателями, единым модулятором и телескопом. Назначением станции определялось "осуществление подсвета цели для придания ей отличительного признака на фоне окружающей местности". Аппаратура обеспечивала применение ракет с лазерным наведением при стрельбе по наземным и надводным, подвижным и неподвижным целям при пикировании самолета или | при полете, близком к горизонтальному, на малых высотах (такой способ наведения именовался полуактивным, в отличие от активного, предполагавшего размещение всего оборудования на самой ракете).

Отработка аппаратуры велась на специально оснащенной летающей лаборатории Ан-24П ("Прожектор"). Оценка системы велась прежде всего из условий ее использования на Су-7Б и Су-17 (собственно, других носителей, которым бы подходило достаточно массивное и габаритное оснащение, тогда и не имелось — один только контейнер "Прожектор-1" был сооружением четырехметровой длины). Поскольку предполагалось дооснащение системой парка самолетов Су-7Б, испытания нового оружия в 1972 году начали на одном из переданных ВВС самолетов Су-7БМ, получившем обозначение Су-7КГ (квантовый генератор). В состав комплекса Су-7КГ входил самолет-носитель, ракеты Х-25 на пусковых устройствах АПУ-68УМ, самолетная система управления пуском, станция подсвета "Прожектор-1", наземная позиция подготовки ракет и аппаратура контроля. Этап "А" Государственных испытаний комплекса был начат летчиком-испытателем ОКБ А.Н. Исаковым зимой 1973 года. На их начальном этапе с Су-7КГ было выполнено пять пусков ракет в телеметрическом исполнении. В связи с тем, что истребители-бомбардировщики типа Су-7Б уже были сняты с производства, а также особенностей динамики полета "семерки", не обеспечивающей приемлемую точность наведения, от дальнейших испытаний Х-25 на Су-7БМ отказались и все усилия с сентября 1973 года решили направить на доводку комплекса на более современном Су-17.

В носители ракет Х-25 были переоборудованы два Су-17М (борт 51, заводской № 51–01 и борт 33, заводской № 63–05). Вместе с самолетом и аппаратурой наведения новое вооружение образовало авиационный ракетный комплекс Су-17МКГ. Наличие на "семнадцатой" САУ с режимом демпфирования позволило снизить амплитуду колебаний самолета в процессе прицеливания, поведение машины стало более устойчивым, что в полтора раза улучшило точность попадания. За зимние месяцы 1974 года были произведены 36 полетов с пуском 12 ракет, включая один залповый двумя Х-25. В августе 1973 года начались Государственные испытания комплекса Су-17МКГ с ракетой Х-25, проводившиеся в два этапа с трехмесячным перерывом и завершившиеся в ноябре 1974 года.

В ходе завершающего этапа "Б" произвели 69 полетов и выполнили 30 пусков ракет. Госиспытания были успешно завершены 20 ноября 1974 года. Спустя месяц, 26 декабря, Главком ВВС утвердил акт по системе вооружения с рекомендацией о ее принятии на вооружение. Соответствующее правительственное Постановление ЦК КПСС и СМ СССР о принятии на вооружение аппаратуры " П роже кто р-1" и ракет X- 25 в составе системы Су- 17МКГ состоялось 3 февраля 1976 года и новое оружие получило "прописку" на новейшем тогда Су-17М2. Серийный выпуск новых ракет был освоен в 1975 году.

В отчете по результатам испытаний отмечалось, что вероятность поражения типовых целей (ракет "Першинг" на пусковой установке, самолетов F-4 на открытой стоянке, РЛС зенитных ракетных комплексов "ХОК", 203-мм гаубиц одной ракетой Х-25 с дальности пуска 4000 м колеблется от 0,94 до 0,99, в то время как вероятность поражения целей ракетой Х-28 составляет 0,8–0,7, а ракетой Х-23 — 0,6. К недостаткам новой системы наведения отнесли то, что после пука ракет летчику приходилось довольно долго удерживать цель на метке прицела, наводя луч всем самолетом без возможности маневрирования вплоть до попадания Х-25 в объект атаки. После этого носитель должен был успеть выйти из пикирования, проходя на минимальной высоте над позициями противника, что повышало риск попадания как под зенитный огонь с земли, так и осколки собственной ракеты.

 

 

На аэродроме тревога! На этом постановочном фото Су-17М2 несет шесть пусковых устройств АПУ-68УМ под ракеты

 

Станция подсвета на Су-17М2 подвешивалась под брюхом самолета несимметрично — при посредстве переходной балки к узлам крепления правых подфюзеляжных держателей БДЗ-57М и крепилась с помощью болтов, а пара ракет на пусковых устройствах АПУ-68УМ размещалась на крайних крыльевых держателях.

При использований станции "Прожектор-1" применять Х-25 можно было как с пикирования под углом 15° — 40° с высоты 1000–5000 метров на скорости 700 — 1000 км/ч,

так и с полета по логарифмической кривой, близкой к горизонтальному полету. При этом реальная дальность пуска составляла 5–7 километров, а точность попадания — 5–6 м. Станция выполняла подсвет цели, выдачу сигналов целеуказания ГСН, контроль наличия излучения и стабилизацию положения лазерного луча на цели. После пуска ракета наводилась по прямой на лазерное пятно и вся задача летчика сводилась не к "пилотированию" ракеты, как при стрельбе радиокомандной Х-23, а к удержанию цели, а следовательно, и луча, на неподвижной сетке прицела. В отличие от Х-23, новые ракеты могли быть запущены залпом, что повышало эффективность и уменьшало риск поражения самолета-носителя ПВО за счет большей дальности пуска.

На Су-17M2 было обеспечено также применение тяжелых управляемых ракет с лазерным наведением X-29Л, созданных в тушинском МКБ (одно время организация в составе авиапрома носила наименование Проектно-конструкторский производственный комбинат (ПКПК), однако в мае 1975 года неудобоваримое название сменили на Московское КБ "Молния"). X-29J1 оснащалась той же лазерной ГСН типа 24Н1. Ракета комплектовалась мощной осколочно-фугасной боевой частью массой 320 кг и предназначалось для поражения, главным образом, высокопрочных малоразмерных неподвижных и подвижных целей в условиях визуальной видимости. Боевая часть снаряжалась мощным тротил-гексогеновым ВВ или "морской смесью" МС-1 (необычное для авиации название восходило еще к довоенным временам, когда этот состав, практически нечувствительный к удару, использовали для начинки снарядов корабельной артиллерии и торпед). Взрывательное устройство, в зависимости от положения переключателя "воздух-земля" в кабине летчика, могло срабатывать как мгновенно, так и с замедлением, необходимым для пробития прочной преграды. Повышенному пробивному действию способствовал проникающий толстостенный осколкообразующий корпус с противорикошетным устройством в виде притупленной головки боевой части. За счет более чем полутонного веса, кинетической энергии и мощного заряда Х-29Л была способна разрушить железобетонное укрытие с толщиной стен до метра, прикрытое трехметровым слоем земли. Основными типовыми целями для Х-29Л считались железобетонные укрытия для самолетов, мосты, промышленные сооружения, бетонированные ВПП, защищенные пункты управления, десантные и транспортные корабли. Малозащищенные цели могли быть поражены фугасным и осколочным действием на расстоянии 60–70 м от точки взрыва.

Отработка Х-29Л велась на самолете Су-17М, в состав вооружения которого эти ракеты должны были войти согласно дополнительным требованиям заказчика. Параллельно испытаниям Х-25 с весны 1974 года велись работы по использованию Х-29Л. Для этого по типу Су-17МКГ был доработан самолет Су-17М № 63–05, госиспытания комплекса на котором начались в августе 1974 года. Ввиду значительно большей массы и габаритов изделия с крылом более чем метрового размаха о размещении ракеты под крылом речь не шла, и потребовалось оборудовать подвеску на подфюзеляжном узле — только одном, слева, поскольку рядом требовалось установить еще и станцию подсвета. Первый опытный пуск Х-29Л были выполнены 27 апреля 1974 года летчиком В.П. Хомяковым с Су-17МКГ. Стрельбы выполнялись как с использованием бортовой станции, так и наземного подсвета цели. На первом этапе испытаний были выполнены 68 полетов и 18 пусков. Точность попадания и дальность, в целом, были близкими режимам применения Х-25, однако Х-29Л с более тяжелой БЧ выглядела куда более мощным средством поражения. В ходе испытаний имел место неприятный эпизод, когда в очередном полете 19 декабря 1974 года сразу после пуска ракеты взорвался её пороховой двигатель. При близком взрыве самолет задело осколками, однако летчик-испытатель Э.М. Колков сумел посадить поврежденную машину. На период доработки ракет полеты были прекращены, и госиспытания Су-17МКГ с X-29Л, в которых использовались самолеты Су- 17М № 63–05 и Су-17М2 № 02–02 завершились только в сентябре 1975 года. Отработка ракеты проводилась также на Су-17M2 № 04–06 в ноябре-декабре 1975 года. По результатам испытаний было получено положительное заключение, после чего ракета применялась на Су-17М2 в связке со станцией "Прожектор-1".

Старт тяжелых ракет производился с катапультных устройств АКУ- 58-1, выводивших Х-29Л на безопасное расстояние от носителя во избежание помпажа двигателя и повреждения самолета мощным факелом ракеты; из тех же соображений допускался пуск Х-29Л только по одной, залповая стрельба не допускалась. На "эм-двойке" одна Х-29Л вешалась на АКУ-58-1, закрепленном на специальной изогнутой переходной балке под фюзеляжем, справа от станции.

АКУ-58-1 (-1 означало "первая модификация") было разработано в отделе проектирования пусковых установок МКБ "Вымпел". Изначально устройство предназначалось для бомбардировщика Су-24 (тогда еще Т-58М, откуда и происходило и название изделия), однако впоследствии АКУ было приспособлено и для других машин ударного назначения в качестве универсального катапультного устройства для ряда типов тяжелых тактических ракет класса "воздух-поверхность". Работы по этой теме выполнялись в период с 1973 по 1975 год под руководством начальника отдела В.В. Ватолина. Ведущими конструкторами по новому изделию были В.П. Богданов, Б.Н. Быков, Б.Г. Ягодин и Л.С. Очков.

Поскольку АКУ при размещении под фюзеляжем оказывалось довольно близко от земли, его разработчикам было поставлено жесткое условие: высота пусковой должна быть не более 200–220 мм без всяких выступающих частей. Тем не менее, в ходе проектирования высота АКУ перевалила за 260 мм. Для решения задачи вместо применявшихся ранее на ряде изделий перпендикулярных толкателей, уводивших ракету с подвески, конструкторами были предложены горизонтальные — в виде двух поворачивающихся вниз рычагов, связанных между собой синхронизирующей тягой. Вся система приводилась в движение пневматическим приводом. Первая модификация изделия оставалась еще несовершенной, но поскольку оно работало и выполняло свои функции, то в 1975 году АКУ-58-1 было принято на вооружение в составе самолета Су-17M2 и запущено в серийное производство на Иркутском авиазаводе. Первые серии АКУ не были унифицированными и могли использоваться только на "своих" самолетах Су-17М2 или Су-17М3 с ракетами Х-29Л.

Помимо большого числа работ по доводке вооружения и специального оборудования, на «двойках» проводились разного рода экспериментальные программы более широкого плана. Так, опытная машина № 02–02 весной и летом 1980 года использовалась в программе ЛИИ и Института физики по оценке инфракрасного излучения двигателя, имевшей целью разработку мер по снижению теплового фона и средств защиты от самонаводящихся ракет с ИК ГСН. К работам привлекался специально оборудованный самолет-лаборатория Ан-12 с контрольно-записывающей аппаратурой, с борта которого осуществлялась съемка "двойки". В июне-июле того же года на этом же самолете оценивалось влияние акустических нагрузок при работе двигателя (этот вид нагружения, прежде не принимавшийся во внимание, как оказалось, оказывал существенное воздействие на усталостную прочность и ресурс).

Сложилось так, что "эм-двойка" осталась не самой заметной машиной в семействе Су-17, да и выпущено их было не так много, но сами создатели считали ее наиболее удачной и отработанной моделью — как-никак, нечастым образом в отечественной практике на этой модификации удалось внедрить, довести "до ума" и полностью освоить в строевой эксплуатации весь немалый объем задуманных новшеств. "Машина получилась", — это было лучшей оценкой со стороны ее разработчиков, испытателей и строевых летчиков.

 

 

Аварийный сброс ракет Х-25 с переоборудованного Су-17М (зав. № 51–01)

 

 

Су-17М2 с двумя управляемыми ракетами Х-25 под крылом и контейнером «Прожектор-1» под фюзеляжем

 

 

Отработка авиационного ракетного комплекса Су-17МКГ с ракетой X-29Л на истребителе-бомбардировщике Су-17М (зав. № 63–05). Самолет оснащен контейнером «Прожектор-1», катапультным устройством АКУ-58-1, фото- и киносъемочной контрольной аппаратурой

 

 

Авиационная управляемая ракета класса "воздух-поверхность" Х-23М на авиационном пусковом устройстве АПУ-68УМ

 

 

Авиационная управляемая ракета класса "воздух-поверхность" Х-25 на авиационном пусковом устройстве АПУ-68УМ

 

 

Авиационная управляемая ракета класса "воздух-поверхность" X-29Л на авиационном катапультном устройстве АКУ-58-1

 

В 1974 году, согласно указанию министра авиапромышленности, в ОКБ началось проектирование новой модификации Су-17M2. По настоянию МАП, она должна была оснащаться ТРДФ типа Р29-300, аналогичным устанавливавшимся на истребителях МиГ-23М. Причиной поручения руководства являлось крайне непростое положение в отрасли, связанное с трудностями освоения выпуска АЛ-21Ф-3. В силу технологических и организационных проблем, связанных с изготовлением нового сложного изделия, двигатели получались весьма дорогими, и первоначально утвержденный план производства был сорван. Трудности с поставками АЛ-21Ф-3 сопровождали дело и в дальнейшем, притом что потребности в них, при всё возрастающем выпуске новых самолетов, были непреходящими. В то же время Р29-300, работы над которым с 1966 года были переданы в Тушинское машиностроительное КБ "Союз", выглядел обнадеживающе: конструктивно двигатель продолжал уже отработанную схему, производство его было налажено достаточно быстро и шло во всё нарастающих количествах. К тому же к этому времени был разработан и запущен в серию вариант двигателя Р29Б-300, специально предназначавшийся для использования на истребителях-бомбардировщиках и нашедший применение на МиГ-23БН и МиГ-27. Естественным образом руководство МАП решило принять меры "подстраховки", запасшись решением вопроса нехватки АЛ-21Ф-3 за счет имевшихся в наличии Р29Б-300. Такой вариант мог стать резервным и в будущем, позволяя компенсировать дефицит двигателей АЛ-21Ф-3 путем возможности использования более доступной и дешевой силовой установки, в том числе и на Су-24 (положение с фронтовым бомбардировщиком расценивалось даже как более критичное — у Су- 17 имелась альтернатива в лице микояновских машин, в то время как у Су-24 никакой подмены не было).

Двухвальный ТРДФ, разработанный в Тушинском машиностроительном конструкторском бюро (ТМКБ) "Союз" под руководством Главного конструктора К.Р. Хачатурова, был несколько мощнее (тяга 11500 кгс на полном форсаже), больше по размерам и тяжелее, чем АЛ-21Ф-3, возрос и расход топлива — с 0,86 до 0,94 кг/кгс-час на максимале. От базовой "истребительной" модели Р29Б-300 отличался несколько улучшенной экономичностью, а конструктивно имел укороченную форсажную камеру и измененное реактивное сопло.

Проектные прикидки показывали, что, помимо принесения неизбежных трудностей производству, связанному с перенастройкой выпуска самолетов на серийном заводе, в силу особенностей двигателя Р29Б-300 не удастся избежать ухудшения характеристик самолета в общем. Однако же руководство отрасли имело свои резоны, и приказом по МАП от 8 августа 1974 года поручалось ОКБ построить такой самолет и провести его летные испытания на предмет вынесения решения о целесообразности такой модификации.

На разработку проекта потребовалось немного времени, и в конце лета 1974 года с серийного завода ОКБ был получен самолет Су-17M2 одной из первых серий (№ 03–01). Его доработка была произведена опытным производством ОКБ. Весь объем работ, от получения задания и до передачи построенной машины на испытания, занял менее пяти месяцев. Во второй половине декабря машину передали на испытания.

Хвостовая часть самолета была перекомпонована и расширена — форкамера Р-29Б имела больший диаметр. Воздухозаборники охлаждения установили на фюзеляже в соответствии с устройством нового двигателя, для улучшения устойчивости увеличили площадь форкиля, придав ему характерные прямолинейные очертания. За счет этого несколько изменилась геометрия самолета: киль приподнялся на 105 мм, размах стабилизатора за счет "раздутия" фюзеляжа возрос на 139 мм. Сообразно производительности компрессора новой силовой установки потребовалось увеличить до 130 мм ход центрального конуса воздухозаборника.

 

 

Су- 17М2 с подвешенным под фюзеляжем контейнером станции «Прожектор-1»

 

 

Блок электроники и блок излучения, устанавливаемые в контейнер станции подсвета «Прожектор-1»

 

 

Подвесная станция лазерного подсвета «Прожектор-1»

 

31 января 1975 года опытный С-32М2Д ("Д" — от слова "двигатель") под управлением летчика-испытателя А.Н. Исакова совершил первый полет. Заводские летные испытания выявили падение дальности полета и разгонных характеристик из-за худшей аэродинамики и повышенного расхода топлива. Наглядным образом это проявлялось при взлете пары самолетов с "люльковским" и "союзовским" двигателями, когда ведомая машина в наборе высоты отставала, ощутимо проседая и оставляя за собой заметный дымный шлейф работающего "на полную" двигателя.

В июне самолет перегнали в Ахтубинск, где до сентября шли совместные летные испытания, в ходе которых военные летчики В.А. Олейников и В.К. Рябий выполнили 77 полетов. По их завершении машину вернули в ЛИИ, где заводские испытания продолжили летчики ОКБ. Помимо уже отмеченного снижения летных данных, претензии предъявлялись по поводу ухудшения условий эксплуатации новой силовой установки: затруднены были подходы к агрегатам, больше времени требовалось на их замену.

Опытный образец в дальнейшем был задействован в испытаниях лыжного шасси и ряде работ, связанных с эксплуатацией с грунтовых полос, вязких и влажных грунтов (возможность использовать лыжи на самолете теоретически сохранялась до Су-17МЗ включительно, а для регулирования подачи смазки к ним в кабине самолетов устанавливался специальный щиток, хотя сама система не монтировалась). В настоящее время самолет с символическим бортовым номером "01" установлен в качестве памятника на территории ОКБ Сухого в Москве.

 

 

Первый истребитель-бомбардировщик Су-22 (зав. № 31–01), установленный у аллеи памяти летчиков-испытателей в Ахтубинске

 

 

С32М2-Д (зав. № 03–01), установленный в качестве памятника на территории ОКБ П. О. Сухого

 

 

Су-17М2, установленный в качестве памятника на территории 558-го АРЗ в Барановичах

 

ВВС СССР отказались от такой модификации самолета, поэтому было принято решение использовать машину как базу для создания новой экспортной модификации Су-17 с двигателем Р-29БС-300, который по основным узлам был унифицирован с двигателями Р-29-300 и Р29Б-300, устанавливавшимся на самолетах МиГ-23МС и МиГ-23БН, разрешенных к поставкам на экспорт. Основным отличием "суховского" варианта двигателя был иной вариант коробки приводов. По поводу решения о комплектации экспортных машин "союзовскими" двигателями имела хождение версия о запрете вывоза новейших АЛ-21Ф-3 как секретных изделий, однако, по всей видимости, действительная причина "эмбарго" состояла в том, что при затянувшемся дефиците этих силовых установок едва хватало и для собственных нужд.

Р-29БС-300 являлся ТРДФ двухвальной схемы, имевшим 11-ступенчатый двухкаскадный компрессор с пятью ступенями низкого и шестью высокого давления, двухступенчатую осевую газовую турбину, кольцевую камеру сгорания, форкамеру и двухпозиционное реактивное сопло, укороченное и лишенное створок сверхзвукового контура по сравнению с базовым Р29-300, предназначавшимся для истребителей. Автономный запуск Р-29БС-300 осуществлялся турбостартером ТС-21. С целью обеспечения надежности турбины на двигателе применялись сопловые лопатки первой ступени с конвективно-пленочным охлаждением. Для повышения запаса газодинамической устойчивости двигателя он оснащался системой перепуска воздуха перед рабочим колесом первой ступени. На полном форсажном режиме удельный расход топлива составлял 1,80 кг/ кгс-час, на крейсерском — 0,78 кг/ кгс-час.

Первый предсерийный самолет с новым двигателем, получивший индекс Су-22 (на фирме — "коммерческий" С-32М2К, (машина № 31–01), был изготовлен к осени 1975 года. На заводе его облетали в сентябре, в течение осени выполнив 8 полетов по программе приемо-сдаточных испытаний. В начале января 1976 года машину доставили в Жуковский, где 20 февраля ее поднял в воздух летчик-испытатель ОКБ В.А. Кречетов. Месяцем спустя, 17 марта, самолет был перегнан в ГНИКИ ВВС для выполнения программы госиспытаний, проводившихся с апреля по октябрь. От фирмы летали А.С. Комаров и В.А.

Кречетов, от ГНИКИ ВВС — А.Ф. Попов, Ю.Н. Илларионов, А.А. Иванов и В.Н. Музыка. Работы шли со многими задержками, вновь по причине недоведенности прицельного оборудования, и были завершены только в мае следующего, 1977 года. Всего за это время было выполнено 127 полетов, из них 73 зачетных.

 

 

Летчики-испытатели ОКБ (слева направо) А.А. Иванов (до 1983 года — летчик ГК НИИ ВВС), Н. Ф. Садовников, B.C. Ильюшин и И.В. Вотинцев

 

 

Испытания лыжного шасси на самолете С32М2-Д

 

 

Помимо испытаний лыж, на С32М2-Д отрабатывалась форма и конструкция грязезащитных щитков, устанавливаемых на передней опоре шасси

 

Параллельно шло продвижение этих машин на рынок с демонстрацией потенциальным заказчикам. Так, практически всю весну 1976 года, с марта по май, испытательная бригада с самолетом № 03–01 провела в подмосковной Кубинке, где с Су-22 знакомились заезжие "купцы". "Представительская деятельность" дала свои результаты, обеспечив завод заказами на постройку серийных самолетов Су-22, которая велась с 1977 по 1978 год. Машины комплектовались упрощенным составом оборудования. В состав вооружения самолета вошли пушечные контейнеры УПК-23- 250, бомбы и НАР типа С-5 и С-24 (впоследствии и новые С-8). Как и ранее на Су-20, управляемое ракетное вооружение ограничивалось Х-23, а также предназначенными для поражения воздушных целей ракетами Р-ЗС или Р-13М.

Всего было построено 56 машин этой модификации, поставленных в Ирак (первая партия прибыла в страну 14 июня 1977 года), Перу, Ливию, Йемен и Анголу. Несколько Су-22 остались дома, будучи востребованными при подготовке иностранных летчиков в Краснодарском училище, где собралась целая коллекция самолетов различных экспортных модификаций. Велись также переговоры о поставке Су-22 Индии, где руководство ВВС подыскивало замену своим Су-7БМК, однако сделка, имевшая весьма выгодные перспективы с заказом более сотни машин, так и не состоялась (то ли индийцев не устроила выставленная внешторгом цена, то ли предложенные европейским производителем "Ягуары" показались привлекательнее). Впрочем, отечественный авиапром и в этом случае не остался обиженным, получив от индийцев заказ на сотню микояновских истребителей- бомбардировщиков МиГ-23БН и "спарок", в дополнение к истребителям этой модели.

Любопытно, что машины именно этой довольно немногочисленной модификации (их построили меньше всего в семействе Су-17) оказались самыми востребованными на всякого рода памятниках: помимо сохранившейся в ОКБ "единицы", у аллеи памяти летчиков-испытателей в Ахтубинске установлен первый опытный самолет Су-22 (№ 31–01, а еще одна машина, на которой велась подготовка зарубежных курсантов, стоит на постаменте у входа в Краснодарское объединенное летно-техническое училище.

 

 

Су-22 перуанского заказа. В носовом конусе виден световой люк лазерного дальномера «Фон»

 

 

Их силами создавался Су-17: ведущий летчик-испытатель ОКБ B.C. Ильюшин, главный конструктор по теме А.А. Слезев и начальник отдела эксплуатации ОКБ А. П. Смирнов. (В подписи к фото в АиК № 5.2011 крайним справа ошибочно указан директор ДМЗ В.Н. Авраменко. Приносим извинения за ошибку).

Продолжение следует

 

 

Вверху: Ан- 12БК рулит по аэродрому Кандагар. Любопытно, что в данном случае машина представляет собой постановщик помех, что хорошо различимо по антенному оборудованию, однако она несёт гражданское обозначение СССР-12159 и используется в качестве обычного транспортника. Лето 1987 г.

 

Ан-12 в Афганистане

Часть 6

 

Виктор Марковский

Продолжение. Начало в № 5,7- 11/2011 г.

 

Объявленное властями национальное примирение, вступившее в силу в январе 1987 г., ожидаемых результатов не принесло. Щедро снабжаемый противник отнюдь не собирался мириться с «неверными» и отступниками из Кабула, да и военное дело для моджахедов выглядело куда привычнее и достойнее, чем дипломатические маневры. В беспрерывно воюющей стране успело вырасти целое поколение, не знавшее иного орудия труда, кроме пулемета. Уступки со стороны властей для рядовых моджахедов и их лидеров, признающих только силу и самостоятельность, при полном недоверии к государству, выглядели проявлением слабости Кабула, о чем было известно обеим сторонам — в докладе начальнику Главного Политуправления Советской Армии о результатах предпринятых действий без обиняков говорилось: «Лишь благодаря присутствию 40-й армии нынешнее правительство удерживается у власти». Параллельно ГлавПУР указывал на необходимость перехода к «миротворческим, социальным и пропагандистским задачам», что сказалось даже на тоне боевых донесений и прочих документов, куда предписано было внести «лексические изменения»: так, слова «мятежники», «душманы», «бандформирования» заменялись на «оппозиционеры», «противники перемирия», «вооруженные отряды» (в этой уступке ощутимо проглядывала дань изменившемуся положению дел — как известно, «мятеж не может кончиться удачей — в противном случае его зовут иначе»). Спохватившись, и нового главу афганского правительства стали именовать полным именем Наджибула; как оказалось, прежде употреблявшаяся форма его имени Наджиб была фамильярно-уничижительной и не очень-то приветствуемой для уважаемого человека, каковым являлся лидер страны.

Достигнутые договоренности о прекращении огня и установлении «договорных зон», в которых, по идее, противники должны были воздерживаться от применения оружия, оппозиция использовала «на всю катушку» в своих целях, пополняя силы и укрепляя опору среди населения. Взамен отказа от боевых действий у властей выторговывали помощь продовольствием, топливом и медикаментами.

Очевидным образом, подобное «налаживание отношений» требовало растущего объема поставок из СССР самых разнообразных товаров. На 1987 г. была запланирована безвозмездная помощь СССР дружественной стране в размере 140 млн. рублей, прочие же запросы Кабула в советском внешторге откровенно называли иждивенчеством, притом необратимого характера. Что правда, то правда — на этот год афганская сторона «выражала заинтересованность» в получении безвозмездно (то есть даром) 1 млрд. рублей, половину суммы рассчитывая потратить на обновление армии и денежное обеспечение своих военных, в несколько раз увеличив им денежное довольствие.

Толку от этого оказалось не больно много — в армии с каждым месяцем продолжало расти дезертирство, из-за которого только за первые четыре месяца «национального примирения» разбежались или перешли к противнику 11 тыс. военнослужащих.

Для транспортной авиации вновь настали горячие дни: для поддержки Кабула требовались масштабные перевозки, при которых, помимо поставок новенького снаряжения, основательно подчищались армейские склады, где с давних времен были запасены изрядные залежи оружия и всевозможного имущества, давным-давно снятого со снабжения в Советской Армии. Должное внимание уделялось и доставке средств спецпропаганды на противника — листовок, которых каждый год завозили более 5 млн. штук, и других агитматериалов, клеймивших контрреволюцию и рассказывавших об афгано-советской дружбе. Форму изложения старались подобрать подоступнее, в виде карикатур на противника и нарочито примитивных комиксов в картинках, доступных пониманию по большей части неграмотного населения. Широко использовались исламские мотивы, суры из корана, первая из которых как раз и призывала к «миру в сердцах», в оформлении преобладал зеленый мусульманский цвет. Популярным сюжетом было противопоставление трудового крестьянства погрязшей в безнравственности оппозиции, проводящей время в безделье и пороке, с вином и женщинами, что должно было внушить отвращение истинному правоверному.

 

 

Призывая население поддержать политику национального примирения, агитационные листовки предлагали моджахедам слагать оружие и возвращаться к мирному труду

 

 

Захваченное у душманов оружие доставлено на аэродром Кандагара. Летчики и техники осматривают трофейные зенитные пулеметы ДШК и крупнокалиберные установоки ЗГУ.

 

Ввиду той же неграмотности населения большое значение уделялось радиовещанию. С этой целью в Кабул специально было доставлено оборудование для развертывания радиостанции «Афган гак» («Голос афганца»), начавшей вещание с марта 1986 г. на языках пушту и дари. Ее передачи, помимо агитационных программ, включали проповеди афганского духовенства из числа лояльно настроенных мулл, музыку и песни и были весьма популярными среди публики. Работа «Голоса афганца» имела успех, и командование армии выходило с предложением бесплатной раздачи населению дешевых простеньких радиоприемников с фиксированной частотой, с помощью которых можно было бы расширить аудиторию и сеять «разумное, доброе, вечное» непосредственно среди населения и оппозиции. Менее известно было, что управление радиостанции полностью находится в ведении политотдела 40-й армии в рамках планов ведения спецпропаганды. Что же касается расширения аудитории за счет раздачи малогабаритных радиоприемников, то реализовать его не удалось — отечественная радиопромышленность отказалась связываться с не очень прибыльным проектом (в производстве таких устройств не было, а разработка и организация выпуска требовали расходов с непременными согласованиями и включением в план, грозя неминуемым «долгим ящиком»).

Противная сторона оценила выгоды пропагандистской работы еще раньше: душманы также наладили радиовещание, причем передачи были ориентированы не только на население, но и на советских военных. Время от времени на привычных частотах вместо «Маяка» и «Юности» можно было наткнуться на программу на вполне приличном русском языке, которую вел местный «комментатор». После обязательной молитвы и бравурных мотивов следовали сообщения об очередных победах над «советскими оккупантами» и прочих военных успехах моджахедов, после которых те «победоносно отступили в горы, а русские беспорядочно бежали за ними».

Агитационная работа нередко давала вполне определенные последствия, правда, с примечанием: «Разъяснительная работа среди афганцев оказывается наиболее результативной в тех случаях, когда она подкрепляется оказанием материальной помощи». В страну начали возвращаться беженцы, которых, от греха подальше, перевозили транспортными самолетами вглубь страны, подальше от зоны боевых действий, поскольку не было никакой уверенности в том, что обделенные люди завтра не окажутся в стане противника. Такими рейсами перебрасывались целые племена из нескольких сот человек, со всем скарбом и непременным оружием как атрибутом быта. На этот счет действовала специальная инструкция, предписывавшая на время полета оружие изымать и хранить в кабине экипажа в течение всего перелета.

С помощью транспортной авиации осуществлялись также поездки афганских активистов в республики советской Средней Азии, организуемые по плану политотдела ТуркВО. Такие «экскурсии» проводились с 1987 г. по два раза в год, имея целью демонстрацию успехов социалистического строительства, и включали поездки в колхозы, на предприятия и в воинские части. Среди афганцев они пользовались большой популярностью не только из-за интереса к достижениям среднеазиатских колхозников — в Ташкенте и Фергане скупалось все подряд, от одеял и подушек до кастрюль, галош, чайников и особенно любимых ватников — всего, чего не было в Афганистане, где достоинства советских товаров считались неоспоримыми. Обратно афганцы возвращались нагруженные впечатлениями и тюками, которым могли бы позавидовать наши «челноки». Поездками поощрялись в большинстве своем явно не кабинетные работники: прибывшие по привычке норовили не расставаться с оружием, многие имели шрамы от боевых ранений, а иные и вовсе были инвалидами без руки или ноги и можно было только догадываться, чего стоила им жизнь в родных селениях.

Основная масса оппозиции вовсе не собиралась сотрудничать с властями, примыкая к «непримиримым», благо, что у тех были свои каналы поддержки из-за рубежа. Источники эти являлись весьма изобильными, позволяя наращивать численность и боеготовность, о чем убедительно свидетельствовали цифры: за первые шесть месяцев 1987 г. число нападений на советские посты, заставы и колонны возросло втрое по сравнению с прошлым годом. В свою очередь, уже через две недели после объявления национального примирения командующий 40-й армией издал приказ — на каждую вылазку противника отвечать достойным ударом.

При общем курсе на ограничение боевых действий и начатой подготовке к выводу войск ВВС 40-й армии продолжали нести все увеличивающиеся потери. По их числу 1987 г. стал пиковым — были сбиты 19 самолетов и 49 вертолетов, из них 27 — с применением ПЗРК (в предыдущем году ракетами были сбиты 23 машины). Данные о количестве зенитных средств у противника разнились — в большинстве своем они поступали по агентурным каналам «с той стороны», а афганцы-информаторы заслуженно носили репутацию «бородатых сказочников», сообразно вознаграждению готовых рассказать все, что угодно. Однако растущее число потерь авиации было убедительным свидетельством растущих сил ПВО противника, как и количество захватываемых в числе трофеев ПЗРК и прочих зенитных средств.

В ходе проводимых армейскими частями операций за первое полугодие 1987 г. (к 15 июня) были уничтожены 461 ДШК и ЗГУ, а также 121 ПЗРК, еще 170 ДШК и ЗГУ и 171 ПЗРК достались в качестве трофеев. Нетрудно заметить, что ПЗРК в числе захваченный трофеев занимали весомое место, что говорило не только об их количестве у противника — причины были вполне прозаическими: взятый с боем крупнокалиберный пулемет был просто-напросто неподъемным, сам по себе ДШК весил три пуда (48,5 кг без станка и патронов), а со станиной-треногой и патронным ящиком аж 157 кг, из- за чего дотащить его к вертолету или боевой машине для вывоза было нелегко и обычно зенитные установки уничтожали, выламывая детали или подрывая на месте, тогда как «затрофеить» и доставить на базу ПЗРК, справедливо именовавшийся «переносным», было куда проще. И, наконец, за захват такого опасного оружия, как ПЗРК, представленного не на бумаге, а в виде «чистого результата», вполне можно было рассчитывать на заслуженную награду (за первые «Стингеры» прямо обещали звезду Героя). Значимость таких трофеев более чем оправдывала усилия — каждый захваченный и уничтоженный ПЗРК означал не только сбереженные самолеты, вертолеты и жизни летчиков, но и позволял рассчитывать на сохранение свободы действий в воздухе, авиационную поддержку и те же транспортные перевозки, за которыми противник вел настоящую охоту.

Неприятностей и без того хватало — за 1987 г. 50-й осап лишился четырех транспортных самолетов Ан- 12 и Ан-26, два из которых погибли вместе с экипажами. 12 июля 1987 г. потерпел катастрофу выполнявший рейс в Кандагар Ан-12. На посадке с боковым ветром летчики не успели выровнять машину и грубо «приложили» ее о землю. Подломилась правая стойка шасси, после чего самолет вынесло с полосы, развернув хвостом вперед. Самолет оказался на грунте напротив аэродромной ТЭЧ, попав на минное поле полосы прикрытия аэродрома. После подрыва сразу нескольких мин самолет загорелся. Экипаж капитана А. Б. Тимофеева и сопровождающие груз выскочили наружу и бросились врассыпную от разгоравшегося пожара. Поспешившие им на выручку люди начали тушить огонь, не зная о крайне опасном грузе на борту машины — самолет вез 7,5 т авиабомб. Огонь уже охватил фюзеляж самолета и хватило нескольких минут, чтобы бомбы сдетонировали.

Взрывом самолет буквально разметало, кося людей вокруг осколками. Погибли 16 человек и были ранены 37. Среди погибших, помимо солдат и офицеров аэродромного батальона, оказались несколько вертолетчиков и техников находившейся рядом истребительно-бомбардировочной эскадрильи. Никто из экипажа Ан-12 не пострадал. После взрыва и пожара от самолета осталось только закопченное пятно и зарывшиеся в песок обгоревшие двигатели. Тут же догорали санитарный УАЗ, пожарная и поливочная машины, подогнанные для борьбы с огнем.

Последовавшее разбирательство раздало «всем сестрам по серьгам». Прибывшая комиссия провела разбор происшествия, примерно покарав правых и виноватых: выявлены были нарушения в руководстве полетами и организации прикрытия аэродрома, попутно приструнили личный состав за расшатавшуюся дисциплину. В дневнике одного из служивших тогда в Кандагаре осталось памятная запись: «Начальство быстро докопалось до сути наших неудач, досталось причастным и непричастным. Выгребли, у кого нашли, брагу, приказали снять с модулей антенны телевизоров, чтобы не демаскировали аэродром, сломали замечательную беседку для отдыха перед штабом полка (потому как не положено), провели строевые занятия со всеми частями авиагородка и велели организовать непременные политзанятия для укрепления нашей морали».

Следующее происшествие с Ан-12 тоже не обошлось без жертв и опять-таки не стало результатом действий противника. Самолет капитана А.Д. Григорьева, принадлежавший 50-му осап, совершал рейс из Кабула в Ташкент с грузом и 13 пассажирами на борту. Вылет 21 октября 1987 г. был ночным, свою роль, по- видимому, сыграло и то, что экипаж из шауляйского полка всего месяц назад прибыл в Афганистан. В Кабульском аэропорту в ночные часы творилось настоящее столпотворение: вылетали и садились транспортники, шли полеты вертолетов и штурмовиков, кружили пары прикрытия аэродрома, прилетал «Аэрофлот», по своим делам летали афганцы. Пока Ан-12 выруливал со стоянки, место на середине полосы занял Ми-24, запросивший контрольное висение и взлет. Остановившись на исполнительном старте, командир Ан-12 тоже обратился к руководителю полетов за «добром» на взлет. Позывные их были похожими и с вышки, приняв доклад Ан-12 за повторный запрос вертолета, ответили: «Я вам уже разрешил». Приняв ответ на свой счет, летчики транспортника начали разбег. Уже на порядочной скорости, начав поднимать нос самолета, в свете фар они увидели висящий вертолет. Уходить было некуда, летчики попытались перескочить препятствие и столкнулись с вертолетом. Ан-12 рухнул тут же у полосы и сгорел со всеми находившимися на борту (роковое число 13 пассажиров сыграло-таки свою роль), в живых остался только стрелок, которому посчастливилось уцелеть в отлетевшей хвостовой части. Удивительным образом экипажу вертолета повезло куда больше — летчики остались практически невредимы, да и вертолет пострадал не очень сильно, отделавшись отлетевшим хвостовым винтом и повреждениями концевой балки.

 

 

Ан- 12БК из состава 50-го полка на аэродроме Кандагара. На заднем плане вертолеты здешнего 280-го ОВП. Зима 1987 г.

 

Ан-12 при самом столкновении также пострадал не сильно, самолет погубила именно скорость: транспортник разогнался и не мог затормозить, но при попытке «подорвать» машину, резко взяв штурвал на себя — а иного выхода у летчиков не было, — скорость оказалась явно недостаточной и маневр привел к сваливанию самолета, падению и катастрофическим последствиям при ударе о землю.

А вот оба потерянных Ан-26 стали жертвами ПЗРК. Один из них, «почтовик» капитана М. Мельникова, уже следующей ночью 22 октября 1987 г. был сбит ракетой при заходе на посадку в Джелалабаде и разбился со всем экипажем и несколькими пассажирами. Следующая потеря произошла ровно два месяца спустя и вновь пришлась на то же 21-е число, что и в октябре. Самолет возвращался в Кабул после доставки командующего 40-й армией Б.В. Громова и был сбит прямо у Баграмского аэродрома на втором витке набора высоты. Экипаж покинул машину с парашютами, но его спасение далось ценой жизни командира — майор В. Ковалев до последних минут удерживал управление горящим самолетом и для раскрытия собственного парашюта ему уже не хватило высоты. Посмертно военный летчик 1-го класса майор В.А. Ковалев был награжден Золотой звездой Героя Советского Союза, став единственным летчиком ВТА, удостоенным этого звания за все время афганской войны.

13 августа 1987 г. от применения ПЗРК пострадал еще один Ан-12. Несмотря на несчастливое число, дело обошлось благополучно. Ракета не взорвалась и самолет после попадания в него ракеты смог совершить вынужденную посадку в кабульском аэропорту. Это был самолет капитана Дворовенко из 200-й отаэ. Он шел по маршруту на эшелоне 9200 м, имея превышение над горной грядой 6400 м, когда был подстрелен в районе Гардеза. Взрыватель ракеты не сработал, но прямым попаданием корпуса «Стингера» снесло треть нижней панели стабилизатора вместе с зализом сочленения оперения и фюзеляжа и вырвало кислородные баллоны кормовой кабины. При осмотре после посадки выяснилось, что силовые части каркаса оперения удачным образом оказались не задетыми, в результате чего машину довольно быстро вернули в строй.

Неясным оставалось, как ракеты ПЗРК настигают цели на высотах, куда больше ( «паспортных», ведь у того же «Стингера», при всем его совершенстве, граница досягаемости по высотности составляла порядка 3500 м (пусть даже до 4500 м по рекламным данным). По всей видимости, дело было в том, что душманские стрелки умело использовали позиции на горных пиках и перевалах, не только выигрывая в высоте «отправной точки», но и, сами того не ведая, получая выгоды из-за того, что ракета стартовала в разреженном воздухе. Благодаря меньшей плотности воздуха ракета имела значительно меньшее сопротивление полету, лучше разгонялась и, затем, на пассивном участке слабее тормозилась, за счет чего достигала существенно большей высоты (по прикидкам, при пуске с площадки на трехкилометровой высоте можно было рассчитывать на повышение границы досягаемости еще на 1500–1800 м). Подтверждением этим выкладкам было и то, что даже пули в горах летели дальше, что знал всякий грамотный снайпер.

Такие результаты давали обширную информацию к размышлению об эффективности защиты транспортных машин. По данным инженерного отдела ВВС 40-й армии, за период 1984–1987 гг. были отмечены 36 случаев обстрела ракетами самолетов Ан-12, пять из которых получили попадания. Во всех случаях поражение происходило, когда тепловые ловушки по каким-то причинам не использовались. При их своевременном отстреле ни одного попадания не было. По самолетам Ан-26 пуски ракет наблюдались 41 раз, при этом поражены были три самолета, с которых ловушки не применялись и ни один — при их применении (почему-то в отчетности не нашел отражения случай с Ковалевым, чей Ан-26 был сбит, хотя и вел отстрел АСО, на которые ушла первая пущеная ракета, но вторая попала точно в двигатель). ИК- ловушки не использовались и их отстрел прекращался, когда высота считалась достаточной, хотя «Стингер» порядком отодвинул представления о безопасных эшелонах полета.

Всего за годы афганской компании в результате воздействия ПЗРК противника были потеряны два самолета Ан-12 и шесть самолетов Ан- 26 и Ан-30, что является достаточно убедительным свидетельством надежности и эффективности использовавшихся на этих типах машин систем защиты — в первую очередь, благодаря применению на Ан-12 более мощных и действенных ИК-патронов, дававших Ан-12 очевидные преимущества (сопоставление является вполне корректным ввиду почти равного числа машин этих типов, находившихся в ВВС 40-й армии и сходности обстановки, в которой им приходилось работать, причем интенсивность боевой деятельности Ан-12 была даже выше).

Для разнообразия можно привести данные о результативности ПЗРК, называемые западной стороной (хотя эти цифры появлялись в «свободной прессе» с подачи самих моджахедов, гораздых в описании своих подвигов, и в самой малой мере могли претендовать на объективность). Согласно опубликованного в июле 1989 г. специального документа армейского руководства США утверждалось, что за период с сентября 1986 г. по февраль 1989 г. в результате применения ПЗРК «Стингер» афганские партизаны сбили 269 самолетов и вертолетов, произведя 340 пусков ракет. Составители доклада и сами не отрицали, что приведенные данные выглядят «немного слишком хорошо» — такая результативность означала, что средний процент попаданий достигал 80 %, что было куда выше, чем в самой американской армии при стрельбах хорошо обученными расчетами и в идеальной полигонной обстановке. Хотя американцы и допускали «некоторые неточности» в описании душманских успехов, однако вряд ли представляли, что те преувеличены аж впятеро, а реальные потери советской и афганской авиации от ПЗРК всех типов за указанный период составляли едва 20 % от названной цифры, и повествования душманских информаторов больше всего напоминали охотничьи рассказы известного своей правдивостью барона.

 

 

Транспортники Ан-12 и Ан-26 на стоянке аэродрома Баграм. На этот раз Ан-26 несёт звёзды, ясно говорящие о его принадлежности ВВС, а Ан- 12БК отличается гражданской маркировкой с «аэрофлотовским» флажком

 

Каким образом появляются подобные реляции, поведал один из моджахедов по имени Махмуд, летом 1987 г. решивший заработать более простым путем и сдавший свой «Стингер» за вознаграждение афганским властям (такое предложение сдавать оружие за вполне приличные деньги пропагандировалось среди населения, содержалось во многих листовках и время от времени приносило вполне реальные плоды). Вчерашний моджахед, прошедший двухмесячные курсы в Пакистане, рассказывал: «За время учебы несколько «четверок» со «Стингерами» уходило в рейд, а затем они возвращались уже без ракет. Одни говорили, что сбили «там-то» военный самолет русских. Другие рассказывали, что их окружил отряд народной милиции, но они с боем прорвались к границе, бросив пусковые установки. Им, конечно, не очень-то верили, но доказать ничего нельзя. Янки подробно опрашивают всех и лично проверяют пусковые установки. Люди, которым их вручают, идут на разные хитрости, чтобы избежать риска, но получить деньги. Например, запустят ракету в воздух и отсидятся в горах, а затем возвращаются с «победой», хотя никаких самолетов они не видели. После проверки установок американцы что-то записывают, потом выдают новую ракету. Это у них называется «контроль».

Активность моджахедов напрямую связывалась и с тем, что афганская армия в ходе осуществления курса национального примирения стала демонстрировать все более «миролюбивую» позицию, воздерживаясь от боевых действий и без боя уступая противнику свои позиции, гарнизоны и целые районы. Характеризуя поведение правительственных войск, наши советники прямо говорили о «саботаже» армейских чиновников. В цифрах картина выглядела еще более показательной: хотя афганцы, по крайней мере, на бумаге располагали силами втрое большими, чем 40-я армия, успехи их были скорее символическими. Что касается успехов в борьбе с зенитными средствами, то за упомянутый период первого полугодия 1987 г. правительственные войска рапортовали об уничтожении 60 единиц ДШК и ЗГУ (еще 49 были захвачены) и аж 7 ПЗРК, тогда как советскими частями, как уже говорилось выше, ущерб душманской ПВО был нанесен куда более впечатляющий — крупнокалиберных зенитных пулеметных установок ими было уничтожено и захвачено в шесть раз больше, нежели всей афганской армией — 631 и 109, соответственно. По результативности борьбы с ПЗРК успехи наших войск были и вовсе выше в сорок (!) раз — 292 и 7 единиц, соответственно.

Хотя численность афганской армии к концу 1987 г. увеличилась вдвое, слова об «обострившемся положении» звучали рефреном в сообщениях повально из всех провинций. Даже на этом фоне особенно критично выглядела ситуация вокруг Хоста, оказавшегося в сплошной блокаде. Город и гарнизон были практически отрезаны от центра и удерживались исключительно благодаря усилиям командира здешней 25- й пехотной дивизии генерал-майора Асефа и снабжению транспортной авиацией. Умелый организатор и лихой командир, Асеф держал свою вотчину в кулаке, требуя лишь поддержки боеприпасами и продовольствием. Положение усугублялось тем, что противником в округе выступали бойцы местного племени джадран, и в лучшие времена не признававшие ни короля, ни правительства. Черту своих владений они проводили по перевалу Сатыкандав, через который и тянулась единственная дорога к Хосту. Ходу по ней не было уже многие месяцы, и все снабжение гарнизона и города велось преимущественно по воздуху. Осенью 1987 г. и «воздушный мост» поддерживался с трудом. Летать старались все больше по ночам, но потерь избежать не удавалось. Если советским экипажам везло и ни одной машины они здесь не потеряли, то афганские транспортники то и дело попадали под огонь. К августу 1987 г. при полетах в Хост были сбиты пять афганских Ан-26 и четыре транспортных вертолета с большими людскими потерями.

Последней каплей стали сообщения о том, что лидеры оппозиции планируют обосноваться в Хосте, считая его судьбу решенной, и собираются разместить там свое «афганское правительство». Это грозило утратой позиций Кабула на международной арене: одно дело — прячущиеся в горах противники власти, и совсем другое — самодеятельное оппозиционное правительство тут же на территории страны, претендующее на признание и помощь. Удержание Хоста тем самым превращалось в политическую проблему соответствующего значения. Для ее разрешения была спланирована и организована операция «Магистраль» по разблокированию города, имевшая целью как практические задачи по обеспечению проводки в Хост автоколонн с грузами и созданию необходимых запасов, так и «стратегический» аспект — демонстрацию возможностей армии по контролю за положением, «Магистраль» явилась тем более примечательным явлением, что стала последней крупной операцией советских войск в афганской войне. К ее осуществлению в ноябре-феврале 1987 г. были привлечены силы 108-й и 201-й мотострелковых дивизий, 103-й воздушно-десантной дивизии, 56-й отдельной десантноштурмовой бригады, 345-го отдельного парашютно-десантного полка, ряда других частей и подразделений. С афганской стороны были задействованы силы и средства пяти пехотных дивизий (8-й, 11-й, 12-й, 14-й и 25-й), а также 15-й танковой бригады и частей «коммандос».

После взятия перевала Сатыкандав было решено продолжить операцию встречными действиями, организовав выступление частей из Хоста навстречу основным силам. Для этого на аэродром Хоста транспортной авиацией были переброшены батальон советских войск и бригада афганских коммандос. В итоге дорога на Хост полностью была взята под контроль 30 декабря, за сутки до Нового года, по ней пошли машины с грузами. В город грузовиками 40-й армии были переброшены 24 тыс. тонн боеприпасов, продовольствия и горючего, после чего войска отвели обратно и… ситуация восстановилась: противник оседлал дорогу и Хост вновь оказался в круговой обороне, поддерживая сообщения с центром только по воздуху.

Пролитой здесь кровью были оплачены исключительно амбиции Кабула — никаких советских частей, нуждавшихся в поддержке, ни в Хосте, ни в округе не было. Что же касается драматизма ситуации с Хостинской блокадой, то ее разрешение, по всей видимости, было плодом настойчивости афганских властей. Противник на деле не очень-то выказывал стремления штурмовать город, остававшийся в том же положении до самого ухода советских войск из Афганистана и даже тремя годами спустя.

Продолжали досаждать непрекращающиеся обстрелы авиабаз, особенно чувствительные в Кабуле и Баграме, где душманы действовали под прикрытием селений, подступавших непосредственно к аэродромам. Под праздник Дня авиации в августе 1987 г. у Баграма разгорелась настоящая битва, стычки шли прямо у периметра аэродрома, стоянки то и дело накрывали разрывы мин и реактивных снарядов. Оборону пришлось держать не только батальону охраны, но и самим авиаторам, занимавшим позиции с оружием в руках. Авиатехнику на случай обстрелов старались рассредоточить по аэродрому, но на стоянке транспортников самолеты стояли крыло к крылу, да и сама объемистая машина была привлекательной мишенью. Близким разрывом задело «черный тюльпан» Ан-12 (борт № 18), поврежденный осколками, ранения получили и двое солдат, отправлявших «груз 200». Прямыми попаданиями накрыло также ТЭЧ 50-го авиаполка, где были убитые и раненые. В Баграме тогда за один день повреждения от мин и снарядов получили две дюжины самолетов и вертолетов.

Новое нападение не заставило себя ждать — через несколько дней, 21 августа, душманы предприняли очередной огневой налет, вновь накрывший расположение 50-го полка. Летчики и техники собрались на траурный митинг для прощания с погибшими накануне, когда прямо на стоянке начали рваться снаряды. Вновь были раненые и повреждения техники.

Не менее напряженной сложилась обстановка у Баграма в апреле 1988 г. Объявленный с 15 мая вывод советских войск инициировал действия здешних формирований оппозиции, решивших не дожидаться, пока «яблоко упадет с дерева» и начавших занимать подступы к базе. Нацеливаясь на слабые места в поясе охраны аэродрома, душманы стали вытеснять афганские части с оборонительных позиций и постов, воздерживаясь при этом связываться с советскими войсками, с которыми прежде была достигнута договоренность о взаимном нейтралитете (банды считались «договорными»). Транспортники 200-й эскадрильи при этом оказались в не самом выгодном положении, поскольку их стоянки находились непосредственно рядом с «демократовскими» и пальба шла рядом. В помощь была привлечена правительственная авиация, наносившая удары по противнику тут же у окраины аэродрома. Взлетавшие самолеты едва успевали убрать шасси и тут же сбрасывали бомбы, все действо разворачивалось прямо на глазах аэродромного люда, наблюдавшего за сражением. Подвергаясь в течение нескольких дней непрерывным бомбо-штурмовым ударам, противник потерял до 300 человек, не выдержал и отступился от своих планов.

Не менее жарко приходилось и в Кабуле. Столичное положение города делало его особо привлекательной целью для моджахедов всех мастей и ориентации. Обстрелять Кабул, символ политической власти, было проявлением доблести, повышавшей самооценку и престиж среди партнеров и соперников. Для защиты города служили два пояса охраны, ближний из которых включал заставы по периметру собственно Кабула, а посты дальнего пояса размещались на горных вершинах вокруг, препятствуя проникновению в оборонительное кольцо крупных банд и подготовке обстрелов. Полностью исключить их не удавалось — этому препятствовала сама обстановка со сложным рельефом, множеством горных проходов и троп, да и на вооружении моджахедов появились средства нападения со все большей дальностью стрельбы — новые реактивные снаряды позволяли вести огонь с расстояния до полутора десятков километров, прячась в горах.

Особенно уязвимым оказался столичный аэродром, прикрыть который при большой занимаемой площади и открытости на местности было крайне трудно. Режимная зона Кабула составляла 1600 км 2 со стопятидесятикилометровым периметром, для обороны которой были задействованы более 4500 человек, привлекались четыре-шесть артиллерийских дивизионов с сотней орудий и минометов, а также две вертолетных эскадрильи. Сама аэродромная зона прикрывалась 27 сторожевыми заставами и постами советских войск.

Начавшийся в мае 1988 г. вывод частей 40-й армии из Афганистана отнюдь не сгладил положения. Первым его этапом, рассчитанным на три месяца, на родину возвращалась половина личного состава армии, преимущественно покидавшая дальние гарнизоны, в числе которых были Кандагар, Джелалабад, Кундуз и Файзабад. Противник в этих районах использовал ситуацию с выгодой для себя, получая большую свободу действий и устанавливая почти безраздельный контроль над округой и дорогами. Что до обстрелов и нападений на советские гарнизоны и места дислокации частей, то с иными из вожаков оппозиции удавалось договориться о взаимной сдержанности, другие, словно спохватившись и соперничая друг с другом, старались не упускать возможности проявить доблесть и «отметиться» по уходящим «шурави».

В течение шести месяцев после начала вывода войск были произведены 26 огневых налетов на аэродромы, где находилась советская авиатехника. Особенно доставалось Кабулу — за год на город обрушились 635 ударов реактивными снарядами, отчего на столичном аэродроме авиация понесла потери большие, чем при всех обстрелах за предыдущие годы, вместе взятых. Крайне тяжелые последствия повлек за собой огневой налет на Кабульский аэродром 23 июня 1988 г. Разрывы реактивных снарядов накрыли стоянку штурмовиков Су-25, стоявших с полной заправкой и боезарядкой. При аэродромной тесноте самолеты стояли на открытом месте плотно, крыло к крылу, и начавшийся пожар тут же охватил всю стоянку, уничтожив восемь штурмовиков. Тут же лежали боеприпасы, а рядом находилась стоянка транспортников 50-го полка с десятком Ан-26 и несколькими Ан-12. Один из Ан-12 стоял рядом с горящими штурмовиками, в какой-то паре десятков метров.

 

 

Транспортники на стоянке прилетающих самолетов Баграмской авиабазы. На переднем плане — МиГ-23МЛД и летчики-истребители из дежурного звена 120-го иап. Зима 1989 г.

 

На беду, у транспортников не было никого из летчиков — те отдыхали после ночных полетов и отгонять машины в безопасное место было некому. Уже начали рваться боеприпасы и над самолетами засвистели осколки. Одним из первых к самолетам подоспел замкомэска 2-й эскадрильи майор Н. Данилов. Однако майор летал только на Ан-26 и никогда прежде не имел дела с Ан- 12. Раздумывать, тем не менее, не приходилось и, подозвав одного из техников, летчик забрался в кабину Ан-12, рассчитывая разобраться на месте. И вновь незадача — техник оказался неважным помощником, ему тоже не приходилось работать на «больших» машинах. Кое-как определившись с незнакомым оборудованием в кабине, Данилов сумел запустить один двигатель, расстопорил рули и, сняв машину со стояночного тормоза, попытался двигаться с места. Самолет не слушался — тяги одного двигателя никак не хватало, а запустить второй от уже работающего летчику никак не удавалось. Раз за разом предпринимая попытки его «оживить», летчик добился своего. Дальнейшее было уже делом привычки: летчик вывел машину подал