Изображения на щитах и шлемах германских народов. Время, когда гербы получили наибольшее развитие, и события, тому способствовавшие

Введение. Общие отличия русской геральдики от западноевропейской, рыцарской. Древность у нас печатей и гербов. Виды русских гербов и начала, по которым они были жалованы. Метода и порядок изложения.

 

Введение

Господствующее у нас о русских гербах мнение состоит в том, что они - простое подражание гербам западноевропейским, и потому до сих пор считали достаточным, не касаясь нисколько истории отечественных печатей и гербов, переводить на русский язык иностранные о геральдике сочинения. Вследствие чего и оставались необъясненными изменения, в эмблемах и атрибутах наших гербов происходившие. Так поступили Мальгин и Максимович-Амбодик, из которых первый под названием «Начертание Гербоведения» издал (в 1805 г.) сочинение Гаттерера, а второй (в 1811 г.) напечатал «Избранные эмблемы и символы, на Российском, Латинском, Французском, Немецком и Английском языках объясненные». Хотя с тех пор во Франции, Англии и Германии явилось не одно сочинение, отличающееся своим взглядом на науку о гербах и на ее историю, мы, однако, остались при этих двух книгах, служащих и до сих пор единственным пособием и руководством для наших геральдиков.

Но мысль, что будто у нас не может быть отечественной геральдики, не может быть самостоятельной науки о наших гербах и печатях, по нашему мнению, ложная в основании и последствиях. Чтобы, однако, уяснить, почему мы считаем себя вправе идти наперекор общепринятому мнению, необходимо ближе коснуться этого предмета и показать, что считается существенным в русском, и что в иностранном гербе, и как образовался он у нас и в Западной Европе. Ближайшее рассмотрение предмета заставляет удивляться, как мысль, столь ясная сама по себе и в своем приложении к практике, мысль о том, что наши печати и гербы должны иметь свою историю и теорию, не была до сих пор никем усвоена или, по крайней мере, выражена! Может быть, считали предмет этот не стоящим подробного и особенного изучения, полагая, что печати наших князей были не иное что, как камеи, которые, быв вставлены в ободочек с именем того князя, кому принадлежал перстень, получали характер печатей; что камеи эти часто менялись и особого значения исторического не имели; что, далее, гербы у нас - учреждение слишком новое и нам не сродное, чтобы стать предметом науки, и что в составлении их отражается вполне произвол лиц, их составлявших. С первого взгляда возражения эти кажутся так правдоподобны, что наука о гербах представляется чем-то невозможным.

Действительно, печати наших князей и даже частных людей были геммы, антики, вставленные в именные ободочки, даже и без них; правда, что недостаток гемм и желание, даже необходимость, пользоваться в некоторых случаях печатью вызвали потребность в подделке антиков; но не возлагает ли самое разнообразие печатей и перстней обязанности на археолога исследовать, почему тот или другой князь в таких именно обстоятельствах пользовался тем или другим изображением на печати? Не должно ли доискиваться связи между событиями жизни и тем, что' представляла печать? Если бы, однако, и открылся в этом случае полный произвол, может ли историк раскаиваться в том, что сохранил для потомков следы деятельности предков и положил начало русской сфрагистике? Мы думаем, однако, что и тут можно найти одно общее основание: первоначально печать была именная и заверяла подпись руки, к которой вообще, при малом распространении грамотности, не имели большого доверия. Этот факт, общий всем странам и народам, не чужд и нам. Неприкосновенность печати охранялась изображением святого, по имени которого назывался князь, а надпись прямо свидетельствовала, чья она. Таким образом, и у князей печать была сначала личным лишь знаменем и изменялась с переменою лиц, и только после долгих колебаний Тверь, а потом Москва избрали для себя в печати символ, прямо соответствовавший их тогдашнему положению: победа над врагами внешними и присоединение уделов к Москве давало великому князю право изобразить себя на коне, поражающим дракона. Византия же предоставила Иоанну III, как преемнику православия и самодержавия Восточной империи, двуглавого орла. Мы готовы признать и московский герб первоначально геммою, нисколько не новою для археолога ни по идее, ни по значению; но видеть в выборе его произвол не позволяют современные установлению печати обстоятельства и исторические свидетельства. Считаем неуместным излагать здесь в подробности данные, которые найдут себе место при изложении истории московской печати; но здесь мы можем заметить одно: в XVI в., с образованием государственных идей, является ясная мысль о государственном гербе и о гербах городских. Потребность была в печати с особым для каждого города изображением, чтобы отписка была достоверна, и государственная печать Иоанна Грозного уже окружена гербами городов и стран, в титуле его упоминаемых. Это факт, для нас важный по последствиям для частной геральдики. Но не были ли и городские гербы выдуманы и произвольны? Они так древни, что начало их необъяснимо; но произвола и здесь не было.

На древнейших, напр., киевских, печатях вы видите архангела Михаила. Изображение не отличается изяществом, оно не отделано, неполно; но смысл его ясен: Киев есть центр, из которого на всю Россию излилось Православие. С течением времени, не позже XVI в., на киевской печати вы опять видите архангела Михаила с мечом и щитом, и с тех пор знамя это уже не сходит с киевского герба. Другой пример - псковская печать; на ней барс с ХШ в.: эмблема эта видна на древних псковских деньгах, и отсюда перешла она в псковский герб с некоторыми геральдическими атрибутами. Таких примеров последующее изложение представит несколько.

Это факты из истории печатей великокняжеских; подобно им были исторические начала и для печатей частных лиц. Духовенство имело на своих печатях определенные постоянные изображения, которые видоизменялись сообразно сану лица, подробно означенному на самой печати. Материал даже, из которого она делалась, снурок для привешивания печати, форма, в которой прикладывалась она, все было усвоено обычаем и потом освящено законом. Другие частные лица употребляли так же, как и князья, геммы иностранные или в России сделанные или печати именные. Для присутственных мест были свои печати, выражавшие характер их занятий: на печати таможни видим весы, на печати Земского приказа - дом, Сытного - рыбу и т.п.

При тех данных, которые или уже известны, или частными усилиями могли быть собраны вновь, многое открывается, что говорит против общепринятого мнения; не сомневаемся, что гораздо больше данных откроется при содействии лиц, которые ближе к источнику, лишь бы они были проникнуты мыслию, что русское должно быть дорого русскому, что на отечественные учреждения должно смотреть с русской точки зрения, не применяя к ним произвольно тех начал, которые им чужды. И действительно, что может быть проще следующего заключения: практика и законодательство всегда требовали приложения к актам печатей; они подтверждали подпись или даже заменяли ее для безграмотного. Печати привешивались к грамотам, прикладывались к бумагам числом иногда до 10 и более, следовательно, им давалась вера, а без твердых правил для их составления, без их общеизвестности этого предположить нельзя. Дело науки их уяснить, а это можно сделать только тогда, когда явится убеждение в ее возможности; может сделать только тот, кто проникнут такою мыслию.

Труднее, по-видимому, защитить самостоятельность русской науки о гербах: это, говорят, установление рыцарское, и Россиею заимствованное с Запада без изменения. Но что такое были гербы на Западе? Гербы суть знаки отличия дворянских родов, следовательно, чтобы гербы у нас имели то же значение, и ту же историю, как в Западной Европе, необходимо, чтобы и развитие дворянства нашего было то же, какое было на Западе. А между тем существенная разница очевидна. Западное дворянство, рыцарство (chevallerie), было дворянство исключительно феодальное. У нас же, совершенно наоборот, не было ни основ для того, чтобы это рыцарство могло возникнуть, ни причин, по которым на Западе оно пустило корни, развилось и, обняв собою все ветви народной жизни, выразилось преимущественно в гербах как необходимой своей принадлежности. Крестовые походы и турниры положили прочное основание полному развитию гербов. В противоположность дворянству западному, наше дворянство было родовое по собственности и по пожалованию за службу. А именно: князья, перешедшие после ослабления уделов и присоединения их к Москве из младшей братьи московского великого князя как старшего брата в подручников, служебных князей государя и обладателя всея Руси, стали во главе дворянства русского, в которое затем вошли цари, царевичи инородные, роды татарские, польские и иные, далее пожалованные в бояре, окольничие, дворяне, служилые люди всех разрядов и племен. Звание это было наследственное, и всякий, принадлежавший к благородному семейству, не мог выйти из своей сферы без особенно важных причин, а старшинство его в своем роде давало лицу известное, обычаем определенное и царскими приговорами освященное место в общей служебной иерархии. Малейшее нарушение этого порядка влекло за собою споры о местах, споры, при чтении и разборе которых дивишься не столько терпению тех, кто поверял притязания споривших, сколько памяти самих местников, которые так хорошо знали происхождение своих родов, разветвление их, где и как служил каждый из его членов, что тянули эту нить и в восходящих и боковых линиях, и если ошибались, то почти всегда нарочно, или, выражаясь технически, облыгали разряды.

Кто одерживал раз верх над другим родом, тот всегда ссылался на этот случай, который становился основанием его прав и преимуществ, и притом не по отношению только к тому роду, с кем он местничался, но и ко всякому другому, который приходил к нему в прямое или косвенное соотношение. Родословец был корнем и основанием старшинства; но на герб, на знак, который был на щите, на форму шлема не было и не могло быть ссылки. На Западе, напротив, дворянин, которого щит был опорочен герольдом, тем самым лишался права участия в турнирах и других играх людей благородных.

Далее, как древнейшие княжеские роды, ведущие себя от Рюрика и Мономаха, кроме родословных книг, доказывают свое благородное происхождение родовою своею собственностью, хотя и раздробившеюся, тем не менее ненарушимою в своем начале, так и другие дворянские роды находят подтверждение своего благородства в родовой своей собственности, в вотчинах и поместьях, полученных за службу или по наследству.

Родовое начало, лежащее в основе образования нашего благородного дворянства, должно послужить исходным пунктом и для отечественной геральдики. Не говоря об иностранных дворянских родах, пришедших на службу к русскому царю и могших сохранить свои гербы, мы смеем утверждать, что гербы наши были местные и давались с теми или другими фигурами:
1) по родовой собственности,
2) по происхождению,
далее 3) по заслугам
и, наконец, 4) по соответствию с прозванием лица.

Первое начало родовой собственности вполне применимо к гербам фамилий княжеских и дворянских, от удельных князей происшедших, второе различие - по происхождению от того или другого племени к выезжим родам, третье - к служилым людям, а последнее начало - к прочим гербам.

Что касается до княжеских гербов, то высказанное положение о родовой собственности важно для науки: оно открывает средство не только по первому взгляду на герб сказать, чей он, от какого, напр., поколения князей, т.е. черниговских ли, ярославских и т.д., лицо происходит, но и указать, какое место род, герб имеющий, занимает в ряду семейств, от того же корня происшедших. Старшие в роде, напр., имеют одну только фигуру, которая у второго поколения является уже в первой четверти, и т.д. Гербы, говорят иные, явление новое; но если даже оставить без внимания, что печать кн. Пожарского со всеми признаками герба принадлежит началу XVII в., если не упоминать о свидетельствах, предводителями дворянства выдаваемых при представлении гербов к утверждению, что они употребляются издавна, если говорим, и действительно, гербы эти новые, то эмблемы в них утверждены веками и нисколько не произвольны. Подробностей мы тут касаться не можем, но вот основная мысль наша. От Владимира Святого и сыновей его пошли многие поколения князей великих и удельных. Каждое из них имело свой родовой город, который, переходя к старшему, сохранялся в его поколении, удел же дробился до бесконечности по общим правилам о наследовании недвижимой собственности. Наконец, есть князья, которые хотя и происходят от владетельных князей, но не носят уже княжеского титула, ибо не имеют уделов. Один общий у таких родов корень всегда означается гербом родовым, которого, повторяем, место изменилось в щите, смотря по старшинству рода; видовые же отличия условливались, с одной стороны, знаменем того видового города, который лично достался в удел той или другой отрасли княжеского дома, а с другой стороны, могли быть усвоены лицу по его доблестям и заслугам. Родословные одни могут объяснить русскую геральдику частных лиц, и, хотя подробное изучение княжеских гербов наших показывает некоторые изъятия из общего правила о расположении в гербе входящих в него фигур, это объясняется желанием каждого поставить род свой выше, дать ему преимущество старшинства или составляет исключение, нисколько не отнимающее силы у общего правила.

Но если объяснение гербов наших зиждется на объяснении родословных, то и последние, наоборот, дополняются сведениями, заимствованными из геральдики. Род литовских князей, от Гедимина происшедших, лучше других объяснит нашу мысль. Многие из отраслей этого рода выехали с давних времен в Польшу, где и остаются до настоящего времени. По-видимому, связь между, напр., князьями Четвертинскими, Корецкими, с одной стороны, и князьями Голицыными - с другой, должна бы прекратиться, но герб свидетельствует о единстве их происхождения. Одна эмблема погонь прямо говорит, что у них была одна родовая собственность, по которой им и дано общее знамя. Ни в какой иностранной геральдике нельзя найти объяснения такого явления: оно чисто русское. На Западе герб избирался лицом, у нас он дается наследственным городом. На Западе он передавался потомку лица, у нас - наследнику родового города. Герб западный вообще есть свидетельство личных доблестей, но только к древней геральдике русской вполне применимо правило: «Покажите мне ваш герб: я скажу, какого вы рода». Основное правило нашей геральдики княжеской, самой древней и занимательной, так просто, что всякий, кто знает гербы Киева, Новгорода, Литвы, Ярослава, Стародуба, Белоозера, Смоленска, может по гербу прочитать, к какой отрасли князей род принадлежит, где княжил его родоначальник; а если будет составлена подробная родословная карта русских княжеских семейств, то по ней без труда при этих данных найдется искомый род. Геральдика княжеская должна дойти до пяти, шести эмблем, к которым приписаны семейства по их происхождению. Самое слово герб, означающий наследство недвижимой собственности, слово, общее всем славянским племенам, не оставляет места сомневаться в воззрении наших предков на герб как на наследство, переходившее вместе с вотчиною и дединою.

Другие дворянские роды, не происходящие от Владимира Святого, очевидно, не могут помещать эмблемы в своих гербах по началу родовой собственности. Вместо того у них являются другие начала, а именно:

1) Для родов выезжих - начало происхождения. Множество родов выезжих, окружавших московского великого князя, впоследствии русского царя, и перешедших в русскую службу по присоединении к Москве Казани, Астрахани, Сибири, провинций Остзейских и иных, были возведены в дворянство русское, и герб их прямо свидетельствует, откуда они родом. Глаз русского геральдика должен по некоторым атрибутам узнать, какого племени род, тот герб имеющий, и тут опять является наука для уяснения, какие отличительные приметы в гербах родов, происшедших от татар, поляков, немцев и т.д. У первых, напр., у татарских родов в обширном смысле слова без различия еще мелких типов постоянно видны луна, крест и сабля, в том или другом положении, с теми или другими атрибутами, и какие иные эмблемы мог избрать для себя мусульманин по происхождению, обратившийся в христианство и добывший себе дворянство отличием на поле брани? Далее, подкова служит отличительною приметою для большей части родов дворянских, ведущих свое начало из Польши и Литвы. Только потомки действительно владетельных родов сохранили в гербе своем знамя своей вотчины, напр., у князей сибирских, потомков Кучума, вы видите в гербе печать сибирскую.

Правило, что герб дворян выезжих должен свидетельствовать о происхождении их родоначальников, имеет практическое применение, если желающий иметь герб докажет, что предки его идут, напр., от немцев, тем самым он высказывает, что ему следует поместить в гербе те атрибуты, которые отличают гербы этого рода. Побочные атрибуты, кроме главного, родового, условливаются личными заслугами, доблестями, обстоятельствами, которые должны мотивироваться в каждом частном случае особым объяснением: но произвола и при этом быть не должно.

2) Далее, в гербах родов русских, возведенных за службу в дворянство и даже звания высшие, как то княжеское и графское, наука отыскивает общие начала. Роды, напр., возведенные в дворянство императрицею Елисаветою Петровною в 1741 г., имеют гербы лейбкампанские, которых история еще не тронута. Можно даже найти правила, по которым в гербах разных царствований высказывалось самое пожалование; в царствование, напр., Екатерины II символом этого служила императорская корона, помещенная в щите одна или с другими атрибутами, при императоре Павле Петровиче - государев вензель. У пожалованных графским и княжеским достоинствами родов государственный герб в самых разнообразных видах, положениях и разделениях останется навсегда свидетельством, кто, когда и за что удостоился пожалования.

В гербе человека, достигшего дворянского достоинства заслугами на том или другом поприще, должна быть помещена эмблема в щите, в нашлемнике ли, которая бы напоминала потомкам доблести их предка. Большая часть дворян по службе стяжали это отличие на поле брани: сабли, пушки, ядра и иные атрибуты этого рода суть лучшие свидетельства военной доблести, - как корабль, якорь выразительны в гербе моряка, перо - в гербе дипломата, писателя.

Наконец, 3) начало соответствия с прозванием, фамилиею лица нашло себе применение ко многим гербам дворянских родов, такое сближение допускавших. Это armes parlantes нашей геральдики и будут впоследствии исчислены подробно.

При таком воззрении на отечественную геральдику мы не думаем, чтобы наука о ней считалась невозможною. Напротив, она, как всякая наука, должна осветить темное и объяснить смысл того, что для иного, не посвященного в ее тайны, кажется случайным, непонятным.

Основательного изучения тем более можно требовать от нашей геральдики теперь, когда есть уже не одна тысяча высочайше утвержденных для всех степеней русского дворянства гербов: дело науки указать на их начала и исторические основания. Этот-то труд мы и решились предпринять, и, сознавая всю нелегкость выполнения предположения нашего, мы считаем его только опытом и тем самым признаем его несовершенство и неполноту.

Метода, которой мы следовали при изложении нашего предмета, историческая. Не пренебрегая фактами, памятниками, которых завистливая древность так мало сохранила для потомства, мы старались объяснить ими историю печатей, предшествовавших гербам. С XVI в. для государственной печати и с XVII для печатей частных лиц произошла перемена существенная: герб государственный и гербы княжеских и дворянских родов устанавливаются, приводятся в систему, и в конце прошлого столетия начали издавать гербовник. До сих пор издано гербовника 10 томов; но далеко не всех дворянских родов гербы утверждены, и тогда, когда на западе Европы они вместе с родовым дворянством потеряли свое прежнее значение, учреждение это развивается у нас все более и более, и никогда сочинение гербов новых не было в такой мере подчинено строгим правилам науки, как в настоящее благословенное царствование.

Сообразно этому историческому ходу развития у нас печатей, мы должны были начать с них как с основания и изложить их в следующей системе:
1) печати великого князя Киевского, Московского, князей удельных - и довести свое изложение до тех пор, когда образовались гербы московский и государственный - с одной стороны, и гербы княжеских фамилий и происшедших от них дворянских - с другой;
2) печати городов, послужившие основанием для тех изображений, которые находим в фамильных княжеских гербах;
3) печати духовенства, для которого гербов особенных и не образовалось, несмотря на попытку Петра Могилы и патриарха Никона сочинить для себя герб;
4) печати должностных лиц и присутственных мест, пока общий государственный герб не заменил их,
и 5) печати частных лиц.

Имея в виду при изложении истории печатей только показать, как они постепенно перешли в гербы, и чем гербы заменялись в древней Руси, мы, разумеется, считали себя вправе не излагать полной науки о печатях, русской сфрагистики, хотя думаем, что наши разыскания не могут быть совершенно чужды этой у нас еще новой науки. Мы не называем, конечно, всех печатей XII, XIII и т.д. веков гербами, потому что они, не быв наследственными, изменялись, но из сравнения доступных нам печатей, сохранившихся на грамотах, духовных завещаниях, разного рода памятях, отписках, сделках, на тронах, братинах, чашах, ложках, тарелках и т.п., мы старались вывести общие для составления печатей начала. Этим-то путем мы доходим до эпохи, когда правительство дало этой части государственного управления устройство, с того времени постоянно совершенствующееся.

При изложении русской геральдики мы соответственно тем же началам, которые легли в основание системы, принятой для печатей, проследим образование русского государственного герба во всех подробностях его составных частей: щита, короны, положения крыльев орла, скипетра и державы, потом перейдем к гербам княжеских и дворянских родов, происходящих от Мономаха, затем к родам иностранным, принятым в русское дворянство и сохранившим в гербах своих существенные по происхождению их принадлежности, и, наконец, изложим отличительные черты гербов прочих дворянских фамилий. Считаем излишним прибавлять, что далеко не все гербы могут найти себе место в нашей книге, хотя основные положения и результаты науки должны быть выведены из подробного и добросовестного всех их рассмотрения. Такое именно отвлечение от частностей составляет, по нашему мнению, достоинство науки, которая не должна теряться в мелочах, хотя без них не может быть общего вывода.

Если, однако, мы говорим, что возможна геральдика, построенная на отечественных основах, отличная от геральдики иностранной, если, далее, история образования у нас гербов следовала совсем иным правилам, тем не менее есть у нас и нечто общее с геральдикой Западной Европы. Это внешняя, так сказать, обстановка герба: щит, шлем, намет, украшения, действительно нам несродные и заимствованные с Запада в XVIII уже столетии. В гербах русских древни эмблемы, а цвету, которым окрашивалось поле щита, положению даже фигур не придавалось особой важности, и правила для всего этого даны в прошлом столетии. В настоящее время как те, так и другие подлежат одинаковому вниманию. Это-то обстоятельство и возложило на нас обязанность в самом начале нашей геральдики изложить историю гербов в Западной Европе - историю, в которой мы в кратком очерке покажем их происхождение, поводы к развитию и те формы, которые общеприняты геральдикою всех стран для составления гербов. Подобного исторического очерка не доставало нашей ученой литературе, а без него нас могли бы упрекнуть в неполноте и неясности изложения.

Глава первая. Символы и печати у древних народов и в средние века. [§ 1. О преобладающем мнении о русских гербах как о заимствованных с Запада]

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИСТОРИЯ ГЕРБОВ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ

Глава первая.
Символы и печати у древних народов и в средние века.(*)

§ 1.

Общее, преобладающее у нас мнение о происхождении русских гербов, о входящих в них эмблемах, равно как геральдических атрибутах, состоит в том, что наши гербы заимствованы из Западной Европы. С первого раза мнение это кажется так правдоподобным, что мы считаем долгом оговориться: внешние атрибуты для герба, форма щита (e'cu) и краски (emaux, couleurs) не наши и, конечно, перешли к нам с Запада; но идея гербов русских, в отличие от гербов Западной Европы, совсем иная. Для доказательства этого мы считаем необходимым предварительно пробежать историю западноевропейского герба. Это кажется нам тем более полезным и любопытным, что в это изложение должны будут войти важнейшие, по крайней мере, мнения о времени и происхождении герба, о его составных частях, технических названиях и т.д. Многие из предложенных вопросов до сих пор еще не решены, и они имеют свой интерес в науке.
______
(*) Источниками для изложения этой главы служили: Menestrier C.F. Nouvelle methode raisonne'e du blason. Lion, 1677; Он же. Origine et vraie pratique de l’art du blason. 1659; Корр. Entshehung der Wappen; Wailly J.N. de. Ele'ments de Paleographie. Paris, 1838. Vol. 1-2; Eysenbach. Histoire du blason et science des armoiries. Tours, 1848; Mittheilungen der Zuerichschen Geselschaft fuer vaterlandische Alterthumer. XII. 1848; Notice sur l'origine des armoiries. Annalles del'Academie d'archeologie. Belgique. Anvers, 1849.

§ 2.

Исследователи по части геральдики обыкновенно оставляют совершенно без объяснения самое слова blason, armoirie, Wappen, как понятие слишком общеизвестное для того, чтобы оно могло нуждаться в пояснении. Оттого герб смешивают с символами, символическими разного рода знаками, ведут его начало с глубокой древности и не отличают гербов от печатей, хотя право иметь печать далеко не то, что право на герб.

Мы остановимся на этом, чтобы объяснить разницу между смешиваемыми понятиями, и начнем с символов. Чем народ юнее, чем живее в нем воображение, тем более привязан он к отвлеченным символам, и нет ничего неестественного, что знаками этими искони отличались отдельные лица, колена, города, царства и народы, как один от другого, так благородные от неблагородных, знатные от незнатных. Эмблемы в этом случае брались по большей части из видимого мира, и особенно из царства животных. Всякому животному придавались особенные свойства и качества: один предпочитал символ льва как идею благородной отваги, другой змеи - символ хитрости и мудрости и т.п. Были даже археологи, которые производили слово blason от еврейского sobal (носить), разумея под этим словом знаки, постоянно носимые одними в отличие от других. Мы увидим дальше, в какой мере производство это правильно.

 

[§ 3. О символах у древних греков, римлян и других народов древности]

 

§ 3.

В Греции и Риме, точно так, как у древних персов, египтян, мидян и других народов древности(1), встречаются символы, постоянно повторяющиеся на монетах, медалях и печатях. Символ, Коринфом, напр., избранный, был пегас, Афинами - сова, Пелопонесом - черепаха, Фивами - щит, Самосом - павлин, Родосом - роза (соответственно названию ροδοv). Символы эти переходили и на печати; так, на Помпеевой был изображен лев с мечом; у Цезаря видим вооруженную Венеру, у Плиния Младшего колесницу и т.п. Писатели древности сохранили нам не одно свидетельство об употреблении и даже наследственности символов: так, Овидий(2) прямо упоминает о signa generis in capulo gladii eburneo; а Светоний(3) о vetera familiarum insignia. Таких свидетельств встречается немало, и, основываясь на них-то, писатели средних веков видели в символических изображениях начало гербов. Такому смешению этих двух понятий несродных способствовали отчасти следующие обстоятельства:
1) что и древние обращали внимание на цвета. Доказательством тому служат существовавшие в Риме и Константинополе партии в цирке и, вместе с тем, партии убеждений, различавшиеся по цвету одежды: белые и красные; позднее голубые и зеленые(4). Далее, судьи в Афинах и Платее, в Риме кандидаты на должности и почти все сановники одевались в белые тоги; пурпур был цветом богов и царей. Магомет носил черный плащ, который после него надевали халифы, в знак преемственности власти от лжепророка; а зеленый тюрбан, сохранившийся в гербе Оттоманской Порты, и теперь еще означает у турок Магометова потомка. В средние века евреи нашивали себе на платье кружок из желтого сукна. Но все эти и подобные им примеры показывают одно, что народ, как и человек в отдельности, предпочитает тот или другой цвет, никак не более. Гораздо многозначительнее другое обстоятельство, а именно
2) то, что изображения знаков символических носились на оружии. Для примера мы приведем следующее описание Есхилом щитов семи вождей, под Фивами сражавшихся. Всякий из семи героев предводительствовал особым отрядом и отличался своим щитом. Первый витязь, Тидей, носил на своем щите эмблему: вычеканенное небо, усеянное звездами, между которыми отличалось блеском одно светило. Второй вождь, Капаней, имел на щите изображение обнаженного человека, несшего в руке горящий факел с девизом: «Сожгу город». У третьего на щите вооруженный воин взлезает по лестнице на неприятельскую башню и в девизе объявляет, что сам Марс его не сдвинет. Четвертый вооружен щитом, на котором Тифон изрыгает из огненной пасти черный дым, а вокруг изображены переплетшиеся змеи. У пятого сфинкс держит под когтями Кадма. Шестой витязь исполнен мудрости и не имеет на своем щите никакой эмблемы: он не хочет выдавать себя за храбреца, он хочет быть им. Седьмой, наконец, обороняется щитом, на котором женщина ведет воина, вычеканенного из золота; она умеряет его шаги и говорит в девизе: «Я сама справедливость, я одушевляю этого человека, возвращу ему его отечество и наследие предков».
_____
(1) Символы всех древних народов исчислены в известном сочинении иезуита Petra-Sancta: Tesserae gentiliciae a Silvestro Petra Sancta Romano Societatis Jesu ex legebus fecialium descriptae. 1637, in quarto. Рисунки этих символов и, между прочим, колен Израилевых в Spener Jnsignium theoria seu operis heraldici pars generalis. Francofurti, 1690. P. 39. Здесь и далее нумерация библиографических подстрочных ссылок поглавная сквозная (Прим. ред.).
(2) Metamorphos. Vol. 7. P. 423. Знак рода на рукояти меча костяной (лат.).
(3) Suetonius in Claudio. P. 35. Старинные отличительные семейные знаки (лат.).
(4) Подробное описание цветов партий в цирке и отношения их к цветам гербов находим в приведенном сочинении Петра Санкты, с. 25: «De colorum usu in ludis circensibus». [«Цвета и их употребление в цирковых зрелищах» (лат.)].

Воздерживаясь от приведения других примеров, мы заметим только, что все они доказывают не более как существование знаков отличий, избранных вождями или данными предводителями дружине. Овидий и Вергилий постоянно изображают своих героев носящими на шлемах и щитах arma, insignia, но общего с гербами в этих символах нет ничего.

 

§ 4.

Переходим к печатям. Существование их очень древне, и они также приводились в доказательство употребления гербов задолго до рыцарства и турниров. Сходство между ними заключается в том, что как гербы со щитов перенесены на печати и в таком виде употребляются в подкрепление воли лица, дающего акт или вообще делающего какое-нибудь распоряжение, причем печать принимается за необходимую принадлежность известного лица; так и у древних римлян перстням (annuli signatorii, sigillarii и cerographi) было придаваемо особое значение. Сенаторы и всадники носили кольца золотые, а плебеи - железные, если только они не получали права на золотое кольцо за подвиги храбрости или важные государственные заслуги вообще. Впоследствии, когда древние существенные различия между сословиями Рима стали мало-помалу сглаживаться, отличие это утратило свое первоначальное значение, и получение его не было уже сопряжено с такими требованиями и затруднениями, как прежде.

Конечно, перстни эти были драгоценны не только по богатству их украшений, но и по тем фигурам, которые на них были изображены: портрет государя, предка, друга или какого-либо знаменитого человека, эмблема события, важного для государства, для известной фамилии или для отдельного лица, заставляли дорожить подобными кольцами. В доказательство мы можем привесть несколько особенно разительных примеров: Силла велел себе сделать перстень, на котором Бох, король Мавританский, представлен выдающим ему Югурту, первого виновника его соперничества с Марием. На перстне Помпея были высечены три трофея: эмблема его побед в трех частях света. У императора Августа на кольце был изображен сначала сфинкс, потом лицо Александра и, наконец, его собственное. Потомки продолжали пользоваться кольцом предка. Перстнем запечатывались обыкновенно письма и депеши; а что изображения на них (signa) имели определенное, официальное, так сказать, значение, доказывается тем, что достаточным считалось приложение печати для того, чтобы распоряжение имело законную силу.

Правило это древне, повсеместно и вполне объясняется малым распространением грамотности между древними народами, для которых более видимые знаки были осязательнее. Из множества свидетельств приведем в подтверждение одно более резкое. В Книге Царств (III, гл. 21, ст. 8, 11) сохранилось следующее известие: «И написа Иезавель книгу на имя Ахаавле и запечата ю печатью его, и посла книгу к старейшинам и свободным живущим с Навуфеем... и сотвориша тако мужие града старейший». Значение печати предполагает ее общеизвестность и неизменность. От народов восточных печати перешли к грекам и римлянам, а от сих последних к германским племенам средних веков.

Как римские законы требовали приложения печатей к судебным актам и сделкам разного рода, так и племена, поселившиеся на римской почве, вместе с узаконениями Рима усвоили себе и этот обычай. Частные случаи из VI, VII и последующих столетий подтверждают это(5), но, тем не менее, обыкновение прикладывать печать сделалось общим и повсеместным не ранее XII столетия и долго заменяло собою подпись.
_____
(5) Wailly J.N. de. Op. cit. Vol. 2. P. 1, 43.

 

Обряды приложения печатей и средства к предупреждению подлогов. Виды печатей. Материал для приложения печатей. Буллы. печати восковые и на сургуче. Форма печати. Надписи на печатях. Камеи. Символы христианские.

 

§ 5.

Значение в подобных случаях печати было так велико, что необходимо было придумать различные предосторожности для предупреждения подлога. Средства эти отличаются своею странностию и едва ли вели к предположенной цели; напр., примешивали к воску, на котором прикладывалась печать, волосы с головы или бороды(6), или оставляли на нем оттиски своих зубов, или, наконец, на обороте печати делали знак пальцем или каким-нибудь другим орудием. Бывали также случаи, что к печатям прикреплялись символы инвеституры, каковы соломинки, перчатки и т.п. Этим же объясняется та торжественность, с которою печать прикладывалась к актам особенной важности: собрание придворных и других лиц, властию облеченных, считалось при этом необходимым. Для актов менее важных требовалось присутствие духовенства, дворян, местных судей и вообще свидетелей.
_____
(6) В конце одной грамоты 1121 г. читаем: «quod ut ratum sit et stabile perrseveret in posterum, praesenti scripto sigilli mei robur apposui cum tribus pilis barbae meae». [«...каковое, чтобы было решено и оставалось незыблемым будущем, настоящему написанному силу печати моей прилагаю с тремя волосками моей бороды» (лат.)].

С другой стороны, владельцу печати необходимо было предупредить, чтобы никто иной, кроме его, не употреблял ее и не прикладывал к актам, без его воли совершенным. Поэтому у древних был обычай вместе с человеком погребать его печать и перстень. Когда в 1544 г. рыли в Ватикане землю под фундамент для часовни св. Петра, открыли гробницу Марии, супруги императора Гонория, и между другими вещами нашли 40 печатей и перстней, золотых и драгоценными камнями украшенных, и на одной из печатей изображение головы этого государя. Обычай этот от римлян перешел в Европу средних веков и во Франции сохранился до XIII в. Печать Хильдерика I была найдена в гробнице его в 1653 г. В XII в. печать Гильома-де-Туси, епископа Оксерского, была погребена вместе с ее владельцем, но прежде того разбита и сломана. Тот же обряд соблюдался при погребении пап, так как печать их была именная, и преемнику умершего Папы необходимо было озаботиться изготовлением своей печати(7).
_____
(7) Wailly J.N. de. Op. cit. P. 18-20.

Тою же важностью печати объясняется, почему в Константинополе, напр., хранитель грамот храма св. Софии носил на шее печать патриарха. У вице-канцлера Ричарда I, короля Английского, Роже, потонувшего от кораблекрушения близ острова Родоса, нашли на шее королевскую печать. Но если печать по какой-нибудь случайности утрачивалась, или изменялась, или, наконец, сообщалась кому-нибудь по изволению ее владельца, это делалось общеизвестным в предупреждении подлога и подделки. Немалым также против них средством было употребление двусторонних печатей: нет ничего легче, как, сняв восковую печать с акта и подогрев ее снизу, приложить к другой бумаге; но если и на оборотной стороне печати есть изображение (contresceau), то подобная подделка становится невозможною. С начала X столетия двойные печати эти вошли в употребление и были или висячие на снурках, или приклеивались к бумаге, пергаменту.

Очевидно, что твердых, определенных и неизменных правил требовало самое приложение печати, изображение на которой сохранялось ее владельцем всеми возможными средствами. Прежде всего, при этом должно было озаботиться, чтобы материал, для приложения печати избираемый, был тверд, и чтобы штемпель нескоро сглаживался. Древние римляне избирали для своих булл свинец, и в главе таких булл находятся принадлежавшие императорам: Траяну, Марку Аврелию, Антонину Благочестивому.

Название этого рода печатей происходит от свинцовых шариков, чрез которые продевался снурок, и потом выбивалось изображение. С VII в. этот способ приложения печатей перешел к папам и дал название тем постановлениям, которые исходили от них и были утверждены свинцовою печатью. В редких случаях к грамотам особенной важности, напр., об утверждении королей Римских, прикладывались буллы золотые. Из императоров французских Карл Великий первый ввел употребление золотых печатей, которые в последствии времени встречаются на грамотах германских государей и в подражание им приняты другими монархами Западной Европы.

Печати серебряные, бронзовые и оловянные встречаются реже.

Буллы могли быть только висячие, в отличие от восковых, впоследствии сургучных печатей, которые прикладывались к пергаменту или бумаге. Первые носят в западной сфрагистике название Sigilla pendentia, или sigilia(*), а вторые Sigilla membranae affixa, innexa diplomati, chartae diplomati, chartae agglutinate(**). Каждый из этих родов печатей в разных странах подразделялся на виды по форме, способу приложения и по изображениям на них. Достаточно для нашего очерка следующих общих замечаний.
_____
(*) Вислая печать (лат.).
(**) Печать, приложенная к пергаменту, к грамоте (лат.).

Висячие печати привешивались в конце грамот, тотчас после подписи, на снурке льняном, шелковом или обрывке пергамента, кожи, а если печатей было несколько (число их доходило до 350 в жалобе, поданной богемцами Константскому Собору 30 декабря 1415 г.), напр., когда прикладывали их свидетели при совершении актов или должностные лица, то порядок, в котором они размещались, следовал степени уважения, лицам этим оказываемого, и сравнение печатей средних веков доводит до убеждения, что средняя точка, равно как правая и левая стороны нижней оконечности пергамента, была назначена для печатей самых почетных. Но если печатей было слишком много, и вообще изложенное правило было бы трудно соблюсти, то печати привешивались в том же порядке, в каком упоминались лица, ими владевшие, начиная с левой стороны и доходя до правого конца. Нередко в самом документе упоминалось, как приложена печать и какого она цвета (напр., в XVI в.: Sigillatum in cauda duplici magno sigillo cerae rubrae)(*).
_____
(*) Отпечатанная в конце большой двусторонней печатью красного воска (лат.).

Форма печатей была чрезвычайно разнообразна: то они круглы, овальны, полупродолговаты, треугольны или квадратны, то имеют вид многоугольника, осьмиугольника, шестиугольника и т.п., и притом так, что бока печати были или прямы, или образовали кривую линию (sceaux cornus). Древнейшие печати были по большей части круглые.

Цвет воска, которым печатались грамоты и акты в Западной Европе, различался по достоинству лиц, которым выдавались, и по роду дел, к которым бумаги относились. Право печатать красным воском составляло принадлежность государя и лиц, которым привилегия эта была дарована. Патриарх Константинопольский печатал свои грамоты обыкновенно на черном воску. Привилегия печатать голубым, лазуревым воском, дарованная в 1524 г. императором Карлом V одному доктору в Нюренберге, доказывает, что и этот цвет, хотя редко, не был, однако, совершенно чужд печатей. Во Франции и Англии постановления разного рода утверждались печатями зеленого или желтого, смотря по роду узаконений, цвета(8).
_____
(8) Wailly J.N. de. Op. cit. P. 55-58.

Так как, с одной стороны, изображения на печатях не были наследственны и, с другой - значение их в общежитии было так велико, то лица, владевшие печатью, озаботились о надписи на ней или, если она была двухсторонняя, об изображении символа или эмблемы, лицу присвоенной и состоявшей или в фигуре, или молитве (напр., на печати Пипина Короткого: Christe protege Pipinum, regem Francorum), или какой-нибудь фразе. Всего ближе, конечно, было помещать на печатях выражения, которые показывали значение самой печати; нередки следующие фразы: secretum comitis, secretum meum, secretum meum mihi, testimonium veri clavis custos sigilli, secretum colas, annuncio secreta, confirma, secretum veri, secretum est, secretum serva(*).
_____
(*) Секретная печать графа, секретная печать для меня, свидетельство истины, страж печати, соблюдай секрет, возвещаю секретное, секретная печать истины, секретно (лат.).

Девизы, в форме наставлений и правил, также не были чужды печатей: это доказывают выражения вроде следующих: Deum time, Deus in adjutorium meum intende, fugite partes adverse, Miserere mei Deus, Bonum est confiteri Domino(*). Церкви, аббатства и города имели в печатях изображение своего покровителя и приличные тому надписи: Dionisius Areopagita, Video celos apertos; Nicolaus suscitans clericos, Ave Maria gratia plena, imago Sancti Audomari(**) и пр.
_____
(*) Бойся Бога, Внемли, Боже, склонись, Боже, к мой защите, избегай участи лживых, помилуй меня, Боже, Добро есть исповедоваться Господу (лат.).
(**) Дионисий Ареопагит, вижу небеса отверстые, Николай... Радуйся, Мария Всемилостивая, образ святого Одомария (лат.).

Таким образом, надписи и изображения на печатях, имея исторический смысл для лица, печать употреблявшего, по правилу не переходили к его преемнику, который мог избрать себе новый девиз, новое изображение, а вместо имени своего предка должен был выставить свое. Таковое было правило, но, тем не менее, недостаток собственных памятников, которые могли бы быть изображены на печатях, заставил в средние века прибегать к антикам, к которым в печатях или прибавляли надпись или даже обходились без нее. Такие печати могли быть и наследственными, тем более, что строгого соответствия между изображением на камее и знанием избравшего его лица не существовало; напр., в 1280 г. аббат одного монастыря употреблял печать с изображением вооруженного воина с головою, покрытою шлемом; на печати другого аббата 1211 г. представлена богиня охоты Диана. В 1301 г. на одной печати также аббата изображен Феб, управляющий колесницею, запряженною четырьмя конями. Аллегорическая надпись: signum veritatis была прибавлена к изображению на печати. Таких примеров средние века представляют множество(9), а подобное употребление камеев (которые, как увидим ниже, перешли в Россию очень рано и другим совершенно путем) вполне объясняется тем влечением, которое человек всегда чувствует к прекрасному всех стран и народов, и сознанием невозможности произвесть в искусствах что-либо подобное тому, что завещано позднему потомству древнею Грециею.
_____
(9) Ibid., P. 74, sq.

Наряду с камеями, однако, христиане средних веков избирали для своих печатей символы, которые, будучи заимствованы из божественного учения Спасителя, составляли в некоторой степени ручательство в том, что распоряжение, печатью утвержденное, будет соблюдаться свято и ненарушимо. Таковы изображения креста - символа искупления, голубя - знака невинности, рыбы - напоминающей священную воду крещения, якоря - означающего твердость веры, лиры - как орудия возношения хвалы Богу.

Изображения эти, впрочем, были так неопределенны, что государи одной и той же страны в разное время и при разных обстоятельствах меняли символы, по-видимому, совершенно произвольно. Оружие разного рода занимало почетное место на печатях королей и простых рыцарей Западной Европы; нередко они и сами являлись на печатях на коне, в латах, или государь на престоле с атрибутами власти, с скипетром, в короне.

Из всех символов, которые встречаются на печатях средних веков, более всего споров возбудило изображение лилии на печатях королей французских. Доказано, что символ этот употреблялся Каролингами и даже королями первой династии во Франции и помещался не только на печати, но на оконечности скипетра и поверх короны (что объясняет ее форму); но ученые не согласны между собою: действительно ли эта фигура изображает лилию, и что она могла представлять? Доказывали, что под словом lilium, в хрониках встречающемся, должно понимать всякое изображение, имеющее вид цветка (fleuron), а не собственно лилию, и утверждали, что это наконечник алебарды; но в настоящее время почти все признают, что это лилия; цветок этот вообще возбуждал к себе сочувствие, был символом в печатях многих государей и остался отличительным признаком печати, а потом герба королей французских (не говоря о частных лицах, в гербах которых лилии нередки(10)).
_____
(10) Wailly J.N. de. Op. cit. Vol. 2. P. 81-83.

Из предыдущего изложения истории печатей в древности и в Западной Европе мы извлекаем следующий вывод: ни один народ, ни одна страна ни в какое время не были чужды понятий о печатях и символах. Но были ли во всех них признаки, по которым наука отличает геральдический герб? Были ли правила для составления печатей возведены в науку, утверждены ли эти знаки как непременные спутники благородных фамилий, дана ли им наследственность? - нисколько: найти для себя знак отличия от других подобных существ так сродно человеку, что встречается повсеместно, и если видеть в символах начало гербов, то первыми их приверженцами должно бы считать диких американцев. Было даже время, когда испанцы, по возвращении Колумба из Америки, слушая рассказы его и спутников о раскрашенной, татуированной коже дикарей, думали, что нашли ключ к разгадке, и стали выдавать американских туземцев за изобретателей гербов. И что же как не герб, говорили тогда, было изображено если не на щитах, то на лицах этих дикарей? Каждая черта замысловатого рисунка проведена не даром, не случайно, а в память битвы, в которой пал неприятель, в память события, в котором лицо принимало участие. Вожди, короли диких имели в малом виде изображение рисунка, которым украшено их лицо, и при совершении разного рода документов обмакивали кусок дерева в краску и начертывали им верный снимок того рисунка, который виден на их лице. Нам кажется, что и между таким рисунком и гербом нет ничего общего, ибо кроме символического изображения, кроме того, чтобы оно носилось на оружии, щите, шлеме, необходимо:
1) чтобы составление герба было подчинено строгим правилам науки, утвержденным практикою и давностию употребления,
и 2) чтобы герб, быв правильно составлен, правильно переходил по наследству по прямой нисходящей линии.
Он должен сопровождать благородного человека от колыбели до могилы; он изображается на его печати, на ливрее, посуде, экипажах, на погребальной колеснице и, наконец, на памятнике. По гербу должны узнаваться род и звание того, кому герб принадлежит. Очевидно, что ни печати, ни символы, древними народами употреблявшиеся, нисколько не объясняют истории гербов. Где же и когда образовалась эта наука, которой в былые времена посвящался не один год изучения, которой правила не знать стыдился бы каждый, и значение которой на Западе теперь утратилось вместе с уважением к древности дворянства рыцарского, геральдического?

 

Глава вторая. О происхождении гербов. [§ 6. О трудах Мене[с]трие]

 

Глава вторая.
О происхождении гербов

§ 6.

Общий ответ на предложенный выше вопрос тот, что гербы завещаны нам германцами средних веков и рыцарством. Но трудно найти двух писателей, которые бы сходились на этот счет в подробностях. Заслуга первенства обработки геральдики остается за ученым иезуитом Менетрие (Menestrier Р.С.Е.), который оставил потомству, кроме других сочинений, две по этой части главные книги: «Nouvelle me'thode raisonne'e du blason ou de l'art heraldique» и другое: «L'origine ou vraie pratique de 1'art du blason» (1659). Они заслуживают внимания и до настоящего времени, хотя после него об этом предмете писано было очень много, и история вообще сделала шаг вперед. Говоря о геральдике Западной Европы только для объяснения атрибутов в наших гербах, мы, по необходимости, оставляем подробности несогласий между писателями относительно происхождения гербов и остановимся только на результатах, добытых наукою.

 

Изображения на щитах и шлемах германских народов. Время, когда гербы получили наибольшее развитие, и события, тому способствовавшие.

 

§ 7.

Германские и галльские народы, отличающиеся воинственным своим духом, имели издавна обычай носить на войне пестро выкрашенные щиты, а шлемы - украшать изображениями животных. На это прямо указывает Тацит, говоря: «Scuta lectissimis coloribus distunguunt»(1), и в другом месте: «Germano ne scuta quidem ferro nervore firmata, sed vinimum textus seu tenues, fucatas colore tabulas»(2). А о шлемах галлов говорит Диодор Сицилийский, что к ним прикреплялись рога и изображения животных.
_____
(1) German. Р. 6. [Щиты различными цветами отмечают (лат.)].
(2) Annal. 2. 14. [У германцев нет панцирей, нет шлемов, да и щиты у них не обиты ни железом, ни кожею - они сплетены из прутьев или сделаны из тонких выкрашенных дощечек (лат.)].

Но мы видели обычай этот и у других народов древности, которые, тем не менее, не имели сами гербов и не передали идеи их новому человечеству. Германские же племена были в сравнении с ними поставлены совсем в иные отношения, и оттого принялось, дало корень и развилось у них учреждение, которое так тесно связано с дворянством Западной Европы.

Германская община, вторгаясь в чужую землю и покоряя жителей ее, имела в виду обеспечить себя насчет владения недвижимою собственностью. На нее человек, особенно первобытный, привык смотреть с уважением. Nulla terra sine domino, нет земли без господина, - было девизом того времени, но не менее справедливо было бы сказать тогда, что нет благородного дворянина без земли. Большего упрека, чем безземельность, трудно было найти для дворянина того времени. Поэтому раздел приобретенной оружием земли был первым последствием победы и завоевания. Старший между равными, вождь (primus inter pares), брал себе лучший участок и делил остальное между товарищами. Последние через это не становились самостоятельными и обязаны были верностью (trustes) своему вождю, который и выводил их в случае нужды на поле брани. С другой стороны, у каждого мелкого владельца вассальной земли были свои подчиненные, которые смотрели на него как на своего господина и под его знаменем примыкали к отряду. Поэтому отличительные знаки на вооружении были необходимы и притом не только для различия благородных от roturiers, подвластных, но и для того, чтобы можно было распознавать от других главного представителя вассального участка. Позднее, во время крестовых, напр., походов, когда дворянство, рыцарство всей Западной Европы, вдохновившись одною святою идеей, шло на Восток для освобождения гроба Господня, необходимость в этих знаках была еще настоятельнее, и мы увидим, что это событие было одним из главных давших толчок развитию гербов.

Но задолго до этого мирового события рыцарство, благородное конное дворянство, имело случай сталкиваться с неверными, с маврами в Испании, защищать христианство и прекрасный пол, так что не подлежит сомнению, что при дворе Карла Великого рыцарство (la chevallerie) уже имело тот блеск, который ему приписывают поэты и повествователи того времени.

Как рыцарство, вытекшее совершенно естественно из духа германского народа, из его быта, положения в завоеванной Европе и из отношений к покоренным народам, было обще всем странам, населенным германцами, так и гербы стали принадлежностью дворянства всех стран Западной Европы. Как, далее, в одних странах дух рыцарства под влиянием местных причин развился в более широких размерах и блестящих формах, а именно: в Англии, Франции, Германии и в наших нынешних Остзейских провинциях, - так в них же оказалось более правильное развитие гербов.

Если трудно перечислить все частные причины, которые в Западной Европе вообще и в каждой из ее стран в особенности дали толчок к образованию гербов, их усовершенствованию и разветвлению, то необходимо отыскать причины, по которым геральдика усвоила гербу твердые и повсеместно однообразные приметы. Знаки отличия, носимые даже на оружии, мы видели, не были чужды многим народам глубокой древности; но они не признаются за гербы, потому что не считались непременною принадлежностью воина, не переходили в его род и не становились его достоянием. Особенность в этом отношении рыцаря средних веков станет совершенно наглядною, ясною, когда посмотрите на этого благородного воина, который сам весь закован в стальные латы: у него на лице опущено забрало, так что представителем всей его личности, скажу больше, его убеждений, его мысли становится один щит. По нем читали и знали, с кем имеют дело. Точно так и лошадь рыцаря едва видна из-под тяжелого вооружения: как же не отличить и коня знаком, видимым на щите? Необходимость употреблять чаще и чаще щиты на поле брани и чести и сродное человеку желание сохранить в своем потомстве память о подвигах предков вызвала потребность в обработке гербов и в укреплении за каждым рыцарем и его родом того герба, который был (и, мы увидим, по большей части не случайно) избран его представителем. Очевидно, что время, когда и страна, где всего более представлялось случаев являться в вооружении, должны были породить необходимость в гербах, в строгом их изучении и разграничении. Нет сомнения, что самое благоприятное для этого время был конец XI и начало XII столетия, и, действительно, к этому времени относятся древнейшие гербы в настоящем смысле слова: на картинах, печатях стали представлять воина на коне, в полном вооружении, в шлеме или короне, если герб принадлежал королю, а на левой руке витязя был виден щит с изображением разных знаков и эмблем. По тщательным разысканиям ученых бенедиктинцев древнейшая известная им гербовая печать привешена к одной грамоте графа Роберта Фландрского 1072 г.: на щите изображен лев Фландрии, а на печати графа Раймунда Тулузского 1088 г. - крест Тулузский. Гораздо чаще и обыкновеннее стали гербы и печати с гербовыми изображениями с XII и XIII столетий. Даже государственные гербы Англии и Франции обязаны своим установлением этому же времени, хотя известно, что окончательное их образование последовало позднее, так, напр., число лилий во французском гербе ограничено тремя только в правление короля Карла V (1380 г.). Германский императорский орел, который, как общий символ власти, конечно, встречается довольно рано, является постоянным и твердым гербом на печатях только со времени Рудольфа Габсбургского, а двуглавый орел - только при императоре Сигизмунде(3).
_____
(3) Ledebur. Streifzuge durch die Felder des koeniglichen preussischen Wappens. Berlin, 1842.

Одиннадцатый век, сказали мы, видел образование гербов в современном значении слова, и вот те события, которые были причиною этого явления:
1) развитие рыцарства и установлений, с ним тесно связанных;
2) турниры и обряды, при них соблюдавшиеся,
и 3) крестовые походы.