Конспект книги Г. Мейна «лекции по истории институтов» 429

находилась бы законодательная власть, а наиболее видное место занимала бы судебная власть. Законы, которым повиновались, рассматривались как существовавшие извечно, а обычаи, на самом деле новые, смешивались с дей­ствительно древними обычаями (стр. 388, 389). Сельские общины арийской расы

(опять эта бессмыслица!)

не осуществляли подлинной законодательной власти до тех пор, пока продолжали оставаться под влиянием первобытности. Не осуществляли законодательной власти в сколько-нибудь вразумительном смысле слова также и суверены тех великих государств, существующих теперь лишь на Востоке, которые сохраняли первобытные локальные группы по мере возможности нетронутыми. Законодательство, как мы его понимаем, и прекращение местной жизни, очевидно, во всем мире сопутствовали друг другу (стр. 389). Римская империя была источником тех влияний, которые непосредственно или же в конечном итого привели к образованию в высо­кой степени централизованных активно осуществлявших законодательную деятельность государств. Это была первая великая держава, которая не только облагала налогом, но и издавала законы. Процесс этот растянулся на многие столетия... его начало и завершение я бы отнес... приблизительно ко времени от издания первого эдикта о провинциях {Edictum Provinciale} II ДО распространения римского гражданства на всех подданных Империи. Но в итоге огромная и разнообразная масса {систем} обычного права была упразднена и заменена новыми институтами... Она (Римская империя) поглотила, разбила на куски и растоптала ее остатки (стр. 390, 391). Затем Римская империя и ее право воздействовали на новые, основанные варва­рами королевства и т. д. (стр. 391).

Обычному пра'ву... повинуются не так, как установленному закону. Когда оно применяется на небольших территориях и среди мелких есте­ственных групп, то карающие санкции, на которые оно опирается, это отча­сти мнения, отчасти суеверия, но в значительно большей степени это инстинкт, почти такой же слепой и бессознательный, благодаря которому происходят некоторые движения нашего тела. В действительности при­нуждение, которое требуется для того, чтобы обеспечить подчинение обы­чаю, непостижимо мало. Однако если правила, которым следует повино­ваться, начинают исходить от власти, внешней по отношению к мелкой естественной группе и не составляющей ее части, они носят характер, совер­шенно не схожий с обычным правом. Они лишаются поддержки со стороны суеверия

(например, христианская религия, римская церковь?),

вероятно, также общественного мнения, и безусловно стихийного побуж­дения. Сила, подкрепляющая закон, оказывается'поэтому чисто силой при­нуждения в такой степени, в которой она вообще неизвестна обществам более примитивного типа. Более того, во многих обществах этой силе приходится действовать, находясь на большом расстоянии от основной массы людей, подвергающихся ее воздействию, поэтому суверену, от которого она исходит, приходится иметь дело с широкими категориями действий и большими классами людей скорее, чем с изолированными действиями и отдельными индивидами. Отсюда беспристрастный, непреклонный и обобщающий характер их «законов» (стр. 392, 393).

Их (законов) всеобщий характер и зависимость от принудительной силы суверена являются результатом больших территорий современных

15*

430 к. Маркс

государств, раздробления подгрупп, их составляющих, и, прежде всего, римского сообщества и т. д. (стр. 394).

.Мы слышали о деревенском жителе Гемпдене, но Гоббса из деревни нельзя себе представить. Он бежит из Англии из-за гражданских беспоряд­ков; на континенте этот парень видит быстро централизующиеся прави­тельства

(то есть, Мейн слишком глубок, чтобы сказать просто: Ришелье, Мазарини и др.),

местные привилегии и местную юрисдикцию в чрезвычайном упадке, у ста­рых исторических учреждений — таких, как французские парламенты, — тенденцию время от времени превращаться в очаги анархии, единственную надежду можно было найти в королевской власти. Это были ощутимые плоды войн, которые закончились Вестфальским миром *. Старая многооб­разная местная активность феодального и квазифеодального общества была повсюду ослаблена или разрушена.

(Напротив, у Локка, как и у Петти, перед глазами пример Гол­ландии). Что касается великого Бентама, что же стояло за ним: (Французская революция и Наполеон).

Суверен, который был демократом, начал, а суверен, который был деспо­том, завершил кодификацию законов Франции. Никогда прежде в современ­ном мире не было такого разительного наглядного примера, {подтверждаю­щего} положение о том, что то, что суверен разрешает, он приказывает, так как он в любое мгновение мог бы заменить свое молчаливое согласие не­двусмысленным приказом; не было также столь впечатляющего урока тех далеко идущих и в целом весьма благотворных результатов (!), которых можно ожидать от возросшей активности суверенов в области законода­тельства в собственном смысле слова (стр. 396).

Написано К. Марксом» апреле — июне 1881 г.

Впервые опубликовано в книге:

»Тле Ethnological Notebooks ojf

Karl Marx». Assen, 197»

Печатается по рукописи

Перевод с английского и немецкого

На русском языке публикуется ^впервые

* Вестфальским миром закончилась Тридцатилетняя война (1618-1648).

[ 431

К. МАРКС

КОНСПЕКТ КНИГИ Дж. ЛЕББОКА

«ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ

И ПЕРВОБЫТНОЕ СОСТОЯНИЕ ЧЕЛОВЕКА».

ЛОНДОН, 1870 aie

В предисловии Леббок цитирует aGeschichte der amerinanischen Urre-ligionenb Мюллера (И. Г.), «Primitive Marriage» Мак-Леннана, «Das Mutter­recht» Вахофена, «History of Man» лорда Кеймэа.

Он говорит в главе I (Введение) относительно мейновского «Ancient Law», что если бы этот субъект получше познакомился с описаниями путе­шествий и т. д., то не выдвигал бы как «самоочевидное утверждение», что «в организации первобытных обществ возникла бы путаница, если бы люди стали называть себя родственниками родственников своей матери», в то время как я (то есть Леббок) покажу здесь, что, как уже указывал сам г-н Мак-Леннан, счет родства по женской линии является широко распро­страненным обычаем в обществах дикарей во всем мире (стр. 2, 3).

В «People of India» (Дж. Ф. Уотсонаи Дж. У. Кея) говорится о тихурах Ауда, что они «живут вместе почти беспорядочно большими общинами, даже если двое считаются состоящими в браке, то узы лишь номинальны» (цитируется у Леббока на стр. 60).

Мак-Леннан, подобно Бахофену, начинает со стадии гетеризма, или группового брака {communal marriage}

[а Леббок на стр. 70 говорит, что он верит в эту чепуху, то есть таким образом отождествляет групповой брак и гетеризм, в то время как гетеризм совершенно очевидно является формой, предполагающей проституцию (а последняя существует только в противоположность браку, все равно общинному и т. п. или моногамному). Это, таким образом, hysteron proteron *.]

Следующей стадией, по его (Мак-Леннана) мнению, была форма полианд­рии, при которой братья имеют общих жен; затем наступила стадия левирата, то есть системы, при которой после смерти старшего из братьев следующий по возрасту брат вступал в брак с его вдовой и далее в том же порядке ему наследовали другие братья. Отсюда, как он полагает, началось

смещение причины и следствия. Ред.

К. МАРКС

разделение; у некоторых племен развилась эндогамия, а у других экзо­гамия; иначе говоря, одни запрещали брак вне племени, другие внутри его. Если какая-либо из этих двух систем древнее другой, то, как он полагает, более древней должна быть экзогамия. Экзогамия была основана на дето­убийстве и вела к практике заключения браков путем похищения. На последующей стадии идея счета происхождения по женской линии, вызвав, как и должно было быть, разделение в племени, устранила необходимость действительного похищения и свела его к символическому (стр. 69, 70). Леббок признает преобладание детоубийства среди дикарей, но «у на­ходящихся на самой низкой ступени мальчиков умерщвляли столь же часто, как и девочек», как это определенно утверждает, например, Эйр

(пресловутый!)

(«Discoveries in Central Australia») относительно Австралии (стр. 70).

Яркий пример критического отношения Леббока, когда он признает бессмыслицу с «экзогамией» и «эндогамией», но затем мошенническим образом пытается «прагматизировать» — рацио­нально объяснить это явление.

«Групповой брак был постепенно вытеснен индивидуальным браком, основанным на похищении, и это сначала привело к экзогамии, а затем к умерщвлению младенцев женского пола; таким образом последователь­ность была обратной мак-леннановской. Эндогамию и регулируемую поли­андрию, хотя они и часто встречаются, я рассматриваю как исключения, не относящиеся к нормальному ходу развития (стр. 70). Даже при общин­ном браке воин, захвативший красивую девушку во время какого-нибудь грабительского похода, претендовал бы на особое право на нее и, когда это возможно, не считался бы с обычаем (!)... Имеются и другие примеры суще­ствования брака в двух формах, поэтому действительно нетрудно допустить сосуществование общинного и индивидуального браков... Пленница, захваченная на войне, находилась в своеобразном положении, племя не имело прав на нее, тот, кто ее захватил, мог убить ее по своему произволу; если он предпочитал оставить ее в живых, он был волен поступить так; он поступал по своему желанию и племени не наносилось ущерба» (стр. 70, 71).

«Он (Мак-Леннан) полагает также, что брак путем похищения появился после и возник из этого примечательного обычая, а именно, обычая вступать в брак всегда вне племени, которому он присвоил вполне соответствующее название экзогамии. Я убежден, что экзогамия воз­никла из брака путем похищения и т. д.» (стр. 72).

Леббок, таким образом, ничего не знает о базисе — о роде, который существует внутри племени, так же как и Мак-Леннан, хотя он и ссылается на некоторые факты, в которых он бук­вально носом натолкнулся на это явление и в самом деле кое-что почувствовал.

И вот Леббок переписывает Мак-Леннана, чтобы показать,

«как широко «похищение», действительное или символическое, включается в понятие брака. Г-н Мак-Леннан был, я полагаю, первым, кто оценил его важное значение. Я (Леббок) заимствую некоторые нижеследующие свиде­тельства из его ценного труда, добавляя, однако (1), ряд дополнительных примеров» (стр. 73).

Конспект книги дж. леббока «происхождение цивилизации» 433

(Великий, величайший Леббок!).

Если мы берем в качестве примера страну, где имеются четыре определен­ных соседних племени, которые придерживаются обычая экзогамии и про­слеживают происхождение по материнской линии, а не по отцовской —... в результате через некоторое время каждое из племен состояло бы из четы­рех септов или кланов, которые представляли бы первоначальные племена, поэтому нам должны были встречаться здесь общины, в которых каждое племя делится на кланы, и мужчина всегда женится на женщине из дру­гого клана (стр. 75).

Среди земледельческих племен при уже установившихся формах прав­ления вожди часто имеют очень большие гаремы, часто даже занимаемое ими положение оценивается по количеству их жен, так же как в других случаях по количеству коров или лошадей (стр. 104). «Среди множества племен, находящихся на более низкой ступени, определение родства по женской линии является господствующим обычаем», отсюда «любопытная(!) практика, что наследниками мужчины

[но ведь тогда они не являются наследниками мужчины; эти цивилизованные ослы не могут избавиться от своих собствен­ных условностей]

являются не его собственные дети, а дети его сестры» (стр. 105). Так в Гви­нее, когда умирает богатый человек, его имущество, за исключением доспе­хов, переходит к сану сестры, согласно Смиту (Смит. «Voyage to Guinea», стр. 143. См. также «Pinkerton's Voyages», т. XV, стр. 147, 421, 528; «Astley's Collection of Voyages», т. II, стр. 63, 256) на том основании

(прагматизация!),

что он безусловно является родственником (стр. 105). Баттл («Pinkerton's Voyages», т. XVI, стр. 331) упоминает, что город Лонго (Лоанго) управ­ляется 4 вождями, которые являются сыновьями сестер короля: «ибо сы­новья короля никогда не становятся королями». Катрмер («Mémoires géo­graphiques sur l'Egypte et sur quelques contrées voisines». Paris, 1811; цитируется у Бахофена на стр. 108) упоминает, что «у нубийцев, как говорит Абу Селах, когда король умирает, оставляя после себя сына и племянника со стороны сестры, на трон всходит последний, которому оказывается пред­почтение перед родным наследником» (!). (Kaue. «Travels», т. I, стр. 153); он говорит о Центральной Африке: «Звание монарха всегда остается в одной семье, но сын никогда не наследует отцу; они отдают предпочтение сыну сестры короля, полагая, что этим способом монархическая власть более надежно передается человеку королевской крови» (стр. 105).

(Если это не Кайе, а сами тамошние африканцы гово­рили так, то это доказывает, что наследование по женской линци сохранилось только для высших должностных лиц (вождей) и сами они уже не знали причины).

В Северной Африке тот же обычай мы встречаем у берберов, а Бертон упоминает о его существовании на Востоке (стр. 105).

Полибий (о предках с материнской стороны по женской линии) гово­рит об этом в связи с локрами; на этрусских надгробиях происхождение указывается по женской линии (стр. 106).

В Индии касии, кокхи и наяры сохраняют систему родства по жен­ской линии. Согласно Бьюкенену, «у бантаров в Тулаве имущество мужчины

К. МАРКС

переходит по наследству не к его собственным детям, а к детям его сестры». Согласно сэру У. Эллиоту, жители Малабара, «несмотря на такое же раз­нообразие каст как и в прочих провинциях, все сходятся в одном примеча­тельном обычае — в передаче имущества исключительно по женской линии». Он прибавляет, ссылаясь на свидетельство лейтенанта Коннера, что то же самое имеет место и в Траванкуре у всех каст, за исключением понанов и брахманов намбури. Латам утверждает («Descriptive Ethnology», т. II, стр. 463), что «ни один сын-наяр не знает своего родного отца и наоборот — ни один отец-наяр не знает родного сына. Как распоряжаются имуществом мужа? Оно переходит по наследству к детям его сестер» (стр. 106).

У лимбу (Индия), племя вблизи Дарджилинга, мальчики становятся собственностью отца после уплаты им матери небольшой денежной суммы, когда ребенку давали имя и он вступал в племя отца; девочки оставались с матерью и принадлежали к ее племени (Кэмпбелл. Transactions of the Ethnological Society). Mарсден(«History of Sumatra», стр.376) рассказывает, что у батаков Суматры «положение вождя наследовал в первую очередь по сын умершего, а его племянник со стороны сестры, и что то же необычай­ное (!) правило преобладает в отношении имущества в целом также у малай­цев в этой части острова и даже в окрестностях Паданга» (стр. 106, 107).

Сэр Джон Ричардсон («Boat Journey», т. I, стр. 406) рассказывает, что среди кенайцев залива Кука имущество мужчины переходит по наследству не к его собственным детям, а к детям его сестры. То же явление имеет место у кутчинов (Smithsonian Report, 1866, стр. 326) (стр. 107). Карвер («Travel in North America») упоминает о том, что у индейцев Гудзонова залива детей «всегда отличают по имени матери, а если женщина выходит замуж несколь­ко раз и имеет потомство в каждом браке, то всех детей называют по ее имени» (стр. 107). Такое же правило преобладало на Гаити и в Мексике (И. Г. Мюллер. «Amerikanische Urreligionen», стр. 167, 539) (стр. 107).

Маринер отмечает, касаясь Полинезии, что на островах Дружествен­ных, или Тонга (в своей книге «Tonga Islands», т. II, стр. 89, 91) «знатность наследуется по женской линии, ибо когда мать не принадлежит к знати, дети не относятся к знати» (стр. 107). Из другого места у Маринера видно, что эти островитяне находились в переходном состоянии от наследования по женской линии к наследованию по мужской. На существование насле­дования по женской линии у фиджийцев ясно указывает обычай, известный под именем васу (стр. 107,108). В Западной Австралии так же «дети обоего пола всегда принимают фамильное имя своей матери» (Эйр) (стр. 108).

Согласно г-ну Леббоку (различаются) следующие стадии религии:

1) Атеизм — в смысле отсутствия какого-либо определенного пред­ставления о предмете; 2) Фетишизм, когда человек полагает, что может заставить божество (неизменно злое по своей природе) сообразоваться с его желаниями; 3) Культ природы, или тотемизм, когда природные объекты — деревья, озера, животные и т. д. (небесные тела и т. д.) являются предме­тами поклонения; 4) Шаманизм, когда верховные божества считаются гораздо более могущественными, чем человек, и обладающими иной при­родой; места их пребывания также считаются отдаленными, доступными одним лишь шаманам; 5) Идолопоклонничество, или антропоморфизм — богам в еще большей степени приписывают человеческую- природу, более могущественную; они все же доступны убеждению; они часть природы, а не ее создатели; их представляют в виде скульптурных изображений, или идолов; 6) Божество становится создателем, а не просто частью при­роды, оно впервые становится сверхъестественным существом.