Британские финансы. — волнения в Престоне 189

новлены. Около десятка из них были арестованы, допрошены местными властями по обвинению в заговоре, выпущены под залог и предстанут перед ливерпульским выездным судом присяжных».

В таких выражениях «Morning Post»²⁴⁸ сообщает о событии²⁴⁹, написать о котором ранее мне помешали некоторые обстоятель­ства. Обвинение против лидеров основывается на следующем: хозяева послали в Манчестер и уговорили тамошних рабочих приехать в Престон. Большинство этих рабочих состояло из ирландцев. Престонцы встретили их на железнодорожной стан­ции; приехавшие казались воплощением нищеты и несчастья. Примерно 54 человека согласились отправиться в Фармерс-армс ²⁶⁰, где их щедро кормили целый день, а вечером, когда они согласились вернуться, 15 тысяч человек проводили этих рабо­чих с овациями на железнодорожную станцию. Семеро из них были задержаны предпринимателями и отправлены назад, в Престон, чтобы обвинить г-на Кауэлла и его коллег в заговоре. Теперь, если мы обратимся к [действительным] событиям, то не останется никаких сомнений в том, кто же является под­линным заговорщиком ²⁶¹.

В 1847 г. престонские хлопчатобумажные магнаты снизили заработную плату, торжественно пообещав восстановить ее, как только торговля вновь вступит в полосу оживления. В 1853 г., в год процветания, они отказались сдержать свое слово. Рабочие четырех фабрик забастовали, их поддержали своими пожертвованиями те, кто продолжал работу. Тогда хозяева тайно сговорились закрыть свои фабрики и, чтобы осуществить этот заговор, дали обязательство, что каждый вне­сет 5 000 фунтов стерлингов *. Рабочие обратились с при­зывом о помощи к другим городам Ланкашира, и поддержка была им оказана. Предприниматели разослали эмиссаров, чтобы убедить й побудить хлопчатобумажных магнатов в дру­гих городах объявить своим рабочим локаут, и преуспели в своих стараниях. Не удовлетворившись этим, они, в про­тивовес аналогичным действиям рабочих, начали в широких масштабах сбор средств. Убедившись в бесполезности всех этих мер, они разослали повсюду своих агентов, чтобы побудить рабочих, их семьи, швей и бедняков из работных домов Англии и Ирландии приехать в Престон. Обнаружив, что эти дополни­тельные меры не оказывают желаемого действия с достаточной быстротой, они попытались спровоцировать народ на беспо­рядки. Своим наглым поведением они вызывали у него раздра­жение. Они запретили митинги в Марше, однако народ прово­дил их в Блэкстон-Эдже и других 'местностях, где это также

* В случае, если он (предприниматель) пойдет на соглашение с рабочими. Ред.

К. МАРКС

не было дозволено. Они ввели около сотни новых полицейских, привели к присяге специальных констеблей, снарядили пожар­ную команду, поставили войска под ружье и зашли так далеко, что с целью спровоцировать бунт зачитали Акт о мятеже ^а82. Таков был заговор хозяев, но им не удалось ни в чем преуспеть. Вопреки этим фактам, было выдвинуто обвинение в заговоре, однако не против хозяев, а против рабочих. Кроме того, еще одно обстоятельство дает возможность обвинить предприни­мателей в заговоре. Рабочие одной фабрики возобновили ра­боту. И комитет предпринимателей, и Рабочий комитет соответ­ственно потребовали объяснений. Рабочие выпустили плакат с сообщением, что они вернулись к работе при условии опре­деленного уровня зарплаты. Комитет предпринимателей при­грозил владельцу этой фабрики * принять моры, потребовав в качестве штрафа 5 тысяч фунтов стерлингов, которые он обя­зался внести для поддержки локаута. Владелец фабрики зая­вил нечто, прямо противоречащее сообщению рабочих, что за­ставило предпринимателей отступить. Уж если такое обяза­тельство внести 5 тысяч фунтов стерлингов являлось согласно закону заговором, то угроза насильственного его осуществле­ния тем более. Но это еще не все. Сам обвинительный акт против лидеров рабочих явился результатом сговора престон-ских судейских чиновников. По сообщению самой «Times», судьи, собирая доказательства, добились этого, привезя в кэбах добавочных рабочих ^25s не в Ратушу, где их страшила гласность, а в судебную камеру, чтобы там условиться об их показаниях; и там, под покровом ночи, набросились на избранные ими жертвы.

Однако благоразумие рабочих, не позволивших ни спрово­цировать себя на нарушение общественного порядка, ни запу­гать [настолько, чтобы подчиниться] диктату престонских parvenus **, свело на нет замыслы этих маленьких наполеонов из Ланкашира.

В среду вечером в Лондоне, в Сент-Мартинс-холле, Лонг-Эйкр, состоялся публичный митинг, цель которого заключалась в том, чтобы дать возможность рабочему классу столицы выска­зать свое мнение о поведении престонских хозяев. Следующие две резолюции были приняты единогласно:

«Исходя из следующего толкования закона нынешним лордом-канц­лером Англии, бароном Ролфом ***, в бытность его судьей:

* — Суэнсону. Ред. ** — выскочек. Ред. **• — Крануортом, Робертом Монси Ролфом, Ред.

БРИТАНСКИЕ ФИНАНСЫ. — ВОЛНЕНИЯ В ПРЕСТОНЕ 191

Если, убеждая людей в их собственных интересах работать лишь за определенную плату, а при других определенных условиях не рабо­тать, достигают цели мирными средствами и не преследуют иных наме­рений, то это действие остается в рамках закона.

Исходя из того,

что рабочие Престона, вовлеченные в тридцатинедельный конфликт со своими хозяевами, в течение всего этого периода вели себя самым мирным образом, соблюдая полный порядок;

что, несмотря на все эти факты, четыре * члена Рабочего комитета должны предстать перед ливерпульским выездным судом присяжных по обвинению в заговоре, хотя нет никаких доказательств насилия и запугивания с их стороны, более того, в этом их никто даже и не обвинял;

собрание поэтому считает действия фабрикантов и местных властен Престона заслуживающими порицания, считает их виновными в недо­пустимом присвоении власти, в попрании равенства перед законом и лич­ной свободы одповременпо и полагает, что подобные действия должны быть единодушно осуждены народом.

Исходя из того, что симпатия и помощь всего рабочего класса Соеди­ненного королевства должны быть отданы защите справедливости и укреп­лению правопорядка, собрание обязуется оказывать чрезвычайную и постоянную поддержку рабочим Престона в их теперешних тяжелых усло­виях и горячо призывает всех, кто заинтересован в улучшении условий труда, присоединиться к ним и поддержать их лучшие стремления» ^а64.

Лондонская пресса в большинстве своем осуждает действия престонских предпринимателей, но не из чувства справедливо­сти, а из боязни возможных последствий. Она опасается, что ^рабочий класс теперь начинает понимать, что за спиной отдель­ного капиталиста, его эксплуататора, стоит вся машина [капи­талистического общества], и чтобы сокрушить первого, он дол­жен разделаться с последней.

Написано К. Марксом 81 марта 1SS4 е. Напечатано в газете »New-Yorh Semi-Weekly Tribune» M 929, 21 апреля 1854 г. Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

• В «People's Paper» — «одиннадцать». РеО,

192 ]

Ф. ЭНГЕЛЬС

РУССКАЯ АРМИЯ

РЕДАКТОРУ «DAILY NEWS» "»

Сэр! Пришло время взглянуть прямо в лицо нашему врагу, дабы знать, каким противником он может обернуться. Относи­тельно реальной военной мощи и возможностей России выска­зываются самые разноречивые суждения. Переоцениваемое од­ними, недооцениваемое другими действительное положение дел, по-видимому, все еще скрыто завесой, которую могут снять не какие-то там «Разоблачения о России» ^25e, a только реальные военные события.

Между тем в нашей западной литературе имеется немало ценных данных, которые надо только проанализировать и объединить. Да Россия и сама в избытке поставляет такого рода материал. Ибо русская военная литература пользуется фран­цузским и немецким языками столь же часто, если не чаще, как и своим родным. Свидетельство тому — ценный труд майора Смита о польской кампании 1831 г. и описание вторжения в Венгрию, принадлежащее полковнику Толстому. Военные труды, написанные по-русски, явно уступают работам офицеров русской армии на иностранных языках. Книги Михайловского-Данилевского и Бутурлина о кампании 1812 г., Лукьяновича о кампании 1828—1829 гг. и подобные им работы слитком на­поминают описания кампаний, которые мы обычно встречаем во второсортной французской исторической литературе. Трез­вость в освещении фактов тонет в потоках напыщенного бах­вальства, события искажаются в угоду крайностям националь­ного тщеславия, победы, одержанные на поле брани, затме­ваются еще более великими победами, одержанными на бумаге авторами, и врага, кто бы им ни был, с начала и до конца ста-

РУССКАЯ АРМИЯ. РЕДАКТОРУ «DAILy NEWS»

раются выставить в невыгодном свете. В этом очень мало при­сущего настоящему солдату понимания, что почетнее одержать победу над храбрым врагом, чем над трусливым, понимания, которое, к примеру, превращает «Войну на Пиренейском полу­острове» сэра У. Нейпира в произведение не только «офицера», но главным образом и «джентльмена». Возможно, что сущест­вование такого стиля писания истории следует объяснить не­обходимостью поддерживать воинственный пыл русского на­селения. Однако картина меняется, как только автор избира­ет один из западных языков. Тогда судьей становится Европа, а существующая на Западе гласность вскоре развеяла бы по ветру утверждения, которые в России слепо принимаются на веру, так как оппонент лишен там права на ответ. Тенденция прославления Святой Руси и ее царя остается прежней, но выбор средств становится более ограниченным. Приходится строже придерживаться точных фактов, избирается более спокойная и деловая манера изложения и, несмотря на попытки искажений, которые, как правило, достаточно быстро разоблачают себя, по крайней мере, остается достаточно конкретной информации, которая во многих случаях превращает такую книгу в важный исторический документ. Если же, вдобавок, случится так, что это будет написано относительно независимым по своему поло­жению человеком, то такая книга может оказаться превосход­ным военно-историческим сочинением, и это как раз и относится к Смитовской «Истории польской войны».

Состав и организация русской армии достаточно хорошо известны военным во всей Европе. Крайняя простота этой ор­ганизации, — по меньшей мере в том, что касается «действующей армии», — позволяет легко понять ее. Действительная трудность состоит лишь в том, чтобы узнать, насколько эта органи­зация претворена в жизнь, какая часть этой армии существует не только на бумаге, но может быть двинута против внешнего врага. С этой точки зрения главным образом и важны русские военные труды на западных языках. Национальная гордость не позволяет их авторам в тех случаях, когда противник добился частичного успеха и оказал ожесточенное сопротивление, пре­увеличивать число сражавшихся на русской стороне. Дабы оградить честь русского оружия, они вынуждены раскрыть тайну и показать разницу между реальной и номинальной чис­ленностью русских армий. В этом отношении особенно полезна работа Смита, в которой приводятся официальные списки лич­ного состава. Напротив, «Венгерская кампания» Толстого в пол­ном согласии с образом действий русских в этой стране, по-види­мому, рассчитана на демонстрацию не столько доблести, сколько

Ф. ЭНГЕЛЬС

грозной и преобладающей численности русских армий, готовых в любой момент быть брошенными на революционный Запад.

Но если мы с некоторой долей уверенности и можем судить по крайней мере о той части русской армии, которая непо­средственно угрожает остальной Европе, то гораздо труднее выяснить действительное состояние флота. Позднее мы объеди­ним всю информацию, которую нам удалось отыскать, но при­дется подождать чего-то более определенного, пока «Чарли» * не представит лучшего сообщения о нем или не пришлет не­сколько образцов для изучения на месте.

Доступ к фортификационной системе, к предварительной подготовке театра военных действий для обороны и наступле­ния в такой стране как Россия, конечно, очень затруднен. Бе­реговые укрепления в какой-то степени обозначены на картах и планах, в силу самого характера полностью скрыть их невозможно. Кронштадт и Севастополь, хотя многие детали, имеющие важное военное значение, мало известны и наполо­вину не так уж таинственны, как они кажутся некоторым. Но относительно фортификационных сооружений Польши, той самой группы крепостей, само существование коих выдает на­мерение вести наступательную и завоевательную войну, мало что известно кроме места, где они построены. Некоторые евро­пейские военные ведомства, возможно при помощи золота, достали у русских employés ** планы этих крепостей; если это действительно так, то они берегут эту информацию для себя. Если бы польская эмиграция сумела раздобыть такие планы, что для нее не должно быть неосуществимым, то их публика­цией она причинила бы России гораздо больше вреда, чем ей это когда-либо удавалось сделать.

Русская армия состоит из четырех крупных подразделений: главной действующей армии, ее резервов, особых корпусов и соединений местного значения, казаков (куда включаются все иррегулярные войска независимо от их происхождения).

Особые условия, в которые поставлена Россия, требуют воен­ной организации, совершенно отличной от соответствующей ор­ганизации в других европейских странах. В то время как на юго-востоке, от Тихого океана до Каспийского моря, ее границы, охраняемые пустынями и степями, подвержены нападениям только со стороны кочевых разбойничьих племен, с которыми в этих местностях лучше всего справляются войска, до извест­ной степени построенные по тому же образцу; в то время как на

• — адмирал Чарлз Нейпир. Рев. •• —чиновников. Ред.

РУССКАЯ АРМИЯ. РЕДАКТОРУ «DAILy NEWS»

Кавказе ей приходится воевать со стойкими племенами горцев, лучшим способом борьбы с которыми является разумное соче­тание регулярных и иррегулярных войск, — ее юго-западные и западные границы требуют непосредственного присутствия боль­шой армии, построенной по европейскому регулярному образцу и оснащенной оружием, равноценным оружию западных армий, с которыми ей, возможно, придется воевать. Но поскольку в стране, ресурсы которой развиты только отчасти, невозможно постоянно держать такую армию в состоянии готовности к войне, то часть солдат приходится увольнять в отпуск для создания резерва на случай войны. Так образуются четыре больших под­разделения русской армии.

Такая структура русской армии, начала которой восходят к первому разделу Польши, постепенно совершенствовалась в результате последующих разделов этой страны, завоеваний на Черном море, больших войн с Францией; после польской революции 1830 г. она была доведена до теперешнего завершен­ного состояния.

Главная оперативная армия, почти без исключения разме­щенная на европейской границе России, в особенности является продуктом раздела Польши, войн с Францией и польской рево­люции. Задача ее двоякая: держать в подчинении западные, более цивилизованные и нерусские части империи, и нависать над Западной Европой подобно грозовой туче, готовой в любой момент разразиться над ней громом и молнией. Насколько эта задача была или, скорее, не была выполнена в прошлом, слиш­ком хорошо известно. В какой мере она сможет быть достигнута в настоящей войне, мы вскоре увидим.

Главная оперативная армия или действующая армия (дей­ствующее войско *) состоит из одиннадцати армейских корпу­сов: корпуса гвардии, корпуса гренадеров, шести пехотных корпусов и трех резервных кавалерийских корпусов.

Вся структура в целом воспроизводит систему, введенную Наполеоном. Первые восемь корпусов точно соответствуют ар­мейским корпусам французов во время великой войны. Гвар­дия и гренадеры, по-видимому, специально предназначены для образования общего резерва армии, кавалерийские же корпуса, как предполагается, должны совершать те особые решающие действия, для которых Наполеон всегда держал в резерве большие массы этого рода войск и артиллерии. Таким образом, всем упомянутым восьми корпусам, хотя они и именуются пехотными, в силу самой их организации приданы кавалерия

* Слова в скобках написаны Ф, Энгельсом по-русски латинскими буквами, Рев,

Ф. ЭНГЕЛЬС

и многочисленная артиллерия. У каждого корпуса имеется пол­ностью укомплектованный штаб, саперы, средства для перевозки понтонов и боевых припасов, артиллерийский парк и все прочее снаряжение армии, предназначенной для самостоятельных дей­ствий. Гвардия и гренадеры беднее других корпусов пехотой, их полки имеют каждый по три батальона вместо четырех. С дру­гой стороны, гвардия значительно богаче кавалерией и артил­лерией; но можно ожидать, что в боевом расписании большая их часть будет присоединена к общему кавалерийскому и артил­лерийскому резерву. Первый и второй кавалерийский корпуса состоят исключительно из тяжелой кавалерии и артиллерии на конной тяге (легкая регулярная кавалерия придана пехотным корпусам); третий кавалерийский, или драгунский, корпус имеет особую структуру: поскольку эти драгуны, как это было принято и прежде, предназначены для действий и в пешем, и в конном строю, то они образуют резервный корпус всех родов войск, обладая в то же время мобильностью и быстротой пе­редвижения, свойственными исключительно кавалерии. Время покажет, будет ли это достигнуто; опыт всех других армий, выразившийся в почти полном и повсеместном превращении драгун в простую кавалерию, является не слишком благоприят­ным предзнаменованием. Упомянутая идея доведена до такой степени, что как драгунскому корпусу, так и гвардейским ба­тальонам приданы конные саперы, минеры и понтонеры, — установление, на все лады расхваливаемое поклонниками рус­ской системы, но также пока нуждающееся в проверке опытом. Можно добавить, что эта структура из одиннадцати корпу­сов с входящими в них дивизиями, бригадами, полками суще­ствует не только на бумаге и не для одних административных целей. Напротив, последняя турецкая война ^ш, польская кам­пания, вторжение в Венгрию и нынешняя война с Турцией по­казали, что диспозиция мирного времени в такой полной сте­пени рассчитана на войну, что, где бы ни начиналось движение к границе, ни одну дивизию, бригаду или полк не приходилось забирать у одного корпуса и придавать другому. Это — боль­шое военное преимущество, результат почти постоянного состоя­ния надвигающейся войны, в котором привыкла находиться Россия. Другие, более миролюбивые государства с приближе­нием войны обнаруживают, что колеса и рычаги их военной машины проржавели, а весь механизм разладился. Структуру армейских корпусов, дивизий, бригад, какой бы завершенной она ни казалась, приходится коренным образом перестраивать, чтобы с достаточной быстротой перебросить войска к границам, над которыми нависла угроза. Командующие, генералы и штабы

РУССКАЯ АРМИЯ. РЕДАКТОРУ «DAILy NEWS»

назначаются заново, полки передаются из бригады в бригаду, из корпуса в корпус, так что к моменту сосредоточения армии для активных действий налицо оказывается пестрый конгло­мерат офицеров, в большей или меньшей степени не знакомых друг другу, своим начальникам и своим войскам; большинство из них, вероятно, преисполнено чувства уязвленного тщесла­вия. И однако приходится уповать на то, что этот новый, «с иго­лочки», механизм будет слаженно работать. Это — бесспорный недостаток, хотя в таких армиях, как армии Запада, он имеет гораздо меньшее значение, чем в русской армии. Избежать этого невыгодного положения может только армия, постоянно находящаяся на стадии готовности к войне (какой является с 1848 г. австрийская армия, вследствие чего ее корпуса также имеют достаточно прочную структуру), однако при всем том бо­лее высокий уровень промышленного развития западных стран восполняет, даже с чисто военной точки зрения, невыгодное положение, которое в этом и любом другом случае может обус­ловливаться требованиями развития цивилизации этих стран.

Написано Ф. Энгельсом Печатается по тексту гранок

между 3 и 12 апреля ISSi e,,-,»..

Перевод с английского

Публикуется впервые

198 I

К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС

ЕВРОПЕЙСКАЯ ВОЙНА ²⁵⁸

Среди известий из Европы, доставленных прибывшей вчера утром «Арктикой», несомненно, наиболее важно сообщение о форсировании русскими Нижнего Дуная силами до 50 тысяч человек, в составе трех корпусов под непосредственным коман­дованием князя Горчакова, генерала Лидерса *и генерала Ушакова, и занятии ими части турецкого района Добруджи. Этот район, входящий в болгарскую провинцию, представляет собой неширокую равнину, огражденную с запада и севера Дунаем, который, поворачивая после Чернаводы к северу, делает большой крюк перед устьем, а с востока — Черным морем. Значительная часть этого района заболочена и страдает от частых наводнений. Здесь расположено несколько укрепле­ний, таких, как Бабадаг, Исакча, Мэчин, Тулча, которые, как сообщают, захвачены русскими. Однако наш хорошо осве­домленный лондонский корреспондент считает это выдумкой биржевиков. Между равниной Добруджи и внутренней Тур­цией тянется как защита цепь Балканских гор. После этой опе­рации русские не приблизились к Константинополю и не полу­чили никакого перевеса над турками. В самом деле, кажется совершенно очевидным, что это чисто оборонительный маневр, свидетельствующий лишь о намерении русских покинуть самые западные районы Валахии. У русских в Валахии было всего семь дивизий пехоты, одна резервная дивизия у Измаила, а в тылу ее корпус Чеодаева в составе трех дивизий, который к настоящему времени, возможно, вышел к Яссам. Восемь дивизий с кавалерией вряд ли превышают 110 тысяч человек. Если принять во внимание возможность высадки англо-фран-

ЕВРОПЕЙСКАЯ ВОЙНА

цузских войск на северо-западном берегу Черного моря, а это создало бы угрозу русскому тылу, то очевидно, что захват Добруджи преследует цель обезопасить фланг русских при возможно меньшей потере территории. Здесь было лишь два способа обеспечить позицию, которая позволила бы им избе­жать опасности оказаться отрезанными: либо прямо отступить к Серету, сделав Нижний Дунай оборонительной линией с Фок-шанами, Галацем и Измаилом в качестве опорных пунктов, либо совершить стремительный марш на Добруджу, перенеся фронт на линию Кюстенджи, Гирсова, Олтеница и Бухарест; при этом Траянов вал, Дунай, Арджеш явились бы первой, Бузэу — второй и Серет — третьей оборонительной линией. Этот последний план, бесспорно, наилучший, поскольку вместо территории, потерянной на одной стороне, выигрывается но­вая — на противоположном фланге, отступление выглядит как движение вперед и сохраняется военный point d'honneur * русских. Обладание Добруджей сокращает фронт русских и, на худой конец, оставляет им открытым путь отступления на Хотин на Днестре даже в том случае, если будет произве­дена высадка у Аккермана или Одессы. Однако нам следует дождаться подробностей о маневрах, которые внесут эти изме­нения в позицию русских.

Далее вызывает интерес несомненный факт использования греческой монархией всего своего влияния для поддержки греческого восстания: король и королева ** отправились к гра­нице, чтобы вдохновить инсургентов. В этих чрезвычайных обстоятельствах война между Грецией и Турцией, за которой стоят союзники, становится почти неизбежной, что осложняет и без того запутанное положение, если и не увеличивает серьезно опасность всеобщего столкновения. В то же время мы распола­гаем сведениями о новом предложении царя о мире, передан­ном им при посредничестве Пруссии ²⁵⁹. Урегулирование кон­фликта Николай ставит в зависимость от получения союзни­ками со стороны Турции гарантии полной эмансипации всех ее христианских подданных. На этих условиях он приступит к эвакуации Дунайских княжеств в тот момент, когда союзный флот пройдет через Дарданеллы. Если бы эти условия были открыто выдвинуты раньше, они существенно уменьшили бы опасность войны, поскольку нет никакого сомнения в том, что такого рода эмансипации как раз и желают союзники, а отказ двух видных членов правительства *** от проведения

* — престиж. Рев. •* — Оттон I и Амалия. Ред. *** — Рифаат-паши и Арифа Хикмет-бея. Ред.

К. МАРКС И Ф. ЭНГЕЛЬС

ее в жизнь даже частично и вынудил султана * дать им от­ставку ^2в0. Но теперь это предложение уже, видимо, не в состоя­нии предотвратить войну; флот союзников усилен французской и английской армиями, и сэр Чарлз Нейпир, вероятно, атакует и захватит Аландские острова до того, как сумеют отправить новый приказ, и он его получит. Впрочем, может быть, это предложение значит куда больше, чем мы предполагаем. Вне всякого сомнения, это станет ясно, когда со следующим паро­ходом мы получим полную информацию.

Среди всей этой путаницы' и неопределенности одно пред­ставляется несомненным: существованию мусульманской дер­жавы как особой формы государственного устройства в Европе приходит конец. Эмансипация христиан в Турции, путем ли мир­ных уступок или силой, превратит исламизм из политической силы в религиозную секту и полностью подорвет старые основы Оттоманской империи. Этим не только вполне признается ис­тинность утверждения царя о том, что Оттоманская порта стра­дает тяжким недугом, но и предлагается для спасения больно­го перерезать ему горло. Возможно, после этой операции султан и останется на троне своих отцов как политическая фикция, но истинных правителей страны нужно будет искать в другом месте. Ясно, почему при таких условиях русский самодержец хотел бы втихомолку договориться со своими западными со­перниками. Он хочет осуществить в Турции по возможности самую полную революцию, и осуществить ее целиком в своих интересах. После такого ослабления существующей теперь вла­сти отношения царя с православной церковью в этой стране и со славянами обеспечат ему реальную верховную власть над ней. Тем самым ему достанется устрица, а западные правитель­ства будут вынуждены довольствоваться раковиной. Подобный исход возможен, хотя ныне он и кажется нереальным. Но мы полагаем, что существует достаточно еще скрытых факторов, которые теперь, стремительно врываясь в ход событий, окажут могучее влияние на развитие этой великой борьбы. Среди этих факторов и вопрос о том, насколько велика будет роль так долго дремавшей европейской революции, вопрос, который государ­ственные мужи данного полушария стараются обойти и ко­торый, к их неудовольствию, очень скоро напомнит о себе.

Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом Печатается по тексту газеты

3—4 апреля 1854 г. Перевод с английского

^НаПТаЩ^НтАъч^Гм*4*0%7^{ОТк На} Р^{усском языке} публикуется терем,

11 апреля, а также е «New-York Weekly Tribune» Ji 658, 22 апреля 1854 г. в качестве передовой

Абдул-Меажида, Ред,

Г 201

Ф. ЭНГЕЛЬС

ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА²⁸¹

На Дунае ничего нового, кроме того, что русские полностью эвакуировали Малую Валахию и готовятся к штурму крепости Силистрия. С этой целью они сконцентрировали на противо­положном берегу крупные силы артиллерии и собираются, как сообщают, перебросить сюда для наступления около 30 тысяч человек. Неизвестно, насколько это сообщение досто­верно, но, во всяком случае, такой план вполне вероятен. Другой вопрос, какие у него шансы на успех. Несомненно, Силистрия самая слабая из крупных турецких крепостей, над ней на расстоянии, удобном для пешего прорыва, господ­ствуют высоты, которые, по нашему убеждению, не укрепля­лись со времени последней войны ^а82. Но та же самая Сили­стрия, которая в 1810 г. пала после четырехдневного штурма, в 1828—1829 гг. выдержала две блокады продолжительностью в 10 месяцев, выстояла 35 дней после начала правильной осады и 9 дней после того, как в главной стене была пробита проход­ная брешь. Пожалуй, лучше сказать, что прочность этой кре­пости, которая испытала столько превратностей судьбы, и ее способность к обороне не поддаются оценке ^2вз.

Предположим все же, что Силистрия будет взята штурмом превосходящими силами противника; это отнюдь не откроет ему дорогу на Константинополь. Для того чтобы наступать на Шумлу и Варну, противник должен оставить не менее 6 ты­сяч человек у Силистрии, которая в этом случае может стать предмостным укреплением для другого, более удобно расположенного опорного пункта. Он вряд ли будет атаковать Щумлу: даже захватив этот превосходно укрепленный лагерь,

Ф. ЭНГЕЛЬС

он только лишит врага прекрасной позиции, не приобретя подобной же для себя. Шумла преграждает русским путь через Балканы, но ее захват этот путь им не откроет.

Значение Шумлы в том, что она является ключом к Варне, а Варна — ключом к Малым Балканам. Каковы бы ни были недостатки укреплений Варны, а их предостаточно, при пол­ностью укомплектованном гарнизоне для осады крепости потре­буется корпус в 20—30 тысяч человек. Кроме того, помимо этих сил для успешного осуществления осады необходимо еще достаточное количество войск для прикрытия осаждающих от вылазок со стороны укрепленного лагеря в Шумле, где турки могут сосредоточить все свои силы. В 1828 г. Варна продержалась 3 недели после того, как в ее крепостных валах были пробиты две проходные бреши, и это в то время, когда русский флот господствовал на Черном море, а у турок не было ничего похожего на армию, способную атаковать осаждающих. Теперь предположим, что Силистрия взята, многочисленные и очень трудные водные рубежи перед Варной и Шумлой форсированы и Варна блокирована; будет ли у русских воз­можность оставить достаточно сил для нейтрализации Шумлы? Турки же могут действовать из Шумлы не только против осаж­дающих Варну, но и в направлении Дуная, а также против хотя бы одной из линий коммуникаций русских, тем самым заставляя их отвлекать все больше и больше войск от основных сил, что в конечном счете должно ослабить их вследствие опас­ного рассредоточения.

Но даже если бы Варна пала, что стал бы делать Паскевич, когда в своем опорном пункте в Шумле упрямо продолжал бы сидеть Омер-паша, готовый воспользоваться первой же ошиб­кой русских? Осмелился бы Паскевич двинуться на Констан­тинополь, располагая единственной линией коммуникаций, которой одновременно угрожали бы, подступая к ней, армия в Шумле, с одной стороны, и флот союзников на Черном море, с другой? Насколько мы можем судить по его действиям в Азии и Польше, это не в его характере. Паскевич относится к числу сверхосторожных военачальников, в нем нет ничего от Радец-кого. Стань перед ним подобный вопрос, он расценил бы этот маневр как в высшей степени рискованный, так как ему очень хорошо известно, в каком затруднительном положении оказался в 1829 г. у Адрианополя его предшественник Дибич. Таким образом, даже не принимая во внимание высадку англо-фран­цузских войск во Фракии и не ожидая от флота союзников больше того, что он сделал до оих пер, то есть рассчитывая на его фактическое бездействие, мы м«жем сказать, что отпра-

ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА

виться в поход прямо на Константинополь с развернутыми зна­менами и под гром оркестров для русских не такое уж простое дело. Но что они в конечном счете все же будут там, если Тур­ция останется без помощи, этого никто никогда не отрицал, кроме тех новомодных военных писателей, которые в своих суждениях исходят не из фактов, а из убеждения, что «право против силы» непременно одержит победу и что в «справедли­вом деле» исключены всякие ошибки *.

Следует добавить, что британские силы в Балтийском море сделали еще меньше, чем в Черном.

Написано Ф. Энгельсом 24 апреля 1854 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Перевод с английского

Daily Tribune» M 4080, 16 мая,,,,

а также в «New-York Weekly ^Ha русском языке публикуется впервые

Tribune» M 662, 20 мая 1854 г, в качестве передовой