О книге Д. Рикардо «О началах политической экономии» 139

они взимаются с арендаторов, они, вследствие уменьшения ренты, часто падают и на собственника земли. Продукт земли», так же как продукт промышленности, «потребляется и воспроизводится из года в год. То же самое происходит со многими другими товарами. И так как количество их вследствие этого можно быстро привести к одному уровню со спросом, то [цена] их не может долго превышать естественную цену. Но налог на дома можно рассматривать как дополнительную ренту, уплачиваемую арендатором. Этот налог имеет поэтому тенденцию уменьшать спрос на дома, доставляющие такую же годовую ренту, не уменьшая их предло­жения. Поэтому рента падает, и часть налога уплачивается собственником земли» (стр. 226) [стр. 168].

VI) О НАЛОГАХ НАЛОГИ ПАДАЮТ НА КАПИТАЛ ИЛИ ДОХОД

«Налоги уплачиваются в конечном счете или из капитала, или из дохода страны... Если годовое производство данной страны превышает ее годовое потребление, то ее капитал возрастает; когда годовое потребле­ние даже не покрывается годовым производством, ее капитал уменьшается. Поэтому капитал может увеличиваться или вследствие увеличения произ­водства, или вследствие уменьшения непроизводительного потребления». От того, соответствует ли потреблению правительства увеличение произ­водства или уменьшение потребления со стороны народа, зависит, па­дают ли налоги на доход и оставляют ли они национальный капитал не­затронутым или же, в противном случае, падают ли налоги на капитал и таким образом уменьшают фонд, предназначенный для производитель­ного потребления. «Все продукты страны потребляются, но существует величайшая разница между потреблением их» теми, кто их воспроизводит, и теми, кто [не] воспроизводит новую стоимость ^ш. «Когда мы говорим, что доход сберегается и прибавляется к капиталу, то подразумеваем, что он потребляется производительными рабочими вместо непроизводительных... В соответствии с уменьшением капитала страны уменьшается и ее произ­водство, и поэтому если правительство и народ осуществляют непроизво­дительные расходы, а годовое производство постоянно уменьшается, то ресурсы идут на убыль» и т. д. «Громадные расходы английского прави­тельства» в ходе контипентальной войны ^ш «более чем уравновешивались ростом национального производства... Все налоги имеют тенденцию сдерживать интенсивность [VIII — 65] накопления... Если они падают на капитал, то» они непосредственно тормозят производительную деятель­ность. «Если же они падают на доход, то они либо уменьшают накопление, либо заставляют налогоплательщиков для покрытия их уменьшать на соответствующую величину свое прежнее непроизводительное потребле­ние предметов необходимости и роскоши»... Также и налоги на капитал могут падать на доход, если я соответственно уменьшаю свои расходы (стр. 162—165) [стр. 129—131]. «Налогообложение в любой форме представ­ляет собой лишь выбор из различных зол; если оно не влияет на прибыль или другие источники дохода, то оно должно влиять на расходы; и если предположить, что бремя его распределяется равномерно и не подавляет воспроизводство, то безразлично, на что падает налог... Скряга может уклониться от уплаты налогов на расход, но от уплаты налогов на прибыль, прямых или косвенных, он уклониться не может... Если я имею 1 000 ф. ст. годового дохода и должен уплатить налогов на сумму в 100 ф. ст., то для меня безразлично, плачу ли я их непосредственно из своего дохода,

6 М. и э., т. 44

К. МАРКС

оставляя себе только 900 ф. ст., или я^е плачу больше на 100 ф. ст. за свои земледельческие или промышленные товары» (стр. 184—185) [стр. 141—142]. «Все, что увеличивает меновую стоимость товаров, на которые существует наиболее повсеместный спрос, препятствует как обработке земли, так и производству. Но это зло неразрывно связано с налогообложением... Каждый новый налог превращается в новую тягость для производства и повышает естественную цену. Та часть труда страны, которой располагал прежде плательщик налога, теперь попадает в руки государства и поэтому не может быть применена производительно» (стр. 206) [стр. 155]. «Односто­ронний ¹⁸⁴ налог на прибыль никогда не падает на ту отрасль, которая им обложена, так как предприниматель либо прекратит свою деятельность [в данной отрасли], либо возместит себе этот налог» (стр. 210) [стр. 157]. «Налоги никогда не могут быть распределены так равномерно, чтобы влиять в одном и том же отношении на стоимость всех товаров и по-преж­нему сохранять их относительную стоимость на одном и том же уровне» (стр. 276) [стр. 199]. «Налоги на предметы необходимости не представляют никаких особенных неудобств. Прибыль действительно понижается, но только на сумму, равняющуюся доле рабочего в уплате налога, а эта доля должна быть уплачена во всяком случае либо предпринимателем, либо потребителем продукта труда рабочего» (стр. 384) [стр. 265—266].

ПОВЫШЕНИЕ ЦЕНЫ ТОВАРОВ ВСЛЕДСТВИЕ НАЛОГОВ

И ДЕНЬГИ

Не требуется «больше денег для обращения того же количества това­ров, если цены их повысились вследствие налогообложения, а не вслед­ствие увеличения трудности их производства». Если цена товаров повы­шается, то я проедаю за ту же самую цену меньшее количество. Остаток проедается правительством. Оно получает деньги, требуемые для покупки этих товаров, облагая налогом отдельные товары. Фабрикант или фермер получают этот налог от населения. Скрытый натуральный налог (приме­чание на стр. 242—243) [стр. 179].

VII) ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ (НАЧАЛО КНИГИ)

«Продукт вемли — все, что получается о ее поверхности путем совмест­ного приложения труда, машин и капитала,— распределяется между тремя классами общества, а именно: собственниками земли, владельцами капи­тала, необходимого для ее обработки, и рабочими, трудом которых она обрабатывается. Но доли совокупного продукта земли, достающиеся каждому И8 этих трех классов под именем ренты, прибыли и заработной платы, весьма различны на разных ступенях развития общества в зависи­мости главным образом от существующего плодородия почвы, накопления капитала и роста населения, а также от мастерства и изобретательности работников и от орудий, применяемых в земледелии. Определить законы, которые регулируют это распределение, — главная задача политической экономию) (предисловие, начало) [стр. 30]. [VIII — 65]¹⁸⁵

[ 141

К. МАРКС

РАЗМЫШЛЕНИЯ ¹⁸«

[VII —48] Различение торговли — между деловыми людьми [dealers], с одной стороны, и между деловыми людьми и потреби­телями, с другой; первый вид представляет собой перемещение капитала, второй — обмен дохода на капитал; первый осу­ществляется посредством своих собственных денег, а второй посредством своих монет — это проведенное А. Смитом различе­ние является важным и отмечено как Туком, так и раньше, уже в отчете комитета по слиткам ¹⁸⁷. Но что отсутствует, так это связь между обоими этими видами как торговли, так и денег.

1) Все кризисы фактически показывают, что торговля между деловыми людьми постоянно переходит тот предел, который ставится ей торговлей между деловыми людьми и потребите­лями. Все те рассуждения, в которых экономисты доказывают невозможность перепроизводства, по крайней мере всеобщего перепроизводства ¹⁸⁸, относятся, как это уже, возражая Мак-Куллоху, правильно показал Сисмонди, только к торговле между деловыми людьми. Это станет тем яснее, если принять во внимание, что обмен между деловыми людьми и потребите­лями по меньшей мере на три четверти представляет собой обмен между рабочими и розничными торговцами, а также ремеслен­никами, но что этот обмен опять-таки зависит от обмена между рабочими и промышленными капиталистами, который, со своей стороны, снова обусловлен обменом между деловыми людьми — cercle vicieux *.

* — порочный круг, Ре9,

6*

К. МАРКС

2) Конечно, обмен между деловыми людьми, как говорит А. Смит, с необходимостью ограничен обменом между деловы­ми людьми и потребителями, так как цены, по которым поку­пает потребитель, являются окончательными ценами, кото­рые должны задним числом, наряду с прибылями, вновь по­крыть издержки производства, имевшие место в предшество­вавших сделках. Между тем на основе указанного положения А. Смита вся политическая экономия оказалась глупо упрощен­ной Прудоном ^ш и т. д. А дело обстоит не так просто. Прежде всего: торговля между деловыми людьми, например в Англии, отнюдь не ограничена торговлей между деловыми людьми и потребителями [только] в Англии, но также и в большей или меньшей степени торговлей между деловыми людьми и потреби­телями на всем мировом рынке. Например, [Ост-] Индская ком­пания или ост-индские купцы посылают индиго на лондонский рынок. Здесь происходит распродажа индиго. Это сделка между деловыми людьми. Покупатель индиго какую-то часть его про­дает во Францию, в Германию и т. д., где его покупают соответ­ствующие торговцы и фабриканты. Возместят ли они, в конце концов, цену индиго, зависит от продажи конечного продукта потребителю, который, может быть, живет на Ионических ост­ровах, или в Афганистане, или в Аделаиде. Следовательно, было бы неверно сказать, что торговля между деловыми людьми внутри какой-либо страны ограничена торговлей между дело­выми людьми и потребителями внутри нее же. Если эта торговля [между деловыми людьми] является [VII — 49] всемирной, то она ограничена торговлей между деловыми людьми и потреби­телями на мировом рынке, и тем в большей степени, чем крупнее масштаб самой торговли между деловыми людьми и чем зна­чительнее положение данной страны на мировом рынке. Во-вторых. Так как рабочий класс составляет наибольшую часть потребителей, то можно было бы сказать, что уже в той мере, в какой уменьшается доход рабочего класса — не в одной стране, как полагает Прудон, а на мировом рынке, — возникает диспро­порция между производством и потреблением, а следовательно, перепроизводство. Это во многом верно. Но это обстоятельство модифицируется возрастающей роскошью имущих классов. И было бы столь же неверно абсолютизировать это положение, как если бы хотели сказать, что торговля плантатора опреде­ляется потреблением его негров. В-третьих. Торговля между деловыми людьми в значительной части порождает торговлю между деловыми людьми и потребителями. Например, если фаб­риканты получают очень большие заказы от спекулянтов, то. занятость рабочих велика, их заработная плата возрастает,

РАЗМЫШЛЕНИЯ

их потребление увеличивается; при спекуляциях в железнодо­рожном строительстве создается очень большое конечное по­требление, которое в конце концов оказывается чисто «непро­изводительным». Мы обнаруживаем фактически также, что в большинстве случаев торговля между деловыми людьми и по­требителями в конечном счете разбивается о торговлю между деловыми людьми. Кризис всегда наступает сначала в торгов­ле между деловыми людьми и потребителями; часто, разу­меется, уже после того как удовлетворение ограниченных способностей потребления обеспечено, но часто лишь в том слу­чае, если предложение превышает предположительные оценки (например, при спекуляциях хлебом). В-четвертых. Пере­производство обусловливается не только диспропорциональ­ностью производства, но также и отношением между клас­сом капиталистов и классом рабочих.

3) Что же касается денег, которые выступают в обеих раз­личных формах торговли, — средств обращения в собственно торговле и средств обращения в обмене дохода на товары, т. е. на части капитала, — то недостаточно констатировать расхож­дение между ними, дело идет также и об их связи и взаимодей­ствии. Деньги частных лиц, потребителей — во-первых, всех политических и идеологических сословий, во-вторых, получа­телей земельной ренты, в-третьих, так называемых капитали­стов (непромышленных), государственных кредиторов и т. д., даже рабочих (в сберегательных банках) — короче, избыток доходов не занимающихся торговлей классов населения над их повседневными расходами и над той частью денег, которую они сами считают нужным всегда иметь в своем распоряжении, а значит, держать при себе в резерве (сберегать), этот избыток образует главный источник вкладов, которые, со своей стороны, снова образуют главную основу денег в торговле. Перемещения [капитала], кредитные операции, короче, все движение денег внутри этого мира торговли основывается на вкладах, принад­лежащих в значительной части не занимающемуся торговлей населению. При * [...] недостатке кредита эти вклады изымаются из торговли. Капитал делается непроизводительным, так как средства распоряжения им, находящиеся в руках возглавляю­щих производство классов, оказываются уничтоженными. С дру­гой стороны, в то время как эти классы нуждаются в деньгах для сделок между собой, а банкир больше не дает денег в долг ни лавочнику, ни фабриканту, в руках самих потребителей вместе с доходом уменьшается также и количество средств

* Следующее за этим олово расшифровать не удалось, Рев,

К. МАРКС

обращения, и таким образом жалобы на недостаток денег про­никают из мира торговли в мир потребителей.

4) Неверно было бы сказать, что во времена кризиса недо­статочный кредит — это все, а средства обращения — ничто. По указанной выше причине понятно само собой, что в такие вре­мена количество средств обращения оказывается наимень­шим ^ш именно потому, что, с одной стороны, уменьшилась их скорость, а с другой — потому, что наличные деньги потребо­вались для массы сделок, где они раньше не требовались. Но именно поэтому и обнаруживается большое расхождение между количеством денег и стоимостью тех сделок, которые совершают­ся посредством лишь относительно малого количества средств обращения. Таким образом, фактически недостает средств об­ращения, а не капитала. Капитал обесценивается и прежде всего оказывается неспособным реализовать свою стоимость. Но что означает здесь неспособность реализовать свою стои­мость? Это означает неспособность превратиться в средства об­ращения, а ведь именно в обмениваемости и состоит стоимость капитала. Но несмотря ни на что, капитал имеется в наличии. Дело проявляется главным образом в прекращении учета век­селей, также и тех, которые основаны на bona fide * сделках. А вексель является деньгами торговли, [его] стоимость представ­ляет торговые капиталы. Обратимость банкнот в золото ока­зывается наименьшей, обесценение банкнот лишь усугубляет торговые кризисы. Действительной трудностью является не­обратимость товаров, т. е. действительного капитала, в золото и банкноты, вследствие чего феноменам 1793, 1825 и 1847 гг. ^ш, там, где был действительный капитал, можно было помочь выпу­ском казначейских векселей и банкнот. [...] нельзя утверждать, что эти векселя и банкноты были капиталом наряду с товарами. Они были лишь средствами обращения. Кризис не прекратился, но прекратился денежный кризис. Поэтому ва кулисами обра­тимости банкнот находится обратимость ценных бумаг — не только в банковском деле, но также и в торговле. Но даже те ценные бумаги, которые считаются обратимыми по своему ха­рактеру, — государственные ценные бумаги и краткосрочные векселя — перестают быть обратимыми. Речь идет здесь, по-видимому, вовсе не о товарах, а об обратимости тех знаков стоимости, которые их представляют. Товары перестают быть деньгами, они необратимы в деньги. Это правило, разумеется, переносится на денежную систему, на некую особую ее форму. Все это покоится на существовании денежной системы, подобно

* — вобросовесшнх, Pii,

РАЗМЫШЛЕНИЯ 145

тому как эта последняя основывается на нынешнем способе про­изводства. Обратимость [VII — 50] банкнот в золото необхо­дима в конечном счете, так как необходима обратимость това­ров в деньги; иными словами, — так как товары обладают ме­новой стоимостью, которая с необходимостью имеет особого заместителя, отличного от товаров; иными словами, — так как вообще имеет место система частного обмена. Обесценение денег и обесценение товаров находятся фактически даже в обратном отношении друг к другу. Но банкноты могут обесцениваться по отношению к золоту лишь потому, что товары могут обесце­ниваться по отношению к банкнотам. Что вообще означает обесценение банкнот? То, что товары, т. е. их стоимость, нельзя в любой момент заставить превращаться в золото и серебро, и всякий промежуточный член между товарами и золотом, или заместитель, так и остается лишь заместителем и поэтому не имеющим стоимости. Следовательно, главным вопросом остается всегда необратимость товаров, самого капитала. Абсурдно мнение некоторых лиц, говорящих: недостает не денег, а капи­тала, средства обращения же безразличны. Ибо именно здесь дело идет о различии между капиталом, т. е. товарами, и день­гами; дело идет о том, что одно не неизбежно приводит с собой в мир торговли другое в качестве своего представителя, как свою цену; что капитал перестает быть деньгами, теряет способность обращаться, быть стоимостью. И смешно изображать деньги как нечто побочное там, где как нечто побочное предстает капи­тал. С другой стороны, еще большую нелепость допускают в ином аспекте: признают необратимость капитала и в то же время не принимают всерьез обратимость банкнот. Но они хотят устра­нить необратимость капитала посредством того или иного ис­кусственного конструирования и модификации денежной систе­мы, как если бы необратимость капитала не содержалась уже в бытии любой денежной системы, да к тому же еще и в бытии продуктов в форме капитала. Хотеть это изменить на такой ос­нове, значит лишать деньги их свойств быть деньгами, не сооб­щая капиталу свойства всегда оставаться обмениваемым, и при­том по своей справедливой цене. В бытии денежной системы дана не только возможность, но уже и действительность отде­ления [товаров от денег], и то, что это имеет место, доказывает, что невозможность реализации стоимости капитала именно по той причине, что он соразмерен с деньгами, дана уже капиталом, а следовательно, всей организацией производства. Но столь же неверно было бы сказать, что это давление на денежный рынок вызвано всего лишь кредитными махинациями. Деньги как та­ковые, со своей стороны, опять-таки обусловливают креаитную

К. МАРКС

систему. Иными словами, одна и та же причина порождает и то, и другое. Конечно же, ослами являются бирмингемцы ¹⁹², которые хотят присущие деньгам неудобства устранить путем выпуска большого количества денег, или обесценения их меры. Ослами являются также Прудон, Грей и другие, которые хотят сохранить деньги, но таким образом, чтобы они не обладали свойствами денег. Так как всеобщий кризис разражается на де­нежном рынке, а полное возобновление буржуазного производ­ства проявляется как симптомы, которые, разумеется случайно, снова становятся причиной [всеобщего кризиса], то нет ничего проще, чем то, что ограниченные, остающиеся на буржуазной почве реформаторы хотят реформировать деньги. Они сохра­няют отделение продукта от его обмениваемое™, ибо они сох­раняют стоимость и частный обмен. Но они хотят так упорядо­чить знак этого отделения, чтобы он выражал тождество ^1вз. 5) Абсолютные простаки, т. е. добропорядочные невежест­венные демократы, знают деньги только в торговле между де­ловыми людьми и потребителями. Поэтому та сфера, в кото­рой разыгрываются коллизии, буря, денежный кризис и круп­ные денежные сделки, им неизвестна. Поэтому дело представ­ляется этим простакам — как и все им представляется — таким же простым и наивным, каковы они сами. В этой торговле между деловыми людьми и потребителями они видят мещански-добросовестный обмен стоимостей на стоимости, в котором сво­бода отдельных индивидов получает свое высшее практическое подтверждение. О противоположности классов в этом обмене не может быть и речи. Один торговец противостоит другому, один владеющий деньгами индивид — другому. То, что каждый индивид должен владеть деньгами, для того чтобы покупать потребительские товары, т. е. чтобы иметь возможность жить, является, разумеется, такой предпосылкой, которая сама по себе обусловлена тем, что каждый индивид должен работать и, [VII — 51] как говорит Штирнер, заставлять действовать свои способности ^ш. Прежде всего является историческим фактом, который никто не может отрицать, что при всех предшествую­щих общественных устройствах, основывающихся на различии и противоположности каст, племен, сословий, классов и т. д., деньги были существенной составной частью этой организации, а денежная система всякий раз являлась [выражением] ее упадка и ее расцвета. Таким образом, не нам требовалось бы доказы­вать, что денежная система основывается на противоположности классов, а простакам нужно было бы доказать, что, вопреки всему предшествующему историческому опыту, денежная сис­тема имеет некий смысл также и без противоположности клао

РАЗМЫШЛЕНИЯ

сов, что одно это звено всего предшествующего общественного строя является способным продолжать свое существование при таких [общественных] порядках, которые отрицают весь пред­шествующий общественный строй. Но ставить такую задачу перед абсолютными простаками было бы слишком наивно. Ведь они решают все проблемы с помощью простых словосочетаний. В этом состоит их специфическое величие. В их глазах денежная система, да и вся нынешняя система, столь добропорядочна, столь глупа, как и они сами.

Но перенесемся снова в среду их излюбленной торговли между потребителями и деловыми людьми. За ее пределами они ничего не видят ни по сторонам, ни впереди, ни позади.

На что свободные индивиды покупают у лавочника? На экви­валент, или на знак стоимости, своего дохода. Таким способом рабочий обменивает заработную плату, фабрикант прибыль, капиталист процент, земельный собственник ренту, — превра­щенные в золото и серебро и в банкноты, — [на товары] у лавоч­ника, сапожника, мясника, пекаря и т. д. А что обменивают сапожник, лавочник и другие на превращенную в деньги зара­ботную плату, земельную ренту, прибыль, процент? Свой капи­тал. Они возмещают, воспроизводят и увеличивают его в этом акте.

Следовательно, в этом, как кажется столь простом, акте выступают, во-первых, совокупные классовые отношения, пред­полагаются классы наемных рабочих, земельных собственни­ков, промышленных и непромышленных капиталистов. С другой стороны, и прежде всего, предполагается существование опре­деленных общественных отношений, что придает богатству ха­рактер капитала и отделяет капитал от дохода. Простота исче­зает в результате превращения [дохода] в деньги.

И то, что рабочий получает свою заработную плату, так же как земельный собственник свою ренту, а фабрикант свою при­быль, выплачиваемыми в форме денег вместо натурального снабжения, натуральных поставок и меновой торговли, — это показывает лишь, что денежная система предполагает высокую ступень развития и большее разделение и отделение классов, чем отсутствие денежной системы, чем предшествовавшие день­гам ступени развития общества. Без денег нет наемного труда, а поэтому нет также прибыли и процента в этой другой форме [общества], поэтому нет также и земельной ренты, которая является лишь частью прибыли.

В форме денег, золота, серебра или банкнот, доход, конечно, уже не дает возможности усмотреть то, что он причитается ин­дивиду только как принадлежащему к определенному классу,

К. МАРКС

только как классовому индивиду, если только индивид не выпро­сил его себе в виде милостыни или не украл его, следовательно, все-таки не изъял его из какого-нибудь дохода этого вида и не стал в результате довольно насильственной процедуры предста­вителем того или другого классового индивида. Превращение [дохода] в золото или серебро стирает и маскирует его классо­вый характер. Отсюда — если отвлечься от денег — кажущееся равенство в буржуазном обществе. Отсюда, с другой стороны, в обществе, в котором денежная система развита полностью, на самом деле существует действительное буржуазное равенство индивидов в той мере, в какой они владеют деньгами, каков бы ни был источник этого дохода. Здесь уже не только привилегиро­ванные лица могут обменивать то или иное, как это было в античном обществе, а все могут получить всё, каждый может предпринять любой обмен веществ соразмерно той массе денег, в которую может превратиться его доход. Продажные женщины, наука, покровительство, ордена, земельная рента, прихлеба­тели — все составляет статьи обмена, совсем как кофе, сахар и селедка. В рамках сословия потребление индивида, его обмен веществ зависят от определенного разделения труда, которому подчинен индивид. В рамках класса они зависят только от всеобщего средства обмена, которое он сумеет себе присвоить. В первом случае индивид как общественно ограниченный субъект вступает в обмен, ограниченный его общественным по­ложением. Во втором — как собственник всеобщего средства обмена, он вступает в обмен со всем, что общество может дать за этого представителя всего. В обмене денег на товары, в этой торговле между деловыми людьми и потребителями, фабрикант, когда он покупает у лавочника, является таким же потребите­лем, как и его рабочий, а слуга получает за ту же самую денеж­ную стоимость тот же самый товар, что и господин. Таким об­разом, в акте этого обмена отпадает [VII — 52] особый характер превращенного в деньги дохода, а все классовые индивиды сти­раются и растворяются в категории покупателя, который про­тивостоит здесь продавцу. Вот почему иллюзия в этом акте купли-продажи состоит в том, что видят не классового индивида, а просто покупающего индивида, лишенного классового харак­тера.

Отвлечемся пока что от специфического характера дохода, который столь же мало проявляется в золоте и серебре, как запах мочи в налоге на публичные дома, о котором римский император Адриан ¹⁹⁵ сказал: non olet! *. Этот характер вновь

♦ — не пахнет! Ред.

РАЗМЫШЛЕНИЯ

выступает в количестве денег, которыми можно распорядиться. В общем и целом круг покупок определяется характером самого дохода. Объем и ассортимент тех предметов, которые покупаются самым большим классом потребителей, рабочими, ограничен самой природой их дохода. Конечно, рабочий, вместо того чтобы покупать своим детям мясо и хлеб, может пропивать свою зара­ботную плату, покупая водку, чего он не может делать, получая плату натурой. Тем самым его личная свобода расширяется, т. е. предоставляется большая возможность для усиления власти водки. С другой стороны, на то, что рабочий класс сберегает сверх необходимых жизненных средств, он может вместо мяса и хлеба покупать книги и оплачивать лекторов и митинги. Ра­бочий класс имеет большую возможность присваивать себе такие всеобщие силы общества, как его интеллектуальные силы. Там, где характер дохода все еще определяется характером самого его приобретения, не просто, как теперь, количеством всеобщего средства обмена, а качеством самого приобретения дохода, там связи, в которые рабочий может вступать с обще­ством и которые он может присваивать себе, несравненно более узки, а общественная организация для вещественного обмена материальными и духовными продуктами общества заранее ограничена определенным способом и особым содержанием. Поэтому деньги как высшее выражение классовых противопо­ложностей одновременно стирают религиозные, сословные, ин­теллектуальные и индивидуальные различия. Тщетно пытались феодалы — например, по отношению к буржуа, посредством ваконов о роскоши — политически стеснить и сломить эту все­общую нивелирующую силу денег. Таким образом, в акте тор­говли между потребителями и деловыми людьми качественное классовое различие исчезает в количественном различии, в большем или меньшем количестве денег, которым распоря­жается покупатель, а внутри того же самого класса количест­венное различие образует различие качественное. Так [разли­чаются] крупные буржуа, средние буржуа, мелкие буржуа. [VII - 52]

Написано в марте 1851 а. Печатается по рукописи

Впервые опубликовано на русском языке Перевод с немецкого

в журнале «Коммунист», M 1, 1977

150 ]

Ф. ЭНГЕЛЬС

* КРИТИЧЕСКИЙ РАЗБОР КНИГИ ПРУДОНА «ОБЩАЯ ИДЕЯ РЕВОЛЮЦИИ В XIX ВЕКЕ» ^19в

П.-Ж. ПРУДОН. «ОБЩАЯ ИДЕЯ РЕВОЛЮЦИИ В XIX ВЕКЕ.

ИЗБРАННЫЕ ЭТЮДЫ О РЕВОЛЮЦИОННОЙ

И ПРОМЫШЛЕННОЙ ПРАКТИКЕ»

ПАРИЖ, БРАТЬЯ ГАРНЬЕ. 1851 •

1) «Я буржуазии». «Вы, буржуа, во все времена были наиболее отваж­
ными, наиболее искусными революционерами...». Еще до нашествия вар­
варов вы своими муниципальными федерациями, как саваном, окутали
Римскую империю в Галлии (стр. I). С тех пор и вплоть до сего времени
вы стояли во главе революции. Ни одна попытка свершить что-либо без
вас или против вас не увенчалась успехом; все, что вы предпринимали,
удавалось; все, что вы предпримете, удастся.

Эта тема излагается в стиле исторической декламации. —

В настоящий момент старые политические интриганы снова у кор­мила правления и относятся к вам как к революционерам (стр. V). Ну что ж, принимайте титул, будьте революционерами]

2) Переходим к делу. Следуют 7 этюдов, дабы представить
развитие в следующих трех аспектах:

а) прежний порядок, Ь) партии в момент революции, с) разрешение, то есть революция в собственном смысле (стр. 1—2).

ПЕРВЫЙ ЭТЮД «РЕАКЦИЯ ОБУСЛАВЛИВАЕТ РЕВОЛЮЦИЮ»

Нельзя помешать никакой революции. Равным образом смехотворно и представление Дроза, который воображает, будто первую революцию ^w можно было предотвратить посредством уступок и тонких уловок, и пред­ставление Бланки, полагающего, что революция может быть сведена на нет жульническим фокусом (стр. 3—4).

• P. J. Proudhon. Idée générale de la Révolution au XIX- Siècle (Choix d'études sur la pratique révolutionnaire et industrielle). Paris, Garnier frères, 1851. PeÔ.