Какою мерою мирите, такою и вамъ будутъ мерить. 5 страница

ТОГО БОГЪ НЕ ПОКИДАЕТЪ, КТО ЕГО НЕ ЗАБЫВАЕТЪ. 499

мать едва узнали его: разстался съ ними еще мальчикомъ, а теперь былъ профессоромъ университета!

Старики были необыкновенно обрадованы, увидевъ своего милаго сына и въ такомъ хорошемъ состоянiи. Благочестивый священникъ, после первыхъ восторговъ свиданiя, зажегъ лампаду предъ святыми иконами и отслужилъ благодарственный молебенъ Господу — источнику всехъ благъ; умиленiе при этомъ всехъ было поистине трогательно; все плакали, все благоговейно молились... По окончанiи молебна, Карповъ поцеловалъ Животворящiй крестъ и, обнимая родителей, сказалъ:

— Дорогiе мои родители! Теперь я убедился въ томъ,
что не одни только мои труды, а и теплыя молитвы ваши
помогли мне сделаться темъ, что я теперь.

Отецъ Николай взялъ потомъ за руку воспитанницу свою Анну и, подводя ее къ своему сыну, сказалъ:

— Вотъ, любезный сынъ, наша принятая дочь, а твоя
названная сестра. Полюби ее, какъ братъ: она успокаи-
ваетъ нашу старость и составляетъ для насъ единственное
утешенiе въ нашемъ одиночестве,—только при ней намъ
не такъ тяжела казалась разлука съ тобой; не будь этого
ангела, мы, можетъ, давно бы лежали въ могиле. Не
смотря на ея простое происхожденiе, по своимъ чувствамъ
она превосходитъ многихъ девицъ благородныхъ.

Карповъ давно уже зналъ Анну изъ писемъ отца и представлялъ себе ее не иначе кахъ сельскою девушкою.

Теперь же, увидевъ ее лично, онъ нашелъ въ ней все отличныя качества достойнейшей девицы.

Скоро названный братъ и сестра между собою сблизились и полюбили другъ друга. Старики только радовались на согласiе детей.

По вечерамъ Анна играла на музыкальныхъ инстру-ментахъ, певала своимъ чистымъ, прiятнымъ голоскомъ,— Карповъ восторгался!

Наконецъ, онъ сталъ задумываться: мысль объ Анне

500 ТОГО БОГЪ НЕ ПОКИДАЕТЪ, КТО ЕГО НЕ ЗАБЫВАЕТЪ.

не покидала его ни на минуту... Онъ полюбилъ ее со всемъ жаромъ первой любви.

Прошелъ срокъ отпуска, а Карповъ все еще медлилъ отправляться въ университетъ: ему было жаль разстаться съ своей милой сестрою. Анна съ своей стороны также говорила брату, что безъ него ей будетъ грустно. Въ конце-концовъ, Карповъ объявилъ родителямъ о своемъ желанiи—взять ее за себя въ замужество. Старики были вне себя отъ радости. Хоть и жалко имъ было отпустить обоихъ детей, но они утешали себя мыслiю о счастiи милыхъ сердцу.

Свадьба Карпова назначена была на родине безъ всякихъ церемонiй. Этимъ они хотели порадовать своихъ добрыхъ родителей.

Столетнiй старецъ, священникъ села Благовещенскаго, дедъ Карпова по матери, совершилъ таинство брака и, благословивъ потомъ новобрачныхъ, сказалъ:

— Самъ Богъ невидимо благословилъ васъ и сочеталъ чрезъ меня, недостойнаго своего служителя. Никогда
не забывайте Бога, просите Его милости и за все воздайте хвалу Ему. Только при этихъ условiяхъ можете
быть счастливы. Помните, что за Богомъ—молитва, а за
Царемъ—служба не пропадаетъ.

Растроганная отъ умиленiя, молодая чета возвратилась изъ церкви въ домъ родительскiй. Начались поздравленiя. Вдругъ, слышатъ звонокъ дорожнаго колокольчика: къ дому священника подкатила коляска; изъ нея выскочилъ молодой офицеръ и вошелъ къ пирующимъ. Никто не зналъ, кто былъ онъ.

Но старушка Прасковья бросилась къ офицеру на шею и въ слезахъ вскричала.

— Петя! Ты ли это, мой ненаглядный сынъ? Тебя
ли, дорогого моего, видятъ дряхлые мои глаза? Не ждали
мы тебя, яснаго сокола, а прилетелъ ты къ намъ недуманно, негаданно, материнское сердце мое угадало тебя
въ золоте.

ТОГО БОГЪ НЕ ПОКИДАЕТЪ, КТО ЕГО НЕ ЗАБЫВАЕТЪ. 501

Анна также бросилась обнимать своего брата, после подошелъ къ офицеру и Карповъ; раскланявшись съ нимъ вежливо, онъ сказалъ ему:

— Вы, конечно, не знаете меня, но если любите свою
сестру, то прошу полюбить и ея мужа!

Первые порывы радости, наконецъ, прошли. Все интересовались узнать исторiю скораго возвышенiя Петра, и онъ удовлетворилъ общее любопытство следующимъ разсказомъ:

„Простясь съ матерью и братомъ, я отправился съ партiею въ походъ;—тяжело мне было разстаться съ своею родиною, но я возложилъ надежду на Бога и решился, не щадя силъ, служить Великому Государю верою и правдою. Скоро я узналъ хорошо все солдатскiя науки, захотелось научиться и грамоте, добрые люди показали мне начало, я сталъ продолжать, и не больше, какъ черезъ полгода, научился такъ, что могъ легко читать и пере­писывать рапорты фельдфебелю. Черезъ два года произ­вели меня въ унтеръ-офицеры. Вскоре потомъ изъ нашего полка начали выбирать людей въ гвардiю. Я поступилъ въ число выбранныхъ и вместе съ прочими отправился въ Петербургъ. Тутъ начальники увидали мое старанiе и поведенiе и вверили капральство, а потомъ я произведенъ былъ въ фельдфебели. Продолжая, въ свободныя минуты, заниматься наукою, я успелъ выучить: законъ Божiй, грамматику, арифметику и исторiю. Начальники полюбили меня. Въ одно время, нашъ полкъ ннзначенъ былъ на разводъ. Прiехалъ Государь, котораго мы всегда встречали съ такою же радостiю, какъ встречаютъ дети своего любимаго отца.

„По окончанiи развода, Государь подошелъ къ моей роте, вынулъ изъ кармана свою памятную книжку и, посмотревъ въ нее, сказалъ":

— „Фельдфебель Петръ Петровъ, впередъ"!

„Я вышелъ изъ фронта.

— „Какъ служитъ и ведетъ себя фельдфебель Пе-

502 ТОГО БОГЪ НЕ ПОКИДАЕТЪ, КТО ЕГО НЕ ЗАБЫВАЕТЪ.

тровъ?—спросилъ тогда Государь, обращаясь къ полко­вому командиру.

— „Служитъ онъ, Ваше Величество, — отвечалъ
командиръ,—съ отличнымъ усердiемъ и ведетъ себя примерно; свободное время не проводитъ праздно, а занимается наукою и многому уже выучился безъ наставниковъ.

„Все это хорошо,—продолжалъ Императоръ; — но по тебе, фельдфебель Петровъ, — скучаетъ старуха—мать. Я былъ у нея въ гостяхъ и узналъ, что тебя несправедливо отдали на службу. Хочешь ли, для пропитанiя матери, опять возвратиться въ первобытное званiе?

— „Хотелъ бы я успокоить мою престарелую родительницу, но не желаю оставить службы Вашего Величества. Для меня лучше быть солдатомъ, нежели крестьяниномъ. Служба дала мне возможность выйдти изъ невежества,—отвечалъ я.

— „Молодецъ!—сказалъ Отецъ—Государь, потрепавъ меня по плечу.—Поздравляю тебя съ чиномъ подпоручика гвардiи, съ двойнымъ окладомъ жалованья, Г-нъ полковой командиръ!— продолжалъ потомъ добрый Монархъ,—вы слышали мою волю? Распорядитесь-же, чтобъ подпоручикъ Петровъ былъ сегодня экипированъ на счетъ Моего кабинета, а завтра представьте его ко Мне во дворецъ.

„Я палъ на колени предъ священной Особой Царя и со слезами благодарилъ Отца—Государя за милость.

„Все офицеры полка приняли въ моей радости живое участiе_; и, какъ только Государь уехалъ, поздравили меня съ Монаршею милостiю. Утромъ, на другой день, принесли мне офицерское платье и уборы; явился и денщикъ къ моимъ услугамъ. Я оделся въ новый мундиръ, отправился къ полковому командиру и вместе съ нимъ поехали во дворецъ".

„Государь милостиво изволилъ разговаривать съ нами, пожаловалъ мне три тысячи рублей и сказалъ: поезжай. утешь свою мать. Я тебе даю отпускъ на три месяца. Изъ этихъ денегъ возьми себе половину, на свои собственные

ТОГО БОГЪ НЕ ПОКИДАЕТЪ, КТО ЕГО НЕ ЗАБЫВАЕТЪ. 503

расходы, а другую половину отвези отъ меня въ подарокъ своей старушке-матери, за то, что приготовила мне хорошаго офицера. Надеюсь, подпоручикъ, что въ новомъ званiи ты еще более будешь стараться о службе и поведенiи: помни, что „за Богомъ—молитва, а за Царемъ служба не пропадаютъ".

„Я облобызалъ руку Отца-Благодетеля и отъ умиленiя не въ состоянiи былъ произнести ни слова".

„ По выходе изъ дворца, командиръ еще разъ поздравилъ меня съ Монаршей милостью и подарилъ мне свою коляску для дороги".

„Живо я собрался въ путь; на станцiяхъ меня не задерживали ни на минуту, потому что въ подорожной моей значились священныя для каждаго слова: по именному Высочайшему повеленiю".

„Въ городе Р* я остановился на станцiи, чтобы переодеться, и спросилъ смотрителя, не знаетъ ли онъ мою мать"?

— „Какъ не знать эту добрую женщину,—отвечалъ смотритель;—сегодня у нея радость: дочь ея выходитъ замужъ за сына сельскаго священника. Больше я ужъ не сталъ дослушивать словоохотливаго смотрителя и поспешилъ къ вамъ на радость".

„Вотъ вамъ, милые, и вся моя исторiя".

Когда Петровъ окончилъ разсказъ свой, о. Николай обратился къ Прасковье и сказалъ: „Сватья"! услышалъ Господь твои печали и терпенiе. Ожидала ли ты когда-нибудь, что сироты твои, оставленныя родственниками, будутъ наслаждаться такимъ счастьемъ? Вотъ и сбылась пословица, что „за Богомъ—молитва, а за Царемъ—служба не пропадаетъ".

Прошло еще несколько летъ. На сельскомъ кладбище четыре могилы, въ которыхъ покоятся старики. Надъ одной могилой возвышается богатый мраморный памятникъ, на которомъ сделана надпись: нежной матери, крестьянке Парасковье, отъ детей: полковника и кавалера Петра Петрова и статской советницы Анны Карповой.

504 заветъ честной, несчастной вдовы.

Заветъ честной, несчастной

вдовы.

Ветеръ уныло завываетъ вокругъ дома; мрачный дождливый день,—такова же и моя жизнь. Зачемъ это нужно было мне родиться? Неужели, въ самомъ деле, своей судьбы не миновать? Неужели я Богомъ обречена была на такое страданiе? Или я сама виновата, сама уготовила тотъ тернистый путь, который истерзалъ мне всю душу? Теперь ужъ мой конецъ близокъ,—и то, что со мной было, непоправимо; но, можетъ быть, этотъ очеркъ моей жизни попадется на глаза тому, кого во время предостережетъ отъ опасности...

Первая пора моей жизни была очень счастлива, и представляется она теперь точно ясный летнiй день, залитый солнечными лучами, а затемъ глубокая мрачная ночь. Моя мать держала маленькую торговлю и, кроме того, отдавала въ наемъ комнаты, такъ что мы жили безбедно, сестра и я получили порядочное воспитанiе и помогали ей въ хозяйстве. Одинъ разъ къ нашему дому подъехалъ господинъ и спросилъ, нетъ ли свободной комнаты. Комната оказалась; онъ ее нанялъ и на другой день поселился у насъ. Въ скоромъ времени онъ сталъ у насъ, какъ свой; обедалъ съ нами и по вечерамъ, когда лавка была закрыта, читалъ онъ намъ вслухъ или помогалъ въ нашихъ делахъ, такъ что мы привыкли къ нему, какъ къ родному. Больше другихъ привыкла къ нему я, несмотря на то, что онъ временами бывалъ очень странный: говорилъ много и скоро, съ какимъ-то особеннымъ возбужденiемъ; и при этомъ у него щеки горели огнемъ. Въ комнате своей онъ постоянно держалъ вино, уверяя, что оно ему полезно; иной разъ это меня тревожило, а все-таки, когда онъ предложилъ мне быть его женой, я тотчасъ же согласилась и уверяла сама себя, что я своимъ

заветъ честной, несчастной вдовы. 505

влiянiемъ скоро отучу его отъ вина и что онъ ради меня охотно броситъ все, что мне непрiятно. Но въ ту минуту я ему этого не высказала: зачемъ, думала, обижать его теперь, начнемъ жизнь вместе, такъ все устроится. Неопытная, неразумная, самонадеянная, я съ нимъ обвенчалась, и мы переехали въ хорошенькую просторную квартиру; у него были средства и должность довольно выгодная. Первое время все шло хорошо; я была видимо счастлива, живя безпечно, безъ труда, безъ заботъ, безъ молитвы и не искала той помощи, которая одна можетъ защитить отъ греха. Прошло несколько времени и мужъ сталъ требовать все больше вина къ столу, а разъ, когда я на это огорчилась, онъ разсердился и сказалъ мне, что если будетъ дома встречать стесненiя, то уйдетъ туда, где найдетъ свободу. Эти слова меня испугали, и я стала покупать вина, сколько онъ хотелъ, думая: пусть лучше пьетъ дома, нежели въ другихъ местахъ. Не имела я духу постоять за правду, не имела я духу сказать ему, что не стану своими руками подносить ему яда для души и тела, и горько поплатилась я за свое малодушiе. Онъ сталъ пить и дома и въ другихъ местахъ все больше и больше; пришлось намъ выехать изъ просторной квартиры и переехать въ тесную, а затемъ и въ одну душную комнату. Сколько стыда, и горя, и лишенiй пришлось перетерпеть! Какъ описать всю тоску сердечную, когда дошло до того, что малютки наши зачахли отъ холода и голода и ихъ пришлось схоронить. Боже мой, Боже мой, какая страшная язва это—пьянство! Оно такъ завладело моимъ несчастнымъ мужемъ, онъ палъ такъ низко, что страшно и вспомнить! Силы ушли, разсудокъ пошатнулся, память пропала, всякое доброе чувство и желанiе исчезло, лицо стало безсмысленное, глаза помутились, изорванная одежда висела лохмотьями на исхудаломъ изнуренномъ теле; весь видъ его сделался такой ужасный, нечеловеческiй, что я, жена его, не могла безъ содроганiя смотреть на него!—Ахъ, и это погибшее

506 ЗАВЕТЪ ЧЕСТНОЙ, НЕСЧАСТНОЙ ВДОВЫ.

созданiе—это мой мужъ—тотъ самый, которымъ я такъ любовалась, гордилась, который въ былое время прельщалъ меня своими умными речами, — которому я вверила всю свою жизнь и свое счастье. И все это началось съ одной—двухъ рюмокъ, на которыя я такъ легко смотрела!

Всему этому пришелъ теперь конецъ. Сегодня я проводили мужа на кладбище: онъ умеръ безъ сознанiя, безъ покаянiя, и мне уже не долго томиться на этомъ свете. Сильная боль въ груди, удушливый кашель, нищета, уносятъ последнiе остатки жизни, такъ что мне не сойти съ этого чердака до техъ поръ, пока и меня не снесутъ туда же, въ могилу...

Такова моя судьба, и не моя только, а многихъ другихъ. Въ теченiе моей горькой жизни и скитанiй по разнымъ угламъ, какихъ только ужасовъ я не нагляделась. И всему этому причиной—пьянство. Сколько унесло оно молодости, силъ и счастья! И тутъ, где я теперь доживаю свои скорбные дни; тотъ же врагъ царствуетъ безпрепятственно; долетаютъ до меня и здесь знакомые звуки, отъ которыхъ кровь застываетъ въ жилахъ и которые ясно доказываютъ, съ какой дикой, необузданнной силой свирепствуетъ и здесь та же язва...

Я—только женщина слабая, одинокая, умирающая, нищая, но я готова собрать последнiя силы, чтобы возвысить голосъ противъ этого ужаснаго порока, и пусть мой горестный крикъ долетитъ хоть до чьей нибудь души и пробудитъ ее. Но что можетъ сделать мой слабый голосъ, мое слабое перо? Кто послушаетъ меня, несчастную, никому неизвестную вдову пьяницы! О, какъ гнететъ меня сознанiе моего безсилiя и какъ хотелось бы мне молить всехъ и каждаго, кому дорого истинное и вечное благо душъ человеческихъ, поднять руку на общаго врага! Мои руки уже коченеютъ, ветеръ врывается сквозь разбитое стекло и пронизываетъ меня насквозь, а кашель прерываетъ дыханiе...

 

ЗАВЕТЪ ЧЕСТНОЙ, НЕСЧАСТНОЙ ВДОВЫ. 507

Мне вспоминается теперь мое счастливое детство, любовь матери и сестры, безмятежная жизнь, и все эта ушло; осталась одна только тяжкая скорбь, которая сломила душу и тело. И всему этому виной пьянство!

Отцы и братья! Примите мой последнiй вздохъ, внемлите моей последней мольбе: умоляю я васъ, какъ предъ Богомъ, противостаньте истребителю, отразите врага, употребите на то все старанiя, не оставайтесь равнодушными, не говорите: „мне все равно, не мое дело". Каждый изъ васъ спасите хоть одну жертву и всеми силами берегите отъ этого яда техъ, которые еще не повреждены. Оглянитесь вокругъ себя; сколько жертвъ, сколько слезъ и разоренiя, сколько безутешныхъ родителей, погибшихъ юношей,—бездомныхъ, осиротелыхъ детей; сколько злобы, жестокости, преступленiй, и все это—последствiя пьянства... Вы знаете, что это правда: подымите же голосъ противъ этого великаго беззаконiя; прострите руки, чтобы оттолкнуть отъ себя и отъ близкихъ вашихъ эту язву; и Богъ поможетъ вамъ! (В. Т.).