Какою мерою мирите, такою и вамъ будутъ мерить. 2 страница

 

 

ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА. 449

Преподобная Макрина, сестра

св. Василiя Великаго и Григо-

рiя Нисскаго.

Преподобная Макрина принадлежитъ къ благочестивому семейству, изъ котораго произошли великiе учители церкви—Василiй Великiй и Григорiй Нисскiй. Воспитанная въ правилахъ христiанскаго благочестiя, она до конца жизни сохранила непорочность сердца, и, прилагая добродетель къ добродетели, восходя отъ совершенства къ совершенству, соделалась наконецъ руководительницею другихъ въ христiанской жизни. Братъ ея св. Григорiй Нисскiй, проникнутый удивленiемъ къ величiю ея Богомудрой души, описалъ ея жизнь, изобразивъ ея добродетели въ назиданiе верующимъ.

Въ крещенiи она названа была Макриною въ честь своей бабки Макрины (матери отца), которая была весьма уважаема въ семействе, потому что во время гоненiй показала великую силу веры и явилась исповедницею имени Христова. Но кроме этого фамильнаго имени у ней было другое, тайное, данное ей по следующему обстоятельству. Въ самый часъ рожденiя мать ея Емилiя заснула; ей привиделось, что она держитъ на рукахъ плодъ, бывшiй еще въ утробе ея и какой-то необыкновенно-величественный человекъ даетъ сему дитяти имя Феклы, славнейшей между мученицами, и повторивъ оное три раза, сталъ невидимъ. Проснувшись сiю самую минуту, она очень легко разрешилась отъ бремени.

Едва исполнилось Макрине одиннадцать летъ, какъ она сговорена была за одного молодого человека изъ хорошей фамилiи, которому отецъ ея сделалъ предпочтенiе передъ другими женихами по уваженiю къ его отличному образованiю и прекраснымъ надеждамъ, какiя обещали его добродетели. Но Промыслу угодно было воззвать его

450ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА.

въ другой мiръ. Оставшись осиротившею невестою св. Макрина отказалась навсегда отъ супружеской жизни и решилась не разлучаться съ своею матерью, которая, по смерти супруга, одна должна была нести заботы о воспитанiи детей и устроенiи домашняго хозяйства.

Изъ братьевъ св. Макрины, старшiй, Василiй занимался науками; второй Навкратiй посвятилъ себя уединенной жизни, утешая всехъ своимъ благочестiемъ, но скоро перешелъ въ небесныя селенiя; Григорiй еще колебался въ выборе рода жизни; меньшой-Петръ, родившiйся сиротою (потому что отецъ его передъ самымъ его рожденiемъ переселился въ другой мiръ), сделался предметомъ особенныхъ попеченiй св. Макрины, между темъ какъ мать занималась воспитанiемъ дочерей.

Когда, наконецъ, заботы о воспитанiи детей кончились, когда дочери были устроены, а занятiя хозяйственными делами разделили между собою сыновья: то Макрина уговорила благочестивую Емилiю избрать образъ жизни более совершенный и соответственный ихъ расположенiямъ.

Въ Понтiйской области на берегу реки Ириса они основали обитель девъ, въ которой Емилiя приняла управленiе. Ничего не можетъ быть удивительнее жизни этихъ рабынь Господнихъ. Имъ неизвестны были ни гневъ, ни ненависть, ни подозренiя, ни тщеславiе. Молитва и пенiе псалмовъ составляли ихъ занятiя и отдохновенiе.

Когда страну эту посетилъ голодъ, благочестивыя подвижницы удвоили свой трудъ, чтобы помогать беднымъ, которые, слыша объ ихъ благотворительности, во множестве стекались къ ихъ обители, такъ что пустыня ихъ въ это время более походила на городъ, нежели на мирную обитель отшельницъ. Вместе съ ними жилъ Петръ, который будучи еще юношею, по добродетели уподоблялся старцамъ. Онъ былъ искусенъ въ рукоделiяхъ и употреблялъ свои труды на помощь беднымъ.

Спустя несколько времени, благочестивая Емилiя

ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА. 451

скончалась. Въ последнiя минуты своей жизни, она вспомянула всехъ детей и благословила всехъ отсутствующихъ; потомъ положивши одну руку на св. Макрину, а другую на Петра она такъ молилась о нихъ Богу: „Тебе, Господи, приношу начатокъ и десятину отъ плода чрева моего. Начатокъ — эта моя первородная, а десятина — этотъ последнiй сынъ мой. Да будутъ убо сiи въ благопрiятную Тебе жертву и святыня Твоя на нихъ да прiидетъ"! Симъ кончилось и ея благословенiе и ея жизнь. Тяжела была эта кончина для детей благочестивой Емилiи. О силе скорби ихъ можно судить по чувствамъ Василiя, выраженнымъ въ письме къ другу Евсевiю Епископу Самосатскому. „Единственное утешенiе, какое имелъ я въ жизни, была матерь моя, и оно отнято у меня по грехамъ моимъ!.. Не смейся надо мной, что въ такихъ летахъ я жалуюсь на сиротство; напротивъ того, пожалей меня, что не могу терпеливо переносить разлуку съ такою душею, которой равныхъ по достоинству не вижу въ оставшихся ¹)".

Утешенiемъ для Макрины были доблести ея братьевъ: Василiя, который возведенъ былъ въ санъ Архiепископа Кесарiи Каппадокiйской, Григорiя, который возведенъ былъ въ санъ Епископа города Ниссы, и Петра, котораго Василiй рукоположилъ въ пресвитера и сделалъ своимъ помощникомъ. Восемь летъ Василiй управлялъ вверенною ему отъ Бога Капподокiйскою церковiю. Святость жизни его распространили славу о немъ по всему христiанскому мiру. Но слабое здоровье не выдержало безмерныхъ трудовъ, которыя онъ переносилъ въ эти смутныя времена для Православной церкви. Въ 379 году онъ скончался къ великому огорченiю всей церкви и неутешной скорби родныхъ, которые считали его лучшимъ украшенiемъ своего семейства. Св. Григорiй Нисскiй воздалъ ему последнiй долгъ уваженiя и любви, почтивъ своимъ присутствiемъ его погребенiе.

¹) Вас. Вел. пис. 30.

452 ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА.

Прошло около года, какъ угасъ сей блистательный светильникъ церкви, когда епископы собрались на соборъ Антiохiйскiй, на которомъ находился и я, пишетъ св. Григорiй Нисскiй въ житiи св. Макрины. „Къ концу года каждый изъ насъ отправился въ свою епархiю. Вдругъ пришло мне на мысль повидаться съ сестрою Макриною, съ которою я не виделся уже восемь летъ. Когда я приближался къ ея жилищу, то спросилъ встретившагося мне на пути служителя, тамъ ли братъ мой (Петръ). Получивъ ответъ, что четыре дня уже, какъ онъ выбылъ оттуда, я подумалъ, что братъ вышелъ мне на встречу другою дорогою. Потомъ спросилъ о здоровье сестры и узналъ, что она больна. Это известiе очень встревожило меня, такъ что я совершилъ остальной путь въ самое короткое время. Когда весть о моемъ прибытiи распро­странилась, то много жителей вышло ко мне на встречу. Приблизившись я увиделъ, что все девы, находившiяся подъ руководствомъ моей сестры, собрались въ церкви, где оне меня ожидали. Совершивъ обычныя молитвы, я преподалъ имъ благословенiе, которое все оне приняли съ большимъ смиренiемъ и потомъ отправились въ молчанiи, куда призывала ихъ должность. Не видя сестры моей, бывшей ихъ настоятельницею, я велелъ проводить себя въ ея келью. Она лежала не на постели или матрасе, но на доскахъ, покрытыхъ власяницею. Когда она увидела меня, то облокотившись на одну руку, а другою опершись о полъ, она приподнялась немного на своемъ ложе (а встать не могла, потому что отъ болезни у нея не было силъ) и воздала мне почтенiе, сколько позволяло ей то ея положенiе. Но я поспешилъ привести ее въ прежнее более спокойное положенiе. Тогда воздевъ къ небу слабыя руки свои, она сказала: „благодарю Тебя, что Ты исполнилъ мое желанiе, внушивъ мысль служителю Твоему посетить рабу Твою". Она такъ боялась опечалить меня, что старалась всеми силами скрыть трудность своего дыханiя, и дабы показаться веселою, гово-

ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА. 453

рила о вещахъ прiятныхъ, давая и намъ къ тому поводъ своими вопросами. Разговоръ обратился къ великому Василiю, и я былъ столь возмущенъ симъ воспоминанiемъ, что обнаружилъ душевное волненiе слезами. Макрина, напротивъ, будучи весьма далека отъ того, чтобы подражать мне, нашла въ этомъ поводъ предаться чувству глубочайшаго благоговенiя. Возбужденная Духомъ Божiимъ, она говорила съ такимъ красноречiемъ о превратности этой жизни, о сокровенныхъ намеренiяхъ Божiихъ, что я какъ бы восхищенъ былъ отъ мiра,—мне казалось, что я находился на небе. И какъ слышимъ объ Iове, что даже тогда, какъ тело его истлевало отъ ранъ и гноя, духъ его не ослабевалъ подъ гнетомъ болезни и умъ свободно обращался въ размышленiи о высокихъ предметахъ: такъ и я зрелъ то же въ этой великой деве. Ибо хотя огневица изсушила всю ея крепость, и тело ея уже склонялось къ смерти: однако-жъ, она сохранила умъ независимымъ и какъ бы не причастнымъ болезни, упражняя его въ созерцанiи возвышенныхъ предметовъ. И если бы я не опасался, что беседа моя продлится въ безконечность, то я предложилъ бы целую и стройную речь о томъ, какъ она разсуждала о душе человеческой и о пребыванiи ея въ теле и о безсмертiи ея и о томъ, что относится къ будущей жизни. Какъ бы восхищенная силою Духа, она обо всемъ этомъ разсуждала мудро и обстоя­тельно. Речь ея изливалась свободно, подобно какъ струится вода изъ источника и разливается, не находя никакого препятствiя своему теченiю. Наконецъ прекращая разговоръ, она сказала мне: „пора тебе успокоиться, любезный братъ; ты, должно быть, весьма утомился отъ такого дальняго пути. Желая повиноваться той, которую почиталъ гораздо превосходнее себя, я удалился въ садъ, где и селъ подъ древесною тенiю. Но ни тишина, ни красота местоположенiя не могли разсеять унынiя, стеснявшаго мое сердце. Грустное предчувствiе давило мою душу. Теперь я понималъ, къ чему клонится сонъ, ви-

454 ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА.

данный мною за день пути до обители. Мне снилось, что я несу на рукахъ мученическiе останки, изъ которыхъ исходилъ блескъ, подобный тому, какой исходитъ отъ зеркала, обращеннаго къ солнцу. Этотъ сонъ повторился въ одну ночь три раза, такъ что я съ озабоченною душею сталъ ожидать, какое онъ получитъ знаменованiе. Я сообщилъ мое предчувствiе окружавшимъ меня, и когда оно повергло всехъ ихъ въ унынiе, Макрина вдругъ прислала сказать намъ, чтобы мы вооружились мужествомъ, потому что болезнь приняла благопрiятный ходъ. При этомъ известiи мы встали, чтобы самимъ увериться въ томъ, что оно означало. И точно, она не обманывала насъ, но говорила правду, хотя мы въ то время не понимали этого. Подобно бегущему на ристалище, который оканчиваетъ уже последнюю стадiю и видя венокъ предъ собою, радуется самъ и друзьямъ сообщаетъ свою радость, — она настраивала наши мысли и речи на гласъ победы. Она уже взирала на почести вышняго званiя, хотя и не прилагала къ себе Апостольскихъ словъ: подвигомъ добрымъ подвизахся, теченiе скончахъ, веру соблюдохъ. Прочее убо соблюдается мне венецъ правды, его же воздастъ ми Господь въ день онъ, праведный Судiя (2 Тим. 4, 7, 8).

Едва только мы пришли къ ней, какъ она, не желая оставить насъ праздными, начала разсказывать, что съ нею было въ детстве, не опуская ничего, что только могла припомнить себе о нашемъ отцъ и матери, прежде и после моего рожденiя и этимъ повествованiемъ она показала намъ, что жизнь нашихъ родителей гораздо более сiяла благодатiю, нежели великимъ богатствомъ. Когда она перестала говорить, я разсказалъ ей въ подробности обо всемъ, претерпеннымъ мною въ изгнанiи отъ императора Валента, когда возникшiя во всехъ церквахъ волненiя подвергнули насъ величайшей борьбе съ еретическимъ ученiемъ. На это она мне сказала: „можешь ли ты забыть когда-нибудь то, чемъ долженъ Богу, имея преимущество даже предъ теми, отъ коихъ получилъ жизнь. Если можно

ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА. 455

похвалиться и темъ, что относится къ настоящей жизни: то, не говоря о благородстве нашего поколенiя и о добродетеляхъ нашихъ родителей, я скажу, что отецъ вашъ еще въ юности прiобрелъ великую славу своимъ красноречiемъ и познанiями, но слава сiя не выходила изъ границъ Понта, и онъ довольствовался уваженiемъ своего отечества. Между темъ твоя известность, братъ, столько распространилась въ большихъ городахъ и даже между другими народами, что самыя отдаленныя церкви прибегаютъ къ тебе съ просьбою учредить у нихъ порядки и дать имъ постановленiя. Помысли, что эта благодать дарована тебе отъ Бога, и что молитвы давшихъ тебе жизнь возвысили тебя за эту степень, поелику твое приготовленiе къ сему было весьма незначительно".

Эта речь сестры моей такъ была прiятна мне, что я желалъ, чтобъ этотъ день продлился долее обыкновеннаго. Но пенiе девъ возвестило намъ начало вечерней молитвы. Она просила меня пойти въ церковь и сама начала молиться.

Едва показался день, какъ состоянiе, въ которомъ я нашелъ ее, предвещало мне, что этотъ день будетъ по-следнимъ днемъ ея жизни. Эта святая дева, приметивъ, какое тяжелое впечатленiе производятъ на насъ ея страданiя, усиливалась разсеять унылыя наши мысли и, хотя она съ трудомъ переводила дыханiе, однако-жъ изливала, такъ сказать, остатокъ жизни своей въ речахъ, достойныхъ удивленiя. Это поразительное зрелище волновало душу мою противоположными чувствованiями. Съ одной стороны, природа повергала меня въ печаль, ибо я чувствовалъ, что въ последнiй разъ говорю съ нею; съ другой стороны, я пораженъ былъ такимъ изумленiемъ, что почиталъ эту деву существомъ высшимъ, нежели человекъ. Сохранить спокойное расположенiе духа и не страшиться предъ самою смертiю, но разсуждать самымъ возвышеннымъ образомъ объ этой жизни,—все это казалось мне превышающимъ нашу бренную природу.

456 ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА.

День уже проходилъ, солнце садилось, но умъ этой великой рабы Божiей соблюдалъ еще всю свою свежесть. Чемъ более она склонялась къ своему концу, темъ пламеннее желала соединиться съ своимъ небеснымъ Женихомъ, устремляя къ Нему все свои помышленiя, и уже не къ намъ обращала речь, но къ Нему единственно. Сложивъ руки, она произносила слова молитвы столь тихимъ голосомъ, что мы едва могли слышать ихъ. „Ты, Господи, вещала она, отъялъ отъ насъ страхъ смерти; Ты соделалъ, что пределъ этой жизни сталъ для насъ началомъ истинной жизни. Ты предаешь тела наши временному сну и опять возбудишь ихъ отъ сна последнею трубою. Ты персть нашу, которую образовалъ Своею десницею, обращаешь въ достоянiе земли: но потомъ опять воззовешь ее отъ земли, преобразуя это смертное въ безсмертное и облекая это безобразное лепотою. Ты освободилъ насъ отъ клятвы и греха, принявши ихъ на Себя за насъ. Ты сокрушилъ главу змiя, который пожиралъ человека. Ты разрушилъ врата ада и, упразднивъ имущаго державу смерти, открылъ намъ путь воскресенiя. Ты на погибель врагу и въ покой жизни нашей далъ знаменiе боящимся Тебя—образъ святаго креста. Вечный Боже, Тебе посвящена я отъ чрева матери, Тебя возлюбила душа моя, Тебе отъ юности принесла я и плоть и душу мою. Посли мне Ангела светла, да приведетъ меня къ месту покоя, где текутъ прохладительные источники, на лоно св. отецъ. Ты, сокрушившiй пламенный мечъ и отверзшiй рай человеку, который распятъ былъ вместе съ Тобою и прибегъ къ Твоему милосердiю, помяни и меня въ царствiи Твоемъ. Ибо и я сраспялась съ Тобою, пригвождая страху Твоему плоть мою и трепеща суда Твоего. Да не отделитъ меня страшная тьма отъ избранныхъ Твоихъ. Да не заградитъ противникъ путь мне и да не явятся предъ очами Твоими грехи мои, если по слабости природы согрешила словомъ деломъ или помышленiемъ. Отпусти ихъ мне Ты, имеяй власть на земли

ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА. 457

отпускати грехи, да обрету покой, и по отрешенiи отъ тела сего явлюсь предъ лицемъ Твоимъ, не имея пятна на лице души моей. Прiими духъ мой въ руце Твои, яко воню благоуханiя предъ Тобою". Потомъ она перекрестила глаза, уста и грудь.

Наступила ночь, принесли светильникъ. Сестра открыла глаза и, казалось, хотела прочитать вечернiя молитвы; но голосъ изменялъ ей и она принуждена была движенiемъ рукъ и устъ выражать то, что было у нея на сердце. Наконецъ, поднявши руку къ лицу, чтобы перекреститься, вздохнула и испустила духъ. Тогда я трепещущею рукою закрылъ ей глаза и уста, исполнивъ долгъ, возложенный на меня почившею. Руки были сложены уже на груди и все тело было въ положенiи, приличномъ усопшей.

Я не могу изъяснить чрезмерной горести, которою я тогда былъ проникнутъ при виде столь печальнаго зрелища, внимая воплямъ и рыданiямъ девъ, находившихся въ ея комнате. До этой самой минуты оне сохраняли молчанiе и, заключая въ душе печаль свою, старались удержать теченiе слезъ: но когда увидели мать свою отшедшую на вечный покой, то дали свободу рыданiямъ скорби и испускали ужасные вопли, раздававшiеся по всему дому. „Угасъ светильникъ очей нашихъ, взывали они, померкъ светъ, руководившiй насъ на пути нашемъ, повержена ограда жизни нашей, образъ непорочности взятъ отъ насъ, разрушенъ союзъ согласiя, сокрушена твердь слабыхъ". Такъ они оплакивали ее, называя и матерью и питательницею; поелику во время голода она призрела многихъ, обреченныхъ на смерть, взявъ ихъ съ распутiй, где они повержены были. Слыша все это, я далъ свобод­ное теченiе слезамъ, не бывъ въ соетоянiи удерживать техъ, кои вокругъ меня проливали ихъ.

Но, призвавъ на помощь разсудокъ, я обратилъ взоры мои на лицо почившей, которое, казалось, укоряло меня за сiи слезы и воздыханiя. Тогда я сказалъ девамъ: по-

458 ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА.

смотрите на вашу наставницу и вспомните ея правило. Эта небесная душа внушала вамъ проливать слезы не иначе, какъ на молитве; это дозволяется вамъ и теперь при пенiи псалмовъ. Говоря такимъ образомъ, я возвысилъ голосъ, чтобы заглушить ихъ вопли и рыданiя, прося ихъ удалиться въ ближнюю комнату, оставивъ при теле техъ сестеръ, кои служили почившей во время ея жизни.

Между сими последними была одна сестра, по имени Вестiана, знатной фамилiи, во время молодости своей славившаяся богатствомъ и красотою. Обратясь къ ней, я сказалъ: я думаю, что прилично было бы покрыть тело усопшей драгоценными одеждами. „Надобно знать на сей предметъ желанiе святой, отвечала она, ибо мы ничего не должны делать противъ ея воли". Тогда одна изъ девъ, по имени Лампадiя, бывшая съ нами, проливая слезы, сказала; „святая матерь наша не желала ни при жизни, ни по смерти иного убранства, кроме чистоты деянiй, и никогда не заботилась о телесномъ украшенiи. Вотъ все ея именiе, что вы видите,—вотъ ея мантiя, ея покрывало, ветхiя сандалiи. Вотъ все ея богатства. Она собирала себе сокровища на небеси, а на земле ничего не оставила". Думаете ли вы, спросилъ я далее, что ей было бы непрiятно, если бы я употребилъ некоторыя изъ своихъ одеянiй на ея погребенiе? „Нетъ, отвечали оне, мы того не думаемъ, и она сама не отказалась бы отъ этого и ради твоего епископскаго званiя, къ которому она сохраняла великое уваженiе, и изъ уваженiя къ узамъ крови, недозволявшимъ ей различать принадлежащаго тебе и ей, почему она и приказала, чтобы тебе вполне предоставлено было попеченiе о погребенiи ея тела".

Услышавъ это, я приказалъ служителю принести лучшiя изъ моихъ одеянiй, которыя я приготовилъ себе на погребенiе. Между темъ Вестiана, желая убрать голову почившей, подложила подъ нее руку... Потомъ обратившись ко мне и подавая мне железный крестъ и перстень, связанные снуркомъ, которые почившая носила на шее, ска-

ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА.__________________ 459

зала: „Вотъ ея жемчужное ожерелье". „Разделимъ эту драго­ценность, сказалъ я, ты возьмешь крестъ, а я—перстень". „Ты сделалъ хорошiй выборъ, отвечала она, въ этомъ перстне подъ наружнымъ знакомъ креста есть малая часть животворящаго Древа".

Продолжая помогать мне въ исполненiи последняго долга предъ почившею, Вестiана сказала: „посмотри на это поразительное свидетельство высокой добродетели сестры твоей. Видишь ли этотъ малый знакъ который она имеетъ на груди?" Сказавъ это, она приблизила светильникъ къ сему знаку, чтобы я могъ лучше разсмотреть его. „Что находишь ты тутъ необыкновеннаго, возразилъ я; я вижу только едва приметный знакъ". „Богу угодно было, отвечала Вестiана, чтобы сей малый знакъ остался на теле ея и служилъ ей до смерти свидетельствомъ той необычайной благодати, коей она удостоилась отъ Бога. На этомъ месте еще при жизни матери вашей, образовалась такая большая опухоль, что врачи находили нужнымъ разрезать ее, чтобы не дать болезни распространиться къ сердцу. Но напрасно убеждала ее мать решиться на эту операцiю; она лучше хотела перенести все страданiя, причиняемыя ей сею болезнiю, нежели показать врачу малейшую часть своего тела. Въ тотъ самый день, когда сделано было ей это предложенiе, она по обыкновенiю своему исполнивъ до вечерни свои обязанности, удалилась въ церковь, дабы провести тамъ ночь въ молитве. Проливъ обильные источники слезъ, она взяла несколько земли, на которую упадали ея слезы и приложила ее къ больному месту. Вышедши изъ церкви, она подошла къ матери и просила ее перекрестить больное место, уверяя, что ничего более не нужно для ея исцеленiя. Добрая мать поспешила исполнить желанiе своей дочери, но делая знаменiе креста на томъ месте, где была опухоль, она не заметила ничего, кроме сего небольшого рубца".

Когда мы покрыли святое тело моими одеждами, то Вестiана сказала: „я не думаю, чтобы было прилично вы-

460 ПРЕПОДОБНАЯ МАКРИНА.

ставить тело почившей предъ глазами всехъ сестеръ убранное подобно новобрачной. У меня есть мантiя ея матери, которою мы можемъ покрыть ее". Я одобрилъ это предложенiе и упомянутая мантiя тотчасъ была возложена на прахъ сестры моей.

Между темъ весть о ея кончине распространилась съ чрезвычайною скоростью по всемъ окрестностямъ. Жители соседнихъ селенiй собрались въ великомъ множестве, дабы присутствовать при ея погребенiи, такъ что наполнили весь дворъ, довольно обширный, и ближнiя места. Рыданiями своими они прерывали пенiе псалмовъ, продолжавшееся всю ночь. Дабы воспрепятствовать могущему случиться безпорядку въ шествiи, я распорядился такъ, чтобы мущины шли съ отшельниками, а женщины съ инокинями, и въ каждомъ отделенiи избралъ по одному способному управлять пенiемъ, чтобы все другiе могли согласовать съ ними свои голоса, не производя разногласiя.

Такъ какъ время приближалось и стеченiе народа умножалось непрестанно, то епископъ того места, по имени Араксъ, пришедшiй со всемъ своимъ клиромъ, приказалъ, чтобы тело несено было сколько можно тише. Ибо путь предстоялъ довольно далекiй, а движенiе народа, собрав-шагося въ великомъ множестве, могло препятствовать шествiю. Потомъ пригласилъ бывшихъ съ нимъ священ-никовъ почтить своимъ присутствiемъ погребенiе св. тела. Когда все учреждено было по его приказанiю, то я, подошедши съ одной стороны къ погребальному одру, чтобы поднять его на руки, попросилъ Аракса поддержать его съ другой стороны. Два другiе почтеннейшiе мужа изъ клира поддерживали одръ сзади и такимъ образомъ отправились въ шествiе. Великое число дiаконовъ и служителей (церковныхъ) съ зажженными светильниками шли впередъ въ два ряда.

Не легко было намъ постоянно протесняться сквозь окружавшiй насъ народъ, который желалъ насладиться

ДВА БРАТА. 461

симъ священнымъ зрелищемъ. Во все время шествiя были петы псалмы въ три хора. Хотя отъ того места, откуда мы пошли, до церкви святыхъ мучениковъ, где были погребены наши родители, было не более семи или осьми стадiй, но мы, едва двигаясь по причине многолюдства, шли почти весь день.

Пришедши въ церковь и поставивъ тело святой, начали мы совершать молитвословiя и петь псалмы. Окончивъ же оныя, открыли могилу нашихъ родителей, въ которой хотели положить и почившую. Въ эту минуту одна инокиня, смотревшая на лицо ея, воскликнула въ порыве горести: „увы, чрезъ часъ я не увижу ея, никогда не увижу"! Все прочiя повторили этотъ вопль съ такими рыданiями, что вместо псалмовъ, петыхъ въ превосходномъ порядке, услышали мы одни только смешанные крики и обращаясь къ народу, едва могли, и то съ большимъ трудомъ, заставить его умолкнуть.

Прежде, нежели тела родителей моихъ могли подвергнуться взорамъ народа, я приказалъ покрыть ихъ большимъ полотномъ. Потомъ епископъ Араксъ и я подняли тело святой и положили его возлъ моей матери, согласно съ волею усопшей.

Когда все окончилось, я простерся на гробнице и облобызавъ прахъ, удалился, удрученнный скорбiю и утопая въ слезахъ".

Два брата.

Вся семья вместе, такъ и душа на месте (Русск. посл.).

Чужая денежка ребромъ ложится, а своя плашмя, да плотно (Русск. посл.).

Жили у насъ на селе два брата: Гаврила да Василiй. Отецъ у нихъ умеръ недавно и оставилъ имъ хорошiй домъ и про запасъ деньжонокъ. Потужили братья, погоревали, да делать нечего, начали понемногу приниматься

 

462 ДВА БРАТА.

за дело. Прожили годъ—ничего, ладно; другого половина минула—тоже ничего, а после этого точно между ними, какъ говорится, черная кошка пробежала—пошли несогласiя и изъ-за чего бы вы думали?— Изъ-за женъ. Поругались какъ-то около печки они, да мужьямъ другъ на друга пожаловались. Старшiй Гаврила былъ мужикъ поразумнее (въ отца пошелъ), не послушалъ наговоровъ своей жены, а меньшакъ принялъ слова къ сердцу и утромъ же принялся Гавриле выговаривать... „Да брось ты ради Христа все эти наветы, не наше дело въ нихъ впутываться, впору свое дело по хозяйству справлять"! сказалъ старшiй братъ и хотелъ было отойти. Не тутъ то было: сердце у меньшака разгоралось, и онъ началъ вплотную приставать къ Гавриле и все то съ разными укорами: „ты-де и силу всю съ женой въ доме забралъ, а насъ ни во что не считаешь",—и пошелъ причитать, какъ надъ покойникомъ. Ну, известное дело, человекъ—не камень, хоть и терпеливъ былъ большакъ, а напраслины не стерпелъ: ужъ больно онъ боялся самъ и не любилъ въ людяхъ неправды.—„Ты меня, Василiй, не учи, я самъ не мальчикъ, понимаю, какъ надо жить по Божьи... До этихъ поръ мы жили слава Богу, теперь тебе, видать, захотелось худого... Богъ съ тобой, какъ хочешь, поживи одинъ, можетъ, будетъ поскладнее, да вольготнее".—И съ темъ братья поделились. Гаврила остался въ старомъ гнезде, а Василью построили новую избу.

Гаврила жилъ хорошо, на поле выезжалъ почти всегда первымъ, хлебъ у него родился хорошiй, потому что все онъ делалъ во время, при недостаче прихватывалъ наемныхъ рабочихъ. Василiй былъ немного ленивъ, любилъ побольше поспать, и выходило у него всегда хуже. Завидки стали брать его предъ Гаврилой; вотъ онъ и задумалъ скорее разжиться, да, какъ говорится, носъ утереть братцу своей смекалкой. Хозяйство по боку,—принялся нашъ Василiй за торговлю. Поехалъ въ городъ, накупилъ тамъ разныхъ побрякушекъ, выстроилъ около избы лавочку

ДВА БРАТА. 463

и началъ себъ похаживать, руки въ кармашки, да въ бороду посмеиваться. На первыхъ порахъ дело пошло ходко,—въ деревне потреба на многое: кому масла, кому изюму нужно... Денежки посыпались въ карманъ Василiя. Гаврила смотрелъ да только головой качалъ: не вытерпитъ; попутаетъ бесъ, попадетъ подъ ответъ".

И правда, бесъ скоро завладелъ душой Василiя: ужъ очень много соблазновъ было. Придетъ, напримеръ, баба за тесемкой, сама трехъ сосчитать не умеетъ, ну какъ ее не обмануть? И Василiй обсчитывалъ. За этимъ пошло обвешиванiе, обмериванiе и такъ, чемъ больше прибывало у торговца, темъ онъ становился ненасытнее. Однако, крестьяне стали примечать Васильевы грешки и начали больше посылать въ городъ; дело его пошло хуже, а тутъ еще подвернулся другой торговецъ изъ солдатъ, да такой богобоязливый, что присылай хоть малаго ребенка, отпуститъ, какъ большому, да еще накажетъ, чтобы сдачу не потерялъ... Дело Васильево совсемъ встало: а тамъ—должно такъ ужъ греху быть—онъ кого-то очень обманулъ, тотъ пожаловался начальству, и вышелъ после этого приказъ Васильеву закрыть торговлю. Что тутъ делать? Пригорюнился не мало. Отъ земляной работы отвыкъ, а есть хочется, и пошелъ онъ искать места по найму. Скоро посчастливилось ему и тутъ. Поступилъ онъ въ прiемщики хлеба на мельницу, плату положили за грамотство хорошую: целыхъ 200 рублей въ годъ. Можно бы, кажется, жить припеваючи; да человекъ-то онъ былъ слабенекъ на чужбину, да и попривыкъ обманывать; мало показалось 200 рублей и началъ нашъ Василiй кой-где на купеческомъ хлебце прихватывать. Зашевелились у Василiя чужiя денежки, захотелось еще больше... Вотъ ужъ и вправду ненасытная душа была!.. Сговорился онъ съ однимъ торговцемъ изъ другого города, да хватилъ у хозяина сразу сто мешковъ муки. Хозяинъ накрылъ Василiя на этой проделке и отдалъ его съ сообщникомъ подъ судъ. Въ суде не милуютъ такихъ нечестивцевъ, кои за

464 ДОБРАЯ СЕСТРА.

чужимъ добромъ руки протягиваютъ. Василiю тоже досталось на порядкахъ: его приговорили посадить въ острогъ, а после отсидки по приговору общества отправили въ раздольную Сибирь на вольное поселенiе.

Узналъ объ этомъ Гаврила, заплакалъ отъ жалости и поехалъ навестить брата.

— Что, Василiй, я тебе говорилъ—живи по Божьи, лучше будетъ, а ты захотелъ легкой наживы; не удается она, братъ, что-то... Чужая денежка ребромъ ложится, а своя плашмя, да плотно... Богъ тебе судья, не поминай меня лихомъ!,..

Прошло после этого много времени. Гаврила жилъ попрежнему честно и нажилъ порядочно деньженокъ. За хорошее поведенiе да за разсудительность его выбрали въ волость въ старшины, а про Василiя прошелъ на селе слухъ, что онъ где-то сломилъ-таки себе голову. Вотъ теперь и судите—кому лучше жить: тому, кто съ правдой близко знакомъ, или съ кривдой?!

Добрая сестра.

Б ы л ь.

Однажды летомъ я жилъ въ именiи своей тетки. Случилось мне какъ-то поздно вечеромъ возвратиться домой изъ поля. Вхожу въ комнату и вижу, что съ теткой сидитъ какой-то старичокъ-крестьянинъ и пьетъ чай. Старичокъ былъ одетъ чистенько—въ синемъ армяке и подпоясанъ пестрымъ кушакомъ; онъ былъ въ длинныхъ смазныхъ сапогахъ, а на коленяхъ у него лежалъ картузъ. Его густые волосы съ проседью были подстрижены по-деревенски, въ кружокъ, посередине головы разделены проборомъ и приглажены. Этотъ гость меня не удивилъ: къ тетке часто захаживали соседнiе крестьяне то за лекарствомъ, то за книжкой, то по какому-нибудь делу. Мне только странно показалось, что у этого крестьянина нетъ