Глава XXV. Тибетцы и тюргеши

Тибетцы идут на запад. Тяжелая, кровопролитная и дорогостоящая война империи Тан и Тибета закончилась в 718 г. победой Империи. Тибетцы были загнаны на свою территорию, и быстрые воды Хуанхэ стали границей между двумя народами¹³⁵³. Тибетцы не могли продолжать войну, но тибетское правительство не могло не воевать. Борьба между престолом и знатью раздирала Тибет. Цари попытались найти опору в иноземном учении – буддизме; знать связала свою судьбу с местной религией бон.
Религия бон была принесена в Тибет из Средней Азии. Она заключалась в поклонении космосу с колдовским ритуалом и вызыванием душ усопших. Тибетцы поклонялись богам неба и земли, солнца, луны, звезд и четырех стран света. С их религией была связана грандиозная эпопея – цикл легенд о Гэсэре, полумифическом герое, боровшемся в Амдо с вторгшимися жестокими врагами¹³⁵⁴. Гэсэр проиграл войну, но тем более оснований было у его почитателей добиваться реванша.
Буддизм был явлением экзотичным. Для понимания и принятия он требовал известного интеллектуального развития и потому был доступен немногим, вкусившим от благ индийской или китайской культуры.
Не трудно заметить, что не буддисты, а последователи бона сражались в рядах тибетской армии: при заключении перемирий и договоров в жертву приносились лошади, быки или собаки, свиньи и овцы¹³⁵⁵. Аурель Стейн обнаружил неподалеку от Лобнора на левом берегу Хотан-Дарьи в Миране тибетские документы, относящиеся к VIII в. или началу IX в. Они отнюдь не буддийского направления, так как упоминаемые в них тибетские имена по большей части не буддийские и не употребляющиеся ныне; некоторые титулы восходят к добуддийским сагам; свастика имеет бонскую форму; не встречаются термин «лама» и молитва «ом-мани-падма-хум»; кроме того, язык и стилистические особенности документов весьма отличны от языка религиозной литературы¹³⁵⁶.
С начала VII в. вельможи и бонские жрецы правили страной от имени царя, возведенного на престол в семилетнем возрасте¹³⁵⁷. Опорой знати было войско, и распустить его – значило оказаться беззащитным не только перед внешним врагом, но и перед собственным царем. Держать же войско без дела нельзя, так как тогда оно с невероятной быстротой разлагается. Поэтому нужно было воевать и добиваться победы, чтобы кормить свою опору за счет соседей; другого способа в те времена не знали.
Однако, прежде чем следить за ходом развернувшихся событий, посмотрим, что представляло собой тибетское войско VIII в., ибо особенности его помогут нам при дальнейшем анализе уяснить судьбы тибетской экспансии.
О древнем тибетском оружии очень мало сведений; китайская хроника сообщает только, что «шлемы и латы их чисты и светлы и покрывают все тело, кроме глаз»¹³⁵⁸. О наступательном оружии не говорится ни слова, за исключением нескольких разбросанных в тексте упоминаний о стрелах и пращах¹³⁵⁹. Этого несомненно недостаточно, чтобы представить себе внешний облик древнетибетского воина и уяснить причины победоносности тибетской армии. Важно здесь упоминание пращи, что свидетельствует о наличии пехоты. Для конного строя праща неприменима, потому что, сидя на коне, невозможно подбирать камни с земли и крутить пращу. Предки тибетцев – жуны – тоже сражались с китайцами в пешем строю и часто одерживали победы¹³⁶⁰.
Но китайские анналы говорят именно о тибетской коннице, совершавшей неотразимые набеги и рейды по тылам. Видимо, тибетская конница VIII в. сражалась в пешем строю. Это не должно смущать читателя, так как известно, что телесцы (сеяньто и уйгуры), имея для походов по четыре заводные лошади, для боя спешивались и оставляли лошадей коноводам¹³⁶¹.
Тактика конного построения и боя была впервые освоена тюркютами в VI – VIII вв.¹³⁶² и малоприменима в условиях пересеченной местности.
Исходя из тактических возможностей танской и тибетской армий, мы легко можем разобраться в причинах успехов как той, так и другой. На широких равнинах удар имперской тяжелой конницы сминал скопища тибетцев, но в горах латники были бессильны перед подвижными стрелками и пращниками, умевшими использовать пересеченный рельеф. Поэтому вторжения тибетцев в Китай бывали удачны лишь тогда, когда регулярные войска были заняты в другом месте; а наступления имперцев доходили лишь до гор и захлебывались. При наличии тактики VIII в. завоевание Тибета было для империи Тан непосильно, и она ограничилась тем, что загнала тибетцев за Желтую реку, отрезав им пути к неожиданным набегам.
Но тибетское войско без внешней войны немедленно разошлось бы по домам и единство страны нарушилось бы. Это правители понимали, и, поскольку восточный путь оказался пока закрытым, они обратили силы своих войск на запад. Здесь, среди утесов и ущелий, тибетское войско могло найти применение своим способностям.
Тибетское войско было одновременно и ополчением племен, и регулярной армией. Это было достигнуто путем весьма остроумной организации, при которой весь Тибет был разделен на четыре больших военных округа (ру), каждый из которых делился на верхний и нижний разделы, а те в свою очередь на четыре войсковые единицы (тонгдэ), иногда совпадавшие с племенами, населявшими данную территорию¹³⁶³. Когда племена были многочисленны, то их делили между войсковыми единицами, таким образом использовав существовавшее деление на племена для административно-военных целей. Войсковые подразделения вокруг Лхасы вообще формировались без учета племенного состава, так как они находились в непосредственном распоряжении царя; прочие же воинские части подчинялись своим старейшинам, причем в некоторых случаях должности были наследственными¹³⁶⁴.
Сила тибетской армии, в которой феодальные и родо-племенные отношения соединялись с продуманной централизованной организацией, была для тех времен грандиозной. Что же могли противопоставить тибетцам их западные соседи, которые должны были стать их добычей?
Западный Тибет. Западный Тибет, орошаемый верховьями Инда и его притоками, в начале VIII в. не входил в состав Тибетского царства. Там располагались мелкие владения с населением, состоявшим из смеси тибетцев и племени дардов. В княжестве Лех, на берегу Инда, правила династия, ведшая свое происхождение от полумифического Гэсэра. В Сасполе владетель титулировался Бандель, а в Калатсе удержалась династия дардских князей. Кроме того, отдельные деревни управлялись племенными вождями, не подчинявшимися никому¹³⁶⁵. Все эти княжества враждовали друг с другом, и потому нет ничего удивительного, что тибетцы, заключив мир с империей Тан в 718 г., уже в 722 г. «учинили нападение на Малый Болюй»¹³⁶⁶, т. е. Гилгит, добраться до которого они могли, лишь став хозяевами Западного Тибета и Балтистана (Большой Болюй).
Балтистан и Гилгит закрывали тибетцам выход в Среднюю Азию через горные тропы, и потому дипломатическая борьба за ориентацию этих княжеств приняла весьма острые формы. В 717 г. тибетцам еще удавалось проходить через припамирские горы для набегов на Кучу, но в том же 717 г. царь Большого Болюя решил не пропускать тибетские войска через горные проходы. После этого самостоятельная политика Большого Болюя не отражена историей, а в географическом разделе «Таншу» отмечено, что эта страна подчиняется тибетцам¹³⁶⁷.
Горная страна. В припамирской горной стране было много микроскопических княжеств и несколько крупных, например Кашмир и Тохаристан. В начале VIII в. они испытывали двойное давление: с востока. нажимали тибетцы, с запада – арабы. Владетели, естественно, хотели сохранить свою независимость и поэтому ориентировались на Империю, В 710 г. в Китай прибыло посольство из Сие, небольшого княжества в Западном Гиндукуше¹³⁶⁸. Вслед за ним, в 713 г., пришло посольство из Кашмира, чтобы установить дипломатические отношения с Китаем и заключить союз против Тибета. Кашмирский царь предлагал прислать вспомогательную армию, которую обещал снабжать съестными припасами¹³⁶⁹. Посольство было отпущено из Чанъани в 720 г., причем формальный союз был заключен, но пользы от этого ни Кашмиру, ни Китаю не было.
В 718 г. в Чанъань обратился младший брат тохаристанского джабгу. Он сообщил, что возглавляет царей Забулистана, Каписы, Хутталя, Кура-на, Шумана, Шугнана, эфталитов, Вахана, Джуздана, Бамиана, Кабадиана и Бадахшана, из коих двое первых имеют по 200 тыс. всадников и воинов, а остальные по 50 тыс. Несмотря на это, он слезно просил помощи против тибетцев и арабов, так что можно думать, что на самом деле воинов было значительно меньше, чем 900 тыс.¹³⁷⁰. Император одобрил решение горцев воевать с тибетцами и арабами и дал их князьям пышные титулы (720 г.). Но уже в 727 г. из Забулистана пришло письмо в Чанъань. Это был буквально вопль о помощи, ибо арабы наседали¹³⁷¹. Потом все стихло.
Больший успех имело посольство из Малого Болюя. Это княжество, расположенное в Западном Тибете, на берегах Инда, было населено монами и дардами – арийскими горными племенами, родственными индийцам. Тибетцы требовали от владетеля Болюя свободного пропуска через его владения в Западный край, чтобы неожиданно напасть на китайцев в Кашгаре и Куче. Однако болюйский владетель не верил в искренность тибетцев и был прав, ибо они отняли у него девять городов. Китайский наместник Бэйтина встревожился и отправил в Болюй 4 тыс. человек из Кашгара¹³⁷².
Ободренные болюйцы наголову разбили тибетцев и отвоевали свои города¹³⁷³. Некоторое время Болюй был в союзе с империей, но китайская помощь была эпизодом, а тибетское соседство – печальным фактом. Один из болюйских князей, Суджа-раджа (Сушиличжи), женился на тибетской царевне, и 20 горных княжеств на восток от Памира подчинились Тибету. Три похода, предпринятых наместником Западного края, были неудачны, и тибетская экспансия продолжалась. Чтобы ослабить нажим тибетцев на западе, имперское правительство в 724 г. возобновило войну на востоке. Война шла с переменным успехом до 730 г., когда снова был заключен мир. На этот раз тибетцам удалось разорить Болюй, причем император ограничился дипломатическим протестом, не принесшим, разумеется, никакой пользы побежденным¹³⁷⁴.
Расправившись с Болюем, тибетцы напали на Тохаристан, но были отбиты китайскими войсками¹³⁷⁵.
Из Индии в Чанъань также приходили посольства и просили войск против тибетцев и арабов. С аналогичными просьбами обращалась Гибинь в713и719гг.¹³⁷⁶. Если бы тюркские всадники продолжали «отдавать табгачскому хану свою душу и силу», может быть династия Тан остановила бы мусульман, покорила Тибет, подчинила Индию, раздробленную на враждующие владения, и объединила бы всю Азию. Но эти всадники бились против династии, и она должна была или их победить, или истребить.
Имперская феодальная система. Выход в Среднюю Азию сулил тибетцам огромные перспективы. Уже в 715г. они сумели столковаться с арабами. Тибетцы предложили арабам признать их притязания на долину Сыр-Дарьи, т.е. Согдиану, а арабы предоставили бы тибетцам право на овладение долиной Тарима¹³⁷⁷. Степи к северу от Тянь-Шаня захватили тюргеши, и для имперской власти не должно было остаться ни клочка территории. Но именно в эту эпоху Средняя Азия приобрела особое значение для династии Тан. Выше указывалось, что династия эта совмещала в себе элементы китайской и тюркской культур, причем стремилась уравновесить оба эти элемента. Традиция нарушалась государственными переворотами, совершаемыми китайцами, и восстаниями тюрок, но Сюаньцзун пришел к власти именно как носитель древней традиции.
Однако степь откололась от Империи безвозвратно. 720 год был ознаменован победой тюрок и восстановлением мощи тюргешей. Значит, надо было искать такую замену степнякам, которая могла бы послужить противовесом растущему влиянию китайских подданных Империи. Очевидно, внимание имперского правительства остановилось на согдийских и тохаристанских княжествах, ибо с этого времени к ним проявляется повышенный интерес. В поведении имперского правительства наблюдается система, которая дает основание сделать вывод, что Сюаньцзун предполагал создать обширную феодальную империю, причем, что особенно примечательно, с ленной системой при принципах «оммаж, фуа и инвеститура»¹³⁷⁸, тогда как в самом Китае он ограничивался раздачей бенефиций.
Система, которую чанъаньский двор принял за основу взаимоотношений, сводилась к следующему. Император был объявлен единственным источником законной власти. Только он, согласно указанной концепции, мог утвердить иностранного князя, причем он жаловал ему титул и его собственные земли в наследственное или пожизненное владение, но князь тем самым входил в систему империи и был обязан сюзерену лояльностью. Дани с иностранного князька не требовали, напротив, – посылали ему роскошные подарки, главным образом шелка. Во внутренние дела княжеств китайцы не стремились вмешиваться, так что, казалось, князек, получивший титул и инвеституру, только выигрывал, так как плата за это была лишь в почтительности к императору – сюзерену (оммаж). Поэтому в период 717 по 740 г. тюргешский хан, почти все согдийские и тохаристанские князьки и даже несколько индийских радж прислали в Чанъ-ань посольства с просьбой о союзе.
Но какую же выгоду из такой ситуации могло извлечь имперское правительство? Оно хотело, привязав к себе новых добровольных союзников, получить от них «труды и силы», те самые, в которых отказали ему тюрки. Используя принцип верности, имперское правительство стремилось создать огромную армию и с помощью ее раздавить Тибет, отбросить арабов и поставить на колени недовольных и непокорных. Но все это нужно было сделать местными средствами, не снимая ни одного полка с восточной границы. Имперцы рассчитывали, что страх перед грабежами арабов и тибетцев толкнет к ним в объятия все население Средней Азии и им останется лишь внести туда организующее начало¹³⁷⁹.
Но среднеазиатские князьки совсем не того ждали от Империи. Они хотели получить защиту от врагов. Если бы даваньский наместник имел в своем распоряжении несколько десятков тысяч копьеносцев, то поддержка ему была бы обеспечена. Но у него было очень немного плохо обученного войска и предписание использовать силы союзников для войны с арабами и тибетцами. А эти союзники именно потому и обратились к Китаю, что их силы в этой борьбе иссякли¹³⁸⁰. Они хотели, чтобы им прислали войско, а в Китае ждали возможности получить от них подкрепления. Как только это поняли в Согдиане, прекратилось и ее сопротивление арабам, как безнадежное. Тогда же и пала ленная система империи Тан, оказавшаяся мертворожденной. Вот тут-то и выдвинулся на первое место тюргешский каганат, восстановленный каганом Сулу.
Черные тюргеши. Как говорилось выше, тюргешский народ образовался из двух племен – мукри и абаров. Еще в VII в. тюргешские роды делились на желтые (потомки мукри) и черные (потомки абаров). При этом следует иметь в виду, что в Азии желтый цвет символизировал знать, а черный – народ. Это деление когда-то имело свои основания, но в VIII в. уже невозможно заметить никаких различий между желтыми и черными родами, за исключением взаимной неприязни, унаследованной от предков. Учжилэ и Согэ принадлежали к желтым; Сулу, восстановивший орду после тюркского нашествия, был из черных. Сулу снискал себе популярность очень простым способом: «После каждого сражения добычу всю отдавал подчиненным, почему роды были довольны и служили ему всеми силами»¹³⁸¹. Сражаясь на западе против наступающих арабов, Сулу заключал дипломатические браки с тюркским ханом, тибетским цэнпо и в 722 г. с императором, причем последний выдавал за него царевну из рода Ашина. Она была дочерью одного из ханов (Хуай-дау), служившего в имперской армии. Это причисляло ее и ее мужа не только к кочевой знати, но и к бюрократической аристократии империи. До 737 г. все было вполне благополучно.
Хроника отношений между тюргешским каганатом и империей Тан является великолепной иллюстрацией вышеописанной ленной системы. В 717г. Сулу, объявив себя каганом, вместе с арабами и тибетцами напал на имперские гарнизоны в Бохуань (Яка-арык) и Даши (Аксу). Только своевременное вмешательство тюркского царевича Ашина Хяня, который привел карлуков, спасло положение. Но уже в 718 г. Сулу получил чин и княжеский титул, а в следующем году был официально назван «ханом верным и послушным»¹³⁸². С этого времени он начал активную борьбу с арабами, причем в арабских документах он именуется «племянник китайского императора», что отнюдь нельзя понимать как фиксацию родственных отношений. Союз с Империей дал тюргешам обеспеченный тыл, так как их северные соседи – карлуки были в русле имперской политики.
Арабы со своей стороны попытались сделать тюргешей своими союзниками, но метод их был другой – пропаганда ислама. Халиф Хишам (724-743) отправил проповедника к Сулу, предлагая ему принять мусульманскую веру, с чем связывалось и политическое подчинение халифу, как духовному и светскому главе всех мусульман. Хан в присутствии посла устроил смотр войску и потом заявил переводчику: «Скажи этому послу, чтобы он передал своему господину, что нет среди этих ни цирюльников, ни кузнецов, ни портных; если они будут следовать предписаниям ислама, то откуда же они добудут средства к жизни?»¹³⁸³.
Тюргешский хан дал понять, что он великолепно знает, для чего нужны халифу единоверцы. Арабы в то время отменили налоговые льготы для новообращенных, продолжая взимать с них харадж, от которого освобождались мусульмане, а также используя их в качестве пополнения рядового состава своих войск. Зато дружба с Империей и услуги согдийским дехканам оплачивались тюргешам шелком и золотом. Поэтому Сулу со всей энергией повел борьбу против войск халифа и остановил их дальнейшее продвижение.
Возросшая мощь тюргешей вселила в согдийцев надежду избавиться от жестокого арабского гнета. В 720-721 гг., в Согде вспыхнуло восстание, с которым арабы довольно быстро справились. Однако оно повторилось в 724 г., и на этот раз тюргеши успели прийти на помощь повстанцам. Арабы действовали весьма решительно. Вождь восстания дехкан Диваштич был взят в плен и распят. Несмотря на это, тюргеши и уцелевшие повстанцы уничтожили арабскую власть в Согде. Лишь повторное наступление в 728 г. опять отдало Согд в руки арабов.
Анализируя действия тюргешей в Согдиане, мы не видим ни больших сражений, ни массированных ударов или продуманных операций. Тюргеши вели малую войну. Их мобильные конные отряды всюду щипали арабов и всегда доводили их до полного изнурения. Эта тактика при поддержке согдийского населения все время держала арабские гарнизоны в состоянии крайнего напряжения¹³⁸⁴. Арабам подчинялись только взятые с бою города и беззащитные деревни в легко доступных долинах. Горцы не хотели и слышать об исламе и налогах, связанных с ним. В 737 г. Асад ибн-Абдаллах напал на Хутталян и был наголову разбит. Тогда согдийцы решили, что настал момент для освобождения, и Самарканд, Чач и Фараб отложились. Возможно, что на этот раз им удалось бы получить избавление, но помешали события на востоке.
Царевна Ашина, тюргешская ханша, однажды послала гонца за чем-то в Кучу. Просьба была передана в форме приказания, ибо в этом выражалось ее ханское достоинство.
Наместник Западного края, китаец Ду Сян, возмутился тоном послания, заявил: «Как смеет мне приказывать дочь Ашины!» – и не дал, ответа. Этого было достаточно для разрыва. Ущерб был нанесен достоинству хана, степное «длинное ухо» разносило весть по степи, и престиж хана мог пострадать.
Вряд ли китаец Ду Сян мог думать, что его чванство и вспыльчивость вызовут войну. Скорее здесь сказалась разница между китайской и тюркской психологией. В Китае на Ду Сяна был бы написан донос, чего он, имея связи, не боялся; в Средней Азии же вспыхнуло возмущение, и Сулу, вступив в союз с тибетцами, осадил Кучу. Ду Сяна в крепости не было. Он уже получил повышение и уехал в Китай. Его заместитель должен был ограничиться обороной крепости, так как, выходя в поле, он неизбежно терпел поражение. Сулу ограбил китайские колонии в Западном крае и, узнав, что его обидчик за пределами досягаемости, снял осаду с Кучи. Однако война на два фронта и неудачи в борьбе с арабами оказались роковыми для тюргешской державы. Сулу «почувствовал скудость, почему награбленные добычи начал мало-помалу удерживать без раздела. Тогда и подданные начали отделяться от него»¹³⁸⁵. В этой цитате, как в зеркале, отразилась вся природа тюргешского ханства. Между собой варвары были связаны только совместным грабежом, но даже эта связь разрывалась унаследованной от предков рознью «благородных» и «черни»¹³⁸⁶.
Вся тюргешская мощь держалась на энергии хана. В 738 г. Сулу разбил паралич. Сразу проявилось копившееся в орде недовольство. Вельможа Бага-тархан (имя неизвестно), носивший также титул Кюльюг-чур¹³⁸⁷, племени чумугуней, ночью убил хана в его шатре и попытался захватить власть¹³⁸⁸.
Сразу вспыхнул доселе тлевший огонь вражды между желтыми и черными. Во главе желтых встал Бага-тархан, а другой вельможа, Думочжи, поставил ханом сына Сулу – Тухосяня Гучжо. Тухосяню подчинились тюргешские князья на р. Чу и Живэй-хан из черного рода, охранявший г. Талас. Под знамя Бага-тархана кроме желтых тюргешей явились ополчения Западного края, Ферганы, Чача и Кеша, а так же имперский «главноуправляющий в стране Великой Песчаной Степи на запад»¹³⁸⁹. В битве на р. Чу черные тюргеши были разбиты и Тухосянь взят в плен. Кашгарцы и ферганцы разгромили Талас и убили Живэй-хана. Все вдовы Сулу и вдова Живэя попали в руки победителей. Пленные были отправлены в Китай, где их великодушно простили, а Тухосяню дали даже чин. В 739 г. Империя снова пыталась установить свою гегемонию в Средней Азии. Желтые роды нашли союзников в согдийцах, так что можно заключить, что тюргешская аристократия начала приобщаться к согдийской культуре.
Но имперское правительство опять промахнулось. Стремясь восстановить status quo, император назначил правителем «десяти стрел» царевича Ашина Хиня. Ему должны были подчиняться покоренные тюргеши. Но тут возмутился Бага-тархан, вождь желтых тюргешей, и потребовал, чтобы назначили его. Тогда тюргешей выделили из «десяти стрел» для Бага-тархана, но политика компромисса оказалась неудачной. Присланный из Китая Ашина Хинь в 740 г. подвергся нападению тюргешей под г. Цзюй-лань¹³⁹⁰ и погиб¹³⁹¹. Простить этого имперцы не могли. Неизвестно каким образом, но Бага-тархан был схвачен и казнен, а управление западными кочевниками было доверено его сопернику – Думочжи. Но уже в 742 г черные тюргеши выбрали себе ханом Иль Идимиш Кутлуг Бильге (кит. Илиди Миши Гудулу Бигя) и имперское правительство оставило их в покое. В 741 г. правитель Чача просил императора направить войска против арабов. Император отказал: войска ему были нужны в другом месте. Поэтому оставили без внимания и тюргешей – было не до них.
Тем временем новый наместник Хорасана и Мавераннахра, Наср ибн-Сейяр, со свежими войсками вступил в Согд и при Харистане в 737 г. наголову разбил повстанцев. Отсутствие тюргешей, осаждавших в это время Кучу, определило быстрый успех арабов. Наср подавил сопротивление в Самарканде, Чаче и Фарабе и стал 738 г. на твердых рубежах, за которыми, как взбаламученное море, колыхалась степь. Смерть Сулу и распри лишили тюргешей возможности отбросить арабов и погасили в согдийцах надежду на реванш. Покорение Средней Азии арабами можно было считать законченным.
Наср ибн-Сейяр оказался более тонким политиком, чем его предшественники. Он отказался от террора и в 740 г. провозгласил мир. По одному из условий мира Наср гарантировал не только веротерпимость, но и полную амнистию отступникам от ислама, ибо во время последней борьбы многие согдийцы вернулись к вере отцов, и ожидая кары за измену новой вере, скрывались в степи, у тюргешей. Амнистия позволила им вернуться и примириться с новой властью. Мир сделал то, чего не смогла достичь война. Согд был оторван от степи и слился воедино с Хорасаном.
Тибето-китайская война. Хотя можно без сомнения утверждать, что Тибет в VIII в. был страной весьма воинственной, но китайские пограничники, составлявшие опору династии Тан, в воинственности превосходили всех своих соседей. Война была их профессией и единственным способом выдвинуться, т. е. целью и смыслом жизни, в то время как тибетские пастухи, будучи распущены по домам, возвращались к естественному для них быту и состоянию. После поражений, перенесенных ими в минувшую войну, тибетские военачальники ограничивались оборонительными мерами, т. е. постройкой земельных укреплений¹³⁹², ибо тибетцы столь же опасались китайских пограничников, сколько китайские крестьяне – тибетских кочевников. Поэтому тибетцы в 731 г. радостно встретили предложение имперского полководца Цуй Си-мяня возобновить мирный договор, скрепив его клятвой над трупом заколотой белой собаки, дух которой должен был хранить нерушимость обещаний. После этого тибетцы «оставили пограничные предосторожности и занялись скотоводством»¹³⁹³.
Но создавшееся положение отнюдь не удовлетворяло низших пограничных командиров, и один из них представил двору доклад о легкости разгрома тибетцев, переставших готовиться к обороне. Император, очевидно плохо представляя соотношение сил, одобрил этот проект. Командующему войсками в Хэси был послан приказ напасть на ничего не подозревавших тибетцев, и тот принужден был его выполнить вопреки собственному мнению и клятве.
Набег, произведенный в 737 г., был удачен, контрнабег тибетцев в 738 г. на Хэси отбит, но талантливый полководец обладал еще и чуткой совестью, которая мучила его в связи с нарушением обещания. Во сне ему стал мерещиться призрак белой собаки, и он «умер от воображения»¹³⁹⁴, или, как мы бы сказали, от нервного расстройства.
Его преемникам пришлось столкнуться с ожесточением, на которое способны доверчивые и обманутые люди. Уже не было и речи о вторжении в Тибет; напротив, переменный успех свел все военные действия к жестокой бойне вокруг озера Кукунор. В открытых боях на равнине имперцы часто побеждали, но осада крепости, давалась им с трудом. Так, в 749 г. штурм горной крепости, защищаемой несколькими сотнями тибетцев, стоил им нескольких десятков тысяч жизней¹³⁹⁵. В ответ тибетцы легко взяли китайскую крепость, построенную на равнине, и вырезали ее гарнизон.
Развязать войну оказалось гораздо легче, чем закончить ее. Несмотря на успехи на севере и западе, имперская армия увязла в Тибете до 751 г., когда в игру вступил новый партнер и соотношение сил коренным образом изменилось.
Увлекшись решением северных и западных политических проблем, имперское правительство оставило без внимания юг, где в Юньнани с 738т. образовалось княжество Наньчжао. Его энергичные правители объединили разрозненные племена и в 748 г. смогли занять независимую позицию по отношению к Китаю. До открытого конфликта дошло к 751 г. Шестидесятитысячная китайская армия встретила дружное сопротивление всего населения и была почти истреблена в битве у оз. Сиэр в 751 г. Царь Наньчжао, Голофон, страшась продолжения войны, которая могла принять и другой оборот, обратился за помощью в Тибет. Союз был заключен, и благодаря тибетской поддержке новая китайская армия в 754 г. была разбита наголову. Последующие события лишили Китай возможности искать реванша, и Наньчжао сохранило свою самостоятельность¹³⁹⁶.
Некоторой компенсацией для империи за столь большой ущерб послужили успехи в Хэси. В 753 г. эта область была очищена от тибетцев и там немедленно ввели китайскую администрацию¹³⁹⁷.
Тибет и Индия. Наньчжао сложилось в результате противодействия южных лесных племен китайской государственности. Оно охватило южную часть современной Сычуани, пресекло китайцам путь на Тонкин, на юге распространилось до Бенгальского залива и находилось под обаянием индийской культуры и буддизма.
Отсюда, естественно, вытекала ориентация на Тибет, так как только это государство могло помочь Наньчжао удержать свою самостоятельность. Вместе с тем союз с Наньчжао открыл тибетцам доступ в Восточную Индию.
Неуверенность в прочности победы характерна для всей политики Голофона, который, воздвигнув стелу с надписью, описывающей его деяния, заявил, что оставляет потомкам право осудить его ошибку¹³⁹⁸.
В это же время на западном краю Индии выросло в мощную силу царство Кашмир. Царь Кашмира, Лалитадитья Муктапида (700-736), подчинил Пенджаб, Канаудж, Бадахшан и удачно воевал в 703 г. с Тибетом¹³⁹⁹. Но дальнейшие события внутри самой Индии заставили Кашмир примириться с Тибетом¹⁴⁰⁰. Именно в это время началось завоевание Северной Индии раджпутами, которые были врагами буддизма¹⁴⁰¹. Индийские буддисты не сумели организовать сопротивления, и древняя религия, реформированная брахманом Кумариллой Бхатой, восторжествовала. Ни Тибет, ни Кашмир не могли оставаться равнодушными к гибели своих единоверцев. В конце VIII в. кашмирский царь Джаяпида вторгся в Северную Индию, подчинил Бенгалию и отпавший Канаудж. Этот царь получил буддийский титул «покровитель учения»¹⁴⁰². В тибетских хрониках также упоминается, что Бенгалия была завоевана вплоть до Ганга, но это сведение не датировано и слишком лаконично для того, чтобы можно было восстановить ход событий. Ясно только то, что южная граница привлекала внимание тибетского царя не в меньшей степени чем восточная, что сопротивление раджпутов попыткам спасти буддизм в Индии было ожесточенным и успешным и что Тибет пытался выйти на первое место среди азиатских государств.