Глава XXII. Воссозданный каганат

Задачи. Победа на Толе отдала в руки тюрок почти всю Халху, но тем не менее их держава была в отчаянном положении. Новые подданные, уйгуры, были ненадежны; имперские владения охватывали возрожденный каганат с востока, юга и запада; на севере, в Сибири, находилось обширное кыргызское ханство, определенно враждебное тюркам, и, самое главное, большая часть собственно тюркского народа осталась в Ордосе, в лапах врага. Их надо было вызволить в первую очередь, и Капаган-хан принялся за это.
В 694 г. тюрки совершили молниеносный набег на границу Китая, побили и увели в плен множество воинов и народа¹⁰⁹⁷. Одновременно Капаган-хан предложил императрице У принять его в подданство. Это означало бы согласие имперского правительства на образование в Халхе тюркского государства, прямое признание его. Разумеется, Китай не мог так легко помириться с мятежником. 18 воевод выступили против него в поход с китайской и кочевой конницей, но вернулись, не найдя врага¹⁰⁹⁸. Отюкенская чернь спасла тюрок от разгрома¹⁰⁹⁹. Китайцам пришлось перейти к обороне.
Возможно, что в результате набега были уведены не пленные, а ордосские тюрки, не успевшие уйти с Кутлугом и теперь перебежавшие к своим соплеменникам. Надпись так и трактует политику Капаган-хана: «Мой дядя, каган, сев на царство, опять устроил и поднял тюркский народ, неимущих он сделал богатыми, немногочисленных он сделал многочисленными»¹¹⁰⁰. Конечно, последнее произошло не за счет естественного размножения.
Второй задачей, не менее серьезной, чем освобождение соплеменников, было установление отношений с кочевыми народами и племенами. Номинальное подчинение Империи было необременительно для кочевников и даже выгодно, но китайцы, ошибочно полагая, что их власть окончательно упрочилась, стали назначать своих чиновников на посты правителей застойных владений. Отсюда неизбежно возникали разнообразные осложнения, связанные с ущемлением прав кочевых старейшин, непониманием нужд рядовых кочевников, взяточничеством, вымогательством и оскорбительным высокомерием китайских чиновников. Поэтому к концу VII в. лояльность кочевых подданных была обратно пропорциональна расстоянию от Великой стены. В 696 г. возмутились В Маньчжурии кидани и татабы (хи)¹¹⁰¹, что также было использовано тюрками.
Наконец, перед ханом стояла третья внутриполитическая задача. У древних тюркютов, как уже говорилось, был закон о престолонаследии, согласно которому брат наследовал брату, а племянник – дяде (лествичное восхождение). Китайцы считали этот порядок бессмысленным и, вмешиваясь в тюркские дела, попросту игнорировали его. Восстановив каганат, тюрки восстановили старый закон, по которому Мочур и стал Капаган-ханом. Но он сам испытал на себе влияние китайской культуры и счел за лучшее для себя передать престол своему сыну Фугюю, а не племяннику Могиляню. Сознавая, что нарушать закон надо исподволь, он воссоздал чин «малый хан» (выше шада) и пожаловал его своему сыну¹¹⁰², а племянника поставил шадом тардушей, т. е. западного крыла тюрок, и предоставил ему решение наиболее опасных военных задач. Можно думать, он ничего не имел против гибели своего племянника.
На востоке. Успех тюрок окрылил надеждой монгольские племена Центральной Маньчжурии – киданей и татабов. Даже сама китайская история возлагает ответственность за восстание на главноначальствующего Чжао Вэнь-хая, который по высокомерию начал пренебрегать своими подчиненными¹¹⁰³. В 695 г. киданьские вожди Цзиньчжун и Ваньюн восстали, убили Чжао Вэнь-хая и взяли в плен его помощника. За 24 дня восстание охватило все восемь киданьских племен. Одновременно поднялись татабы, но, не надеясь на свои силы, заключили союз с тюрками. Регулярные войска, посланные на подавление восстания, были разбиты киданями в долине Хуанчжангу и при Пинчжоу. Только третья армия, составленная из выкупленных рабов, в 696 г. отразила нападение киданей и остановила их продвижение.
Этими обстоятельствами воспользовался Капаган-хан. Он предложил императрице усмирить мятежников, на что получил согласие. В награду за помощь его признали ханом, дали военный чин и княжеское достоинство. Капаган-хан молниеносным набегом разгромил киданей и заставил их рассыпаться по лесным чащобам.
Обрадованная императрица хотела признать тюркского хана великим шаньюем, но он, не успев получить титул, напал на китайскую границу и в 697 г. ограбил два уезда – Линчжоу и Шэнчжоу¹¹⁰⁴, т. е. северо-восточный Ордос. Его отогнали имперские войска армии, укомплектованной пограничными народностями¹¹⁰⁵, но Тоньюкук принял командование и добился успеха, «разрушив двадцать три города»¹¹⁰⁶. В надписях эта кампания названа «войной на Шантунгской равнине, орошаемой Яшиль-угюзом»¹¹⁰⁷, или Талуй-угюзом – «Море-рекой»¹¹⁰⁸.
Устрашив, таким образом, китайцев, хан продиктовал условия мира. Он хотел, чтобы императрица усыновила его, выдала бы его дочерей за китайских князей, отпустила к нему тюрок, оставшихся в Ордосе, и дала 100 тыс. ху проса на посев, 3 тыс. земледельческих орудий и железа для поковок. Разумеется, ему отказали. Тогда хан прекратил переговоры, задержал послов и вывел войска из киданьских земель. Кидани немедленно вышли из лесов и объединились вокруг князя Ваньюна. Ваньюн снова напал на китайцев и разгромил уезд Цзичжоу. Против киданей была брошена огромная армия – 170 тыс. человек (вероятно, в это число входила и вся обслуга), но она была наголову разбита. Ваньюн перешел в наступление, вырезал уезды Ючжоу и Инчжоу и «необузданно своевольствовал»¹¹⁰⁹.
Императрице пришлось согласиться на все требования тюркского хана, чтобы получить помощь против киданей. «С сего дня тюрки усилились»¹¹¹⁰. Для киданей союз хана с императрицей оказался роковым. Союзные с тюрками татабы объединились с новой двухсоттысячной китайской армией и взяли киданей в клещи. Киданьские войска были разбиты, а Ваньюн убит во время бегства собственным невольником. Остатки киданей, не желая сдаваться китайцам, поддались тюркам, и в 697 г. Капаган присоединил Маньчжурию к своим владениям, после чего кидани продолжали войну с китайцами как вассалы тюркского хана.
Вот где сказались последствия переворота императрицы У и управления династии Тан. Пограничные войска, состоящие из чужеземцев, не хотели сражаться за китайцев, и поэтому пришлось пополнять армию невольниками и даже нанимать солдат за жалованье¹¹¹¹. В полевой армии не могли не расти оппозиционные настроения и ненависть к китайским чиновникам, высоко поднявшим голову. Обаяние и инерция танской традиции держали пограничную армию в рамках лояльности, но естественно, что большая часть военных симпатизировала опальному наследнику, чем и вызывала неприязнь императрицы. Императрица старалась дробить командование, чтобы не сосредоточивать много сил в руках одного генерала, а это отражалось не боеспобности армии.
Капаган-хан учел политическую ситуацию и объявил себя сторонником наследника. Для восстановления его на престоле в 698 г. Капаган-хан выступил в поход, имея «100000 всадников»¹¹¹². Эта демагогия принесла ему немалую пользу, так как кочевники, служившие в имперской армии, сразу начали переходить на его сторону¹¹¹³. Против него были двинуты две армии – в 300 тыс. и в 150 тыс. человек, но они не решались вступать в бой. Тюрки разграбили ряд пограничных округов и взяли множество пленных. Во всех открытых столкновениях китайские войска терпели поражения. Очевидно, эти операции имел в виду Тоньюкук, упоминая в автонекрологе об успехах на «Шантунгской равнине»¹¹¹⁴. Тогда китайское правительство решило выбить у врага главный козырь – легитимизм. Наследник был возвращен из ссылки и назначен командующим армиями. Капаган-хан вынужден был отступить, но при этом он показал, что воевал вовсе не за династию Тан, а за себя и свой народ.
80 тыс. пленных, т.е. людей, фактически перешедших к нему, когда он выступал в защиту династии, были перебиты, после чего тюрки стали отступать. На обратном пути все китайские города и села были дочиста ограблены и население уведено в рабство. Война после этого не прекратилась, но восстановление династии сплотило силы империи. В 699 г. были разбиты кидани¹¹¹⁵, причем слава победы приписана двум искусным предводителям «из кочевых», бывших раньше врагами. Дело понятное: за Китай кочевники умирать не желали, но за империю Тан можно было пострадать. Чтобы привязать к себе кочевников, еще не ушедших к Мочуру, умная императрица пошла на то, чтобы улучшить их положение. В 701 г. был издан указ, запрещающий обращать тюрок в рабство¹¹¹⁶. Этим был положен предел злоупотреблениям чиновников и латифундиалов, которые, не имея возможности рассчитаться за вековые обиды со степняками, вымещали свою злобу на пограничных кочевниках, примешивая к ней немалую толику вульгарного корыстолюбия.
Указ сыграл свою роль, и успехи тюркских отрядов, нападавших на границу, несколько сократились. В 700 и 702 гг. тюрки совершали набеги на северный Китай, но дело ограничилось угоном скота и грабежом¹¹¹⁷.В 703 г. Капаган-хан поручил послу переговоры о браке его дочери с сыном наследника престола. Это означало мир. Действительно, три года продолжались переговоры и военных действий не было. За это время умерла императрица, и на престоле оказался тот самый Чжунцзун, именем которого так удачно прикрывался тюркский хан. Теперь началась открытая игра.
На западе. Жестокая война 698 г. на время поглотила силы и тюрок и китайцев. Этим воспользовался вождь тюргешей Учжилэ. Он стеснил вождя прокитайских элементов, бездарного хана Ашина Хусэло, который со своими сторонниками числом в 60-70 тыс. перекочевал во внутренний Китай в 699 г.¹¹¹⁸. Ядром территории тюргешского ханства была долина р. Или и северные предгорья Тянь-Шаня. Южная летняя ставка хана была расположена около современного города Токмака, а северная – на землях племени гун-юэ¹¹¹⁹. Чтобы узаконить захват, Учжилэ отправил в Китай посольство, во главе которого стоял его второй сын, Чжену. Посольство было принято благосклонно, и тем самым захват был санкционирован.
Но не так спокойно посмотрели на это тюрки. Они воспользовались тем, что в западной Джунгарии жили чуйские племена (потомки среднеазиатских хуннов), которых тюргеши еще не успели включить в свою державу. Стремясь «для расширения державы и власти кагана»¹¹²⁰ захватить подступы к Семиречью, ханские племянники Могилянь тардуш-шад и его шестнадцатилетний брат Кюль-тегин¹¹²¹ двинулись в поход на чуйские племена в 701г. подчинили их¹¹²² Но план похода был гораздо шире: тюрки полагали подчинить себе весь Согд, чем они восстановили бы единый каганат. Тюргеши не пошли на обострение отношений, тюркские князья, видимо, тоже решили пока их не задевать, но китайские власти в западных владениях не могли смотреть спокойно на успехи своих врагов. Тюркская надпись сообщает о разгроме пятидесятитысячной имперской армии при Ыдук-баше и гонении ее вождя Онг-тутука¹¹²³. Но китайские хроники ничего не говорят об этой битве, и поэтому приходится предполагать, что масштабы событий преувеличены, хотя битва все-таки имела место.

Карта. Срединная Азия в первой половине VIII в.

Пояснение. Предлагаемая трактовка этого события высказывается впервые: основанием для нее служит перевод С. Е. Малова отличающийся от перевода П. М. Мелиоранского. У последнего «аltу сub sogdak» переводилось: «согдаки шести чубов»¹¹²⁴. Маркварт разъясняет загадочное «чуб» именем династии Чжао-ву, к которым принадлежит князья шести согдийских владений: Кан (Самарканд), Ми (Маимург), Шы (Кеш), Хэ (Кушания), Цао (Усрушана) и На-се-бо (Несеф), завоеванных, по мнению Маркварта восточными тюрками в 701 г. Подтверждение своей мысли Маркварт видит в том, что в 701 г. согдийцы нашли помощь у тюрок против хорасанского эмира Мухаллаба ибн Абу Суфра¹¹²⁵. Это отождествление получило широкое распространение, но было подвергнуто уничтожающей критике Г. Е. Грумм-Гржимайло, который доказал невозможность похода Согд в это время. Но он впал в другую ошибку – стал отрицать западный поход совсем, считая текст надписи вымыслом¹¹²⁶.
Перевод С. Е. Малова позволяет опровергнуть оба крайних мнения. Малов переводит «шесть чубов и согдаков»¹¹²⁷. Если под «чубами» считать чуйские племена чуюе, чуми, чумугунь, чубань двух отделов и шато (отпочковавшихся от чуюе)¹¹²⁸, то понятно, что покорение их, кочевавших в западной Джунгарии, Тарбагатае и на Черном Иртыше, было задачей выполнимой; что же касается согдаков, то это была политика дальнего прицела. Грумм-Гржимайло прав, когда указывает, что тюрками, которые в 700-701 гг. отстаивали Согд от арабов, были западные тюркюты, подданные империи Тан, а никак не восточные тюрки, которым незачем было защищать народ, который они стремились покорить. Но он неправильно отождествляет Онг-тутука с китайским полководцем Сян Ваном, который командовал имперской пограничной армией, но не был ни разбит, ни пленен. На этом необоснованном отождествлении и зиждется отрицание западного похода, ибо Кюль-тегин не успел бы переброситься за год из Согда на Орхон.
Но дело в том, что Онг-тутука, видимо, следует отождествить с полководцем Ван Сяо-цзе, выгнавшим в 692 г. тибетцев из бассейна Тарима¹¹²⁹ и продолжавшим оставаться там командующим полевой армией. Если это так, то понятно быстрое усиление тюргюшей, до сего времени безуспешно сражавшихся с имперским гарнизоном в Суйе¹¹³⁰ (так называлась крепость к востоку от оз. Иссык-Куль). Из этого следует, что в Западном крае возникла трехсторонняя война: имперские войска, даже проиграв битву при Ыдук-баше, держали в своих руках четыре инспекции (Карашар, Куча, Кашгар и Хотан) и Бэйтин (близ современного Гучена); запад контролировали тюргеши, а север – тюрки. До Согда тюрки действительно не добрались. Их жертвами оказались карлуки в верховьях Иртыша, а также хуву и шуниши (тюркские племена союза дулу), кочевавшие в юго-западной Джунгарии, в долине р. Юлдуз. К этому же времени надо отнести и покорение басмалов (703 г.), тоже живших в южной Джунгарии.
Очевидно, к этому нападению относятся сведения Цзю-Таншу:
«Начиная с эпохи Чоугун (685-688; т. е. с неудачного похода Ашидэ Юань-чженя на запад. – Л. Г.) десять родов подвергались беспрестанным нашествиям и грабежам тюрок Мочжо, они были частью перебиты, частью рассеяны и почти совершенно уничтожены (обычное китайское преувеличение. – Л. Г.), а затем, оставшись в числе не более 60-70 тыс., они вместе с Хушэло эмигрировали в Китай, где и поселились»¹¹³¹.
«Син-Таншу», наоборот, считает, что главным врагом Хусэло был тюргешский Учжилэ¹¹³², но надо думать, что оба правы: и тюрки и тюргеши равно угрожали остаткам западных тюркютов и вынудили часть их переселиться в Китай, под крыло своего сюзерена.
Силы Империи в Западном крае в период 700-704 гг. были ничтожны. Видимо, после поражения полевой армии при Ыдук-баше остались только гарнизоны в крепостях и никаких пополнений не поступало. Действительно, новобранцы сражались в Маньчжурии с киданями и на берегах Хуанхэ с самим тюркским ханом. Поэтому братья-царевичи могли попытаться добраться до Согда, хотя, судя по молчанию надписи, больших успехов они в этом направлении не достигли. Однако тюркская угроза принудила имперское правительство примириться с усилением тюргешей хотя бы для того, чтобы обеспечить их нейтралитет. Это толкование поддерживает хронологическое совпадение: вторжение тюрок в Джунгарию, бегство Хусэло и признание Учжилэ – все это произошло в 699 г. Связь событий между собой несомненна.
Тюргеши. Подобно абарам и мукри, их потомки тюргеши не принадлежали ни к телеской, ни к чуйской, ни к собственно тюркской (тюркютской) группе¹¹³³. Первые сведения о них относятся ко второй четверти VII в., когда они были перечислены в составе пяти племен дулу¹¹³⁴. Когда Западнотюркютский каганат был завоеван китайцами в 659 г., тюргеши населяли два военных округа: Ву-лоу в верхней части долины р. Или, где жили роды согэ и мохо, и Го-шань, к западу от р. Или, где обитали алишэ¹¹³⁵. «История династии Тан» о происхождении и этнической принадлежности тюргешей говорит только, что они делились на «желтые» и «черные» роды. Согласно нашему анализу, «желтыми» были старожилы мукрийцы, а «черными» – пришельцы абары, причем и те и другие, слившись в один народ, еще не забыли, что они разного происхождения.
Тюргеши были многочисленным народом. В момент кульминации хан Согэ имел 300 тыс. воинов. Эта цифра включала в себя кроме собственно тюргешей вспомогательные войска, составленные из соседних племен, подчинившихся тюргешам после развала Западнотюркютского каганата и пресечения державы Ашина. А ведь еще сравнительно недавно Учжилэ, основатель династии, имел только 140 тыс. воинов и то благодаря тому, что «умел успокаивать подчиненных, чем приобрел уважение и доверенность их, и кочевые повиновались ему»¹¹³⁶.
«Черные» роды находились в меньшинстве, так как численность их была 300 тыс. душ (не воинов!), т.е. они составляли примерно треть тюргешского народа.
Применяя обычный коэффициент расчета отношений войска к народу для варварских держав, где каждый взрослый мужчина – воин, можно с известной точностью определить численность тюргешей. Она колебалась от 500 тыс. до 700 тыс. человек, и это очень много по тем временам, если учесть, что население Китая в период максимального расцвета Танской династии (754 г.) достигало всего лишь 58 млн. душ обоего пола¹¹³⁷. Но, унаследовав владения западнотюркютских ханов, тюргеши унаследовали и их политику – ориентацию на Империю. Тем самым тюргеши становились врагами тюрок, и последствия этого не замедлили сказаться,
Контрнаступление. Империя Тан не собиралась мириться с потерей Западного края. Она рассматривала завоевания тюрок, тюргешей и арабов как свои временные неудачи. Нужна была только новая полевая конная армия и талантливый генерал. Таким оказался тюркютский царевич Хянь, томившийся в ссылке как сын казненного хана Юанькина. Как только он понадобился, его простили.
В 703 г. был заключен мир на востоке, и сразу же, в 704 г., изменилось положение на западе. Два западнотюркских хана, Хуай-дао и Хянь, были присланы с войсками. Хянь усмирил 30 тыс. кибиток к западу от р. Чу.
На сторону Империи передались сначала шато в 704 г., а затем западные тюркюты и карлуки в 705 г. К 706 г. было восстановлено исходное положение.
Но как тогда объяснить инертность тюргешей? Очень просто: с юга нажали арабы. В 705 г. Кутейба взял Балх, в 706 г. – Пайкенд, но согдийцы и «турки» заставили его отступить. Эти «турки» хроники Табари были тюргеши¹¹³⁸. Необходимость защищаться против общего нового врага примирила их с китайцами, а китайских министров вынудила признать новую державу, необходимую как заслон на юго-западе. Становится понятно, почему Хянь, подчинив земли на запад от Чу, пощадил тюргешей и за какие заслуги Учжилэ в 706 г. был пожалован княжеским достоинством¹¹³⁹. В 707 г. тюргеши снова отбросили Кутейбу от Бухары. Только разногласия между тюргешами и согдийцами позволили арабам отступить в Хорасан. Вскоре Учжилэ умер, оставив в 708 г. своему сыну Согэ благоустроенную орду, 300 тыс. (?!) войска, союз с Китаем и войну с арабами¹¹⁴⁰. В том же году Кутейба был снова отброшен от Бухары, и Согэ оказался гегемоном всей Средней Азии. Нас могла бы удивить пассивность тибетской политики, если бы не было известно, что с 707 по 710 г. она обратилась острием на юг.
Южные китайские войска покорили в джунглях Юньнани племена маней и обложили их двойной податью. В 710 г. мани восстали и призвали на помощь тибетцев, которые, воспользовавшись этим, принудили китайцев за отступление дать им царевну и уезд Цзюцюй в Хэси в виде приданого. Этот участок земли имел огромное стратегическое значение как кормовая база для лошадей при подготовке набегов на Китай. В дальнейшем этот факт оказал немалое влияние на ход событий¹¹⁴¹.
Коалиция. Трехлетнее перемирие 703-706 гг. принесло больше пользы Империи, нежели Каганату. Убедившись в бесцельности оборонительных и наступательных мероприятий, китайцы стали действовать при помощи подкупов. Объектом подкупа оказались токуз-огузы, которые, несмотря на все заигрывания хана, не забывали о счастливой поре, когда они, спокойно кочуя по степи, получали щедрые подарки императора. Во время перемирия сын убитого на Толе Баз-кагана (кит. Били), Дугяйчжи, с уйгурами и племенами киби, сыге и хунь дезертировал от хана, перешел Гоби и поддался Империи. Его поселили около Лянчжоу, в Алашане и в Таньсу и брали «сильных конников на пополнение»¹¹⁴².
Для тюрок отпадение уйгуров было большим ударом, так как указывало на порочность их внутренней политики, тем более что движение среди токуз-огузов было шире, чем изображают это китайцы. В то же примерно время тюркские царевичи Могилянь и Кюль-тегин подавили восстание племени байырку, обитавшего в Восточном Забайкалье¹¹⁴³. Байырку были разбиты у оз. Тюргияргун (оз. Торей между Ононом и Керуленом), но их вождь Улуг Иркин отбился и бежал¹¹⁴⁴, очевидно в Китай, – больше было некуда.
Признаки были грозные, но Капаган-хан, ослепленный собственным величием, решил покарать лицемерного императора. В 706 г. тюрки ворвались в северный Китай, наголову разбили регулярные войска полководца Шача Чжуна и угнали казенных лошадей с пастбища. Лошади предназначались на ремонт кавалерии.
Битва при Минша¹¹⁴⁵ красочно описана в большой надписи Кюль-тегина. Под Кюль-тегином было убито три коня, а доспехи и плащ его были утыканы «более чем ста стрелами». Снова выявились качества обученной тяжелой конницы, способной к повторным атакам, которых в этой битве было три. Китайцы определяли свои потери в 10 тыс. человек, что позволяет восстановить ход битвы. Очевидно, легковооруженные стрелки пытались отразить атаку градом стрел и это им дважды удалось, но третья атака вызвала панику, и тюрки кололи бегущих. Только так могла возникнуть столь большая потеря. Судя по тактике боя, в китайской армии сражались перебежавшие уйгуры.
После этого переговоры были прерваны, и император назначил награду за голову хана. Однако наступать на Халху имперские войска не отважились, они ограничились постройкой трех крепостей на подступах к Ордосу. Здесь мы наблюдаем законченное перерождение психики: из степной она стала китайской, и параллельно возвращалась китайская система обороны, как будто воскресало Ханьское время с неприступными для хуннов крепостями, пехотными ополчениями из «молодых негодяев» и полководцами-фаворитами¹¹⁴⁶. И сейчас, когда в 708 г. командующим был назначен восьмидесятилетний старик, чего же было ждать от армии.
Инициатива перешла к тюркам. Мочур казнил имперского посла и в 708 г. повторил набег на китайскую границу. Об этом набеге повествуется столь глухо, что, очевидно, реального сопротивления тюркам оказано не было. Имперцы послали к хану нового посла, который умер в дороге, не выполнив возложенного на него поручения¹¹⁴⁷.
Но дипломатия и подкуп сделали свое дело. Ситуацию 709 г. блестяще описал мудрый Тоньюкук: "Каган табгачский был нашим врагом. Каган десяти стрел (западных тюрок, в данном случае тюргешский хан Согэ. – Л. Г.) был нашим врагом. Но больше всего был нашим врагом кыргызский сильный каган. Эти три кагана, рассудив, сказали: «да пойдем мы на Алтунскую чернь». Так они рассудили и сказали: «да отправимся мы в поход на восток против тюркского кагана. (Отсюда видно, что предполагалось нанести комбинированный удар с запада, в тыл тюркам. – Л. Г.). Если мы не пойдем на него, как бы то ни было он нас победит: каган – герой, а советник его мудрец, он, возможно, окажется нашим убийцей. Втроем мы объединимся, отправимся в поход и уничтожим его», Тюргешский каган сказал так: «Мой народ там будет, – сказал он, – а тюркский народ в смятении, огузы же его, – сказал он, – находятся в рассеянии»"¹¹⁴⁸. Действительно, тюрки оказались в окружении и, для того чтобы спастись, должны были найти неожиданный для противника выход. Они его нашли.
Первый удар. Мудрый Тоньюкук сохранил свой пост ханского советника и при Капаган-хане, но не порвал связи с опальными царевичами, а наоборот укрепил ее, выдав свою дочь Пофу за законного наследника престола – шада тардушей Могиляня. Командуя войсками на западной границе Каганата, Могилянь в 709 г. ворвался в область чиков и, форсировав верховья Енисея, разбил их войско при Орпене¹¹⁴⁹, а вслед за тем подчинил и азов¹¹⁵⁰. В это же время он подчинил всю территорию современной Тувы, но главный враг – кыргызы – оставался неуязвим за надежным естественным прикрытием – Саянским хребтом. Покорение чиков и азов отдалило опасность кыргызского нападения, но не устранило ее.
Тогда снова вмешался Тоньюкук. Он предложил взять инициативу в свои руки и, не дожидаясь лета, напасть на кыргызов, чтобы, воспользовавшись неожиданностью, разбить их. Самая большая трудность была в том, чтобы перебраться через Саянский хребет в необычном месте, потому что перевал через Когмэн (западные Саяны) охранялся. Штурмовать перевал не имело смысла, так как кыргызы могли выставить, 80 тыс. воинов и задержать тюркскую армию до прихода тюргешей и табгачей-имперцев. В отношении мобилизации кыргызы имели огромное преимущество: у них было поливное земледелие¹¹⁵¹, и, следовательно, население жило компактно. Равным образом наличие соломы позволяло откармливать коней, не угоняя их очень далеко от дома. Надежду на успех похода тюрки могли иметь лишь при условии внезапности нападения. Тоньюкук нашел проводника «из степных азов», который взялся указать другую дорогу.
Задуманный поход больше походил на отчаянную авантюру, но хан согласился, назначил начальником Тоньюкука и дал ему в помощь своих немилых племянников. Дальнейшие события великолепно изложены самим Тоныокуком¹¹⁵²: ""Я приказал двигаться войску; я сказал: садись на коней! – Переправляясь через Ак-Тэрмель, я приказал остановиться лагерем. (Очевидно, здесь было оставлено все лишнее, вернее, все, что можно было оставить. – Л. Г.). Приказав сесть на лошадей, я пробил дорогу сквозь снег [вернее, в снегу]. Я взошел с другими на верх горы, ведя лошадь в поводу, пешком, удерживаясь деревянными шестами¹¹⁵³. Передние люди протоптали дорогу, и мы перевалили через вершину, поросшую лесом. С большим трудом мы спустились, и в десять ночей (днем идти остерегались, чтобы не вспугнуть врага) мы прошли до склона горы, обойдя завал. Проводник, сбившись с пути, был заколот. Мы шли вниз, по течению реки Аны. Чтобы пересчитать свое войско, мы приказали остановиться, а лошадей мы привязали к деревьям. (Видимо, немало отстало и замерзло, – Л. Г.). И ночью и днем мы быстро скакали. На кыргызов мы напали во время сна... проложили путь копьями. Хан их и войско собрались""¹¹⁵⁴.
О бое хорошо повествует Йоллыг-тегин: «С их каганом мы сразились в черни Сунга. Кюль-тегин сел на белого жеребца из Байырку, бросился в атаку, одного мужа поразил стрелою, двух мужей заколол копьем, одного после другого. При этой атаке он погубил белого жеребца из Байырку, сломал ему бедро. Кыргызского хана мы убили и державу его взяли»¹¹⁵⁵. Тоньюкук поясняет: «Хана их мы умертвили. Кыргызский народ вошел в подчинение кагану и повиновался ему».
Итак, благодаря исключительной находчивости Тоньюкука, мужеству Кюль-тегина и выносливости тюркских ратников один из членов коалиции был выведен из строя. Надо полагать, что покорение земли кыргызской было номинальным, так как Тоньюкук гарнизонов там не оставил, но теперь можно было не бояться удара в спину и сосредоточить внимание на западной проблеме.
Второй удар. Тюргешский хан Согэ заключил в 708 г. союзный договор с Китаем¹¹⁵⁶. Очевидно, именно этот договор имел в виду Тоньюкук. Но обширная тюргешская держава была непрочна, так как она унаследовала деморализацию, погубившую Западнотюркютский каганат. По причинам, вероятно далеким от государственной политики, «Согэ поссорился со своим предводителем Кюэ-чжо [Кули-чур] и оба начали жестокую войну между собой»¹¹⁵⁷. Согэ пожаловался на своего подданного китайскому правительству, но тот дал взятку и добился присылки чиновника, который должен был решить дело в его пользу. Согэ случайно перехватил переписку и убил чиновника. Затем, вместо того чтобы бороться с тюрками, он напал на крепость Аньси (Куча), где разбил китайские войска. Сделал он это для того, чтобы заставить китайское правительство с ним считаться, и цели своей достиг. Император Чжунцзун «простил его», и мир на западе был восстановлен. Однако время для войны с тюрками было упущено, и отношения между союзниками не стали искреннее.
Как только кончилась одна беда, началась другая. Согэ выделил удел своему младшему брату Чжену, но последний обиделся, так как решил, что ему мало дали, и в 710 г. переметнулся на сторону тюркского хана, чтобы разделаться с родным братом.
Видимо, Чжену имел в виду мудрый Тоньюкук, когда писал: «От тюргешского кагана пришел лазутчик (korug, а может быть, здесь вернее „наблюдатель“? – Л. Г.) Слово его таково. Отправимся походом, говорит он, с востока на кагана. Если мы не пойдем походом, то он нас победит. Тюргешский каган отправился в поход – говорит он – народ „десяти стрел“ без остатка отправился в поход, говорит, среди них есть войско табгачей»¹¹⁵⁸.
Капаган-хан сам не решился нападать на тюргешей, так как его главные силы были сосредоточены на востоке и дело представлялось ему слишком рискованным. Под предлогом похорон жены он остался в ставке, выставив в Алтунской черни (хребет Алтаин-нуру) заслон в 20 тыс. всадников¹¹⁵⁹. Начальниками над этим войском он назначил своего младшего сына Инэль-кагана¹¹⁶⁰ (ср. Ине-хан) и тардушского шада Могиляня, а советником-руководителем (начальником штаба) – Тоньюкука. Тоньюкуку была дана строгая инструкция держаться исключительно обороны – «не давать себя раздавить»¹¹⁶¹, собирать перебежчиков и информацию. Но, не будучи уверен в том, что Тоньюкук выполнит приказ, хан предписал апа-тархану (уполномоченный, комиссар) не разрешать Тоньюкуку рисковать наступлением. Очевидно, неудача предыдущего похода была очень памятна тюркскому хану.
Однако Тоньюкук поступил по-своему и двинул маленькую армию в наступление. Верный своему обыкновению действовать неожиданно для противника, он перешел через покрытые густым лесом отроги Алтаин-нуру¹¹⁶², переправился через Черный Иртыш и, двигаясь форсированным маршем, за одну ночь достиг р. Болчу, т. е. Урунгу¹¹⁶³. Там тюрки натолкнулись на передовой отряд тюргешей. Те беспечно спали, не ожидая, что враг может появиться столь внезапно, и были перебиты¹¹⁶⁴. Захваченные в плен сообщили тюркским предводителям, что «в степи Ярышской собралось десять тюменов войска», и тюркские беги высказались за отступление, но Тоньюкук, считая необходимым использовать момент внезапности, настоял на нападении. Тюрки атаковали тюргешское войско и нанесли ему небольшое поражение¹¹⁶⁵.
Необходимо отметить, что численное превосходство тюргешей было не так уж велико. Сам Тоньюкук определял его следующим образом: «их два крыла наполовину были многочисленнее»¹¹⁶⁶. Очевидно, «десять тюменов» соответствовали ополчениям «десяти племен» и были укомплектованы не полностью. Кроме того, в двух первых победах тюрки нанесли тюргешам изрядный урон. Тем не менее тюргеши оправились и сами напали на тюрок, «пламенея, как пожар». Тут опять сказались боевые качества тюркской конницы – тюргешское войско было разбито наголову, а каган Согэ попал в плен. Тюргешская держава развалилась. «Беги и народ десяти стрел все пришли и подчинились»¹¹⁶⁷. Развивая успех и преследуя остатки тюргешей, тюркская армия двинулась на юг и дошла до прохода Бузгала, называемого тюрками «Железные Ворота». Там они собрали огромную дань с согдийцев. Но дальнейшее продвижение было остановлено арабами, двигавшимися на Среднюю Азию с юга. «Мужественные воины на нас напали»¹¹⁶⁸. Только героическая борьба Кюль-тегина, который прикрыл отступление, позволила основным силам тюрок оторваться от противника¹¹⁶⁹. Слух об этом столкновении докатился даже до Тибета¹¹⁷⁰.
Во время этой операции Кюль-тегин покрыл себя славой, так как он сумел разбить отступивших на юг тюргешей и Кошу-тутука, т. е. одного из последних нушибийских князей, еще сохранившихся в Средней Азии¹¹⁷¹. Вторая задача была решена так же блестяще, как и первая: в 710-711 гг. опасность с запада была ликвидирована.
Когда Капаган-хан получил известие о полной победе, пленного Согэ и трофеи, он счел запад вполне завоеванным и существование тюргешских ханов излишним. Поэтому он сказал изменнику Чжену: „Вы, будучи родными братьями, не могли жить в согласии между собою; можете ли с совершенной преданностью служить мне?" – и казнил обоих в 711 г.
Однако он поторопился: запад был разбит, но не завоеван. Карлуки, жившие по берегам Черного Иртыша и в Тарбагатае, «ради свободы и независимости» выступили против тюрок. Борьба с новым врагом сковала силы западной армии на несколько лет. Надежным приобретением оказалась лишь западная Джунгария, где тюркам подчинились мукрины (кит. могэ¹¹⁷²). В Согде тюрки не удержались, судя по тому, что в 713 г. некий Мохэдо Тутунь (Багадур-тудун) «за оказанные в войне услуги»¹¹⁷³ был поставлен имперцами вассальным владетелем Ташкента. Попытка западных тюрок сбросить власть империи в 714 г. также не имела успеха. Имперский генерал Ашина Хянь разбил повстанцев у Суйшэ (Токмак) и казнил их вождя. После этой победы карлуки, хулуву и суниши признали себя подданными (разумеется, номинально) Империи, т.е. вступили с ней в союз против тюрок и тюргешей¹¹⁷⁴.
К середине VIII в. имперцы свели на нет все успехи тюрок в Согде. Но деятельность Тибета сковала китайскую активность в Западном крае, так же как карлуки сковали армию Кюль-тегина. Выиграли при этом арабы, успевшие закончить покорение западного Согда и Тохаристана.
В конце 711г. тибетцы перенесли военные действия в Западный край. Спасаясь от них, племя шато перекочевало от оз. Баркуль под защиту имперского гарнизона в Бэйтине. В 713 г. тибетские войска вступили в Ферганскую долину, заключили союз с арабами и вместе посадили в Фергане своего ставленника по имени Алуда. Но в 715 г. наместник Кучи, опираясь на местные силы и ополчение окрестных племен, вторгся в Фергану, принудил узурпатора спасаться бегством и восстановил власть законного князя. Тибетцы были вынуждены уйти обратно, а арабо-имперская граница на время стабилизировалась.
Третий удар. Неудача коалиции на западе не устранила для тюрок опасности китайского наступления на востоке. Предпринять наступление через Гоби на Алтай имперцы не могли, так как тюрки отняли от них районы, поставлявшие лучшую конницу, и теперь большая часть имперской армии оказалась укомплектованной китайцами. Поэтому объектом наступления была выбрана Маньчжурия, именно западная ее часть, где жили татабы.
В 712 г. стодвадцатитысячная китайская армия, разделенная на три корпуса, напала на татабов и была разбита. При паническом отступлении погибло «несколько десятков тысяч» ратников и «два генерала сдались в плен». Татабы передали пленных тюркскому хану, а тот приказал их казнить. Казнь осталась не отомщенной, так как «двор был тогда озабочен множеством дел и не имел времени усмирить»¹¹⁷⁵.
Неудачливый император Чжунцзун был отравлен своей любимой женой, и престол занял Сюаньцзун. Тюркский хан ультимативно потребовал заключения мира, скрепленного браком, и имперскому правительству пришлось смириться: за хана выдали дочь князя с титулом княжны, и в 714г. была «послана милостивая грамота»¹¹⁷⁶.
Это была вершина тюркского военного могущества.
Но на этом не кончились бедствия Империи. Успехи татабов произвели впечатление на некоего мелкого вассального князька в восточной Маньчжурии Цицика Чжунсяна. Начиная с 696 г. он нападал на китайские владения в южной Маньчжурии и Корее и наконец создал для себя государство, включившее, в частности, центральную и юго-восточную Маньчжурию (Фуюй и Чаосянь) и даже Корею (Бяньхань). Имперское правительство вынуждено было примириться со случившимся. Новое царство получило название Бохай.
Империя Тан переживала политический кризис. Она постепенно превращалась в китайское царство.
Наступление арабов. К началу VIII в согдийские княжества Мавераннахра – этой густо населенной и очень богатой страны – оказались совершенно неспособны к самозащите. Всем было очевидно, что победа арабов несет мужчинам смерть, а женщинам и детям плен и продажу на невольничьих рынках. Однако каждая крепость защищалась в одиночку и гибла. Переломить свой сепаратизм и организоваться согдийцы не сумели. Только тюргеши отбивали арабские отряды.
Мало этого, даже со своими защитниками, тюргешами, согдийцы не умели найти общий язык. Только разногласия между спасаемыми и спасителями в 707 г. дали возможность стесненным арабам унести ноги в Хорасан. Такие же неурядицы повторились в 709 г., и это позволило Кутейбе взять Бухару. Разгром тюргешей тюрками в 710 г. совпал с захватом арабами Шоумана, Несефа, Кеша и подчинением Талекана. Красивые города были сожжены, население вырезано или уведено в плен. Караваны, нагруженные награбленным золотом и шелками, непрерывно шли в Дамаск, но Кутейба хотел большего.
В 711 г. он вмешался в ссору между хорезмшахом и шахом Хамджурда, восстановил хорезмшаха на престоле и с его помощью разгромил Хамджурд. Затем, мобилизовав покоренных бухарцев, несефцев и хорезмийцев, напал на Самарканд. Самаркандцы отчаянно сопротивлялись, потери с обеих сторон были очень большие, но, чувствуя, что удержаться против арабов не удастся, они направили послов за помощью к ишхиду Ферганы, князю Чача, кагану турков (вероятно, тех же тюргешей) и к китайскому императору. Какую помощь могли оказать Самарканду разгромленные тюрками тюргеши? Никакой! В Чаньань посол добрался лишь в 713 г., но император в помощи отказал: ему были нужны войска против тюрок¹¹⁷⁷. Впрочем, помогать было уже поздно. «Князь Чача и ишхид согласились с письмом самаркандцев, где было написано: „если арабы победят Согд – придет и вам черед“»¹¹⁷⁸, и двинулись на выручку. Кутейба получил об этом информацию и направил против них своего помощника Солейхи Муслима. Последний в ночном бою у деревни Бек-Обод разбил чачцев и ферганцев. Самарканд пал.
Осенью 712 г. Кутейба с несметной добычей и с толпами пленных вернулся в Мерв.
В 713 г. он мобилизовал уцелевших от прошлогодней резни согдийцев и, пополнив ими свои войска, напал на Ходжент, Фергану и Чач. Ходжент и Фергана пали, но Чач устоял. Назначенный туда имперцами на должность правителя некий тюрк Багадур-тудун отбился от арабов¹¹⁷⁹.
В Ферганской долине арабы могли столкнуться с китайцами, так как именно там была резиденция губернатора Западного края, но сведений об этом нет ни у тех, ни у других. Скорее всего оба противника старательно обходили друг друга, предпочитая не сталкиваться.
В 715 г. Кутейба пытался проникнуть в Восточный Туркестан, но известие о смерти халифа Валида заставило его вернуться. На обратном пути он был убит одним из своих военачальников за попытку поднять мятеж. Эпоха завоеваний на время кончилась.
По не следует связывать приостановку арабского наступления только с гибелью полководца. Огромные потрясения в тюркском каганате позволили талантливому хану Суду восстановить тюргешскую державу – барьер против арабской агрессии. Равным образом имперское правительство избавившись от тюркской угрозы, сумело удержать свое влияние в восточной части Ферганской долины. В 715 г. имперское войско, укомплектованное западными, десятистрельными тюрками, выгнало арабов и тибетцев из Ферганы. Но в 716 г. тюргеши нанесли имперским войскам поражение, а в 717 г. арабы и тибетцы снова напали на имперские укрепления Кашгара.
А в Китае... Как бы тюрки, арабы и тибетцы ни свирепствовали на границах Империи, самую страшную опасность для нее представляли китаянки. Императрица Вэй Шэ, супруга слабовольного императора Чжунцзуна, попыталась осуществить неудачную авантюру своей страшной предшественницы У-хоу. Благодаря влиянию на мужа ей удалось добиться казни его верных слуг, но, страшась того, что глаза императора откроются и он поймет, кто ему враг, она вместе со своей соперницей, принцессой Ан-ло, отравила его. Скрыв смерть монарха, заговорщицы подделали его подпись под указом об отречении от престола и возведении на трон его сына.
Разумеется, императрица назначила себя регентшей. Но затея и на этот раз не удалась. Родственник отравленного Чжунцзуна, Ли Лун-ки, ученый, хороший военачальник, уважаемый и любимый офицерами, солдатами и чиновниками, привязанными к династии Тан¹¹⁸⁰, встал во главе отборных войск, ворвался во дворец, отрубил головы обеим заговорщицам и возвел на престол своего отца Жуйцзуна (710 г.)¹¹⁸¹. Последний питал отвращение к ремеслу правителя и в 712 г. отрекся от престола в пользу своего сына (посмертный титул – Сюаньцзун).
Империя Тан выдержала еще одно испытание, но каждая победа ей давалась очень не легко.
Новый император простотой обращения и привязанностью к своей семье завоевал симпатии сторонников династии. Это помогло ему легко ликвидировать заговор своей тетки, которая пыталась его отравить. Заговорщики были казнены.
Затем в 714 г. был издан закон против буддизма, служившего опорой императрицы У. Буддийским монахам, исключая стариков и больных, было предложено вернуться к своим семьям, т.е. в податное сословие, а почитание изображений Будды было запрещено¹¹⁸². Прекратились вечные заговоры при дворе, постепенно восстановилось нормальное управление, и через несколько лет империя Тан обрела силу не меньшую, чем при первых императорах¹¹⁸³. Ее положение кратко, но выразительно охарактеризовал Тоньюкук: „Сын Неба воинствен, народ в согласии, годы урожайны... нельзя тронуть их"¹¹⁸⁴.
Но на западе собиралась новая гроза – тибетцы заключили союз с арабами, а вождь черных тюргешей Сулу объявил себя ханом.
Запрещение исповедовать буддизм больно ударило по населению Кучи и Карашара, где буддизм был господствующей и привычной идеологией около 500 лет. Сменить укоренившееся мировоззрение по приказу оно, естественно, не могло, но неповиновение означало бунт, обреченный на неудачу. Однако кучасцы вывернулись чрезвычайно остроумным способом, о чем сохранилось сведение в одном из согдийских документов с горы Муг (документ А-9): «И есть такой слух: кучинцы и „им“ [очевидно, древнее название Карашара, в китайской передаче – Ян ], весь народ, в брахманскую веру перешли [вышли] – и знать, и купцы, и простой народ [работники ], и 14 000 духовных наставников [учители, baxsi]»¹¹⁸⁵.
Этот текст, датируемый 714 г.¹¹⁸⁶, понимать буквально невозможно, прежде всего потому, что брахманизм не прозелитическая религия, и, для того чтобы войти в нее, надо быть членом касты, а это возможно лишь для родившихся в ней. Затем, если бы подобная смена религии действительно имела место, то это не могло бы не оставить следа на истории Притяньшанья; однако впоследствии мы видим, что население Кучи и Карашара продолжает оставаться буддийским. Даже незначительные проникновения манихейства и христианства отразились в письменности этой страны, но от брахманизма нет и следа. Думается, что дело обстояло иначе, чем передает «слух» или «молва». Указ императора в Кучу привез пограничный военный чиновник, а эти люди в философских тонкостях не разбирались. Он только требовал, чтобы приказ был выполнен, дабы потом отчитаться. Все исповедания, кроме буддизма, были разрешены, а о брахманизме и его догматике и обрядах могли иметь некоторое, хотя и весьма отдаленное представление только ученые, связанные с буддизмом же, но никак не пограничные власти. Следовательно, кучасцы и карашарцы смело могли заявить, что императорский приказ ими выполнен и они исповедуют не запрещенную веру. Никто не мог доказать, что это не так. Да и ни у кого не было надобности разоблачать этот обман, так как буддизм был одиозен в Китае, где он соперничал с другими идиологическими системами, а не в Куче, где он был единственным и привычным мировоззрением, никому не мешавшим.
Неукоснительное выполнение указа по существу могло вызвать лишь нежелательные эксцессы, а обычный для китайской администрации формализм создавал в конкретном случае выход из положения. Разумеется, о том, что буддисты обманули императора, кричать на базарах было все-таки небезопасно, и поэтому до Согда докатилась официальная версия, которая в контексте письма звучит как презумпция того, что автор письма, «услышав такое», отправился в Хутталь и дал совет адресату оставаться на месте, и т. д. Иными словами, упоминание о кучасцах вставлено для характеристики положения в западных районах Империи, которое в это время было устойчиво.
Эволюция военной системы. Для того чтобы понять всю остроту создавшегося при Сюаньцзуне положения, необходимо рассмотреть эволюцию военной системы фубин, отмененной в 723 г. Не будет преувеличением сказать, что упразднение этой системы повлекло за собой последствия, еще более значительные, чем ее установление. Система фубин восходит к военной организации племени тоба, завоевавшего в IV в. северный Китай. По этой системе служба в армии была обязательна для сяньбийских родовичей. В виде вознаграждения за ними закреплялись участки земли, и несущие воинскую повинность освобождались от всех остальных повинностей. Служба была наследственной, и постепенно воины сделались привилегированной кастой.
Сначала эта армия комплектовалась исключительно из сяньбийцев, но потом ее стали пополнять богатыми китайцами из Шаньси и Шэньси, так как эти районы примирились с инородческой династией, после того, как она официально приняла китайскую культуру и признала государственным китайский язык. Этот компромисс сделал возможным сохранение системы фубин и при победе китайского элемента, т. е. при династиях Бэй-Чжоу и Бэй-Ци. Но тогда по закону 564 г. воинская повинность распространилась и на простой народ, так что были организованы две параллельные системы, и армия благородных – фубин – была уравновешена армией из народа. Вслед за этим в фубин стали включать неимущих, как чужеземцев, так и китайцев, и обязательная служба была установлена на шесть месяцев в году. При династии Суй положение фубин еще более ухудшилось: по указу 590 г. воинов стали заносить не в особые «военные списки», а в «гражданские подворные реестры», т.е. освобождение от податей на них более не распространялось. Эта мера характеризует политику Суй, направленную на искоренение остатков сяньбийского владычества в Китае.
Победа династии Тан на время оживила фубин. По указу 650 г. командирам кроме земельного участка было положено денежное жалованье, и, хотя система занесения в «гражданские подворные реестры» не была изменена, воинство фубин подчинялось не гражданской администрации, а окружным военачальникам¹¹⁸⁷. Фубин было использовано, однако, не против внешнего врага, а для укрепления династии, непопулярной в массах китайского населения. Большая часть войск фубин была сконцентрирована вокруг столицы, а не на границах. Пограничные же войска, или конно-стрелковая стража, пополнялась путем найма кочевников¹¹⁸⁸.
Политика компромисса с китайским населением сделала ненужными войска фубин. Указом 723 г. эта система была практически упразднена, и желавшие продолжать военную карьеру поступали в пограничные войска, а указ 735 г. упразднил ее и юридически¹¹⁸⁹. Этим актом закончилось расслоение китайской и некитайской половины империи, слияние которых оказалось невозможным. С этого времени в Хэдуне начал складываться особый этнический субстрат. Пограничная стрелковая армия оказалась единственным прибежищем всех осевших в Китае некитайцев, для которых национальный подъем китайского населения не Сулил ничего доброго. Только преданность династии, перерождение которой они не хотели замечать, еще связывала профессиональную армию и многомиллионный народ, ненавидевшие друг друга.
Борьба имперского и китайского начал нашла свое отражение и в литературе. Китайская поэзия эпохи Тан проникнута наивным пацифизмом, за которым легко увидеть оппозиционные настроения и замаскированное осуждение правительственной политической линии. Обратная точка зрения дошла до нас, как это ни странно в корейских переводах или переделках древних стихов тех воителей, которые после поражения своей страны пошли на службу к победителю, императору Тай-цзуну.
Имена некоторых корейцев – танских полководцев – сохранились для истории, как, например, Хэчи Чжан-чжи и Гао Сянь-чжи, но поэты, воспевшие подвиги корейских войск эпохи Тан, жили в XV в.¹¹⁹⁰.
Трудно сказать с уверенностью, использовали ли они старые корейские стихи, или сделали перевод созвучных им китайских, или сами воплотили живую традицию военной славы, дошедшую до них через восемь веков, но так или иначе ситуация, описанная ими, неповторима и вполне соответствует эпохе, интересующей нас.
Можно думать, что эти воспоминания были созвучны настроениям поздних поэтов и они сознательно воскресили минувшее.
Сравнение той и другой линии развития поэзии наглядно свидетельствует о внутренней борьбе, раздиравшей империю Тан и великолепную столицу Чанъань:
Цуй Жун ¹¹⁹¹
Над Западным морем луна восходит... Ветер с границы сердце волнует. Свет переходит гор границы – Вся необъятность меняет облик! Рвутся к просторам войска Китая, Конница варваров ищет бреши. Вражеской флейты ночное пенье Нас отравляет тоской по дому...

Ким Чон Со ¹¹⁹²
Воет северный ветер в верхушках деревьев, На снегу блеск луны ледяной. На границе за тысячу ли от родных Стал на стражу я с длинным мечом. Грозен посвист мой... Грозен пронзительный крик. Нет преград для меня на земле.

Ван Чан-лин ¹¹⁹³
Коней напоив, через реку прошли – Вода ледяная, а ветер остер. Усталое солнце садится вдали. Я мрачно гляжу на Линь-тао простор. Во время сражений былых, говорят, Высок и отважен был дух у солдат. Теперь же рассеялось все, как в пустыне, Лишь кости убитых белеют в полыни.

Ким Чон Со
Мы взнесли над Чанбэксаном знамя, Туманган переходили вброд. Эй вы, горе-мудрецы, скажите, Трусами считаете ли нас? А кого изобразит художник Для покоев славных в Линянгэ?¹¹⁹⁴

Сравнение говорит само за себя, причем список китайских антивоенных стихов можно еще умножить. Например, Ду Фу прямо заявляет: «И я, старик, позволю усомниться, что странам надо расширять границы»¹¹⁹⁵. Это отнюдь не миролюбие, так как победы над варварами ему весьма импонируют, и, наконец, не мог же он не понимать, что единственный способ избавиться от набегов кочевников – выдвинуть как можно дальше пограничные войска. Нет, ему важно осудить династию и двор, пирующие на золотых блюдах, увезенных из Алого дворца, т.е. дворца династии Суй¹¹⁹⁶. При этом нужно отметить, что сами танские монархи искали компромисса со своими китайскими подданными и, как мы уже видели, становились жертвами своей доверчивости. Однако отпадение тюрок сделало степную опору трона столь неустойчивой, что достижение внутреннего мира стало насущной задачей принявшего престол императора Сюаньцзуна.
Постепенно, но неуклонно китайцы забирали власть при дворе. В 739 г. Конфуцию был присвоен титул принца и соответственно изменены церемонии, посвященные его памяти¹¹⁹⁷. Затем для получения чина стало необходимо гуманитарное образование, причем на этом поприще китайцы легко обгоняли тюрок и монголов; в 754 г. была основана академия Ханьлинь для подготовки чиновников. Началась борьба между «аристократами» и «учеными». Последние, искусно составляя доносы, одолели, и главой правительства оказался их ставленник Ли Лин-фу¹¹⁹⁸. Все это принесло Китаю гражданский мир и позволило Сюаньцзуну сосредоточить внимание на степной политике.

Глава XXIII. Потрясение

Перелом. Все перенесенные Империей неудачи не заставили нового императора, Сюаньцзуна, отказаться от борьбы за гегемонию в Азии. У него появился весьма полезный помощник – сам Капаган-хан. Со свойственным китайцам прагматизмом «Таншу» объясняет изменение ситуации личными особенностями хана: «бесчеловечно поступал с подданными, а когда состарился, стал глупее и неистовее. Аймаки возроптали и начали отлагаться»¹¹⁹⁹. Действительно, в конце 714 г. карлуки, хулуву (кит. хуву) и шуниши¹²⁰⁰, воевавшие против Кюль-тегина, предложили Империи принять их в свое лоно. Западные тюрки в Семиречье и Притяньшанье восстали против каганата в пользу Империи. На сторону Империи перешли татабы и вслед за ними кидани¹²⁰¹. Но хуже всего для хана было то, что токуз-огузы, «его собственный народ», присоединенные, а не покоренные, тоже восстали, а три тюркских наместника – в Гоби, Иньшане и на Алтае – перешли на сторону врага.
Попытка тюрок разрушить опорный пункт имперцев в Джунгарии – Бишбалык – закончилась полным разгромом тюрок¹²⁰². При этом один из тюркских полководцев попал в плен и был обезглавлен перед городскими воротами, а другой, не смея вернуться к хану, бежал в Китай. К началу 715 г. верные тюркскому хану войска казались островами среди моря восстания.
В Онгинской надписи отражена вся серьезность создавшегося положения, не допускающего отступления. «Снова токуз-огузские беги стали нам врагами. Они были могущественны. Хан пошел... Мы не более чем отребье; мы видели, что нас мало, а их много. Нападем... Я сказал моим бегам: „Мало нас“»¹²⁰³. В довершение беды третий сын хана, бывший послом в Китае, умер, и, хотя его прилично похоронили, это было слабым утешением.
Возникает вопрос: чем объяснить такой резкий перелом в настроениях кочевников? Ведь для того, чтобы поднять народ на восстание, недостаточно появления иноземного эмиссара. Очевидно, власть каганата в степи была не так уж популярна. Попробуем разобраться в причинах внутренней розни и взаимного ожесточения.
Китайская версия, объясняющая взрыв восстания поглупением хана, явно несостоятельна. Более глубокое понимание вопроса мы находим в орхонских надписях. Правда, там тоже приводится как причина восстания непонимание народом своей пользы и «низость», но наряду с этим излагается идеал государства, который мало кому из подданных и соседей мог нравиться. Лучшее, по мнению автора надписи – Йоллыг-тегина, – это покорить все народы, живущие по четырем углам, склонить их головы и заставить преклонить колени. Так делали предки, но и Капаган-хан от них не отстал. В его правление расширились пределы тюркских поселений, так как тюрки занимали чужие пастбища и увеличили богатства: «В то время наши рабы стали рабовладельцами»¹²⁰⁴.
Тюрки второго каганата еще в большей степени, чем в период первого, находились в состоянии военной демократии. Внутри дружины иерархия не исключала равенства, но для окружающих это была не демократия, а живодерня. Поэтому основным противоречием в таком обществе было противоречие между господствующими и покоренными племенами.
Академик В. В. Бартольд поставил вопрос о том, было ли тюркское общество аристократическим или демократическим? Вопрос этот не имеет смысла, так как рядовыми в тюркской армии были «або и тарханы», а беги были лишь командным составом, без коего вообще немыслимо никакое войско. Тогда, когда понятия «народ» и «войско» совпадают, для понятий аристократизма и демократизма нет места. Так как войско нуждается в пополнении, то токуз-огузов приняли, приравняв к собственно тюркам, а все прочие покоренные народы составляли эль, т.е. державу, и считались «невольниками» хана¹²⁰⁵. Хотя от этих «невольников» личная свобода не отнималась, но обдирали их как липку. Казалось бы, что положение токуз-огузов было превосходным, но не о такой жизни мечтали вольнолюбивые уйгуры. Их политическим идеалом была конфедерация племен, основанная на добровольном союзе при слабой ханской власти. Уйгуры умели отстаивать свою свободу, героически сражаться под чужими знаменами «ради добычи», но никогда не составляли крепкого государства и даже не стремились к этому. Та доля награбленной добычи, которую тюрки им уделяли, не вознаграждала их за необходимость соблюдать тягостную дисциплину и хранить унизительную покорность.
Так глубоко различны были стремления двух соседних народов, сходных по языку, расе, быту и роду занятий. История Центральной Азии должна была пойти либо по тюркскому, либо по уйгурскому пути.
Кюль-тегин. Мудрый Тоньюкук был уже слишком стар, чтобы стать во главе тюркских дружин. В 716 г. ему было 70 лет¹²⁰⁶. Спасать Каганат пришлось Кюль-тегину. Четыре года (711-715) он сражался с карлуками, и лишь в 716 г. при священной горе Тамаг он разбил их войско и заставил покориться Каганату¹²⁰⁷. Но к этому времени держава уже была охвачена восстанием, и по дороге к родным кочевьям Кюль-тегин наткнулся на сопротивление азов. Азы были побеждены при Черном озере (оз. Тотоха-ранор в Западной Монголии) и перебиты.
Вернувшись домой, Кюль-тегин застал межплеменную войну в полном разгаре. Со своими ветеранами он обрушился на изгилей, разбил их и устроил такое, побоище, что даже имя изгилей было забыто. При г. Тогу¹²⁰⁸ произошел первый бой тюрок с токуз-огузами, но, несмотря на всю доблесть Кюль-тегина, победа не была одержана. При Кушгалаке были разбиты и истреблены начисто эдизы (кит. адйе). Затем при Бол... было разгромлено ополчение токуз-огузов, но, несмотря на то, что их эль был, согласно надписи, покорен, в следующей битве, при горе Чуш, они чуть было не разбили тюркское войско. Кюль-тегин отогнал противника и, преследуя, нанес ему урон. По-видимому, это было племя тонгра. Вслед за тем Кюль-тегин выиграл битву с токуз-огузами при Эзгенти Кадазе, «но на город не пошел»¹²⁰⁹. По-видимому, успехи племянника обеспокоили хана и взять Кадаз было поручено полководцу Алп Эльэтмишу, который с этой задачей справился. «Простой народ он собрал», а беги убежали¹²¹⁰. Этим закончилась кампания 715 г., так как наступила зима.
Весной 716 г. Капаган-хан, ревнуя к славе племянника, сам повел войско на токуз-огузов. Кюль-тегин остался охранять ставку, т. е. женщин и детей.
Тогда карлуки решили¹²¹¹, что наступило время для отмщения. Они полагали, что у тюрок не хватит боевых коней для войны на два фронта. Воспользовавшись уходом основных тюркских сил на восток, они перебросили с Алтая два отряда, из которых один должен был сковать тюркский заслон, а второй – разграбить ставку. Но ставку оборонял Кюль-тегин, который снова покрыл себя славой. В неравном бою, прикрывая женщин, которым грозила смерть или рабство, он «заколол девять богатырей и не отдал орды». Тем временем Капаган-хан разбил мятежное ополчение по северную сторону песчаной степи. Остальные подробности кампании нам неизвестны.
Затем наступила очередь племени байырку, которое было разгромлено на р. Толе в 716 г. Но тут в историю вмешался случай: возвращаясь после победы, хан отдалился от своей стражи и задумчиво ехал один через лес. Надо же, чтобы именно в этом лесу скрывались разбитые байыркусцы. Увидев одинокого всадника, они напали на него, стащили с коня и убили. Голова хана была доставлена китайскому послу, который переправил ее в Чанъань. Так вскрывается связь между восстанием в каганате и империей Тан¹²¹².
Но мало этого: есть прямое указание, что вождь уйгуров, перешедших на сторону империи в 702-703 гг., «ходил против Мочжо и убил его»¹²¹³. Но, несмотря на гибель хана, восстание не было подавлено. Империя вернула себе только Маньчжурию. Там воевал Могилянь, шад тардушей, и, несмотря на две одержанные им победы при Агу¹²¹⁴, по-видимому, не имел успеха¹²¹⁵.
После смерти хана встал вопрос о наследовании. Капаган-хан сам назначил преемником своего старшего сына, который носил титул Кучук-хан, т. е. «малый хан». По старому тюркскому закону наследником был шад тардушей Могилянь, а фактически вождем тюркского «вечного эля» был герой Кюль-тегин.
Кюль-тегин взял инициативу в свои руки и совершил военный переворот: он напал на ставку, которую сам охранял. Его преемник на посту полководца, Алп Эльэтмиш, передался на сторону мятежников, и это обеспечило им успех¹²¹⁶. Кучук-хан и советники Капаган-хана были убиты. Из детей Капаган-хана уцелели только сын Мо-тегин, оказавшийся в Китае, и дочь семнадцати лет, бывшая замужем за неким Ашидэ Мими. Потеряв мужа, царевна спаслась в Китае, где сначала была принята в придворную службу, но вскоре оказалась в юрте своего брата и там умерла. Ее брат сначала служил в имперских войсках, но позднее упоминания о нем в источниках не встречаются. Так пресеклась линия потомства Капаган-хана¹²¹⁷
Кюль-тегин не нарушил старого закона и не принял ханского титула, а возвел на престол своего старшего брата с титулом Бильге-хан¹²¹⁸. Бильге-хан сознавал, что он возведен «не по заслугам» и что он марионетка в руках своего брата. Поэтому он назначил его командующим войсками, т. е. фактически хозяином каганата. Из всех вельмож уцелел только один мудрый Тоньюкук, тесть нового хана.
Расправа коснулась только ближайших советников Капаган-хана, но ошеломила весь народ: «когда я стал ханом, то тюркские беги и народ, опечаленные, что они должны были умереть [теперь], смотрели кверху [на престол] спокойными глазами»¹²¹⁹. Очевидно, многие провинились перед опальными царевичами, но те предпочли милость мщению. Некоторое время Тоньюкук был в опале, но «народ уважал и боялся его»¹²²⁰, и в 718 или 719 г. хан вернул ему чин бойла бага тархана и должность государственного советника. Таким образом, у власти встал триумвират, принципом которого была борьба против китайской культуры и политического преобладания империи Тан. Последняя не могла, разумеется, с этим примириться.
Поэтому, несмотря на то, что Бильге-хан, придя к власти, немедленно предложил заключить мир, имперское правительство не только не согласилось, но активизировало военные действия. Однако об успехах северной армии китайский источник стыдливо умалчивает. Зато возмущенные ограничениями в охоте на диких зверей западные тюрки восстали и взяли в плен наместника Запада воеводу Чжан Чжи-юна¹²²¹. Его с трудом отбили преданные ему помощники китайцы.
Новое правительство в каганате оказалось вполне жизнеспособным. Гибель хана принесла Каганату совершенно неожиданное спасение. Жестокая политика сделала имя Капаган-хана одиозным для телеских племен. Потерпев поражение в боях с тюрками, многие из них бежали на юг и поддались Китаю. Но как только степное «длинное ухо» донесло до них весть о перевороте, они стали возвращаться к родным кочевьям, покидая новых господ. Такой оборот дела китайцы объяснили влиянием, которое имел на кочевников Тоньюкук¹²²², но немалое значение имели, очевидно, и новые политические принципы, провозглашенные Бильге-ханом.
Так или иначе, возвращение телесцев восстанавливало мощь Каганата и сводило на нет успехи имперской дипломатии. Имперцам оставалось только одно – разжигать угасающую войну.
Однако это оказалось невозможным, так как в 714 г. выступили тибетцы и захватили казенные табуны в предгорьях Наньшаня и Алашаня. Второе нападение тибетцев заставило имперцев собрать все регулярные войска в Хэси и бросить их на отражение врага. Тибетцы были разбиты и отброшены в горы, но потери имперцев были велики, а неукротимость горцев известна, поэтому имперская армия, заняв участок земли, ранее уступленный тибетцам как приданное, установила границу по берегу Хуанхэ и до 718 г. отбивала тибетские набеги¹²²³. Тюрки получили передышку и сумели ее использовать.
Не теряя времени, Бильге-хан, с одной стороны, обнародовал воззвание к токуз-огузам, «покинувшим свою землю-воду и предавшимся табгачам», утверждая, что табгачский хан совратил их на преступление" и «на юге у табгачей погибли их имя и слава»¹²²⁴. Он же собирался «возвысить» их народ и не карать отпавших от его дяди-хана.
С другой стороны, он со всеми силами бросился на оставшихся в степи и продолжавших сопротивляться уйгуров¹²²⁵. Спустившись по Селенге и тесня их, он разорил их кочевья и загнал отступавших в горную тайгу Хамар-дабана. Уйгурские табуны были розданы тюркским ратникам, потерявшим своих коней во время восстания. Семьи уйгуров попали в плен и пополнили число «кулов» тюркского хана. Уйгурский эльтебер с сотней всаднико