Конфессиональная карта Кавказа

Этническая композиция региона составляется не только из лингвистических или территориальных категорий, но в не меньшей степени, из конфессиональных групп, границы которых не совпадают с лингвистическими (племенными). Религиозные идентичности зачастую преобладают над племенными и, являясь более «политически» звучными, нередко оказывают и более серьезное влияние на динамику политических процессов в регионе.

В начальных фазах присоединения Кавказа к России конфессиональные императивы играют ведущую роль в идеологических обоснованиях имперских геополитических задач. Конфессиональные характеристики долгое время остаются преобладающими в имперском восприятии различных народностей, населяющих регион. Религиозная принадлежность рассматривается как ключевая категория для уяснения и упорядочения кавказского пространства. Общий рисунок этого пространства определяется в контексте державного соперничества христианской России с мусульманскими Турцией и Ираном. Соответственно, актуальными являются идеологемы о взятии под защиту христиан, «страждущих в мусульманском плену». И православная империя берет под свое покровительство сначала единоверную Грузию и чуть позже другой христианский народ — армян, возглавляемых своей Апостольской церковью. Христиане выступают как объект защиты и как союзники русского оружия, мусульмане — как потенциальные враги. Эта оппозиция находит свое выражение в сохраняющихся дискриминационных нормах уже в мирный период интеграции региона в Россию. Однако даже явственная определенность исторического лица империи в триедином «самодержавие, православие, народность» оставляет Россию православно-мусульманской страной, страной с изменчиво-прагматическим уровнем конфессиональной терпимости и значительной культурной автономией мусульман.

К 1890-м годам конфессиональный критерий все чаще уступает свое место в имперском политическом мышлении этническому (национальному). Этот процесс более очевиден в Закавказье, где имперские власти сталкиваются с политическим и национальным вызовом, в наиболее явственной форме брошенным именно со стороны христианских народов. Нарастающие требования восстановить автокефалию Грузинской Православной церкви становятся формой движения за грузинскую национальную автономию. Упразднение автокефалии начинает осознаваться грузинским населением как шаг к исчезновению самой Грузии, особенно на фоне запрета в 1904 году на преподавание грузинского языка в церковно-приходских школах. Еще более выраженным оказывается конфликт властей с Армянской Апостольской церковью, во многом остающейся инфраструктурой не только духовного, но и политического существования армян как в России, так и в Турции. После правительственного решения 1903 года о передаче имущества церкви под контроль властей начинается волна армянского террора против высших чиновников имперской администрации на Кавказе.

Для подавляющего большинства мусульман Кавказа принадлежность исламу является доминирующей групповой идентичностью, в значительной степени «поглощая» их этническую (племенную) отличительность. Закавказские тюрки и таты, курды и талыши, аджарцы и месхи определяют себя, прежде всего, как мусульмане. Картвелоязычные аджарцы и ингилойцы, равно как месхи и лазы окажутся в последствии объектами соперничества различных «национально-консолидирующих» проектов, стремящихся развернуть одно из двух культурных оснований этих групп — грузинское или тюркско-мусульманское — «за счет» другого. Во времена ослабления политического веса религии за мусульманской перспективой обнаружится именно «альтернативное» грузинскому этническое/национальное основание: и в отличие от российских аджарцев и лазов, ставших грузинами, турецкие аджарцы и лазы окажутся турками. Этот пример, в частности, указывает на следующие процессы, развивающиеся в кавказском регионе:

(а) Конфессиональная принадлежность используется в прочерчивании национальных границ, и религии выступают «национальной» атрибуцией, культурным «ядром» или, по крайней мере, маркером зачинающихся наций. Таковым является православие для русских и грузин, ислам — отчасти — для азербайджанской нации, надстраиваемой над тюркскими, татскими, курдскими, талышскими группами. Армянская этническая нация во многом определяется в своих конфессиональных границах — поверх политических границ, организационными традициями и культурной мощью своей церкви. Очевидно, что в этих и многих других случаях существует выраженная связь этнического и конфессионального «коллективного Я», усиливающая отличительность групп-носителей, своеобразную жесткость или, напротив, избирательную открытость их границ. Религия оказывается не просто символизацией, но средоточием национальной отличительности. Быть русским — значит быть православным, и многие сектанты оказываются за пределами русскости или на грани между «русским» и, скажем, «еврейским» (как гейры/русские субботники).

(б) Конфессиональные границы «прорезают» некоторые этнические/лингвистические группы, отделяя их внутреннее большинство от меньшинства по признаку вероисповедания. Эти меньшинства становятся полями идеологического и политического соперничества различных национальных проектов. Варианты возможной эволюции таких меньшинств — развитие в качестве «отдельной народности» (например, курды-йезиды), «расщепление» между соперничающими идентичностями (месхи) или устойчивое возобладание национальной идентичности над конфессиональной (осетины-мусульмане, аджарцы/грузины-мусульмане, духоборы и другие русские сектанты на Кавказе). Вероятность осуществления сценариев, конечно, сильно зависит от «стартовых» условий, в частности, от исторической давности конфессионального разделения, территориальной отчлененности районов проживания или от характера общего культурного багажа. Разделение осетин на мусульман и христиан оказалось ничтожным в сравнении с весом консолидирующих культурных и политических факторов.

Эти сценарии никогда не являются однозначными следствиями «стартовых» условий. Они серьезно зависят от того, какой из проектов окажется политически доминирующим, какой будет национально-территориальная принадлежность районов проживания меньшинств, какой будет национальная политика (стратегия политических элит) на этих территориях (Табл. 1).

Таблица 1. Распределение населения по вероисповеданиям в 1886–90 гг., тыс. чел.

Карта 14 (1900–1914).