Рефлексивная социология Пьера Бурдье

Видным современным метатеоретиком (хотя сам он воспротивился бы такому оп­ределению, как, впрочем, и вообще любому ярлыку) признан Пьер Бурдье. Он вы­ступает за рефлексивную социологию: «С моей точки зрения, социология должна носить метахарактер, но при этом всегда соотноситься сама с собой. Она должна использовать собственные инструменты, чтобы понять, что она есть и чем она зани­мается, попытаться лучше осознать свое место» (Bourdieu and Wacquant, 1992; см. также Meisenhelder, 1997). Применяя в отношении метасоциологии более традици­онный и менее определенный термин («социология социологии»), Бурдье пишет: «Социология социологии является фундаментальным измерением социологиче­ской эпистемологии» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 68). Социологи, посвя­щающие свою деятельность «объективизации» социального мира, должны боль­ше внимания уделять объективизации собственных действий. Таким образом, социология «постоянно оборачивает на саму себя те научные средства, которые она создает» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 214). Некоторые виды метатеорий (например, внутренне-социальную и внутренне-интеллектуальную формы М_и) Бурдье даже отвергает как «самодовольное субъективное сообщение о частной личности социолога или поиски интеллектуального духа времени, вдохновляюще­го его творчество» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 72; рассмотрение более пози­тивного взгляда Бурдье даже на эти виды метатеорий см. в Wacquant, 1992, р. 38). Однако отрицание определенных видов метатеорий не означает отрицания ме-татеоретических попыток в целом. Если следовать логике «Homo Academicus» (1984b; см. главу 11), то становится ясно, что Бурдье должен выступать за изуче­ние габитуса и практик социологов в поле социологии как научной дисциплины. в поле ее академического мира, а также в аспекте взаимоотношений между этими полями и полями стратификации и политики. Работа «Различие» (1984а) долж­на была привести Бурдье к изучению вопроса о том, какие стратегии отдельные социологи, а также социологическая дисциплина как таковая используют для до­стижения этого различия. Например, некоторые социологи могут использовать профессиональный жаргон для того, чтобы казаться авторитетнее и получить в этой области высокий статус, а сама социология может надеть на себя покров на­учности, чтобы достичь различия по отношению к миру практики. В сущности, Бурдье вообще заявил, что научные притязания социологии и других социальных наук «на самом деле представляют собой смягченную претензию на власть»

[568]

(Robbins, 1991, p. 139). Такая позиция, разумеется, влечет за собой неудобные выводы о собственном творчестве Бурдье:

Основной проблемой Бурдье в 1980-х было сохранить свою символическую власть, од­новременно подрывая научность, на которой она изначально была основана. Некото­рые сказали бы, что он завязал петлю на собственной шее и выбил табурет у себя из-под ног (Robbins, 1991, р. 150).

Учитывая приверженность Бурдье к теоретически обоснованным эмпиричес­ким исследованиям, нетрудно понять, почему он нетерпимо относился к большин­ству (если не ко всем) видов М₀, которое он охарактеризовал как «универсальный метадискурс о знании о мире» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 159). Бурдье обычно отрицает метатеоретизирование как независимую деятельность, отделяя метатеоретизирование от теоретизирования о социальном мире и его эмпириче­ского изучения (см. Wacquant, 1992, р. 31).

Бурдье приводит интересный довод в пользу метатеоретизирования, когда утверж­дает, что социологам необходимо «избегать быть игрушкой социальных сил в [сво­ем] занятии социологией» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 183). Единственный способ избежать такого удела — понять природу сил, воздействующих на социоло­гов в данный исторический момент. Такие силы можно понять только через мета-теоретический анализ, или то, что Бурдье называет «социоанализом» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 210). Когда социологи осознают природу действующих на них сил (особенно внешне-социальных и внешне-интеллектуальных), они смогут луч­ше контролировать влияние этих факторов на свое творчество. Как пишет Бурдье, «я постоянно использую социологию в стремлении очистить свое творчество от... социальных детерминант» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 211). Таким образом, целью метатеоретизирования, с точки зрения Бурдье, становится не разрушение со­циологии, а ее освобождение от детерминирующих ее сил. Разумеется, то, что Бурдье говорит о своих собственных попытках, справедливо и в отношении метатеоретиче-ских устремлений в целом. Стремясь ограничить воздействие внешних факторов на свое творчество, Бурдье при этом осознает границы таких попыток: «Я отнюдь не считаю и не претендую на то, что целиком от них [социальных детерминант] осво­бодился» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 211).

Подобным же образом Бурдье выражает желание освободить социологов от символического насилия, которое осуществляют над ними другие, более влия­тельные социологи. Данная цель побуждает к использованию внутренне-интел­лектуального и внутренне-социального анализа социологии, с тем чтобы вскрыть источники и природу этого символического насилия. Когда это понимание дос­тигнуто, у социологов появляются способы освободиться от этих воздействий или, по крайней мере, ограничить их. Иначе говоря, социологи вполне способны к «эпи­стемологической бдительности», способствующей защите от этих искажающих воздействий (Bourdieu, 1984b, p. 15).

Наиболее характерной чертой метатеоретического подхода Бурдье является его отказ отделять метатеоретизирование от других граней социологии¹. То есть

¹ Поэтому Шварц (1997, р. 11) утверждает, что «Бурдье не разделяет видения Ритцера (1988), который гово­рит о создании социологической теории как законной подотрасли в рамках социологической дисциплины».

[569]

он считает, что в процессе социологического анализа социологам постоянно не­обходима рефлексивность. Социологи должны размышлять о своих действиях и особенно о том, каким образом в процессе анализа они могут искажать исследуе­мые объекты. Эта рефлексия может ограничить количество «символического на­силия», обращенного против субъектов исследования.

Хотя творчество Бурдье своеобразно, ясно, что оно, по крайней мере отчасти, носит метатеоретический характер. Учитывая возрастающее значение Бурдье в социальной теории, связь его творчества с метатеоретизированием, вероятно, бу­дет и далее способствовать усилению интереса к метатеориям в социологии.

Теперь мы обратимся к рассмотрению конкретного метатеоретического подхо­да, на который опирается настоящая книга. Как будет видно из дальнейшего, дан­ный подход представляет собой сочетание М_и и М₀. Мы начнем с краткого обзора творчества Томаса Куна, затем познакомимся с моим (М_и) анализом нескольких социологических парадигм. Наконец, мы рассмотрим метатеоретический инстру­мент — интегрированную социологическую парадигму (М₀), которая выступает источником уровней анализа, применяемых на всем протяжении данной книги для анализа социологических теорий.

Концепция Томаса Куна

В 1962 г. представитель философии науки Томас Кун опубликовал довольно не­большую по объему книгу, озаглавленную «Структура научных революций» (Hoyningen-Huene, 1993). Поскольку данная работа выросла из философии, она казалась обреченной на периферийное положение в социологии, особенно по­тому, что основное внимание в ней уделялось точным наукам (например, физи­ке), а непосредственно о социальных науках говорилось мало. Однако высказан­ные в книге положения оказались крайне интересными для представителей самых разных областей (например, Hollinger, 1980, в истории; Searle, 1972, в лингвисти­ке; Stanfield, 1974, в экономической теории), но ни для кого эта работа не имела большего значения, чем для социологов. В 1970 г. Роберт Фридрикс опубликовал первую значимую работу, основанную на подходе Куна, «Социология социоло­гии». С тех пор не прекращался непрерывный поток публикаций, использующих этот подход (Eckberg and Hill, 1979; Effrat, 1972; Eisenstadt and Curelaru, 1976; Falk and Zhao, 1990a, 1990b; Friedrichs, 1972a; Greisman, 1986; Guba and Lincoln, 1994; Lodahl and Gordon, 1972; Phillips, 1973,1975; Quadagno, 1979; Ritzer, 1975a, 1975b, 1981b; Rosenberg, 1989; Snizek, 1976; Snizek, Fuhrman, and Miller, 1979). Мало со­мнений в том, что теория Куна — важная разновидность Ми, однако в чем кон­кретно заключается подход Куна?

Одной из целей Куна в «Структуре научных революций» было подвергнуть сомнению общепринятые представления о том, как происходят изменения в на­уке. Большинство непрофессионалов и большое число ученых считают, что наука развивается накопительным образом, когда каждое новое достижение непоколе­бимо опирается на всю совокупность предшествующих научных знаний. Наука достигла своего теперешнего состояния путем медленных равномерных прираще­ний знания. В будущем она достигнет еще больших высот. Эта концепция науки

[570]

была сформулирована физиком сэром Исааком Ньютоном, который сказал: «Если я видел дальше, то это потому, что я стоял на плечах титанов». Однако Кун считал дан­ную концепцию кумулятивного развития науки мифом и стремился ее развенчать.

Кун признавал, что накопление знаний играет в развитии науки какую-то роль, однако считал, что истинно важные изменения возникают в результате револю­ций. Кун разработал теорию, объясняющую, как, по его мнению, происходят важ­нейшие изменения в науке. Он полагал, что в каждый данный момент времени в науке господствует конкретная парадигма (на этот период определяемая как фун­даментальная картина предмета научного изучения). Нормальная наука — это пе­риод накопления знаний, в течение которого ученые развивают господствующую парадигму. Такая научная работа неизбежно порождает аномалии, или результа­ты, которые не могут быть объяснены господствующей парадигмой. Кризисный этап наступает в том случае, когда эти аномалии накапливаются, и кризис этот, в конечном счете, может завершиться научной революцией. Господствующая парадигма ниспровергается, в то время как новая занимает центральное поло­жение в науке. Рождается новая господствующая парадигма, и цикл готовится по­вториться вновь. Теорию Куна можно изобразить с помощью следующей схемы:

Именно во время революционных периодов происходят истинно великие из­менения в науке. Эта точка зрения, несомненно, противостоит большинству кон­цепций научного развития.

Ключевым понятием в подходе Куна, равно как и в настоящем разделе, явля­ется «парадигма». К сожалению, Кун весьма неопределенно говорит о том, что подразумевает под «парадигмой» (Alcala-Campos, 1997). Согласно Маргарет Ма-стерман (Masterman, 1970), он использовал данный термин как минимум в двад­цати одном различном значении. Мы будем использовать определение парадиг­мы, которое считаем соответствующим смыслу и духу раннего творчества Куна.

Парадигма служит для отделения одного научного сообщества от другого. Это понятие можно использовать для отделения физики от химии или социологии от психологии. Названные области имеют разные парадигмы. Понятие парадигмы может быть использовано для разделения различных исторических этапов в разви­тии науки (Mann, Grimes, and Kemp, 1997). Парадигма, господствовавшая в физике в XIX в., отлична от той, что господствовала в этой науке в начале XX в. Понятие парадигмы можно использовать еще в одном значении, и именно оно наиболее по­лезно для нас здесь. Парадигмы могут обозначать различие между когнитивными группировками в рамках одной и той же науки. Так, например, в современном пси­хоанализе различают фрейдистскую парадигму, парадигмы Юнга, Хорни и др., т. е. в психоанализе имеются многочисленные парадигмы, это справедливо и в отноше­нии социологии и большинства других научных областей.

Теперь я могу дать определение парадигмы, которое, на мой взгляд, верно от­ражает смысл первоначальной работы Куна:

Парадигма — это фундаментальный образ предмета изучения науки. Она служит для определения того, что должно изучаться, какие вопросы должны ставиться и как, ка-

[571]

ким правилам нужно следовать при интерпретации полученных ответов. Парадигма представляет собой наиболее общий блок единодушия в науке и служит для отделения одной научной группы (или подгруппы) от другой. Она классифицирует, определяет и соотносит существующие в ней образцы, теории (курсив мой), методы и инструменты (Ritzer, 1975a, р. 7)

С учетом данного определения мы можем начать рассматривать взаимосвязи между парадигмами и теориями. Теории ~ это только часть целых парадигм. Ина­че говоря, парадигма может включать в себя две или более теорий, а также различ­ные образы предметной области, методы (и инструменты) и образцы (конкретные примеры научной работы, выступающие моделью для всех последующих).