Первые примеры этнометодологии

Мы начнем с первых примеров этнометодологических исследований. Хотя неко­торые из этих методов сегодня используются довольно редко или не используют­ся вовсе, они немало поведают нам об этнометодологии.

Эксперименты с нарушением привычного порядка¹

Проводя эксперименты такого рода, в социальную реальность вторгаются для того, чтобы выяснить методы конструирования людьми социальной реальности. Предпо­лагается, что в это время происходит методичное создание социальной жизни, при этом участники не отдают себе отчет в осуществлении таких действий. Цель экспе­римента — нарушить привычные процедуры таким образом, чтобы процесс констру­ирования или реконструирования повседневности можно было наблюдать и изучать. В своей работе Гарфинкель (Garfinkel, 1967) привел ряд примеров такого рода экспе­риментов, большинство из которых были проведены его студентами в свободной об­становке, чтобы проиллюстрировать основные принципы этнометодологии.

Линч (Lynch, 1991, р. 15) предлагает следующий пример нарушения, почерп­нутый из ранней работы Гарфинкеля (Garfinkel, 1963)

¹ Эти эксперименты, «ломающие» привычный порядок взаимодействий, в социологической литера­туре часто называют кризисными экспериментами. — Прим. пер.

[294]

Это, конечно, игра в «крестики-нолики». Согласно хорошо известным прави­лам, участники ставят значок внутри каждой клетки, но в данном случае правила нарушены, и нолик помещен между двумя клетками. Если бы нарушение про­изошло в реальности, другой игрок (игрок 2), по всей вероятности, настоял бы на правильном размещении нолика. Если бы этот порядок не был восстановлен, иг­рок 2 попытался бы объяснить себе, почему его партнер по игре предпринял столь необычное действие. Последователи этнометодологии исследовали бы действия второго игрока, чтобы проанализировать перестройку повседневной игры «крес­тики-нолики».

Возьмем другой пример. Гарфинкель попросил своих студентов на некоторое время — от 15 минут до 1 часа — вести себя дома как квартиранты и действовать на основании этого допущения. «Их проинструктировали, чтобы они были сдер­жанны и вежливы. Им следовало избегать привычного общения с домашними, придерживаться формального стиля беседы, разговаривать только в том слу­чае, если с ними заговорят» (Garfinkel, 1967, р. 47). В подавляющем большин­стве случаев родственники были огорошены таким поведением: «Отчеты были полны сообщениями об изумлении, озадаченности, потрясении, беспокойстве, замешательстве, гневе и обвинениями в адрес студентов со стороны их близких в недо­брожелательности, неуважительном отношении, эгоизме, непорядочности или не­вежливости» (Garfinkel, 1967, р. 47). Эти реакции показывают, насколько важ­но, чтобы люди действовали в соответствии с общепринятыми представлениями о нормах поведения.

Больше всего Гарфинкеля интересовало, как члены семей пытались с помощью здравого смысла справиться с такой нестандартной ситуацией. Они требовали от студентов объяснить их поведение. Их вопросы подчас подразумевали попытку истолкования такого неадекватного поведения:

«Тебя что, уволили?»

«Ты заболел?»

«Ты действительно сошел с ума или ведешь себя так просто по глупости?»

(Garfinkel, 1967, р. 47).

[295]

Родственники также пытались понять странное для них поведение, исходя из мотивов, усвоенных ими ранее. Например, полагали, что студентка ведет себя столь необычно, поскольку перетрудилась или повздорила с женихом. Эти объяснения позволяют участникам — в данном случае членам семьи — думать, что при нор­мальных обстоятельствах взаимодействие было бы обычным.

Если студент не признавал обоснованности таких объяснений, родные уходи­ли, уединялись, осуждали «нарушителя» или отвечали ему тем же. Обстановка эмоционально накалялась, поскольку все усилия восстановить порядок, попытав­шись придумать объяснение, студентами отвергались. Родные чувствовали, что для восстановления равновесия нужны иные высказывания и действия:

«Оставь его в покое, у него опять такое настроение». «Почему ты постоянно нарушаешь семейную гармонию?»

«Мне надоели твои штучки, если ты не можешь относиться к матери подобающим об­разом — уходи отсюда!»

(Garfinkel, 1967, р. 48).

В конце концов, студенты рассказали своим родственникам и близким о про­водимом эксперименте, и в большинстве случаев гармония была восстановлена. Однако в некоторых семьях напряженные отношения еще какое-то время сохра­нялись.

Эксперименты с нарушением привычного порядка проводились для того, что­бы продемонстрировать, каким образом люди упорядочивают свою повседневную жизнь. В результате было обнаружено, что социальная жизнь отличается гибкостью, поскольку субъекты пытались незамедлительно нейтрализовать нарушение — т. е. сделать ситуацию объяснимой с точки зрения привычных представлений. Очевид­но, что реакция людей на эти нарушения много может сказать о том, как они направ­ляют течение своей повседневной жизни (Handel, 1982). Эти эксперименты кажут­ся невинными, но иногда они приводят к весьма сильным эмоциональным реакциям, которые и показывают, насколько людям важно, чтобы выполнялись привычные, общепринятые действия. Реакции на нарушение установившегося порядка порой бывают такими крайними, что Хью Меган и Хаустон Вуд предостерегали от прове­дения подобных экспериментов: «Заинтересованным людям убедительно не рекомен­дуется проводить какие-либо новые исследования, предусматривающие нарушение привычного порядка» (Mehan & Wood, 1975, p. 113).

Выполнение тендерной роли

Неоспорим тот факт, что любой пол — мужской или женский — биологически обусловлен. Считается, что люди ведут себя определенным образом в полном со­ответствии с их биологической конституцией. Обычно они не воспринимаются как выполняющие свою гендерную роль. Но вопреки такому взгляду, половая принадлежность есть именно исполнение нужных действий; для того чтобы выгля­деть представителями того или иного пола, люди должны говорить и действовать в определенной манере. Обычно же считается по-другому: чтобы казаться женщиной или мужчиной, не нужно что-либо особо говорить или делать. Специалисты в этно-методологии исследовали тендерный аспект и пришли к необычным выводам.

[296]

Их точка зрения восходит к одному из ставших классическим примеру, приведен­ному Гарольдом Гарфинкелем (Garfinkel, 1967). В 1950-х гг. ученый встретил чело­века по имени Агнес, который, вне всякого сомнения, выглядел как женщина¹. У нее была практически «совершенная» женская фигура с идеальными пропорциями. Миленькое личико, хорошая кожа, никаких волос на лице, брови были выщипа­ны, губы накрашены. Несомненно, это женщина — или нет? Гарфинкель выяснил, что она не всегда выглядела так. В момент их встречи Агнес пыталась убедить врачей (в конце концов, добившись своего), что ей требуется операция по удале­нию мужского полового органа и созданию женского.

С рождения Агнес была мальчиком. По всем признакам она и была мальчиком до 16 лет. В этом возрасте Агнес стала одеваться как девочка и убежала из дома. Вскоре она поняла, что этого мало; нужно было научиться действовать так, что­бы ее принимали за женщину. Она усвоила такую манеру, в результате чего все стали принимать ее за женщину, а она стала считать себя ею. Гарфинкеля интере­совало, что помогает Агнес в практической жизни вести себя как женщине. Это означает, что мы не просто рождаемся мужчинами или женщинами; все мы усваи­ваем общепринятую практику поведения, позволяющую нам считаться либо муж­чинами, либо женщинами. Только овладевая такими навыками, мы в социологи­ческом смысле становимся теми или иными. Таким образом, даже такую категорию, как тендер, считающуюся приписанным статусом, можно понимать как выполне­ние ряда соответствующих действий.

Анализ разговоров

Обратимся теперь к тому, что стало основным видом исследований в этнометодо-логии, — анализу разговоров. Его целью является изучение способов организации разговора, которые воспринимаются вполне очевидными. Ученые, занимающие­ся изучением бесед, исследуют взаимосвязь высказываний в разговоре, а не от­ношения, складывающиеся между говорящими и слушающими (Sharrock and Anderson, 1986, p. 68).