Почитание космоса как позиция отступления

 

Великая и вдохновенная, эта концепция не должна упускатьиз виду то, что она представляет позицию отступления,поскольку ее появление было адресовано человеческомусубъекту, который не являлся больше частью чего-либо, заисключением вселенной. Связь человека с космосом -- отдельный случай взаимосвязи часть-целое, которая являетсястоль фундаментальной темой классической мысли. Философия иподобно ей политическая наука вновь обсуждали ее проблемы,которые в конечном счете возвращаются к наиболеефундаментальной проблеме древней онтологии, проблеме Многихи Одного. Согласно классическому учению, целое есть преждечастей, лучше, чем части, и потому это то, во благо чегочасти существуют, и где оно не только причина, но и смыслих существования. Живым примером подобного целого былклассический полис, город-государство, чьи жители имелидолю в целом и могли утверждать его высший статус, зная,что они части, однако преходящие и взаимозаменяемые, нетолько зависящие от целого в своем бытии, но такжескрепляющие свое бытие с целым: просто как положение целогоотличалось от бытия и возможного совершенства частей, так иих поведение отличалось от бытия и совершенства целого.Таким образом, это целое, делая впервые возможной истиннуюжизнь и затем благую жизнь человека, было в то же времявверено заботе личности, и стремление к превосходству ипродолжению целого было высшим достижением этой личности.

 

Теперь это оправданное дополнение к первенству целого всоцио-политических терминах -- жизненная исамовыполняющая функция части в целом -- потеряло силув условиях поздней античности. Поглощениегородов-государств монархиями Диадохии и, наконец, Римскойимперией лишило интеллигенцию полиса ее созидательнойфункции. Но онтологический принцип выжил в условияхконкретного его утверждения. Пантеизм стоиков и общаяфизико-теология мысли после Аристотеля заменили связь междугражданами и городом на связь между индивидуальностью икосмосом, большим живым целым. Благодаря этой переменессылка на классическую доктрину целого и частей сохраниласьв силе, даже если она больше не отражала практическуюситуацию человека. Теперь это был космос, которыйпровозглашался великим "городом богов и людей", и бытьгражданами вселенной, космополитами, рассматривалось теперькак цель, благодаря которой в другом смысле изолированныйчеловек может установить свой курс. Его просили принятьоснование вселенной как свое собственное, то есть прямоотождествить себя с этим основанием через всех посредникови связать свою внутреннюю суть, свой логос с логосомцелого.

 

Практическая сторона этого отождествления состояла в егоподтверждении и честном выполнении роли, предназначеннойему целым, в том месте и положении, что космическая судьбаопределила ему. Мудрость обрела внутреннюю свободу вовзваливании на себя задач, спокойствие перед лицом капризовсудьбы, сопровождающих их выполнение, но не устанавливала ине исправляла сами задачи. "Играть одну часть" -- этафигура речи, на которую этика стоиков опиралась так долго -- невольно открывает вымышленный элемент конструкции.Играемая роль заменяет реально выполняемую функцию. Актерына сцене ведут себя так, "как будто" они действуют пособственному выбору и "как будто" их действия имеютзначение. Что действительно имеет значение -- так этотолько игра, скорее хорошая, нежели плохая, незаинтересованная в результате. Актеры, смело играя,являются и собственной публикой.

 

Во фразе об игре одной части присутствует бравада,которая прячется глубже, чем гордый отказ, и только сменаположений заставляет посмотреть на великий спектакльсовершенно по-другому. Действительно ли целое беспокоится,интересуется той частью, что есть я? Стоики утверждали, чтоэто совершается благодаря уравниванию гемармена и пронои,космического рока и провидения. И действительно ли мояроль, поскольку я играю ее, способствует и небезразличнацелому? Стоики доказывали, что это так, связывая это саналогией между космосом и городом. Но само сравнениевозникает из недостаточности аргументации, так как -- впротивоположность тому, что справедливо для полиса -- доказательство не может быть выведено из моей уместности вкосмической структуре, которая находится полностью внемоего управления, и моя роль в которой таким образомуменьшается до пассивности, отсутствующей в полисе.

 

Несомненно, рвение, благодаря которому объединениечеловека с целым сохранилось через утверждаемое влечение кэтому целому, было средством сохранения достоинствачеловека и таким образом спасения положительнойнравственности. Это рвение, следующее за тем, что преждевдохновлялось идеалом гражданской добродетели, представлялогероическую попытку части интеллектуалов перенестиподдерживающую жизнь силу этого идеала в кардинальноизмененные условия. Но новые распыленные массы Империи,которые никогда не разделяли этой прекрасной традицииaretE, могли реагировать очень по-разному наситуацию, в которую они оказались пассивно включенными,ситуацию, в которой часть была несущественна для целого, ацелое чуждо частям. Также идея порядка как чего-тобожественного и вселенной как подобного порядка получилаширокое общественное признание и представляла собой нечтопохожее на религию для интеллектуалов.

 

Гностическая переоценка

 

Гностическое нападение на классическую позицию отобралоэто наиболее ценное понятие космоса для его наиболеерадикальной переоценки. Оно направило против него полнуюсилы традицию, описанную нами, не в меньшей степенивоплощенную в самом названии "космос". Сохраняя это имя длямира, гностики сохранили идею порядка как главнуюособенность того, что они постановили обесценить.Действительно, вместо отрицания миром атрибута порядка(который теоретически мог привлечь к исполнению космическийпессимизм), они превратили этот самый атрибут из атрибутавосхваления в атрибут посрамления, и по мере развитияпроцесса подчеркивали это. Как мы увидим, когда обратимся кпонятию судьбы, это истинные особенности порядка,управления и закона, которые не только покинули гностическипереинтерпретированный мир, но даже увеличили свою силу ивоздействие на человека -- но по своему духовномукачеству, своему значению, своей ценности полностьюизменились.

 

Будет преувеличением сказать, что божественностькосмического порядка превратилась в свою противоположность.Порядок и закон здесь тоже являются космосом, но суровым инеблагоприятным порядком, тираническим и злым законом,лишенным смысла и благости, чуждым целям человека и еговнутренней сущности, не имеющим предмета сообщения иподтверждения. Мир, освобожденный от божественной сущности,имеет свой порядок: порядок пустоты божественности. Такимобразом, метафизическое обесценивание мира доходит доконцептуального источника представления о космосе, то естьпонятия порядка как такового, и оно, со всеми егоискаженными свойствами, включается в новую, менеекачественную концепцию физической вселенной. Таким образом,термин "космос", наделенный всеми его семантическимиассоциациями, может перейти в гностическое использование иможет там, с перевернутым ценностным знаком, стать столь жесимволичным, как и в греческой традиции.

 

"Космос", следовательно, становится во вновь появившемсявзгляде на вещи подчеркнуто отрицательным понятием,возможно, довольно сильно подчеркнутым, поскольку здесь оноболее эмоционально нагружено, чем когда оно существовало вгреческой мысли как позитивное. Эта отрицательнаяконцепция, разумеется, уравновешивает новую положительнуюконцепцию надмирного божества. В отрывке из Цицерона мынаходим, что космос есть Все, т.е. ничто не существует заего пределами и не существует ничего, что не было бы егочастью, и что это всеобъемлющее целое есть Бог. Это -- специфическая позиция стоического пантеизма; но и вструктуре Аристотеля отношение Природы к божественномуНусу, хотя последний не присущ миру, приводит в конечномсчете к тому же результату представления мира какпроявления божественного; и даже высший трансцендентализмПлотина оставляет эту связь нетронутой. Гностический Бог непросто внемирен и надмирен, но в своем конечном значениипротивомирен. Возвышенное единство космоса и Богасломалось, двое разорвались, и открывшаяся пропасть никогдаполностью не закроется: Бог и мир, Бог и природа, дух иприрода разъединились, стали чужими друг другу, дажепротивоположными. Но если эти двое чужды друг другу, тогдаи человек и мир чужды друг другу, и это с точки зрениячувства действительно подобно первичному явлению.Существует фундаментальный опыт переживания абсолютногоразрыва между человеком и тем, где он ощущает себя временнопроживающим, -- миром. Греческая мысль была способна кграндиозному выражению человеческой принадлежности миру(если не откровенно земной жизни), и через познание, чтовызывает любовь, стремилась увеличить близость сродственной сущностью всей природы: гностическая мысльвдохновлялась мучительным открытием человеческогокосмического одиночества, полной непохожести его бытия набытие вселенной во всем объеме. Это дуалистическоенастроение лежит в основе всей гностической позиции иобъединяет очень разнообразные, более или менеесистематические выражения, которые эта позиция получила вгностическом ритуале и вере. Это -- на первичной основечеловеческого дуалистического настроения -- страстнопрочувствованный опыт человека, который оставили отчетливовыраженные дуалистические доктрины.

 

Дуализм между человеком и миром постулируется в качествеего метафизического двойника -- дуализма между миром иБогом. Это двойственность не дополнительных, нопротивоположных терминов, полярность несовместимого, и этоявление господствует в гностической эсхатологии.Гностическая доктрина выражает двойственность, или скорееощущение, лежащее в ее основе, с различных объективныхпозиций. Теологический аспект утверждает, чтобожественность не принимает участия в заботах о физическойвселенной: что истинный Бог, строго надмирный, не открыт идаже не указан миру, и, следовательно, Неизвестный,совершенно Другой, непознаваемый с точки зрения любоймирской аналогии. Соответственно, космологическая позицияутверждает, что мир есть творение не Бога, но некоегонизшего начала, чье низкое положение есть искажениебожественного, и главные особенности которого -- сила ивласть. И антропологический аспект утверждает, чтовнутренняя суть, внутреннее Я человека не является частьюмира, творения и владения Демиурга, но появляется впределах этого мира как всецело запредельная инесоизмеримая со всеми космическими формами бытия,поскольку является их надмирным двойником, неизвестнымБогом извне.

 

Новый словарь отражает переворот значения каксвершившийся семантический факт: "космос" и подобныепроизводные выражения, такие как "космический", "изкосмоса" и т.д., фигурируют в гностической речи какуничижительные термины, и это словоупотребление становитсятерминологичным.

 

Но следует отметить, что негативность понятия "космос"не просто знаменует отсутствие божественных значений вовселенной: его сочетание с такими словами как "тьма","смерть", "неведение" и "зло" показывает его связанным скачеством, противоположным божественному. То есть вопрекисовременной аналогии, удаление божественного из космосаоставляет последний не нейтральным, ценностно-безразличным,просто физическим явлением, но разделяющей силой,самоопределение которой за пределами Бога увлекаетнаправление воли прочь от Бога; и его существование естьвоплощение этой воли.

 

Таким образом, тьма мира обозначает не только бытие,чуждое Богу и лишенное его света, но также бытие силы,отчужденной от Бога. Короче говоря, оно обозначает вконечном счете духовное, не просто физическое явление, ипарадоксальным путем гностический космос есть теологическаясущность, как и у стоиков. Соответственно, мир имеет свойсобственный дух, его Бог -- князь этого мира. Но это неВсе, что было у греков: оно ограничено и его пре восходитто, что в сущности является немировым и отрицанием всего,что есть мир. Гностическое почитание истинного Бога главнымобразом определяется его контрпозицией. Как мир -- то,что отчуждено от Бога, так Бог есть то, что отчуждено иосвобождено от мира. Бог как отрицание мира обладаетнигилистической функцией по отношению ко всемвнутренне-мировым приспособлениям и ценностям. Но мир неменее реален для этого нигилистического разоблачения. Инымисловами, перемещение истинной божественности из мира нелишает его реальности и не делает его просто тенью илииллюзией (как в определенных учениях индийскогомистицизма). С теологически серьезной точки зрения,насколько стоический космос был объектом любви,благоговения и доверия, настолько же серьезно гностическийкосмос являлся объектом ненависти, презрения и страха. Издесь мы вспомним еще раз о роли представления о порядке.Как уже говорилось, вселенная гностического видения, хотя ине обладающая почитанием греческого космоса, все жеостается космосом, то есть порядком, и порядком в полномсмысле слова. Он называется так теперь с новым и ужаснымударением, ударением, однажды внушившим благоговение, инепочтительным, беспокоящим и мятежным: ведь этот порядокчужд человеческим стремлениям. Недостаток природы лежит нев любом изъяне порядка, но во всеохватной егозавершенности. Отдаленное от хаоса творение Демиурга, этогоантигероя знания, является исчерпывающей системой,управляемой законом. Но космический закон, однаждыопределенный как выражение ума, с которым человеческий умможет общаться в акте познания и который он может обрестипри формировании поведения, виден теперь только в аспектепринуждения, который разрушает человеческую свободу.Космический логос стоиков заменили гемарменом,деспотической космической судьбой. Об этой отдельнойособенности мы еще будем говорить. Как общий принцип,обширность, сила и совершенство порядка вызывают больше несозерцание и подражание, но отвращение и протест.

 

Греческая реакция

 

С точки зрения античности это не просто странный взгляд,но явное богохульство, и где бы оно ни выражалось, онохарактеризуется как таковое -- как святотатственноеотношение, к которому способна только глубоко нерелигиознаяи нечестивая душа. Трактат Плотина "Против гностиков" (Энн.II. 9) -- красноречивое доказательство этой реакции.Даже заглавие провозглашает эту полемику против клеветниковмира, и работа полностью дышит негодованием, с которымдревнее почитание космоса относилось к глупости исамонадеянности подобных учений.

 

 

"Отрицая славу этого творения и этой земли, они делаютвид, что для них была создана новая земля, к которой ониуходят отсюда [гл. 5]. Они порицают это Все... и порочатего правителя, и отождествляют Демиурга с Душой, иприписывают ему те же страсти, как и у определенных душ[гл. 6]. Следует указать им, если только они будутблагодарны принять указание, относящееся к природе этого,поскольку они отказываются и легкомысленно клевещут навещи, которые заслуживают чести [гл. 8]. Этот космос такжеот Бога и смотрит на него [гл. 9].

 

Затем он, который порицает природу космоса, сам до концане осознает, что делает и куда ведет его подобная наглость[гл. 13]. Кроме того, нельзя сделаться хорошим черезпрезрение к миру, к его богам и прочему прекрасному, чтоесть в нем... Разве благочестиво утверждать, что Промысл непроникает в здешний мир, и вообще повсюду?.. Кто из вас,высокомерных дураков, может похвастаться таким разумным ипрекрасным устройством, как эта вселенная?" [гл. 16]

 

 

Подобный же протест был провозглашен приобретающей весЦерковью, которая, несмотря на собственно христианскиеакосмические тенденции, все еще была наследником античностис позиции отвержения антикосмического дуализма. Взаменгреческой имманентности божественного во вселеннойсуществовала библейская доктрина творения мира и управленияим Богом, которая предоставляла доказательство противгностического противопоставления Бога и мира.

 

Здесь также клевета на мир отвергается как богохульство:"Сказать, что мир -- результат падения и неведения -- есть величайшее богохульство" (Iren. Adv. Haer. II.3. 2). Еще более провоцирует церковную строгостьбезжалостное презрение Маркиона к Творцу и его работе, и мыперечисляли некоторые изречения Тертуллиана, которыеоскорбляют его наиболее сильно.

 

Насмешливый тон, принятый Маркионом против мира,непревзойден даже в гностической литературе. Но только вэту эпоху было возможно говорить о мире так вызывающе ипрезрительно.

 

Никогда прежде или после не возникало подобной пропастимежду человеком и миром, между жизнью и породившим ее, иподобное чувство космического одиночества, заброшенности исвоего запредельного превосходства не удерживалось вчеловеческом сознании.

 

B) СУДЬБА И ЗВЕЗДЫ

 

Та сторона космоса, в которой для гностиков былвыдающимся образом открыт его характер, -- этогемармен, то есть вселенский рок. Этот гемармен в основномраспределился среди планет или звезд, мифическихпредставителей неумолимого и враждебного закона вселенной.Изменение в эмоциональном содержании термина "космос" нигдене символизировано лучше, чем в этом пренебрежении прежденаиболее божественной частью видимого мира -- небеснымисферами. Звездное небо -- которое от Платона до стоиковбыло чистейшим воплощением ума в космической иерархии,примером разумности и потому божественной сторонойчувственной реальности -- теперь светит человеку в видеутвержденного ослепительного блеска чуждой ему силы инеобходимости. Его правление -- тирания, а не провидение.

 

Лишенный почитания, которым прежде его облачало всепочитание звезд, но все еще обладающий значительной ипоказательной позицией, им приобретенной, звездный небосводстал теперь символом всего, что ужасает человека ввозрастающей непреложности вселенной. Под этимибезжалостными небесами, которые больше не внушаютпочтительного доверия, человек начинает осознавать своюполную заброшенность, свое бытие, не столько как частьохватывающей его системы, сколько как необъясниморазмещенное в этой системе и незащищенное перед ней.