Святитель Игнатий Брянчанинов 31 страница

Демоны стараются ввести человека в общение с собою и в подчи­нение себе не всегда явно греховными помышлениями; они внушают первоначально действия, не имеющие в себе по видимому ничего предосудительного, часто по видимому добрые, а потом уже, получив влияние и власть над человеком, ввергают его в беззакония, которые, таким образом, суть последствия первоначального последования внушениям демонов. Это показывает, как тесен и прискорбен мыслен­ный путь, с каким трезвением должно шествовать по нему.

118. Однажды некоторый старец пришел в Синайскую гору-Когда он уходил оттуда, встретился с ним на пути брат и, воздыхая, сказал ему: «Авва! мы в скорби по причине засухи: дождя нет у нас». Старец сказал ему: «Отчего вы не молились и не просили дождя у Бога? Брат отвечал: «И молились и прилежно просили у Бога, но дождя нет». Старец сказал: «Полагаю: не тщательно молились. Хочешь ли знать, что это так? Встанем вместе на молитву». С этими словами он простер руки к небу и помолился. Дождь пошел тотчас. Брат, увидев­ши это, испугался и поклонился в ноги старцу, а старец немед­ленно бежал оттуда[1854].

119. Брат посетил старца и, уходя от него, сказал ему: «Авва! прости меня: я помешал тебе совершать правило твое». Ста­рец отвечал: «Мое правило — принять тебя по заповеди странноприимства и отпустить с миром»[1855].

120. Рассказывали о некотором старце, жившем в Сирии близ дороги. Делание его состояло в том, что он во всякое время дня и ночи принимал всякого монаха, приходившего из пустыни, и с любовию предлагал ему трапезу. Однажды пришел к нему отшельник. Старец просил его вкусить пищи; но отшельник отказался, сказав: «Сегодня я пощусь». По­ститься значило тогда вовсе не употреблять пищи. Старец огорчился и сказал: «Не отврати лица твоего от отрока твоего [1856], и не презри мною, убедительно прошу тебя. Помо­лимся Богу! Вот древо: последуем воле того из нас, по мо­литве которого наклонится древо». Отшельник преклонил колена и помолился, но не последовало ничего. Потом пре­клонил колена и старец-странноприимец; вместе с этим тот­час наклонилось древо. Увидев это, они возрадовались и про­славили Бога[1857].

121. Однажды два брата пришли к некоторому старцу. Ста­рец этот не имел обычая употреблять пищу ежедневно. Уви­дев братьев, он принял их с радостию и сказал сам в себе: «Пост имеет свою награду». Потом присовокупил: «Употреб­ляющий пищу ради любви совершает две добродетели: отсе­кает свою волю и исполняет заповеди странноприимства»[1858].

122. Был в Египте старец, живший в пустынном месте; вда­ли от него жил другой старец — манихей, которого принадле­жавшие к его секте называли пресвитером. Манихей, желая посетить лицо одного с ним заблуждения, отправился к нему; его застигла ночь в том месте, где жил православный и святой муж. Манихей хотел постучаться в двери старцевой келлии и попроситься на ночлег, но затруднялся: он понимал, что старец знает о ереси его, и потому смущался помышлением, предпола­гая отказ в приеме. Нужда заставила постучаться. Старец отворил дверь, узнал его, принял радостно, угостил трапезой и уложил спать. Манихей, улегшись, размышлял о приеме, удив­лялся, говоря сам в себе: «Он не выразил никакого подозре­ния по отношению ко мне! Поистине он раб Божий». Встав рано утром, манихей упал к ногам старца и сказал: «С этого часа и я — православный, и не отступлю от тебя». Он остался жить при старце[1859].

123. Некоторый монах, фивеянин, получил от Бога благо­дать служения, по действию которой он всем нуждающимся доставлял потребное им. Случилось однажды, что в некотором селении он сделал вечерю любви для бедных, и вот приходит к нему для получения милостыни женщина в са­мой ветхой одежде. Монах, увидев ее в таких рубищах, спус­тил руку свою в мешец, чтоб дать ей много, но рука сжалась, и он вынул мало. Пришла к нему и другая, хорошо одетая: посмотрев на одежду ее, монах спустил руку с намерением дать мало, но рука разверзлась и захватила много. Он спра­вился о обеих женщинах и узнал, что та, которая была в хоро­шем платье, принадлежала к числу почетных лиц и пришла в бедность, а одета была хорошо ради родственников своих; пер­вая же облеклась в рубище с целию выманить большую мило­стыню[1860].

Подобную благодать Божию имел Симеон, ради Христа юродивый: он пребывал в нищете и наготе, а раздавал нуждающимся в значитель­ном количестве золото, не получая этого золота ни от кого[1861]. Служе­ние монаха, упоминаемого в повести, было вверено ему Божественною благодатию; оно отнюдь не было произвольным; не было оно и обыч­ным в монашестве. Это — подвиг исключительный, по призванию и благодати: он никак не может служить образцом для подражания. Не призванный для исключительного подвига обязан проводить жи­тельство по общим правилам монашества.

124. Говорил некоторый старец: «Часто случается, что иной делает много добра, но диавол влагает в сердце его мелоч­ную расчетливость в ничтожных вещах, чтоб похитить у него ту награду от Бога, которой заслуживал бы он за все дело. Однажды, когда я был в Оксиринхе и сидел в гостях у некото­рого пресвитера, подававшего много милостыни, пришла к нему вдова и просила немного пшеницы. Он сказал ей: "Поди при­неси четверик, — я отмерю тебе". Она принесла. Он, смерив рукою четверик, сказал ей: "Слишком велик!" Эти слова зас­тавили вдову покраснеть. Когда она вышла, я спросил его: "Авва, ты дал пшеницу взаймы вдове или нет?" Он отвечал: "Нет! подарил". Я сказал на это: "Итак, если ты все отдал даром, то для чего позволил себе в мелочи быть расчетливым и привел вдову в смущение?"»[1862]

125. Некоторый старец жил с другим братом на правах общежития. Старец был очень милосерд. Случился голод, и начали некоторые приходить к ним для получения милосты­ни. Старец давал хлеба всем, приходившим к нему. Брат, уви­дев это, сказал старцу: «Дай мне мою часть из хлебов и делай из своей, что хочешь». Старец разделил хлебы и по обычаю своему продолжал подавать милостыню из своей части, — а к нему прибегали многие, услышав, что он подает всем. Бог, видя расположение воли его, благословил хлебы. Брат, взявший свою часть и не дававший никому ничего, издержал хлебы, достав­шиеся на его долю, и сказал старцу: «Так как у меня осталось очень мало хлебов,— прими меня снова в общежитие с то­бою». Старец отвечал: «Как хочешь, пожалуй». И снова на­чали жить они по общежительному уставу. Опять наступило время скудости в жизненных припасах, и опять нуждающиеся стали приходить к старцу за милостынею. У них самих ока­зался недостаток в хлебе; брат заметил это, и вот приходит бедный, просит подаяния. Старец сказал брату: «Дай ему хле­ба». Брат отвечал: «Авва! у нас уже нет хлебов». Старец сказал на это: «Поди поищи». Брат пошел, отворил дверь в чулан, в котором они обыкновенно хранили хлеб, и увидел, что чулан наполнен хлебами. Он испугался и подал хлеб нищему: таким образом, узнав веру и добродетель старца, он прославил Бога[1863].

126. Один из монахов Скита, отправляясь на жатву, зашел к некоторому великому старцу и спросил его: «Авва! я от­правляюсь на жатву: скажи, как мне вести себя?» Старец отве­чал: «Если я что скажу тебе, окажешь ли ты повиновение мне?» Брат: «Да! я послушаюсь тебя». Старец сказал: «Если ты хочешь послушаться меня, то поди, откажись от жатвы; потом приди ко мне, и я скажу, что тебе делать». Брат отказался от Жатвы и пришел к старцу. Старец сказал ему: «Поди в келлию твою и пятьдесят дней сряду употребляй в пищу лиш хлеб и соль однажды в день, потом опять приди, и я дам тебе наставление, как вести себя». Брат поступил так и опять при­шел к старцу. Старец, зная, что этот монах — муж подвига, рассказал ему, как должно безмолвствовать в келлии. Брат возвратился в келлию свою, пал лицом на землю, и три дня и три ночи плакал в присутствии Божием. После этого помыш­ления говорили ему: «Ты возвысился! ты соделался велик!» Монах, обуздывая эти порочные помышления, со смирением обращал взор ума на согрешения свои и говорил: «Вот здесь -все согрешения, соделанные мною». Когда же приходило ему помышление, что он много пренебрегал заповедями Бога, и склоняло его к унынию, — то он говорил сам себе: «Исполню малое служение мое Богу моему, и верю, что Он сотворит милость со мною». Когда он таким образом побеждал помыш­ления, внушаемые лукавыми духами, — духи явились ему наконец очевидно, говоря: «Ты привел нас в недоумение». Мо­нах спросил: «Чем?» Духи отвечали: «Когда мы превозносим тебя, ты прибегаешь к смирению; когда же мы приносим тебе наше смирение, тогда ты возвышаешь себя»[1864].

И демоны имеют свое смирение. Такого смирения требовал от Богочеловека сатана, обещая вознаградить за это смирение обиль­ным излиянием земных почестей и благ. Возвел диавол Господа на гору высоку, показа Ему вся царствия вселенныя в часе времян­ке. И рече Ему диавол: Тебе дам власть сию и всю славу их, яко мне предана есть, и ему же аще хощу, дам ю: Ты убо аще поклонишися предо мною, будут Тебе вся [1865]. Точно так мучители упрекали святых мучеников в гордости, требовали от них смирения, заклю­чавшегося в согласии на поклонение идолам и в отречении от Хри­ста, обещали за такое смирение вознаградить обилием земных благ[1866]. Точно такое смирение требует мир, действующий по началам и в духе миродержца: это смирение он Любит, прославляет, осыпает своими суетными наградами. Мир ненавидит смирение Христово, а святые Божий столько ненавидели смирение бесовское, что подчи­нялись всем неудобствам и лишениям, всем бедствиям, лишь бы не подчиниться этому смирению, они предпочитали смерть насиль­ственную и поносную согласию на бесовское смирение. В этом смирении — отречение от Бога. Смирение, проповедуемое плотским мудрованием, лицемерством, пустосвятством, есть смирение бесовс­кое. Проводящим иноческую жизнь диавол внушает свое смирение, чтоб посредством его ввести их в уныние, в расслабление, в отчая­ние. Это понятие необходимо для современных иноков: оно наста­вит их отличать демонское смирение от смирения Христова, кото­рого учитель — Христос, которое, сосредоточивая надежду челове­ка во Христе, чуждо отчаяния, которое никогда не является в блеске и преуспеянии мира, но всегда пребывает под знамением Креста Христова, ненавидимое, гонимое, попираемое видимыми и невиди­мыми представителями мира.

Обратимся к повести. Духоносный старец быстро возвел в высо­кое духовное преуспеяние подчинившегося ему брата, основав это преуспеяние на решительном самоотвержении. Монахи бесплодной пустыни Скитской жили в совершенной нищете. Когда в Египте поспевал хлеб, требовавший множества рук для уборки, скитские монахи нанимались для этой работы и получали плату наиболее зерном. Полученное зерно мололи, разом пекли из всей муки хлебы, сушили их и питались ими в течение всего года; мягкого хлеба в Скиту не было[1867]. То, что монах по повелению старца не пошел на жатву, по повелению чуждому, по наружности смысла поставлявше­му монаха в затруднительнейшее положение по годичному продо­вольствию его, — было делом великого самоотвержения. Подража­ние таким вышеестественным действиям мужей духоносных невоз­можно для тех, которые не достигли равного им христианского совершенства. Впрочем, тщеславие и слепое разгорячение покуша­ются на подражание к верной погибели своей и ближних.

127. Некоторый мирянин, имевший трех сынов, отрекся от мира и пришел в монастырь, оставив сыновей в городе. Когда он совершил три года в монастыре, начали помышления его приносить ему частое воспоминание о сыновьях. Он очень тосковал о них, тем более, что не сказал авве при вступлении в монастырь, что у него есть сыновья. Авва, увидев его печаль­ным, спросил его: «Что с тобою? отчего ты так печален?» Он открыл ему, что у него три сына в городе и что ему хотелось бы привести их в монастырь. Авва дозволил ему сделать это. Пришедши в город, он узнал, что двое из сыновей его уже умерли, остался один. Взяв его с собою, он возвратился в мо­настырь. Аввы он не нашел в монастыре. На вопрос его, где авва, братия сказали: «Он пошел в хлебню». Брат, взяв сына своего, пошел туда же. Авва, увидев его, приветствовал и, взяв приведенного им сына, обнял его; потом сказал отцу: «Лю­бишь ли его?» Отец сказал: «Да!» Авва опять сказал ему: «Очень любишь его?» «Да», — отвечал отец. Тогда сказал авва: «Итак, если любишь его, то возьми и кинь его в печь». Печь была полна огня. Отец взял сына, бросил его в пылаю­щую печь, — и печь тотчас наполнилась вместо огня прохлад­ною росою[1868].

Что послушание древних иноков было дивным даром благодати Божией, а не следствием произволения человеческого, объяснено в советах для душевного делания, глава 12, о жительстве в послушании у старца[1869].

128. Некоторый старец сказал: «Тот монах, который от души предает себя повиновению духовному отцу, большую имеет мзду, нежели тот, кто живет отшельником в пустыне». К это­му он присовокупил: «Один из отцов сказывал, что он видел четыре чина в небе: первый чин состоял из больных, благода­рящих Бога; второй — из занимающихся странноприимством и тщательным служением ближним; третий — из жительству­ющих в пустыне, лишенных человеческого общества; четвер­тый — из тех, которые повинуются духовным отцам и нахо­дятся в послушании у них ради Бога. Чин проходящих по­слушание украшался золотою цепью и венцом и имел большую славу, нежели три первые чина. Я сказал тому, кто показы­вал мне все это: «Почему этот чин, меньший других, имеет большую славу, нежели другие?» Он отвечал мне: «Потому что занимающиеся странноприимством делают это по соб­ственной воле». Подобным образом вступившие в отшельни­ческую жизнь в пустыне по собственной воле оставили обще­ство человеческое. Но чин, предавший себя послушанию, на­ходится в совершенной зависимости от Бога и от духовных отцов, почему и имеет большую славу». Благое дело — по­слушание, проходимое ради Бога! Наследуйте, хотя отчасти, о чада, эту добродетель! Послушание — спасение для всех ве­рующих. Послушание — родительница всех добродетелей. Послушание — дверь в Царство Небесное. Послушание отверзает небеса и возвышает человеков от земли. Послушание сожительствует Ангелам. Послушание — пища всех святых: воспитанные им, как млеком, они при посредстве его достигли совершенства[1870].

129. Некоторый старец пребывал в пустыне отшельником и помышлял сам в себе, что он совершен в добродетелях. Он молил Бога, говоря: - «Покажи мне, в чем заключается совер­шенство души: и я исполню это». Богу благоугодно было сми­рить помышления его, почему и сказано было ему: «Поди к такому-то архимандриту и сделай все то, что бы он ни прика­зал тебе». Бог открыл и архимандриту о пришествии к нему отшельника прежде, нежели этот пришел, причем повелел: «Вот! такой-то отшельник придет к тебе: скажи ему, чтоб он взял плеть и пошел пасти свиней твоих». Пришел отшельник в монастырь, постучался во врата; его ввели к архимандриту. Приветствовав друг друга, они сели. И сказал отшельник ар­химандриту: «Скажи, что мне сделать, чтоб спастись?» Архи­мандрит спросил: «Исполнишь ли то, что бы я тебе ни прика­зал?» Отшельник отвечал: «Исполню». На это архимандрит сказал: «Возьми длинную плеть, — поди, паси свиней». От­шельник немедленно исполнил это. Знавшие его прежде и слышавшие о нем, когда увидели, что он пасет свиней, говори­ли между собою: «Видели ли вы великого отшельника, о кото­ром шла такая молва? он сошел с ума! он взбесился! он пасет свиней!» Бог, видя его смирение, и что он терпеливо перенес бесчестие человеческое, повелел ему снова возвратиться в свое место[1871].

130. Человек, мучимый бесом и точивший во множестве пену от действия жившего в нем демона, ударил по щеке старца-отшельника; старец подставил ему другую щеку. Де­мон, не вынесши действия смирения, тотчас вышел из бесную­щегося[1872].

131. Брат спросил старца: «Если кто из братии принесет мне помышления извне: то позволишь ли, авва, сказать мне ему, чтоб он не сообщал мне суетных мыслей, или нет?» Ста­рец отвечал: «Не делай этого». Брат: «Почему?» Старец: «По­тому что мы сами не можем исполнить того, что потребуем от ближнего. Сказав ближнему, не делай этого, может быть, сами впоследствии сделаем это. Брат сказал: «Как же должно поступить?» Старец отвечал: «Если сохраним молчание, не отве­чая ничего, то этот способ по отношению к ближнему достато­чен»[1873].

132. Брат спросил старца: «Какое существенное значение странничества?» Он отвечал: «Знаю брата, наблюдающего странничество. Он находился в церкви; там отправлялась ве­черя любви; он сел за трапезу, чтоб учредиться пищею с бра­тнею. Некоторые сказали о нем: "Этот зачем здесь?" А ему сказали: "Встань и выйди вон". Он встал и вышел. Другие огорчились тем, что его выгнали, и позвали его назад. После этого один из братии спросил его: "Что помышлял ты и что у тебя было на сердце, когда тебя сперва выгнали и потом снова позвали?" Он отвечал: "Положил в сердце моем, что я равен псу, который выходит, когда его выгоняют, а когда призывают, приходит"»[1874].

133. Однажды к некоторому старцу в Фиваиде пришли посетители; они имели с собою беснующегося, которого приве­ли с тем, чтоб старец исцелил его. Долго упрашивали они старца, и он сказал демону: «Выйди из создания Божия». Демон отвечал: «Выйду; но прежде дай ответ на мой воп­рос: кто — козлища, и кто — агнцы». Старец отвечал: «Коз­лища — такие, как я, а кто — овцы, о том знает Бог». Де­мон, услышав это, воскликнул громким голосом: «Выхожу по причине твоего смирения!» И вышел немедленно[1875].

134. Некоторому брату явился диавол, преобразившись в Ангела света и сказал ему: «Я Архангел Гавриил, послан к тебе». Старец на это отвечал: «Смотри! не к кому ли друго­му ты послан? потому что я недостоин того, чтобы посылались ко мне Ангелы». Диавол тотчас исчез. — Старцы говорили: «Если и поистине явится к тебе Ангел, не прими его легковер­но, но смирись, говоря: я, живя во грехах, не достоин видеть Ангелов»[1876].

135. Поведали о другом старце, что он безмолвствовал в келлии своей, претерпевая искушения бесовские. Ему очевид­но являлись бесы, но он презирал их. Диавол, видя, что он побежден старцем, явился ему и сказал: «Я — Христос». Ста­рец закрыл глаза. Диавол повторил ему: «Я — Христос; за­чем закрыл ты глаза?» Старец отвечал: «Я не желаю видет Христа здесь, но в будущей жизни. После этого диавол уже не являлся[1877].

136. Демоны, желая обольстить другого старца, сказали ему: «Хочешь ли видеть Христа?» Он отвечал им: «Анафема вам и тому, о ком вы говорите. Я верую в моего Христа, Который повелел: Аще рекут вам: се зде Христос, или онде: не имите веры [1878]. После этих слов старца демоны тотчас исчезли[1879].

137. Поведали о некотором старце, который провел семьде­сят недель в посте, употребляя пищу однажды в неделю. Он просил у Бога, чтобы открыто было ему значение некоторого изречения в Священном Писании; но Бог не открывал ему. Видя это, старец сказал сам в себе: «Вот! я подъял немалый труд, и ничего не успел: пойду же к брату моему и спрошу у него». Когда он вышел из келлии и запер за собою дверь, послан был к нему от Господа Ангел, который сказал ему: «Семьдесят недель, проведенные тобою в посте, не приблизили тебя к Богу; теперь же, когда ты смирился и вознамерился идти для вопроса к брату твоему, я послан к тебе истолковать значение изречения». Исполнив это, Ангел отступил от него[1880].

138. Некоторый брат спросил старца: «Если я живу с дру­гими братиями и вижу что-либо неприличное, должен ли я сказать им об этом? как ты посоветуешь?» — «Если эти бра­тия — старшие тебя или сверстники, то найдешь большее спо­койствие, если промолчишь; если поступишь так же и по отно­шению к младшим,— будет вернее». Брат сказал: «Что же делать мне, отец! возмущается во мне дух мой». Старец отве­чал: «Если смущаешься, то предостереги их однажды со сми­рением. Если не послушают тебя, то повергни душевный под­виг твой пред лице Божие, и Сам Бог утешит тебя: сущность служения Богу заключается в том, чтоб повергаться с самоот­вержением пред Богом и отрицаться от своей воли. Внимай себе, чтоб жительство твое было по Богу. Сколько понимаю: хорошо — молчать; в молчании — смирение»[1881].

139. Братия пришли к некоторому святому старцу, безмолв­ствовавшему в пустынном месте, и увидели вне монастыря его мальчиков, пасущих скот и произносящих неприличные сло­ва. Повидавшись со старцем, исповедав ему помышления свои и ощутив душевную пользу от его наставлений, братия сказали: «Авва! почему ты позволяешь этим мальчикам быть близ тебя и кричать непристойно? Старец отвечал: «Поверьте мне, братия, — бывают дни, что порываюсь запретить им, но оста­навливаю себя, говоря: если я не снесу этого малого беспокой­ства, то как снесу большее искушение, если попустит его Бог на меня? По этой причине ничего не говорю им, чтоб образо­вался во мне навык терпеливо переносить случающееся»[1882].

140. Некоторый брат был в скорби на другого брата, кото­рый, узнав об этом, пришел для примирения к первому бра­ту. Первый не отворил ему дверей. Второй пошел к некоторо­му старцу и пересказал ему о случившемся. Старец отвечал: «Посмотри — нет ли этому причины в сердце твоем? не при­знаешь ли себя правым в сердце твоем? не имеешь ли намере­ния обвинить брата своего, а себя оправдать? По этой причине Бог не коснулся сердца его, и он не отворил тебе дверей. Но то, что скажу тебе, верно: хотя бы он был виноват пред тобою, положи в сердце твоем, что ты виноват пред ним, и оправдай брата своего; тогда Бог вложит в сердце его желание прими­риться с тобою». При этом старец поведал брату следующее событие: «Были два благочестивые мирянина; согласившись между собою, они приняли монашество. Поревновав испол­нить евангельское слово, но не по разуму его, они оскопили себя как бы ради Царства Небесного. Архиепископ, узнав об этом, отлучил их от Церкви. Они, думая, что сделали хорошо, пришли в негодование против него, сказали: "Мы ради Небес­ного Царства скопили себя, а он отлучил нас! пойдем в Иеру­салим! будем просить суда у архиепископа Иерусалимского". Они отправились, представили дела на рассмотрение архиепископу Иерусалимскому. Он отвечал им: "И я отлучаю вас". Огорченные, они пошли с жалобою к архиепископу Антиохийскому, но и этот также отлучил их. Тогда сказали они друг другу: "Пойдем в Рим к папе: он защитит нас от всех этих". Они прибыли к архиепископу Рима и объяснили ему свой поступок, говоря: "Мы пришли к тебе, потому что ты — стар­ший всех". Он сказал им: "И я отлучаю вас; вы впали в заб­луждение". Отлученные всеми, они пришли в уныние и сказа­ли друг другу: "Эти епископы стоят один за другого и соглас­ны между собою, как имеющие нужду в таких отношениях по съездам их на соборы. Но пойдем к человеку Божию, святому Епифанию, епископу Кипрскому: он пророк и не приемлет лица человеческого". Когда они приближались к городу, в котором епископствовал Епифаний, открыто было ему о них: и он выслал к ним навстречу и сказал: "Не входите в этот город". Тогда они возвратились и сказали: "Поистине винова­ты мы; зачем же оправдываем себя? Положим, что те отлучили нас несправедливо; неужели поступил так и этот пророк? Ведь Бог открыл ему о нас". И очень упрекали они себя за сделан­ное ими. Сердцеведец, увидя, что они искренно обвинили себя, открыл об этом епископу Епифанию. Он опять послал к ним, велел привести их к себе, утешил, принял в общение. Написал он и к архиепископу Александрийскому: "Прими сынов тво­их, потому что они принесли истинное покаяние"».— Старец, рассказывавший это событие, присовокупил: «В том заключа­ется здравие человека и того хочет от него Бог, чтоб человек возлагал вину на себя и повергался в покорности пред Бо­гом». Брат, услышав это, поступил по слову старца, пошел к брату, постучался в дверь. Тот, только что понял пришествие его, отворил тотчас дверь и, прежде нежели пришедший попро­сил прощения, обнял его от души, и водворился между ними величайший мир[1883].

141. Однажды пришли разбойники в монастырь старца[1884] и сказали ему: «Мы хотим унести все, что у тебя есть в келлии». Он отвечал: «Если хотите, чада, то возьмите». Они взяли все, найденное ими, и ушли; но не догадались взять мешочка, который был спрятан. Старец, взяв мешочек, поспеш­но пошел вслед за разбойниками, кликнул их и сказал им: «Чада! возьмите забытое вами в келлии». Они, удивившись терпению старца, принесли назад в келлию все имущество его, принесли покаяние и говорили друг другу о старце: «Он — истинный человек Божий».

142. Сказывали о некотором старце, что при нем жил юно­ша. Старец, увидев однажды, что юноша делает что-то непо­лезно для души своей, сказал ему: «Не делай этого». Юно­ша не послушался. Старец, видя это, отложил попечение о нем, предоставив ему свой суд над собою. Юноша запер двери келлии, в которой были хлебы, оставил старца без пищи в течение трех дней, и не сказал ему старец: «Где ты? что делаешь вне келлии?» У старца был сосед, который, узнав, что юноша ушел, сделал немного кашицы и подавал старцу чрез стену, прося, чтоб старец вкусил, и говоря: «Что юноша делает так долго вне келлии?» Старец отвечал: «Когда он удосужит­ся, то возвратится»[1885].

143. Некоторые философы захотели однажды испытать мо­нахов. Увидев монаха в мантии и хорошо одетого, они сказали ему: «Ты! поди сюда». Монах оскорбился грубым призывом и отвечал им жестко. Потом случилось проходить мимо них старцу-монаху, мужу великому, из простолюдинов. Они сказа­ли ему: «Ты, монах, злой старец, поди сюда». Он подбежал к ним. Они ударили его по щеке; он подставил другую щеку. Тотчас философы встали, поклонились ему и сказали: «Ты — истинный монах». Они посадили его посреди себя и сказали: «Что делаете вы более нас в этой пустыне? Вы поститесь, и мы постимся; вы обуздываете тело ваше подвигами, и мы обузды­ваем; что ни делаете вы, мы все то делаем; следовательно: что делаете вы, живя в пустыне, лишнего в сравнении с нами?» Старец отвечал: «Мы пребываем в уповании на благодать Божию и храним наш ум». Они сказали: «Мы этого не можем». И отпустили его, назданные его словом[1886].

Вот образчик обычаев древнего образованного человеческого об­щества! Святой Иоанн Златоуст, описывая необыкновенную роскошь отделки домов в его время, рассказывает следующую повесть: некото­рый философ приглашен был в дом к одной из современных знамени­тостей. Дом блистал мрамором и другими украшениями; пол был устлан коврами. Гость, вошедши в дом, плюнул в лицо хозяина; на вопрос этого о причине наглого поступка, он отвечал, что имел необ­ходимость исполнить естественную нужду и, найдя в доме повсюду изящество, был вынужден избрать лицо хозяина[1887].

144. Некоторый старец имел весьма искусного ученика. Однажды, огорчившись на ученика, он выгнал его вон из келлии. Ученик, вышедши из келлии, сел у дверей ее в ожидании. Старец отворил дверь, увидел ученика и начал просить у него прощения, говоря: «Ты — отец мой! твоим смирением и терпением побеждено мое малодушие; войди в келлию, и отселе будь моим старцем и отцом, а я буду новоначальным и учеником твоим, потому что дела твои выше моей старости»[1888].

145. Некоторый старец был подвергнут пьянственной стра­сти. Ежедневно выделывал он по циновке, продавал эту ци­новку в соседнем селении, и деньги, вырученные за нее, пропи­вал. К старцу присоединился на жительство некоторый брат, который также выделывал по циновке ежедневно. Старец брал и эту циновку, продавал и пропивал деньги, вырученные за обе циновки, а брату приносил самое малое количество хлеба уже поздно вечером. Так поступал старец в течение трех лет, и брат не говорил ему ничего. По прошествии трех лет брат сказал сам в себе: «Я наг и терплю большой недостаток в хлебе: встану, уйду отсюда». Другое помышление говорило в нем: «Куда мне идти? Останусь здесь: я вступил в общение со старцем ради Бога». Когда он помыслил это, немедленно явился ему Ангел Господень и сказал: «Никуда не ходи, потому что завтра придем за тобою». При наступлении назначенного дня брат просил старца: «Не уходи сегодня никуда; потому что за мною придут мои и возьмут меня». Когда настал час, в кото­рый старец имел обычай уходить в селение, — он сказал бра­ту: «Не придут сегодня, сын мой, потому что уже поздно». Брат отвечал: «Непременно придут», — и посреди этих пере­говоров брат скончался мирно. Старец заплакал, говоря: «Увы мне, сын мой! много лет живу я в нерадении, а ты в короткое время спас душу твою терпением». С этого дня старец начал весьма трезвую и добродетельную жизнь[1889].

146. Некоторый старец в Скиту был болен и пожелал съесть немного свежего хлеба. Это услышал один из подвижников-братий; он взял мантию свою, положил в нее сухой хлеб, по­шел в Египет, там променял сухой хлеб на свежий и принес старцу. Братия, увидавши свежий хлеб, удивились, а старец не хотел вкусить его, говоря: «Это — кровь брата». Но братия упрашивал старца, говоря: «Ради Бога вкуси, чтоб не осталась тщетною жертва брата». Будучи упрошен, старец вкусил[1890].

147. Однажды три брата отправились на жнитво и наня­лись выжать пространство определенной меры. Один из них, с первого дня почувствовав себя больным, возвратился в свою келлию. Два остались жать. Сказал один из них другому: «Брат! ты видишь, что третий брат наш впал в болезнь; воодушевись ревностию — воодушевляюсь и я ею — в надежде на Бога, за молитвы брата нашего, вдвоем сделаем дело, за кото­рое взялись трое, выжнем участок». Когда таким образом они выжали все пространство, которое обязались выжать, и при­шли получать плату за труд свой, то пригласили заболевшего брата, сказав ему: «Приди, брат, получи плату за труд твой». Он отвечал им: «Какую плату получать мне, когда я не жал?» Они сказали на это: «Твоими молитвами совершена жатва: итак, приди, получи плату». Из этого у них родился спор. Он говорил: «Не возьму денег, потому что я не работал». Они не хотели успокоиться, если он не возьмет своей части. Не согла­сившись, все трое пошли судиться к некоторому великому стар­цу. Первый брат говорил старцу: «Мы пошли втроем жать в поле некоторого владельца за плату. Когда пришли на место жатвы, я в самый первый день сделался болен и возвратился в келлию мою, не будучи в состоянии даже в течение одного дня принять участие в работе; ныне они принуждают меня, говоря: брат, приди, получи плату за работу, которой я не работал». Другие два брата говорили: «Точно, мы пошли жать, и взялись выжать пространство, которое нам отмеряли. Если б мы жали и все трое, то лишь с великим трудом могли бы выжать такой участок; за молитвы же этого брата мы двое выжали его ско­рее, нежели могли бы выжать трое, почему и сказали ему: при­ди, получи следующую тебе плату, а он не хочет сделать это­го». Старец, услышав такой спор, удивился и сказал одному из своих монахов: «Ударь в било[1891], чтоб братия, находящиеся по келлиям, сошлись все сюда». Когда они пришли, старец сказал им: «Придите, братия, услышьте сегодня праведный суд». По­том пересказал им все, слышанное от братии, пришедших су­диться, и присудил первого брата взять следующую ему плату, употребить ее по своему усмотрению. И вышел этот брат пе­чальным: он плакал, как бы совершено было над ним неправо­судие[1892].