Какою мерою мерите, такою отмерено

Будет вам

От Марка Святое благовествование (4:24)

Немного кибернетики

Влияние веры в бессмертие (если эта вера достаточно широко распространена среди членов общества) на социальную жизнь бесспорно. По этому поводу вряд ли возможны сомнения. Другой вопрос, нужна ли для гармонизации социальной жизни общества вера в бессмертие или знание о том, что оно существует? Нам думается, что специалисты, работающие в области философии, социологии и других дисциплин, имеющих отношение к указанному вопросу, могут найти много аргументов и контраргументов по данному поводу.

Автор, в свою очередь, не может пройти мимо этой темы и не воспользоваться следующей аналогией из области кибернетики. Если рассматривать человеческое общество (социум) как сложную систему, то с определенной долей упрощения в ней можно выделить две части: материальная культура (в дальнейшем именно эту часть для краткости будем называть термином социум) и множество элементов системы, т. е. людей. Среди всевозможных информационных каналов, функционирующих в подобной системе, можно выделить два четко обозначенных направления движения информации: от элементов системы (т. е. людей) к социуму и в обратном направлении. В этой двунаправленности выражено совершенно очевидное положение: люди создают социум, и он же обусловливает их социальное поведение, иными словами, человеческое общество - типичная система с обратной связью.

Определенное обоснование такому подходу можно найти, например, в статье К. Боулдинга Общая теория систем - скелет науки: Представляется заманчивым определить социальные организации или почти любую социальную систему как множество ролей, связанных воедино каналами связи Единицей таких систем является, вероятно, не человек - отдельный человек, как таковой, - а роль - часть личности, принимающая участие в соответствующей организации или ситуации [20, с.119].

Однако, на наш взгляд, следует обратить внимание на одно обстоятельство. С одной стороны, воздействие каждой личности на социум, как правило, выходит за границы ее непосредственного жизненного цикла (роль живет дольше ее исполнителя). Влияние может быть большим или меньшим, зависящим как от масштаба самой личности, так и от стечения конкретных обстоятельств. Даже такое, казалось бы, естественное деяние человека, как рождение детей, - мощнейший фактор воздействия личности на социум в смысле воспроизводства этого социума на уровне составляющих его элементов.

С другой стороны, социум действует на личность только в границах ее врйменного и временнуго существования. Если в подобной системе считать воздействие социума на личность прямым сигналом, а действие личности на социум - сигналом обратной связи, то мы имеем систему, в которой действие обратной связи как бы запаздывает по отношению к прямому сигналу. Иначе говоря. Социум постоянно находится под воздействием консервативных идей. Если же принять другое направление сигналов - прямое от личности к социуму и обратное от социума к личности, то при той же разнопродолжительности прямых сигналов и сигналов обратной связи можно говорить как бы о врйменном прекращении действия отдельных ветвей обратной связи, т. е. их разрыву, что неминуемо должно приводить к ухудшению качества системы.

Приведенная аналогия с не полностью сбалансированной кибернетической системой, конечно, весьма условна. Однако наблюдаемые в реальной истории примеры консерватизма среды по отношению к радикальным элементам и врйменной потери социальной ориентации, особенно часто среди молодежи, свидетельствуют о том, что аналогия наша удачна. Пользуясь этим сравнением и дальше, можно сказать, что подобной разбалансированности не будет, если продолжительности действия прямых и обратных сигналов будут равными, иными словами, если границы жизненного цикла личности будут равны временнуму интервалу ее влияния на социум. Так как последние всегда больше первых, то мы приходим, казалось бы, неожиданно, к идее выгодности личного бессмертия с точки зрения построения гармонизированного социума. Конечно, это упрощенный, кибернетизированный взгляд на социальную роль бессмертия. Однако к такому же выводу пришло само человеческое общество, создав феномен религии с ее идеей бессмертия человеческой души.

Вряд ли что-нибудь изменится в социальной роли бессмертия, если отказаться от личностного бессмертия как невозможного (по крайней мере, в обозримом будущем) и принять идею субъективного бессмертия. Это, кстати, может подтвердить и кибернетизированная аналогия, так как в последней элементы системы (т. е. личности) - не персонифицированы (вспомним о ролях). Таким образом, мы уверены в справедливости следующего вывода: существующее в настоящее время в нашей стране материалистическое мировоззрение, отринув религиозную веру в бессмертие, лишило общество мощнейшего социально-образующего фактора, не найдя ему, как показала реальная жизнь, эквивалентной замены. То же самое можно сказать и о других странах, в которых вера в жизнь после смерти среди населения идет на убыль.

Признав справедливость постулата о гармонизирующем влиянии идеи бессмертия на социальную жизнь общества, мы должны одновременно признать, что, хотя концепция религиозного бессмертия еще существует, мы, тем не менее, должны понимать, что возврат к нему - шаг назад, шаг в ложном направлении. В этих же целях более оправданно, на наш взгляд, придание феномену субъективного бессмертия ранга научной гипотезы.

Итак, будем считать, что влияние феномена субъективного бессмертия на вопросы социального и нравственного характера (при условии широкого признания этого феномена обществом) бесспорно. Однако возможные социальные последствия этого - столь необозримы, что не может быть речи даже о кратком рассмотрении их всех в рамках нашей книги даже в постановочном плане. Поэтому дальше мы остановимся лишь на одном-двух вопросах, которые в настоящий момент представляются нам наиболее важными. Один из них - вопрос о религии. То, что мы начали именно с него, конечно же, далеко не случайно.

Реверансы

Не стоит говорить, так как это очевидно, что религия - это один из главных стволов дерева, на котором выросла человеческая цивилизация. Недальновидные (а может, слишком прозорливые) дровосеки в свое время немало потрудились, да и сейчас трудятся, как бы в каком-то ослеплении, чтобы свалить этот ствол. Однако жизнь показала, что ни научные, ни идеологические подпорки не смогли в полной мере удержать то, что стало падать с покачнувшегося было ствола.

Ослепление, похоже, проходит. Многие поняли, что религия - часть общечеловеческой культуры, притом немалая часть. Борцы с религией, особенно если в своей борьбе они используют варварское оружие - разрушение и осквернение храмов, оголтелую пропаганду и тому подобное, сами являются первыми врагами культуры. То, что эта борьба идет под знаменем науки, - не оправдательный, а, скорее, отягчающий момент. Взаимоотношение науки и религии, возникая с разных горизонтов, приводит к сложнейшим переплетениям во многих плоскостях человеческой жизни. Но пересечение науки и религии, если оно образует политическую линию, следует считать иррациональным.

Темы будущего развития двух основных мировоззренческих потоков человеческой мысли - сложнейший вопрос перспектив развития земной цивилизации. Говорят, будущие всходы вызревают из посевов прошлого. Это стоит помнить всегда. Конфронтационная линия между наукой и религией глубоко проникала то в одну, то в другую сторону, неизменно проходя по человеку.

Наука давно, а главное решительно, потеснила религию из сферы материального мира: сейчас редко кто пытается объяснять тайны этого мира проявлением божественной воли. В мире материи безгранично властвует наука, а вот в мире идеальном плацдармы, завоеванные ею, не столь обширны, да и сами завоевания - не столь однозначны.

Человеческая душа - одна из главных опор религии. От успешного вторжение науки в эту сферу религия не может не понести существенного урона, и мы не должны преуменьшать серьезности последствий, которые при этом могут возникнуть. Покушаясь на драгоценный талисман религии - человеческую душу, автор испытывает сильную неловкость: может ли тысячелетняя гармония быть заменена новейшей алгеброй самоприменимости? Но, что же делать? Вектор научного познания всегда направлен в сферу познания рационального образа мира. И если непреднамеренно пущенная стрела попадет в запредельные для нее пространства, нам остается одно - последствия такого выстрела должны быть ответственно осознаны.

Читатель, конечно, понимает, что опасность заключается не в падении нравственности: во-первых, ее уровень и так (по крайней мере, в ряде стран) не очень высок, во-вторых, новый взгляд на проблему бессмертия должен, как мы думаем, привести к его подъему; некоторые обоснования этого были даны выше, другие постараемся дать чуть позже. Опасность в глобальной ломке мировоззрения, а там, где что-то ломается, не все сразу получается хорошо, даже если старое уже отжило свой век.

Ох, уж эти материалисты

Здесь самое время привести небольшую историческую иллюстрацию, взяв некоторые высказывания П. Гольбаха. Для французских материалистов XVIII века (и не только для них, конечно) в их праведной борьбе с религией было совершенно ясно, что одним из центральных бастионов последней является человеческая душа. Поэтому атаки в этом направлении были четко организованными. Разве не очевидно, что душа зависит от размещения частей тела, и от порядка, в котором совместно функционируют эти части, - писал Гольбах. Поэтому, раз уничтожена органическая структура, то, несомненно, уничтожена и душа все должно убедить нас в том, что она погибает вместе с телом. Гольбах, употребляя термин душа, понимает, что она не является чем-то мистическим: что душа составляет часть нашего тела, и ее можно отличить от него лишь в абстракции, что она есть то же тело, только рассматриваемое в отношении некоторых функций и способностей [73, с.70]. При известной работе воображения так часто употребляемое нами слово самоприменимость в устах Гольбаха не показалось бы читателю неуместным.

Признавая, что нет ничего более общепринятого, чем догмат о бессмертии души, и ничего более распространенного, чем ожидание загробной жизни, Гольбах развенчивает этот догмат, пытаясь сказать правду, резкую, жестокую и однозначную, как удар топора: она (смерть. - Б.П.) является просто сном жизни этот сон не будет нарушен никакими неприятными сновидениями, и за ним никогда не последует тяжелого пробуждения [73, с.78]. В свете наших предположений пробуждение, а точнее, новое возникновение из небытия, как раз последует.

Нам особенно интересна логика рассуждения Гольбаха, потому что из идеи бессмертия (в том значении, в каком мы употребляем это слово) мы будем выводить прямо противоположные суждения. Бессмысленный догмат о загробном существовании мешает людям трудиться ради своего подлинного счастья, думать об усовершенствовании своих учреждений, законов, нравственности, наук. Пустые мечты поглотили все их внимание. Они готовы стонать под игом религиозной и политической тирании, коснеть в заблуждении и томиться в несчастье с надеждой быть когда-нибудь более счастливым, с твердой уверенностью, что их страдания и их тупое терпение принесут им вечное блаженство Так догмат о будущей жизни оказался одним из самых роковых заблуждений человеческого рода. Этот догмат сделал людей апатичными, равнодушными и безразличными к своему счастью или же породил у них безумный фанатизм, часто толкавший их на взаимоистребление во имя небесного блаженства [73, с.76].

Нам думается, что правда, высказанная устами П. Гольбаха, оказалась полу правдой, которая часто бывает хуже лжи. Лишив человека, в похвальном стремлении сделать его более нравственным, надежды на бессмертие, сказав ему суровую правду (как бы правду) о его месте в текущей череде времен, материалисты нового времени, не желая, конечно, этого, открыли лазейку или ворота (уж не знаем, как точнее определить) для безнравственности нового эгоцентрического типа.

Мы не собираемся полемизировать с П. Гольбахом, но вот, всего лишь одна небольшая цитата: голос разума и правильно понятый интерес одинаково должны вооружать нас против неопределенных страхов, внушаемых нам воображением в связи со смертью [73, с.78]. Как хотелось бы знать, что понимал Гольбах под правильно понятым интересом. Не в правильно ли понятом интересе заложен тезис все дозволено?

Кем я буду после смерти?

Какой волнующий вопрос! Можно было бы, конечно, от него отмахнуться. Однако он вполне естественен: если уж я буду, то кем же? Вообще говоря, когда мы спрашиваем другого человека - кто он, кем он является, то имеется в виду его личность и отношение этой личности с социумом. Когда же мы задаем такой вопрос по отношению к себе, то имеем в виду не только нашу личность, но и способность быть личностью, т. е. то, что раньше было названо субъективным началом. Личность, как было сказано неоднократно, со смертью исчезает и в тождественности самой себе уже больше никогда не возникает.

Когда задается обозначенный выше вопрос, то в самой постановке его уже предполагаются некоторые элементы ответа: я буду не той личностью, каковой я являюсь сейчас, а какой-то другой (при этом под я здесь понимается именно способность быть личностью). Ответ не столь сложен, как это могло бы показаться на первый взгляд, особенно если учесть, что важнейшим источником возникновения личности является внешняя информация, поступающая в первую очередь из социума. Поэтому вопрос кем я буду? во многом сводится к другому - какова структура социума, в котором появляются новорожденные?. Уже отсюда видно, что никакой персонифицированный, детерминированный ответ невозможен; он может иметь только вероятностный и обобщенный характер.

Для того чтобы получить хотя бы такой приблизительный ответ, нам придется создать некую гипотетическую модель, которую мы назовем репродукционной моделью. Ниже будет предложено несколько ее вариантов. При дальнейшем описании репродукционной модели нам придется многие вполне обычные слова употреблять с кавычками, чтобы исключить их общеупотребительное, буквальное толкование, которое неминуемо внесло бы ненужный оттенок в существо излагаемой модели (такого рода трудности уже отмечались нами в разделе Кое-что о приставке пере-). В то же время автор, отвергая возможное замечание скептика о том, что говоря слово корова, мы имеем в виду козу, должен признаться, что современный понятийный аппарат и терминологические конструкции, имеющие отношение к излагаемому предмету, видимо, уже не могут однозначно выполнять свои функции, и это обстоятельство критически настроенный читатель должен учитывать.

Рассмотрим первый, достаточно простой вариант модели. Введем понятие расчетное множество: это то множество вновь родившихся людей, среди которых окажусь и я после своей смерти не как личность, а как носитель субъективного начала (здесь опять для удобства изложения целесообразнее отказаться от третьего лица и перейти к первому). В качестве такого расчетного множества можно рассматривать все человечество. Тогда можно сказать, что с вероятностью 20% я в будущей жизни окажусь китайцем и буду жить в Китае. Более вероятно, что по социальному статусу я окажусь человеком бедным, с приблизительно равной вероятностью я могу стать мужчиной или женщиной и т.д. и т. п. Кто хочет на основе этой модели свой вероятный будущий статус определить более детально, может вооружиться социально-демографическими справочниками и сделать необходимые выборки. Данная модель, хотя она логична и по-своему убедительна, имеет серьезный недостаток: она не отвечает на вопрос, почему в качестве расчетного множества берется все человечество? Действительно, можно предположить, что в каких-то странах в определенное время рождаемость может увеличиться или, наоборот, упасть. Это обстоятельство должно учитываться при определении будущего статуса. Поэтому логичнее связывать репродукционную модель не с человечеством как таковым, а с фактором рождаемости. Поэтому, нам думается, в каждом конкретном случае из множества, совпадающего с понятием человечества, следует выделять некоторое переменное подмножество, которое мы назовем реализуемым.

Рождаемость - довольно сложное и многоплановое социально-биологическое явление. Мы пока не предполагаем в нашей модели рассматривать все многообразие этого явления, и мы ограничимся лишь его контурами. При разработке будущей рабочей модели (если мы возьмемся ее построить) упомянутое многообразие обстоятельств, естественно, придется учитывать (см., например, [74]).

Кем конкретно буду я после своей смерти? Это зависит, прежде всего, от географического региона, в котором появится группа новорожденных непосредственно после моей смерти (нужно понимать, что между этими событиями нет причинно-следственной связи). Подчеркнем, что речь может идти только о времени после, потому что до я еще есть. Очень трудный вопрос - насколько после. На него репродукционная модель ответа не дает. Многое зависит от ответа на другой вопрос. Когда вообще появляется первое звено Я? С точки зрения психологии, если говорить вообще об Я, о самосознании, то это не конкретный момент, а временной интервал, имеющий протяженность.

Чтобы упростить задачу, будем считать, что первое звено конкретного Я возникает с начала процесса самоприменимости. Тогда, это точный момент, который, в принципе, может фиксироваться объективно. В этом случае после становится более определенным, но не настолько, чтобы можно было, тем не менее, сказать, чему оно равно - минуте, часу, суткам, и т. д.? В зависимости от интервала неопределенности исчисляется мощность реализуемого множества. Таким образом, хотя полное расчетное множество совпадает с человечеством, фактически реализуемое подмножество - меньше.

Если появление первого звена Я мы связали с возникновением самоприменимости, то начало ее появления можно отсчитывать от момента зачатия. Если и далее придерживаться предложенной модели, то можно высказать и дальнейшее предположение. Зачатия в каждом временнум поясе приходятся, как правило, на определенное время суток. Следовательно, между мной и множеством тех, среди которых окажусь я в следующей жизни, можно установить определенное отношение. В зависимости от момента моей смерти может быть определен (с достоверностью, конечно, существенно меньшей, чем 100%) временной пояс, в котором к этому моменту будет иметь место пик возникновения самоприменимостей.

Сейчас среди части населения распространены методики, на основе которых можно якобы определить статус своего прежнего существования. Надо сразу сказать, что наша репродукционная модель ничего общего с этими методиками не имеет. Кроме того, подобные методики, в принципе не могут быть верными из-за необратимости времени (по крайней мере, так считает официальная наука) и из-за того, что количество рождающихся, вообще говоря, больше, чем умирающих, и, стало быть, у кого-то может не оказаться предыдущей жизни. Репродукционная же модель, ничего не говоря о прошлом, может дать с определенной степенью приблизительности некоторую весьма ограниченную информацию (географический пояс) о будущем, но для этого за точку отсчета необходимо принимать момент смерти, который тому, кто интересуется своим будущим статусом, неизвестен, или известен в определенных случаях, что, конечно же, ограничивает применимость модели. Далее, уже на основе использования статистических данных по установленному региону, можно сделать дальнейшие уточнения по будущему статусу.

Все родившиеся обладают одинаковой способностью к возникновению субъективного начала, и, следовательно, каждый из них является тем Я, в которое я перевоплощусь после своей смерти. Как говорится, работает формула кто родился, тот и я вместо привычной - я родился. Но в то же время я смогу стать я только как один из многих. В зависимости от социального статуса родителей каждого одного из многих, а также общественной атмосферы и экономического развития региона, в котором все это будет происходить, и будут зависеть стартовые условия моего будущего существования. Хотя пик рождаемости в каждый момент мирового времени приходится на различные географические зоны, очевидно, что в каждый момент дети рождаются везде, поэтому еще раз хотим подчеркнуть, что рассматриваемая модель сугубо вероятностна.

Предложенный в данной модели элемент, связанный с отсчетом времени от момента возникновения самоприменимости (если, конечно, она возникает еще в утробе матери), может использоваться и совершенно неожиданно, например, для определения момента, когда зародыш человека следует признать личностью, что позволит решать этические проблемы, связанные с абортами.

Формула кто родился, тот и я позволяет построить иную репродукционную модель, имеющую уже не вероятностный, а детерминированный характер. Исходя из этой формулы, можно принять соглашение: коль скоро все субъективные начала одинаковы, то мой возможный статус будет определяться применительно к тому новорожденному, самоприменимость мозговых структур у которого появится после моей смерти раньше всех других. Тогда для того, чтобы я (или кто-то другой) могли узнать об этом новорожденном еще до моей (своей) смерти, я или этот другой должны располагать информацией следующего вида.

Во-первых, должен быть заранее известен точный момент наступления смерти. Очевидно, что такое возможно, например, когда речь идет обо мне, лишь в двух случаях: либо я готовлюсь совершить самоубийство (правда, об этом я вряд ли сообщу другим), либо кто-то готовится лишить меня жизни (и вряд ли сообщит мне о времени совершения задуманного злодейства). Следовательно, знание указанного момента, в принципе, возможно, но только в единичных случаях. Во-вторых, должен существовать некоторый централизованный банк данных, содержащий информацию обо всех зачатиях. Хотя существование подобного банка теоретически возможно, мысль о его практической надобности, мягко говоря, слишком фантастична. На основании всех этих соображений признаем данную детерминированную модель практически нереальной.

Мы неоднократно, в том числе и в этой главе, подчеркивали, что субъективное бессмертие и вытекающая из него вероятностная репродукционная модель никак не связаны с передачей от умершего к родившемуся некой неуловимой сущности; в этом смысле отсутствие фактического баланса между числом рождений и смертей - еще один, пусть и не самый главный, аргумент в пользу выдвинутой концепции. Если же признать термины перерождение, перевоплощение как обозначение действительной передачи чего-то (как это и принимается буддизмом), то наличие упомянутого баланса становится необходимым.

Здесь нужно признать, что буддийская концепция возможности перевоплощения не только в человека, но и в животных, или в фантастические существа оказалась для данного учения спасительной. Действительно, если бы допускалось перевоплощение только в пределах человеческого рода, то при современных методах сбора и обработки статистических данных, когда достаточно быстро устанавливается соотношение между числом родившихся и умерших, причем в глобальном масштабе, приверженцам сансары пришлось бы постоянно объяснять - куда девается избыток умерших, и откуда появляется избыток родившихся, так как эти числа практически никогда не бывают равными. Множество фантастических существ (таких, как ассуры, тенгрии, мученики ада, бириты) - вот своеобразное, недоступное проверке буферное запоминающее устройство, на которое всегда можно списать отсутствие баланса. Мы не собираемся упрекать творцов буддизма в подобной предусмотрительности, а как раз наоборот - хотим лишний раз подчеркнуть стройность и внутреннюю непротиворечивость данной философской и религиозной концепции.

Два начала

Принято считать, что в человеке сосуществуют два начала: индивидуалистское и коллективистское. С этим утверждением (правда, достаточно условно) могут быть соотнесены результаты, полученные при рассмотрении универсальной тьюринговой модели. Самоприменимость модели каким-то образом может быть поставлена в соответствие с эгоцентрическими устремлениями человека, в то время как информация, записываемая на ленте в зонах выходной информации и памяти, не может там появиться без обмена информацией с внешней средой (в том числе, если говорить о моделируемом субъекте, - без социального опыта последнего), т.е. эта внешняя информация является как бы элементом коллективистского начала.

Следует обратить внимание на то, что оба эти вида информации в модели на обобщенном уровне нашего рассмотрения фактически не взаимодействовали между собой (хотя такое взаимодействие должно иметь место) и, следовательно, не могли находиться в противоречии друг с другом. Конечно, на основе такого сугубо схематического подхода было бы неправильно делать какие-то окончательные выводы. Но, думается, тезис о том, что личное и коллективное в человеке от природы могло бы находится в гармоничном единстве, рассмотрением тьюринговой модели если не доказывается, то и не опровергается. Почему же в реальной жизни взаимосвязь этих двух начал человека постоянно подвергается испытаниям, и они часто вступают в конфликт друг с другом?

Нам представляется, что в силу сложившегося философского (а как следствие и бытового) представления о жизни и смерти, в котором человек уникален и неповторим, а его жизнь - всего лишь искорка во мраке вечного небытия, противоречие между индивидуальным и коллективным в человеке неизбежно.

Индивидуальный эгоцентризм шепчет, а то и кричит - хватай, бери, пользуйся, пока ты есть, потом все равно ничего не будет. Чем сложнее социальная обстановка, тем громче может звучать этот внутренний голос. В одних коллективистское начало бунтует - нельзя же жить так, как будто после нас - потоп. Другие же исповедуют именно этот принцип, а призывы первых фактически оказываются риторикой, особенно когда речь идет об интересах будущих поколений. Человек живет в борьбе с самим собой. Религия с ее постулатом о бессмертной душе в известной степени смягчает эту борьбу, а для истинно верующих просто снимает вопрос о ней. Такой человек живет в полной гармонии с собой, и, нам думается, этот факт внутренней гармонии верующего человека в нашем атеистическом учении существенным образом недооценивается.

Если исходить из традиционного атеистического понимания сущности человека, то между понятиями личное и коллективное всегда лежит антагонистическое противоречие. Оно особенно усиливается, если личное относится к настоящему, а коллективное - к будущему. В этом смысле тезис пожертвуй личным (например, своей жизнью) ради общего блага - личностно не обоснован, хотя социально, возможно, справедлив.

Противоречие снимается, если общий интерес действительно становится личным. Это значит, что человек уже сейчас должен заботиться об общем благе, потому что в следующей, скажем так, жизни будет жить опять как бы сам. Иными словами, он будет пока еще неизвестной (или известной, но с большой долей неопределенности, если пользоваться репродукционной моделью) частицей общего. Поэтому его забота о других оборачивается, по существу, заботой о себе (будет правильнее сказать - как бы о себе). Подобная стратегия поведения личности превращает общественный императив в максиму, сумма которых вновь складывается в императив. Как тут не вспомнить христианскую заповедь возлюби ближнего, как самого себя, которая действует в том же направлении, или категорический императив И. Канта: Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства (цит. по [44, с.41]).

Чем больше в мире бед, болезней, социальных катаклизмов, экологических проблем и т. п., чем больше несчастных людей, тем меньше вероятность уменьшения этих зол в будущем, и соответственно, выше вероятность для каждого в следующей жизни оказаться в роли обездоленного и гонимого. Пути избавления от этой угрозы, конечно, можно и нужно искать, например, в сознательном изменении диалектики связи разрушение - созидание, в которой акценты, несомненно, должны смещаться в сторону второго элемента. Однако один из путей уже найден и указан: он - в нравственных установках мировых религий. Сама по себе тема религиозной нравственности необъятна, и автор просто не в состоянии охватить все ее аспекты, да и не в этом он видит свою задачу. Нетерпеливые часто говорят, что нельзя двигаться вперед, все время оглядываясь назад. Да, голова не должна быть повернута назад, но она не должна быть и безмятежно пустой или наполненной только беспочвенными фантазиями.

Многовековый нравственный опыт религий (не какой-нибудь одной из них, а именно всех) - прекрасный строительный материал для постройки будущего здания социальной гармонии, где в качестве связующего элемента будут использоваться не мистификации и фантазии, а прочный цемент научного знания. Христианские или мусульманские заповеди содержат в себе не только религиозные мотивы, но и общечеловеческие установки и ценности. Нам думается, что будучи освобожденными от религиозного мистицизма, они, их содержание, их внутренний смысл станут более определенными, более конкретными, более направленными.

Не убий

Здесь будет уместно сказать несколько слов о карме, являющейся одним из центральных понятий индуистской и буддистской философии, дополняющей учение о перевоплощении. При поверхностном толковании (а именно такой подход мы можем себе позволить) карма - это сумма совершенных всяким живым существом поступков и их последствий, которые определяют характер его нового рождения, т. е. дальнейшего существования. Свою карму человек создает сам, но затем она, как некая невидимая сила, имеющая неведомый для человека механизм действия, определяет его статус в будущей земной жизни.

Уповая на то, что поверхностный взгляд не всегда бывает ошибочным, можно предположить следующую, весьма простую формулу кармы. (В настоящее время математическое слово формула с легкой руки политиков стало весьма распространенным). Примерное личное поведение - залог личного благополучия в будущей жизни. Формула, как видим, ориентирована на индивида и учитывает в первую очередь его интересы. Общественный интерес в ней опосредован, может быть, не вполне удачным словом примерное. Каноны кармы задают личности возможные сценарии ее деятельности. Каноны, конечно, не случайны, в них отражен богатейший социальный и нравственный опыт, но это все-таки каноны.

Формула субъективного бессмертия более сложна. Примерное поведение каждой личности в этой жизни создает гармонизированную и процветающую общественную структуру, только через которую и реализуется личное благополучие человека в его новой жизни. Отличительная и, на наш взгляд, важная особенность этой формулы состоит в том, что она, во-первых. Включает в действие социум не опосредованно, а непосредственно и, во-вторых, векторы личного и общественного интересов в ней в основном однонаправлены. Если сравнить карму с книгой судьбы (роком) в других религиях, то карма представляется более материалистической сущностью, если только под неведомым человеку механизмом ее действия понимать вполне реальный феномен социального бытия.

Рассмотрим, как может проявлять себя феномен вечного бытия в сопоставлении со всем знакомой христианской заповедью не убий. В отношении этой заповеди, даже подкрепленной соответствующими светскими законами, сложилась явно непоследовательная ситуация. Действительно, если человек уникален и неповторим, если он живет только один раз, то ценность жизни должна быть, казалось бы, особенно высока, в идеале - абсолютна. Но, на словах принимая это, человеческое общество реально никогда не давало за жизнь абсолютную цену: она оставалась и остается таковой только для самого человека и для его ближайшего окружения. Как правило, в пределах их жизненного цикла, и за редкими исключениями, дольше. Как мы видим, понимание якобы абсолютной ценности человеческой жизни не спасает человечество от войн, насилия, убийств, и, следовательно, постулаты о бесценности жизни оборачиваются риторикой; бесценность жизни, по существу, нередко лишь декларируется, а призыв не убий превращается в благое пожелание.

Чего же тогда можно ожидать от религиозных учений, согласно которым личность со смертью кончается, а Я как бы продолжает жить в новом человеке? Жизнь конкретного человека в этом случае должна стать еще менее значимой. Собственно, так оно и есть. В Бхагавад-Гите читаем: Тот, кто родился, обязательно умрет, и после смерти обязательно вновь родится. Поэтому не следует предаваться скорби, исполняя свой долг [75, с.118].

А как же следует относиться к ценности жизни и неизбежности или в особых случаях даже необходимости смерти, исходя из феномена вечного бытия? Не имея реального опыта (автору трудно эсхатологию индуизма принимать как опыт), опираясь только на предположения, сложно рассчитывать на получение однозначного ответа на этот вопрос. Нам думается, что ценность жизни должна приобрести другое содержание: часто риторический смысл (объективно он не риторический) этого понятия должен, видимо, замениться более реальным, поддающимся достаточно точной оценке: если человек активен, деятелен, если он, работая на настоящее, тем самым делает много полезного для будущего (еще бы, там будет жить!), то такого человека нравственные нормы общества будут оценивать выше, чем жизнь насильника, бездельника и т. п. Фактически, дифференциация и сейчас имеет место, но она затенена принципом единственности жизни. В подобной дифференциации, по нашему убеждению, нет ничего плохого: социальный отбор (в смысле оценки, а не отсева) должен действовать в правильном направлении, и при новой трактовке бессмертия это, видимо, будет происходить особенно эффективно. В связи с этим нам представляется, что ценность человеческой жизни в случае реального признания феномена субъективного бессмертия станет только выше, так как в этом случае становится более очевидным, что каждая конкретная жизнь - не случайный дар, а необходимый, постоянно существующий атрибут, только с помощью которого человеческое общество и реализует себя, и обеспечивает свое прогрессивное развитие.

Если в настоящее время мерилом ценности жизни является ее единственность (не соблюдаемая бесценность), то новые моральные законы должны будут привести к появлению иной качественной оценки: ответственности, с которой живущий должен относиться к своей жизни (не в смысле - бережет он ее или нет, а в смысле ее качества). При новом взгляде на проблему бессмертия декларация о бесценности жизни в понимании людей может перестать быть таковой, и тогда ответственность за качество жизни обретет свой истинный, а не декларативный смысл. И, наверное, в этом случае разум, это бесценное сокровище, которое, безусловно, следует лелеять и беречь и которое зачастую бездумно распыляется на убогие цели, затмевается алкогольным и наркотическим дурманом наконец-то станет подлинным, доминирующим фактором нашего бытия.

В дифференциации, кроме положительной, имеется негативная сторона: некоторые люди, особенно те, у кого жизнь, как им кажется, сложилась неудачно, будут не очень бережно относиться к ней. Иными словами, число самоубийств может возрасти. Во всех религиях по отношению к самоубийцам существуют достаточно жесткие осуждающие мотивы, которые реально ограничивают это явление. В нашем же случае отчетливо видимого, прямого сдерживающего фактора (страха перед божьим наказанием) нет, кроме опосредованного: нереализованная жизнь - недостроенный элемент будущего.

И еще один момент, относящийся к теме разговора: как общество должно будет относиться к безнадежно больным людям, к людям, жестоко страдающим от физических уродств, а также к психически неполноценным, и как они будут относиться сами к себе? В настоящее время принцип гуманности гласит - страдай, но живи, ибо другого тебе не дано. Теперь если мы будем знать (точно знать!), что другое дано, то отношение к этому вопросу должно будет подвергнуться переоценке. Будет переосмыслен и вопрос о смертной казни как средстве наказания и устрашения с одной стороны, и способе избавления общества от асоциальных элементов - с другой. На этом мы, пожалуй, поставим точку.

Глава 8. ПОЖИВЕМ, УМРЕМ, УВИДИМ

(Послесловие для скептика)