Изменения в избирательном процессе

Выборы — центральный элемент в механизме представительства современных демократий. Политологи предыдущих поколений продвинулись далеко вперед в понимании того, как избиратели принимают свои решения. Одной из главных тем исследований избирательного процесса становятся изменения относительной значимости факторов, влияющих на решение избирателей, Политический выбор в большинстве западных демократий традиционно определялся классовыми, религиозными и другими социальными различиями. Поскольку люди были зачастую слабо подготовлены к решению сложных политических вопросов, то в принятии политических решений они полагались на мнения и настроения определенных, внешних по отношению к ним референтных групп. Более того, такие общественные институты, как профсоюзы и церковные общины, были главными действующими лицами в политике, оказывая влияние как на элиту, так и на простых граждан. С. Липсет и С. Роккан резюмировали это в своем знаменитом выводе: «Партийные системы 60-х годов за редким исключением отражали структуру политических конфликтов 20-х годов» (Upset, Rokkan, 1967, р. 50). Ранние исследования избирательного процесса в значительной степени подтверждали его правоту.

Когда в политологии идея стабильного голосования, основанного на существующем расслоении общества, стала расхожей истиной, сама партийная система подверглась серьезным изменениям. Перед существующими партиями встали новые требования времени, которые привели к определенным изменениям в деятельности партий. За десять лет основная проблематика исследований сместилась с объяснения устойчивости электоральной политики в сторону объяснения ее изменений (Dalton et al., 1984; Crewe, Denver, 1985).

Растущее внимание к изменениям электорального поведения было связано с очевидным снижением влияния на него классовых и религиозных различий. Например, во втором издании книги «Политический человек» Липсет показал снижение влияния классовой принадлежности избирателей на результаты голосования в ряде западных демократий (Upset, 1981, appendix). Такого же рода исследования были проведены в Австралии, Великобритании, Германии, Японии и других передовых индустриальных странах (McAllister, 1992;

⁵ В своих последних работах Инглхарт говорит о глобальной конвергенции ценностей (Inglehart, forcoming; Abramson, fngleharf, 1995). Можно согласиться с этим утверждением, если понимать конвергенцию в смысле поддержки либеральных и демократических ценностей в том виде, в котором они выражены западной политической традицией. Однако концепция постматериализма утверждает, что передовое индустриальное общество превращается в новую форму социальной и политической организации. Здесь подчеркивается различие, состоящее в разрыве между передовыми индустриальными демократиями и демократиями нарождающимися.

Franklin, 1985; Baker et ai, 1981; Watanuki, 1991; Inglehart, Lane, Ersson, 1991). Один из главных выводов исследований избирательного процесса последнего десятилетия состоит в том, что социальное положение не определяет более политическую позицию человека, как это имело место в то время, когда социальные связи носили характер «застывших»⁶.

М. Франклин и его коллеги собрали наиболее полные доказательства в пользу этого вывода. Они проследили, насколько набор социальных характеристик (включая принадлежность к социальному слою или классу, уровень образования, доход, район проживания, пол и религиозная принадлежность) способны объяснить предпочтение избирателем той или иной партии. На примере 14 западных демократий они выявили последовательное размывание жесткой корреляции социальной структуры с исходами голосования. Степень и скорость этого процесса различаются по странам, но направленность его везде одна. Они подытожили свое исследование новой «прописной истиной» сравнительного анализа избирательного процесса: «Сегодня стало очевидным, что практически во всех изученных нами странах заметно снижение... влияния социальной дифференциации на выбор избирателя» (Franklin et al., 1992, р. 385).

Во многих западных демократиях параллельно с размыванием групповых различий в поведении избирателей уменьшались возможности объяснения индивидуального политического поведения приверженностью к определенной партии (партийной идентификацией). В ряде западных демократий ослабла прочность партийных привязанностей на протяжении жизни нескольких последних поколений избирателей (Dalton, 1996), снизилось число людей, голосующих за «линию партии», и возросло непостоянство в предпочтениях, увеличилось число избирателей, голосующих в одном бюллетене за представителей двух или более партий. Сильные позиции Перо на президентских выборах в США в 1992 г., крах партийной системы Японии, прорыв Берлускони в итальянскую политику наглядно показывают, насколько ослабевшие партийные связи граждан увеличивают возможности изменения электорального поведения.

Снижение значимости долгосрочных факторов, основанных на социальном положении или партийной принадлежности, должно усилить влияние краткосрочных, таких, как общий облик кандидата или его позиция по определенному вопросу. Очевидно, что новый «избирательный порядок» сделал кандидата центром избирательной политики. М. Уоттенберг зафиксировал возросшее влияние имиджа кандидата на принятие американцами решения при голосовании (Wattenberg, 1991). Сопоставимые данные есть и по другим западным демократиям (Bean, Mugham, 1989). Более того, налицо все признаки усиления персонализации избирательных кампаний в странах Запада: фотографии, интервью, встречи с людьми на улицах и даже теледебаты становятся стандартным предвыборным набором средств агитации.

Снижение значимости долгосрочных факторов увеличивает потенциал так называемого голосования по проблеме. Так, М. Франклин показал, что снижение влияния долгосрочных факторов на результаты голосования в Великобритании уравновешивалось возрастающим влиянием на выбор избирателей

⁶ Конечно, в социальных науках ничего не принимается на веру, без предварительного обсуждения. Ряд британских и американских ученых оспаривали доказательства снижения влияния классовой принадлежности избирателя на результаты голосования (Heart et al., 1991). Я не нахожу их аргументы убедительными.

отдельных предвыборных тем (Franklin 1985; Baker et al., 1981, ch. 10; Eijk, Niemoller, 1983; Budge, Farlie, 1983; Rose, McAllister, 1986). О. Кнутсен и некоторые другие ученые связывали возрастание роли пересекающихся интересов с размыванием границ между социальными группами⁷. Черпая аргументы из своего исследования поведения избирателей при голосовании, М. Франклин делает следующий вывод: «если оценить все важные для голосующего проблемы и определить вес каждой из них, тогда рост «голосования по проблеме» более или менее точно компенсировал снижение роли социальных конфликтов» (Franklin, 1992).

Эти изменения основ для принятия решений в электоральном поведении, равно как и связанные с ними изменения форм политического участия и отношения людей к политической системе приводят к тому, что можно было бы назвать «индивидуализацией политики». Этот процесс включает в себя переход от принятия решений, основанного на социально-групповых и/или партийных связях, к более индивидуализированному, ориентированному «вовнутрь» политическому выбору. Вместо того чтобы полагаться на партийную элиту и мнение референтных групп, граждане сегодня пытаются сами разобраться в хитросплетениях политики и принять собственные политические решения. Складывающаяся модель принятия решения эклектична и эгоцентрична. Граждане сегодня более склонны принимать решения, опираясь не столько на социально структурированные относительно однородные системы личных связей, сколько на свои политические предпочтения, оценки исполнения, или по имиджу кандидата.

Взаимодействие средств массовой информации и индивида способствует развитию этих тенденций (Semetko et al., 1991). Современные средства массовой информации предоставляют избирателям множество источников информации и потенциальную возможность сформировать более критичный взгляд на политических акторов: партии, профсоюзы, бизнес. Доступ к разнообразным средствам информации открывает возможность отдельным гражданам самим активно отбирать информацию вместо пассивного восприятия чужих политических реплик. Кроме того, возможность наблюдать кандидатов или лидеров парламента по телевидению привела к тому, что публика стала большее внимание обращать на личные качества политика, такие, как честность и компетентность. Президентская кампании в США 1992 г. наглядно продемонстрировала этот сдвиг, который заметен и в других западных демократиях, хотя в более мягкой форме.

Индивидуализация политики проявляется также в растущей неоднородности общественных интересов. В странах зрелой демократии постматериальные проблемы экологического движения, прав женщин и выбора стиля жизни добавились к и без того насыщенной политической повестке. Кроме того, в соответствии с теорией схемы, разработанной в когнитивной психологии,

⁷ Ведутся споры о содержании этого типа голосования — «голосования по проблеме». Одни волнующие избирателей вопросы являются продолжением прошлых социальных конфликтов, но уже на другой основе. Другие — отражают политические конфликты развитых индустриальных обществ. Существует также мнение, что «позиционные проблемы» замещаются «валентными проблемами», которые способны объединять вокруг себя граждан разного социального положения. К их числу относятся оценка деятельности правительства по достижению общепринятых целей, оценка способности партий руководить экономикой и внешней политикой. Так, распространение «голосования по проблеме» поднимает новые исследовательские, вопросы, для которых эти проблемы важны.

граждане объединяются в группы по своему отношению к той или иной проблеме, а не политика формируется вокруг групповых и социальных интересов. Сегодня внимание граждан занимают конкретные вопросы либо сиюминутного, либо личностного характера.

В развитых западных странах эти тенденции могут непредсказуемым образом повлиять на природу демократического избирательного процесса (Dalton, 1996; Klingemann, Fuchs, 1995). Эти изменения могут улучшить или ухудшить «качество» демократического процесса и представленность в нем политических интересов широких слоев населения. Общественное мнение становится все более подвижным и менее предсказуемым. Эта неопределенность заставляет партии и кандидатов более чутко прислушиваться к общественному мнению, по крайней мере, к мнению голосующих. Избиратели, склонные отдать свой голос в пользу решения конкретной проблемы, желают быть услышанными, даже если их мнение не будет принято. Более того, способность политиков к непосредственным контактам с избирателями может укрепить их связи с народом. В некоторой степени индивидуализация электорального выбора возвращает нас к ранним представлениям политологов об информированном независимом избирателе, который характерен для классической теории демократии (Popkin, 1991).

В то же время новые тенденции в избирательном процессе могут иметь и свою теневую сторону. Распространение «голосования по проблеме» ограничивает способность общества влиять на политические проблемы, выходящие за рамки частных интересов, такие, например, как проблема бюджетного дефицита в США. Стремясь угодить активным избирателям, заинтересованным в решении определенной проблемы, организаторы кампании могут лишить пассивных избирателей права высказываться. Слишком большое внимание к отдельному вопросу, слишком большой упор на события дня могут привести к сужению понятия рациональности, что столь же вредно для демократии, как и «жесткие» социальные водоразделы. Кроме того, прямой неопосредованный контакт политиков и граждан создает условия для демагогии и политического экстремизма. Как крайне правые, так и крайне левые политические партии могут выиграть от этих новых условий политической игры, по крайней мере в краткосрочной перспективе.

В странах нарождающейся демократии наблюдается сходная ситуация. Возникающие партийные системы вряд ли будут основаны на устойчивых различиях между социальными группами, особенно в тех случаях, когда переход к демократии происходил достаточно быстро, как это было в Восточной Европе⁸. Новый электорат этих стран тоже не склонен долго сохранять приверженность определенной партии, которая определяла бы его поведение. Таким образом, модели электорального выбора во многих странах новой демократии могут основываться на тех же самых краткосрочных факторах — имидже кандидата, его позиции по какой-то проблеме, — которые в последнее время стали определяющими в странах зрелой демократии.

Однако это сходство носит поверхностный характер. Промышленно развитые страны переживают эволюцию моделей электорального выбора как след-

⁸ Исключение составляют партийные системы Латинской Америки и Восточной Азии (Тайвань и Южная Корея), которые, вероятно, смогут сгладить существующие социальные различия, поскольку переход к демократии в этих странах осуществлялся по-другому (Remmer, 1991; Chu, 1992).

ствие распада длительно существовавших политических группировок и партийных пристрастий, развития более «грамотного» электората и усилий по преодолению ограниченности представительной демократии. Новые политические силы в избирательном процессе в западных демократиях развиваются в условиях, когда традиционные регуляторы, связанные с группами интересов или партиями, продолжают оказывать значительное, хотя и ослабевающее влияние.

Перед демократическими партийными системами Восточной Европы и Юго-Восточной Азии стоит задача развития базовых структур электорального выбора, исследованных в свое время Липсетом и Рокканом на примере стран Запада. В случае новых демократий открывается уникальная возможность исследовать сам процесс их становления, изучить, как укрепляются симпатии к новым партиям, как формируются взаимоотношения между социальными группами и партиями, как создаются «образы» партий, как эти «образы» доводятся до сознания избирателей и как граждане учатся делать выбор и учатся представительной демократии. Признанная схема Липсета и Роккана может служить ценной отправной точкой для такого исследования; мичиганская модель партийной идентификации может стать основой для изучения того, как формируется новая политическая идентификация. Но создание партий в мире с кабельным телевидением и спутниковой связью, с высоким уровнем осведомленности людей о деталях избирательного процесса среди граждан любого социального положения, с принципиально новым электоратом вряд ли пойдет по западно-европейским образцам 20-х годов.

Для ответа на все эти вопросы необходимо рассмотреть динамику изменений в деятельности партий и избирательном процессе. Откровенно говоря, еще рано строить предположения о том, как политологи ответят на эти вызовы времени. В странах новой демократии эмпирическая база исследований уже получила впечатляющее развитие, развитие, на которое в западных демократиях ушли десятилетия. Поток интересных исследований из Восточной Европы и Азии вдохновляет. Но, пожалуй, действительная их ценность будет зависеть от того, сосредоточат ли ученые свое внимание на этих новых вопросах или же просто повторят предыдущий опыт западных школ.

Заключение

Сегодняшнее поколение политологов пережило, возможно, самые значительные политические события нашего века: распад Советской империи и глобальную волну демократизации. Этот вывод подспудно присутствует во всех главах данной книги. Упомянутые события затронули самую глубинную суть многих из наших размышлений о природе участия граждан в политике и функционировании политического процесса. До этого обычно изучались демократические системы, находившиеся в состоянии относительного равновесия, и рассуждение шло о том, как такое равновесие создавалось (или как оно постепенно менялось). Более того, в период первых двух «волн демократизации» инструментарий эмпирического исследования в социальных науках не позволял изучать напрямую политическое поведение. Нынешняя «демократическая волна» дала действительно уникальную возможность обратиться к вопросам формирования политических идентичностей, создания политических культур (и, возможно, изменения культурного наследия), осуществления пред-

варительного подсчета голосов и динамики взаимосвязи политических норм и поведения. Ответы на эти вопросы не только объяснят, что же произошло в ходе третьей «волны демократизации», но и помогут лучше понять фундаментальные принципы поведения граждан в демократическом процессе.

ЛИТЕРАТУРА

Abramson P. L., Inglehart R. Value change in global perspective. Ann Arbor: Universityof

Michigan Press, 1995.

Almond G., Verba S. The civic culture. Princeton (N.J.): Princeton University Press, 1963.

Almond G., Verba S. (eds). The civic culture revisited. Boston: Little, Brown, 1980.

Baker К., Dalton R., Hildebrandt K. Germany transformed. Cambridge: Harvard University Press, 1981.

Barry B. Sociologists, economists and democracy. London: Collier-Macmillan, 1970.

Barnes S., Kaase M. et al. Political action. Beverly Hills (Cal.): Sage, 1979.

Bean C., Mughan A. Leadership effects in parliamentary elections in Australia and Britain

//American Political Science Review. 1989. Vol. 83. P. 1165-1179.

Budge L, Farlie D. Explaining and predicting elections. Boston: Alien and Unwin, 1983.

Chu Y.-H. Grafting democracy in Taiwan. Taipei: Insitute for National Policy Research,

1992.

Crewe I., Denver D. T. (eds). Electoral change in Western democracies. New York: St Martin's, 1985.

Dalton R. The green rainbow. New Haven (Conn.): Yale UniversityPress, 1994a.

Dalton R. Communists and democrats: Attitudes toward democracy in the two Germanics //

British Journal of Political Science. 19946. Vol. 24. P. 469-493.

Dalton R. Citizen politics in Western democracies. Chatham (N.J.): Chatham House, 1996.

Dalton R., Wattenberg M. The simple act of voting // The state of the discipline II / Ed.by

A. Finifter. Washington (D.C.): American Political Science Association, 1993. P. 193-219.

Dalton R., Flanagan S., Beck P. (eds). Electoral change in advanced industrial democracies. Princeton (N.J.): Princeton University Press, 1984.

Eckstein H. Division and cohesion in democracy, Princeton (N.J.): Princeton University

Press, 1966.

Eckstein H. A culturalist theory of political change // American Political Science Review.

1988. Vol. 82. P. 789-804,

Eckstein H. Political culture and political change // American Political Science Review.

1990. Vol. 84. P. 253-258.

Eijk C. van der, Niemoller C. Electoral change in the Netherlands. Amsterdam: C.T. Press, 1983.

Finifter A., Mickiewicz E. Redefining the political system of the USSR // American Political

Science Review. 1992. Vol. 86. P. 857-874.

Flanagan S. The genesis of variant political cultures // The citizen and politics /Ed. by

S. Verba, L. Pye. Stamford (Conn.): Greylock, 1978. P. 129-166.

Franklin M. The decline of class voting in Britain. Oxford: Oxford University Press, 1985.

Franklin M. et al. Electoral change. New York: Cambridge University Press, 1992.

GelbJ. Feminism and politics. Berkeley: University of California Press, 1989.

Gibson J., Duch R. Postmaterialism and the emerging Soviet democracy // Political Science

Research. 1994. Vol. 47. P. 5-39.

Gibson J., Duch R., Tedin K. Democratic values and the transformation of the Soviet

Union//Journal of Politics. 1992. Vol. 54. P. 329-371.

Heath A. et al. Understanding political change: The British voter 1964-1987. New York:

Pergamon, 1991.

Huntington S.P. The third wave: Democratization in the late twentieth century. Norman:

Oklahoma University Press, 1991.

Inglehart R. The silent revolution. Princeton (N.J.): Princeton University Press, 1977.

Inglehart R. Culture shift in advanced industrial society. Princeton (N.J.): Princeton

University Press, 1990.

Inglehart R. Modernization and postmoderization. Ann Arbor: University of Michigan,

forthcoming.

Inglehart R., Siemienska R. A long-term trend toward democratization? / Paper presented

at the annual meetings of the American Political Science Association. 1990.

Inkeles A., Smith D. Becoming modem: Individual change in six developing countries.

Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1974,

Jennings M.K., van Defh J. (eds). Continuities in political action. Berlin: de Gruyter, 1990.

Kaase M. Sinn oder Unsinn des Konzepts «Politische Kultur» fur die vergleichende

Politikforschung // Wahlcn und politisches System / Ed. by M. Kaase, H.-D. Klingemann.

Opiaden; Westdeutscher Verlag, 1983. S. 144-172.

Kaase M. Is there personalization in politics? // International Political Science Review.

1994. Vol. 15. P. 211-230.

Klingemann H.-D., Fuchs D. (eds). Citizens and the state. Oxford: Oxford University Press, 1995.

Knutsen 0. The impact of structural and ideological cleavages on West European

democracies//British Journal of Political Science. 1987. Vol. 18. P. 323-352.

LaneJ.-E., Ersson S. Politics and society in Western Europe. Beverly Hills (CaL): Sage, 1991.

Lipset S.M. Political man. Baltimore (Md.): Johns Hopkins University Press, 1981.

Lipset S.M., Rokkan S. (eds). Party systems and voter alignments. New York: Free Press, 1967.

McAllister I. Political behavior: Citizens, parties and elites in Australia. Sydney: Longman

Cheshire, 1992.

Mclntosh M. E., Maclver M.A. Coping with freedom and uncertainty: Public opinion in

Hungary, Poland and Czechoslovakia, 1989—1992 // International Journal of Public

Opinion Research. 1992. Vol. 4. P. 375-391.

Miller A.H., Reisinger W.M., Hesli V.L. (eds). Public opinion and regime change: The new

politics of post-Soviet societies. Boulder (Colo.): Westview, 1993.

Mueller-Rommel F. (ed.). The new politics in Western Europe. Boulder (Colo.): Westview,

1989.

Muller E., Seligson M. Civic culture and democracy //American Political Science Review.

1994. Vol. 88. P. 635-652.

Nathan A., Shi T. Cultural requisites for democracy in China // Daedalus. 1993. Vol. 122.

P. 95-124.

Parry G., Moyser G., Day N. Political participation and democracy in Britain. Cambridge:

Cambridge University Press, 1992.

Popkin S. The reasoning voter. Chicago: University of Chicago Press, 1991.

Putnam R. The beliefs of politicians. New Haven (Conn.): Yale University Press, 1973.

Putnam R. Making democracy work. Princeton (N.J.): Princeton University Press, 1993.

Remmer K. The political economy of elections in Latin America // American Political

Science Review. 1991. Vol. 87. P. 393-407.

Rose R., McAllister I. Voters begin to choose: From closed-class to open elections in Britain. Beverly Hills (Cal.): Sage, 1986.

Rosenstone S., HansenJ. Mobilization, participation, and American democracy.New York:

Macmillan, 1993.

Seligson M., Booth J. Political culture and regime type: Nicaragua and Costa Rica // Journal

of Politics. 1993. Vol. 55. P. 777-792.

Semetko H. efal. The formation of campaign agendas. Hillsdale (N.J.): Lawrence Eribaum,

1991.

Shin D.C., Chey M., Kirn W.-W. Cultural origins of public support for democracy in Korea // Comparative Political Studies. 1989. Vol. 22. P. 17-238.

Shin D. C., Chey M. The mass culture of democratization in Korea // Korean Political

Science Review. 1993. Vol. 27. P. 137-160.

Verba S. Germany. Political culture and political development / Ed. by L. Pye, S. Verba.

Princeton (N.J.): Princeton University Press, 1965.

Verba S., Schlozman K., Brady H. Voice and equality:Civic voluntarism in American

politics. Cambridge: Harvard University Press, 1995.

Watanuki J. Social structure and voting behavior // The Japanesevoter / Ed. by S. Flanagan

et al. New Haven (Conn.): Yale University Press, 1991. P. 49-83.

Wattenberg M. The rise of candidate centered politics. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1991.

Wattenberg M. The decline of American political parties. Cambridge (Mass.): Harvard

University Press, 1994.

Well F. The development of democratic attitudes in Eastern and Western Germany in a

comparative perspective // Research on democracy and society / Ed. by F. Weil et al. Vol. 1. Greenwich (Conn.): JAI Press, 1993. P. 195-225.

Wildavsky A. Choosing preferences by constructing institutions // American Political Science Review. 1987. Vol. 81. P. 3-23.

Глава 14

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТОЛОГИЯ: