Как проводятся сравнительные исследования?

Здесь предполагается остановиться на следующих вопросах: предсказуе­мость и случайность в сравнительном политическом анализе, методы, подхо­дящие для оценки и сравнения сложных динамичных политических процес­сов, создание и проверка теории. Кроме того — изложить некоторые выводы, касающиеся «объективности» и «научного статуса» его результатов в их соот­ношении с демократическими ценностями. Из этой, скорее, теоретической дискуссии можно извлечь некоторые практические рекомендации для поли­тиков-практиков.

А. Предсказуемость / Случайность

Не повторяя хорошо известные методологические споры о предсказуемос­ти, достаточно сказать, что среди изучаемых нами процессов немногие под­чиняются законам, столь надежным, что установление причинно-следствен­ной связи можно было бы использовать для предсказания или объяснения произошедшего. Более того, как сформулировал это 150 лет назад Дж. С. Милль, при изучении политических или исторических событий «множественность при­чин почти беспредельна и следствия по большей части неотделимо переплете­ны друг с другом. К довершению затруднений большинство исследований в общественных науках касаются возникновения следствий чрезвычайно широ­кого характера... Усиление или ослабление следствий в этой области подлежит прямому или косвенному воздействию со стороны почти каждого из фактов человеческой общественности...» (Mill, 1973, р. 452; Милль, 1914, с. 414)¹. Ясно, что такие суждения в особенности справедливы при изучении процесса де­мократизации.

Б. Динамические процессы

Дополнительные проблемы возникают при сравнении и оценке динамич­ных политических процессов. Так, некоторые современные социальные фи­лософы идут дальше, утверждая, что классическая логическая модель дей­ствия некой абстрактной причины, производящей некое данное следствие (или ряд причин, производящий ряд следствий) нуждается в радикальном пересмотре. Смысл этого утверждения состоит в том, что в любом случае ценность объяснения вытекает из особого способа связи причины и след­ствия. Макрополитические изменения, включающие изменения восприятий и идентичностей акторов, лучше описываются не моделью «бильярдного шара», а рефлексивной моделью, в соответствии с которой движущей силой изменений является диалог или спор. В этом случае «причина» и «следствие» могут рассматриваться как действующие внутри процесса изменений и свя­занные друг с другом извне и дискретно. Любое подкрепленное историчес­кими фактами объяснение абстрактного процесса, например, «демократиза­ции» требует учитывать значение или смысл, которые придают этому поня­тию люди, вовлеченные в этот политический процесс, и которые состоят из их намерений и представлений². Так как при подобных объяснениях приме­няется взаимное социальное внушение, они непременно включают в себя

¹ В другом месте этой книги Милль пошел дальше, назвав ученых, пытавшихся открыть законы прогресса, посредством которых можно было бы предсказывать будущие события, «всего больше виновными в коренном непонимании истинного метода социальной фило­софии». Милль, однако, ясно указывал, что если бы ученые, работающие в этой области использовали правильные методы и не переоценивали свои возможные достижения, то результатом использования этих методов стала бы «действительная проверка», несмотря на их низкую прогностическую способность (Mill, 1973, р. 917; Милль, 1914, с. 832, 834).

² В логической терминологии такого рода объяснения социальных явлений базируются не на юмовской причинности, выражающейся в законах, а на «мотивационном должен­ствовании и его практических следствиях». Будучи зависимьми от намерений действующих лиц, они «телеологичны», т.е. ставятся в зависимость от ожидаемых будущих последствий, скорее, чем с необходимостью вызываются прошлыми причинами («причиненными» в юмовском смысле) (Wright, 1971, ch. 3, 4).

как нормативные, так и эмпирические элементы³. Более того, хотя диалог и спор могут быть действенными способами выявления и устранения ошибок, их результаты всегда допускают пересмотр (соперничество субъектов неуст­ранимо); во многих случаях условные выводы являются незавершенными (несколько совместимых положений могут остаться в хорошо сбалансиро­ванной позиции спорящего после отказа от несостоятельных высказыва­ний); известно также, что сильнейший аргумент не обязательно безупречен (выводы могут быть «искажены» компромиссами). При такой в некотором роде релятивистской модели объяснения социальных явлений нам не только придется отказаться от предсказуемости, но под сомнение будет поставлена и «беспристрастная» позиция аналитика, потребуется допущение большей неопределенности.

Именно этому последовательные сторонники классических научных пара­дигм могут воспротивиться, чувствуя, что если отступить от единственной известной им схемы объяснения, можно заблудиться. Сравнительное изучение процессов демократизации может в этом случае оказаться полезным даже для тех, кому оно как самостоятельная область исследования не интересно. Эта область вселяет некоторую надежду на то, что можно изучать существенные процессы, характеризующиеся неопределенностью, дискурсивной открытос­тью и сосуществованием соперничающих субъективных взглядов, не отказы­ваясь от поиска убедительного объяснения и не игнорируя высокие стандарты проверки. Данная ситуация означает, что политологии есть что сказать по социально значимым проблемам. Это стало возможным, потому что политология — наука, допускающая методологический плюрализм и ценящая своих предшественников в философии и гуманитарных науках, равно как и претен­дующая на статус «науки».

Рассмотрим для примера следующие обобщения: 1) существует два не­сомненных пути распада авторитарной коалиции, открывающих дорогу воз­можному демократическому преобразованию, — это кризис преемственнос­ти при передаче власти, либо поражение в военных действиях за пределами страны; 2) демократизация в данной стране будет проходить при непосред­ственном влиянии результатов аналогичных процессов в государстве, доми­нирующем в регионе; 3) там, где формирование государственности уже завершено (т.е. территория надежно защищена и национальная идентичность достаточно сформирована), укрепление демократии будет проходить значи­тельно легче, чем там, где формирование государственности и демократиза­ция протекает одновременно. Хотя такие высказывания могут звучать дву­смысленно и расплывчато и ведут лишь к «смутным» и «качественным» выс­казываниям вероятностного свойства, на деле они обеспечивают определен­ную основу для прогноза и широкие рамки для интерпретации. Такие обобщения все же лучше, чем предсказания тех, кто делает выводы на осно­ве опыта лишь одной страны.

Здесь возникают вопросы иного плана. Каковы наиболее подходящие мето­ды оценки и сравнения сложных и динамичных макрополитических процес­сов? Решающий вклад в эту область был сделан в 1970 г. Д. Растоу, который ввел понятие «динамической модели». Он показал, что условия, инициирую-

³ Для более общего случая это объяснение представляет собой нормативное обязатель­ство (Gaifmkel, 1981, ch. 5, 6).

щие переход к демократии могут быть совершенно иными, чем условия, необходимые для ее дальнейшего укрепления (Rustow, 1970) ⁴. Два вида условий описаны в самом общем виде. В ходе последующей работы они были обозначе­ны четче и была предпринята попытка разобраться в их взаимосвязи опять-таки средствами теоретического размышления относительно природы процес­са демократизации в целом, а также средствами индукции, опирающейся на большое число примеров и более глубокое изучение частных случаев.

Методологически важно подчеркнуть, что описание «динамической моде­ли» было значительным шагом вперед по сравнению с предыдущими работа­ми, которые обычно просто перечисляли «предпосылки» или «соответствую­щие социальные условия» демократии. При таком новом подходе внимание сместилось с предполагаемых событий, запустивших процесс демократиза­ции, на динамику уже начавшегося процесса. Кроме того, надо отдавать себе отчет, что сами по себе ни теоретические рефлексии, ни материал сравни­тельного анализа не очень ценны, но взятые вместе, они дают возможность плодотворного исследования. И еще, хотя сравниваемые сложные процессы по определению разнообразны и отличаются друг от друга по времени, содер­жанию и результатам, тем не менее их рассматривают совокупно, не расчле­няя на составные части в поисках сходства. Тем самым было показано, что разнообразные варианты процесса демократизации можно охватить единой схемой сравнительного анализа⁵.

По мере распространения исследований демократизации использовались различные варианты такого общего подхода. Некоторые авторы придавали пер­востепенное значение «моделированию» стратегии ключевых акторов, взаи­модействующих и ведущих борьбу за власть в ходе демократизации; исследу­емые особые случаи группировались и классифицировались таким образом, чтобы соответствовать категориям, предлагаемым теорией игр (Colomer, 1991). Другие сосредоточивали внимание на результатах взаимодействия (процесс

⁴ Эта статья Растоу широко использовалась, но не все помнят, что главный свой аргу­мент он применил несколько раньше и в более общем плане: «...разные (зачастую в дей­ствительности противоположные) условия необходимы для создания и для выживания дан­ного типа режима. Например, постколониальные страны образуются в условиях воинствую­щего антиколониализма, но выживают посредством кропотливой работы по решению про­блем внутренней и внешней политики Военные режимы обычно возникают в результате тайных заговоров и военного мятежа, но выживают по мере получения широкой поддерж­ки народа в союзе с гражданской бюрократией или политической партией. Харизматические лидеры, согласно М. Веберу, укрепляют свои позиции, создавая видимость чуда, но под­держивают легитимность каждодневной политикой и бюрократизацией власти. Абсолютная монархия лучше всего поддерживается безусловным уважением граждан к традиции пре­столонаследия, но, очевидно, не может быть вновь создана на этих принципах. Демократия вырастает из конфликта и компромисса, но выживает благодаря возрастающему обществен­ному согласию» (Rustow, 1968, р. 51). (Отметим, что первоначальная ссылка на «необходи­мые условия» расходится с примерами, содержащими суждения о тенденции, и относится имплицитно к логике стратегических взаимодействий внутри режимов, а не к внешним необходимым условиям.)

⁵ Конечно, сравнительная история долгое время развивалась в этом направлении на тех же основаниях, но на более высоком теоретическом уровне, Вебер разрабатывал понятие «идеальных типов». Здесь подчеркивается не то, что Растоу изобрел новый метод (в дей­ствительности разницу между условиями создания режима и его поддержания можно найти в работах различных авторов вплоть до «Политики» Аристотеля), просто он был первым, кто применил его к сравнительному изучению процессов демократизации.

научения) между одновременно происходящими процессами (например, ис­панские политические акторы могли вырабатывать свои варианты и оформ­лять свою стратегию, соразмеряясь со сходными событиями в Португалии). А. Степан разработал типологию альтернативных «путей» редемократизации с учетом различных типов международного контекста (О 'Donnell et al., 1986). Позднее этот подход был расширен — была проведена типологизация различ­ных способов «навязывания» демократии и выявлены отличия такого типа демократии от демократии, устанавливаемой посредством деколонизации и посредством «конвергенции» (Whitehead, 1996).

Отметим еще один момент. Несмотря на наличие в сравниваемых процессах демократизации разнообразия возможных путей и очевидные различия в стар­товых условиях и инициирующих их событиях, можно сказать, что результа­ты — по крайней мере до сих пор — были относительно однородными и могут быть сведены к небольшому числу частично совпадающих альтернатив. Возможно, в ответ на это некоторые исследователи сместили акцент с поиска подобия в результатах демократизации на изучение взаимодействия демокра­тизации с другими параллельно происходящими макросоциальными измене­ниями («упадок государство-центрической модели», переход от управляемой государством к рыночно-ориентированной экономике или развитие «граж­данского общества») (Cavarov.i, 1992).

Все эти различные упражнения в проведении сравнительного анализа вклю­чают в себя повторяющийся двусторонний процесс. Упрощенная динамичес­кая модель (набор обобщений среднего уровня), вытекающая из первоначаль­ной теории, обращает внимание на определенные стратегические факторы, рассматриваемые в качестве движущей силы изменений. Посредством некоего отбора и оценки выделяется ряд случаев, обычно непрерывный, в качестве иллюстрации. Описание этих случаев проводится с учетом стратегических фак­торов, но не только выделенных в исходной модели. Но так как имеет место описание сложных макроэкономических процессов, характеризующихся не­предсказуемостью и конфликтом ценностей, от них нельзя ожидать недвус­мысленного подтверждения или опровержения упомянутой модели. Они, ско­рее, приведут к сомнениям относительно исходной модели и обобщений или предложат некоторую их респецификацию. В принципе такой двусторонний процесс уточнения и перепроверки может производиться несколько раз под­ряд, особенно в связи с тем, что многие описания развертываются в неожи­данном направлении и воздействуют на общую схему исследования, стремя­щуюся сохранять их расплывчатыми и незавершенными.

Насколько удовлетворительны такие методы? В строгом смысле они явно неупорядочены. Лучший аргумент в их пользу то, что они «подходящие». В условиях «неподатливой» реальности они могут претендовать на объяснение. Вместо предписывания единого метода, используемого с исключительной стро­гостью, быть может, более уместно рекомендовать применение множества пересекающихся методов, каждый из которых способен уточнить понимание той или иной стороны рассматриваемых явлений, но ни один не может доми­нировать. Противоречие между сложной описательной и логически последова­тельной объяснительной схемой явно вызывает беспокойство, но это может быть также и противоречием созидательного плана: можно больше потерять, нежели приобрести, разрешая этот конфликт однобоко в пользу одной или другой стороны. У такого методологического подхода есть уважаемые предше-

ственники⁶. Возможно, достоинством споров по поводу сравнительного изуче­ния процессов демократизации является то, что они поднимают вопросы о процедурах, используемых, хотя в менее известных вариантах, в других обла­стях политологии.

В. Выработка понятий

Одно частное следствие данного подхода привлекает внимание ученых, возможно, потому что оно связано с более широкой дискуссией в современ­ной философии. Речь идет о выработке и уточнении понятий, т.е. о том, как создаются, определяются, соотносятся друг с другом и уточняются в ходе исследования структурирующие объяснительную схему понятия (некоторые предпочитают говорить «категории»)⁷. Так, Д. Кольер и Дж. Махон дали инте­ресную критику того, что они называют «классической категоризацией», в том виде, каком она содержалась в известной статье Дж. Сартори (Sartori, 1970). Свою трактовку понятий «фамильного сходства» «радиальных катего­рий» они основывают на представлениях Л. Витгенштейна и Дж. Лакоффа. Такое «рассредоточение» значения ключевых понятий может с легкостью за­вести их в область культурного релятивизма и постмодерна, но они быстро отходят назад, заключая, что статья Сартори «заслуженно остается теорети­ческой вехой для ученых в области сравнительной политологии», хотя «необ­ходимы осмотрительность и уточнение». Предлагаемое ими уточнение создает «возможность для более широкого и гибкого применения понятий посред­ством увеличения их объема. Такого рода гибкость может привести к спорам между учеными относительно того, подходит ли эта категория к исследуемым случаям» (Collier, Mahon, 1993, р. 852) ⁸

Эта осторожно новаторская статья подводит к значительно более крупным вопросам, чем те, которым она непосредственно посвящена. В практическом плане разумный вывод состоит в том, что нечто подобное веберовскому ана­лизу «идеальных типов» все еще обеспечивает эффективный способ объеди-

⁶ Дж. С. Милль признавал важность тщательного изучения отдельных случаев в сравни­тельной политологии. Он отмечал, что поскольку «эмпирические законы необходимо дол­жны быть результатом лишь немногих случаев.. поэтому если хотя бы только один или два из этих немногих случаев оказались недостаточно нам известными... а потому и не вполне пригодными для сравнения с другими случаями, то очень вероятно, что вместо правиль­ного эмпирического закона у нас получился бы неправильный» (Mill, 1973, р. 917; Милль, 1914, с. 834).

Сравните последнюю работу Д. Хоторна о том, как рассматривать контрфакты в объясне­нии социальных явлений. «Причинные связи, которые мы можем обнаружить, оказывают­ся либо выраженными на столь общем уровне, что являются недостаточно информативны­ми, и не отвечают задачам объяснения, либо — столь условными, что никак не могут быть общими, либо, если они обобщают проверяемые утверждения, то являются ложными. Ибо ответы на вопросы о социальных изменениях... приходится соотносить со столь большим числом условий, учитывать любые изменения, так что они должны сами быть относитель­но частными и соответственно сложными. И чем более сложными они становятся,... тем больше предполагают альтернатив» (Hawthorn, 1991, р. 160—161).

⁷ Признав, что «трудно провести полное сравнение, что политическая и социальная действительность неоднородны, что применение категории в данном случае требует деталь­ного знания контекста и что легко неправильно применить категории», Дж. Сартори дает полезный путеводитель понятийного «путешествия» и «расширения», которые могут по­требоваться для введения в научный оборот новых примеров (Sartori, 1970).

⁸ Ср. субъективистский взгляд на значение понятия «демократия» у Галли (Gallic, 1956).

нить воображение, метод аналогии и даже интуицию как способы построения теории и опору на «объективную» верификацию и безличные способы вос­произведения результатов. Иначе содержащиеся в литературе о процессах де­мократизации категории приобретают настолько ярко выраженный норматив­ный и оценочный оттенок, что их появление и уточнение должны быть по сути оценочными процессами. Например, чтобы назвать демократию «консо­лидированной», надо не просто ее классифицировать, но и дать оценку. Это одновременно нормативное и атрибутивное суждение. Если аналитики свобод­ны в своем выборе категорий, не являющихся лишь отражением реальности и если их метод требует соответствия между понятиями и весьма неоднозначны­ми реальными политическими процессами, могут ли они по-прежнему пре­тендовать на нейтральную «научность», исключая более субъективное «мас­терство»?