Первый период истории средневековой мысли — апологетика (от греч. апология — «оправдание») — относится ко 2-3 вв. н. э. Он был обусловлен стремлением ранних христианских мыслителей в буквальном смысле «оправдать», то есть защитить и разъяснить, свое вероучение перед лицом римлян. Наиболее яркие представители этого этапа — Иустин Философ, Климент Александрийский, Татиан, Тертуллиаи, Ориген. Они поставили важные проблемы интерпретации библейских текстов, понимания человеческой истории и развития Вселенной, отношения к античной философской традиции. Их сочинения являли собой первые опыты формирования целостного христианского мировоззрения. Однако завершенная система принципов христианства складывается только в рамках следующего этапа средневековой мысли — патристики (от греч. патер — «отец»). Это была эпоха так называемых Отцов Церкви. К ним относят Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского, Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина (на православном Востоке), Илария Пиктавийского, Иеронима Стридонского, Амвросия Медиоланского, Аврелия Августина, Северина Боэция (на латинском Западе). Хронологически данный период охватывает IV-VIII вв. Именно в это время оформляется официальная доктрина христианства и разрешаются многие сложные споры, развернувшиеся вокруг богословских проблем. Третий этап в истории средневекового философствования — схоластика (от греч. схоластикос — «школьный», «ученый») — относится исключительно к западноевропейской традиции.
Своеобразие средневековой формы философствования заключается в том, что ее истоки и основания были укоренены в христианские теологические постулаты. В данном контексте средневековая мысль выступает в виде «философствования в вере». Средневековая культура — это эпоха торжества монотеизма (признания единого Бога), когда ветхозаветные истины библейского Откровения последовательно раскрывались в новых формулах религиозных доктрин иудаизма, христианства и ислама. Космическая гармония и вселенский миропорядок приобретают значение божественного творения, которое возникает «из ничто». Акт творения имеет сверхъестественный, чудесный характер. В рамках средневековой культуры мир и существование человека в нем задаются принципом теоцентризма, когда Бог выступает в качестве истока бытия всего сущего и воспринимается в качестве уникального основания всех метафизических сущностей и жизненных смыслов. Индифферентный политеизм римлян принципиальным образом отличался от уникального призвания, которым были связаны приверженцы христианского учения. Вера приобрела иное измерение. Она стала не просто актом культурной традиции, соединяющей с наследием предков, а утвердила особую действенность новых жизненных смыслов. С одной стороны, с точки зрения геоцентризма пути мира изначально заповеданы божественным промыслом, поэтому во всем и всегда человеку остается лишь уповать на милость Божью. С другой стороны, сам факт уникальности творения всего сущего «из ничто» вел к признанию абсолютности воли божественного творца. Символизм — таков еще один принцип, пронизывавший жизнь средневекового человека. Для людей той эпохи. Наряду с символизмом, принцип иерархизма представляет еще одно важное основоположение средневековой культуры. Вся система средневекового Универсума развертывается в перспективе иерархического миропорядка сотворенного сущего. Место всякой вещи определяется мерой ее причастности к небесным горизонтам божественной проекции творения.
В изначальных смыслах христианской религиозности было постулировано, что человек создан по «образу и подобию Божьему». Именно в этом горизонте христианского мировидения утверждалась своеобразная концепция средневекового персонализма, следуя которой человек приобретал более фундаментальное значение, чем вся гармоничная структура космического мироустройства. Принцип средневекового историзма приобретает имманентно-трансцендентный характер. Ему присуща внутренняя богословская логика, совмещающая божественный Логос с земным историко-культурным процессом.
Средневековье открывает линейное восприятие времени, вселенскую телеологию истории. Библейское Откровение задает перспективу трех измерений: прошлого как чудодейственного акта изначального творения всего сущего «из ничто», настоящего как переживания событий священной истории (пророчеств, прихода Мессии) и будущего как свершения всех исторических судеб посредством Страшного суда (последнего дня).
Средневековье открывает линейное восприятие времени, вселенскую телеологию истории. Библейское Откровение задает перспективу трех измерений: прошлого как чудодейственного акта изначального творения всего сущего «из ничто», настоящего как переживания событий священной истории (пророчеств, прихода Мессии) и будущего как свершения всех исторических судеб посредством Страшного суда (последнего дня). Средневековье, по сути, есть культура «книжников» и «чтецов», тогда как в античной традиции письменный текст имел лишь вторичное по отношению к живому устному слову значение.
Персонализм, свойственный средневековой религиозности, характерным образом отразился в размышлениях Аврелия Августина (354-430), одного из главных христианских богословов латинского Запада периода патристики. «Исповедь», «О Граде Божьем». Согласно его учению, человек обладает особыми способностями: ожидания, внимания и памяти. С их помощью он удерживает восприятие времени в единой перспективе длительности прошлого, о котором мы помним, настоящего, которое мы непосредственно переживаем, и будущего, на которое мы надеемся и уповаем. Тем самым человек оказывается способен преодолеть парадокс времени, так как, когда мы вопрошаем о некотором моменте сейчас, он уже ускользает в прошедшее, но именно способность помнить, как и возможность ожидать будущих событий, позволяет нам схватывать время в его текучести. Подобная психологическая версия интерпретации времени у Августина переводит проблему из плана космического восприятия в исторический, когда место совершенного и замкнутого в себе Космоса занимает перспектива событий священной истории. он считал, что осуществление внутреннего динамизма предполагает борьбу двух градов — земного и небесного. В одном господствуют эгоисты, которые презрели Бога и Его заповеди, в другом живут праведники, которые любят Бога до презрения к себе.
