Психологические операции и асимметрический характер информационного оружия

Информационные войны выходят сегодня на авансцену вероятных вариантов воздействия. При этом мы будем раз­личать два возможных направления в этой области: инфор­мационные и психологические войны. В первом случае объ­ектом воздействия становятся компьютеры и информаци­онные системы, во втором — индивидуальное и массовое сознание. Мы имеем также принципиально различный ин­струментарий для этих двух вариантов воздействия. В случае информационных войн речь идет о выведении из строя. Ср. определение информационной угрозы как алгоритмов, ответственных за нарушение привычного режима функцио­нирования*. В случае психологической войны/операции речь не идет о выведении из строя, поскольку это невоз­можно сделать с индивидуальным и массовым сознанием. Наоборот, коммуникативная система сохраняет свое функци­онирование, только теперь она начинает обрабатывать сооб­щения, направленные на цели, интересные для коммуникато­ра. Собственно говоря, в этом нет принципиальной новизны, ведь и управленческая, религиозная, военная коммуникация в истории человечества всегда были направлены именно на это. Две возможные цели и два возможных вида инструмен­тария мы можем представить в следующем виде:

война	объект	инструментарий
информационная	компьютеры и информационные системы	разрушение
психологическая	индивидуальное и массовое сознание	введение новых типов сообщений

Психологическая война/операция представляет в этом плане большую опасность, поскольку не имеет видимых глазу разрушений, ее возможно проводить незаметно.

Термин "психологическая война" впервые появился в 1920 г. в анализе британского историка Дж. Фуллера результатов первой мировой войны. Сами англичане употребляли в этом значении термин "политическая война", под кото­рой понимались совместные операции пропаганды и дип­ломатии. В 1945 г. капитан (позднее) контр-адмирал Э. За-хариас употребляет термин "психологические операции" в отношении войны с Японией. В 1957 г. американские во­енные заменили термин "психологическая война" на тер­мин "психологические операции". Это было связано с тем, что подобные действия могут быть не связаны с войной и необязательно быть направлены на врага. По этой причине сюда подпадает не только война, но и такие действия, как медицинские программы, строительство школ, ремонт дорог, которые призваны изменить отношение иностран­ного населения в нужном направлении. Сегодня НАТО употребляет термин "информационные операции", под ко­торым, например, понимается поддержка миротворческих сил НАТО. Американский военный словарь дает следующее опреде­ление термину "психологическая война": "Планируемое использование пропаганды и других психологических дей­ствий, имеющих цель повлиять на мнение, эмоции, отно­шение и поведение враждебно настроенных иностранных групп таким образом, чтобы это служило достижению на­циональных целей"*. При этом акцент на чужой аудитории очень важен для США, хотя сегодня при глобальных ком­муникативных потоках практически невозможно работать исключительно с одной аудиторией.

Уже в 1953 г. Белый дом считал, что психологические операции присущи любому дипломатическому, экономи­ческому или военному действию. С шестидесятых годов психологические операции интегрированы как поддержива­ющие основную задачу по отношению к военным целям. С 1967 г. началось обучение в Школе специальных операций ВВС США, которое уже в 1968 г. завершилось из-за нехват­ки фондов. С 1974 г. это обучение возобновилось, и в тече­ние краткого срока офицеры обучаются ведению и плани­рованию психологических операций. При этом подчеркивается-что психологические операции не принадлежат к спе­циальным, а связаны с любыми военными действиями.

Постиндустриальные страны имеют сильные информа­ционные инфраструктуры, от которых зависит вся их жиз­недеятельность. В результате эти страны занимают сильные позиции в области информационного воздействия. Однов­ременно они же становятся более уязвимыми для информа­ционного оружия, которые против них могут применить страны аграрного уровня развития. Они не имеют такой ин­фраструктуры, поэтому становятся менее уязвимыми. Они могут планировать и проводить свои собственные действия для информационного воздействия на постиндустриальные страны. В целом можно говорить об асимметричном харак­тере информационного оружия, что дает возможность, на­пример, такой малой силе, как террористы, держать в на­пряжении современное общество. Именно о такого рода воздействии (хотя и неинформационном) писал в свое время К. Малапарте*. Его основная идея состоит в том, что на действия государства можно отвечать только в неадекват­ном ему поле, тем самым снимая преимущества государст­ва. Можно также привести такой пример из китайских стратегем, когда город, не имея достаточных сил для защиты от приближающегося неприятеля, наоборот, распахнул свои ворота и какой-то человек стал прибирать дорогу. Против­ник остановился и обошел город, поскольку их полководец подумал: наверное, у них сильное войско, если они нас со­вершенно не боятся. Тем самым неадекватное действие принесло победу против сильного противника. Симметрич­ный ответ принес бы только поражение. В этом случае дей­ствия города носили чисто информационный характер, вы­ступая в роли знака для другой ситуации. То есть мы можем сформулировать следующее правило: чем сильнее против­ник, тем более асимметричным должно быть информацион­ное действие.

Асимметричность информационного оружия можно уви­деть, например, в ситуации воздействия на противника, когда его принуждают сдаться в плен. Солдат в этой ситуа­ции получает гораздо больше поддерживающих его военные действия пропагандистских сообщений, и только одно контрсообщение в виде листовки может вывести его на иные действия: против подобной массированной пропаганды может сработать только асимметрическое информационное действие, которое будет носить "точечный" характер, попа­дая на его точки уязвимости.

Сходно асимметрично порождает свою информацию, на­пример, шут, на которого не мог реагировать король, посколь­ку априори шут обладает правом иного информирования. В этом случае поведение шута заранее запрограммировано на асимметрию. Любое сообщение обладает ценностью именно из-за своей асимметричности. Отсюда известное западное высказывание: когда собака укусила человека — это не но­вость, новость — это когда человек укусил собаку. Но­вость — это нарушение нормы, которое всегда является асим­метричным.

Асимметричность можно увидеть в теории карнавала М. Бах­тина, когда в Средние века реализовывался вариант "обрат­ного" поведения: шут в этот период мог стать королем, по­являлась возможность критики короля, поскольку король смещался на низшие позиции. Кстати. Ф. Фукуяма среди причин, которые привели к развалу СССР, называл невоз­можность легитимного выражения негативных оценок в тогдашнем обществе*. Успешность информационного ору­жия, можно считать, лежит в степени его асимметричности.

Асимметричность информационного воздействия особо проявляется в негативных контекстах. Это может быть, на­пример, обвинение или опровержение, на которые в совре­менном обществе реагируют несколько неадекватно. Это связано с тем, что мы привыкли порождать позитивные контексты и не умеем работать с негативными, представля­ющие для нас особые трудности. Например, фирма по паб-лик рилейшнз в Санкт-Петербурге получила заказ на разра­ботку согласованного с этикетом варианта отказа в спон­сорстве. Давать деньги — всегда приятнее, чем отказывать в этом, поэтому именно последнее задание потребовало обра­щения к внешнему разработчику.

Порождение негативных контекстов требует особого умения, поэтому необходима отдельная специализация. В американском коммуникативном пространстве существует профессия спиндоктора, одной из задач которого как раз и является исправление ситуации в масс-медиа, когда она начинает принимать нежелательную форму. Спиндоктора работают как часть медиа-команды лидера. Например, именно спиндоктора готовили "покаяние" Б. Клинтона по поводу его связи с Моникой Левински. В результате этого выступления население сняло свое негативное отношение к президенту, что однако не решило его проблем с конгрессом.

В истории американского президентства было выступле­ние Р. Никсона от 30 апреля 1973 г., где он пытался отвести от себя обвинения в разразившемся скандале, получившем название "уотергейт". Р. Никсон сделал это неудачно, пос­кольку в результате этого выступления большинство амери­канцев решило, что он виновен. Одной из причин этого стало то, что публика реагировала не только на текст, но и на невербальные признаки его произнесения, которые пе­редавали волнение и вину американского президента*.

Но в истории у Р. Никсона было удачное выступление 23 сентября 1952 г., которое также было ответом на обвинения в том, что у него был тайный избирательный фонд. Про­смотрев это выступление сегодня, через много лет, можно сделать следующие выводы. Выступление Р. Никсона по об­суждаемым темам носило чисто человеческий, неофициаль­ный характер. Например, он говорил о том, что его дети получили в подарок щенка коккер-спаниеля Чекерса, и он не сможет его вернуть, поскольку дети полюбили свой пода­рок. Кстати, эта речь осталась в истории с именем этого щенка, она называется "речь Чекерса", а пес умер через 12 лет после этого в 1974 г. О значимости этой речи для своего вре­мени говорит тот факт, что ее увидели 48,9 % потенциальной аудитории. Само выступление длилось полчаса.

Среди своих рациональных аргументов Р. Никсон пы­тался провести различие между моральной ошибкой и отсут­ствовавшим юридическим нарушением. Он четко перечис­лил, на что именно сенатор тратит деньги, которые получает от американских налогоплательщиков. Он с необычной до­тошностью перечислил все, что имеет их семья, и во сколь­ко им это обходится. Р. Никсон четко подчеркнул, что за все время работы его жена Пэт не получила ни цента из пра­вительственных денег, хотя все время помогала ему в качестве стенографистки.

Однако основной движущей силой этого выступления следует признать ее эмоциональный компонент. Никсон раскрыл все свои денежные поступления и расходы с точ­ностью до цента. Он ввел в обсуждаемый ряд эмоции своих детей (в связи со щенком) и своей жены, которая также находилась в кадре и молча смотрела на своего мужа. Каме­ра демонстрировала ее, когда в этом возникала необходи­мость.

Никсон говорил открыто, глядя глаза в глаза, изредка заглядывая в текст. Одновременно он выступил против своих противников демократов, которые в ходе этой кампа­нии заявляли, что если нет денег, нечего идти на выборы. Никсон в ответ сказал, что не может согласиться с подо­бным утверждением, из которого следует, что политика су­ществует только для богатых людей.

На экране он активно жестикулировал, то одной рукой, то сразу двумя. Привел в качестве примера письмо одного из избирателей, который высылал ему чек в десять долла­ров, поскольку это все, что у того было. Это выглядело как всенародная поддержка Р. Никсона. Тем более, что в начале этой речи, он заявил, что на личные цели он не потратил ни цента. В этом выступлении Никсон победил, сняв с себя все обвинения.

Асимметрические информационные действия имеют больше шансов на успех, поскольку им нельзя найти адек­ватный ответ. Например, в случае Р. Никсона рациональ­ные обвинения были сняты эмоциональным контрвыступ­лением, то есть практически в иной плоскости. Асиммет­ричность становится единственно возможным вариантом в случае столкновения с более сильным противником. Для психологической войны это является уже нормой, посколь­ку в этом случае речь идет о порождении коммуникативного сообщения, которое должно функционировать по модели "один в поле воин". Нереагирование также может рассматриваться как вари­ант асимметричного действия. Для телевидения это может быть отсутствие внимания к происшедшему событию. В результате такое асимметричное поведение разрушает собы­тие, которое создавалось в надежде на соответствующую ре­акцию.

П. Ершов видит асимметричность в обмене информа­цией между неравноценными противниками. Он пишет: "Врагу человек опасается давать информацию, не желая во­оружать его; сильный слабому скупо выдает информацию, поскольку не видит оснований излишне утруждать себя. Сильный занят тем, что недоступно партнеру: его время и знания дороги, и с его стороны было бы неразумной расто­чительностью растолковывать, мотивировать, обосновывать свои требования или просьбы"*.

Асимметричность выступает как фактор, который очень трудно прогнозировать, и в этом заложена сильная сторона информационного воздействия.

Если мы одновременно посмотрим на другие коммуни­кативные технологии, более традиционного порядка, на­пример, литературу, то становится понятным, что литерату­ра также "облекает" единый, допустим, любовный сюжет (как бы "симметричный" с точки зрения других подобных сюжетов) в новую асимметричную форму, которая читате­лем ощущается как единственная в своем роде, хотя это не соответствует действительности. Для массовой культуры это еще более наглядно, поскольку в ней жанровые характерис­тики проявляются более сильно. Для типичного детектива на первом месте находятся его жанровые особенности, для "Преступления и наказания" — характеристики индивиду­ального свойства.

В рамках психологических операций ставятся задачи из­менения моделей поведения. При этом чисто коммуника­тивные программы могут быть направлены на следующее**:

• Реструктурировать враждебные отношения избранных индивидов или групп.

• Усилить отношения дружески настроенных индивидов и групп.

• Проводить постоянную нейтрализацию тех, чьи отно­шения являются неструктурированными, кто является "безопасным", будучи нейтральным.

Здесь интересна по сути глобальность поставленных целей. Осуществить подобные изменения в поведении и об­щественном мнении оказывается возможным лишь при до­статочно серьезной исследовательской подготовке програм­мы. Базовыми точками при этом становятся следующие сведения: в Определение целевой аудитории (дружеской и враж­дебной) в данном обществе.

• Убеждения, отношения, мнения и мотивации целевых аудиторий.

• Анализ существующих точек уязвимости отдельных аудиторий в данном обществе.

• Определение содержания сообщения и наиболее эффек­тивных коммуникативных каналов для достижения цели.

• Эффект от проведения программы психологической операции.

На базе исследований во Вьетнаме в 1966-1971 гг. амери­канские аналитики предлагают следующие требования к со­общению*:

• Средства передачи сообщения должны быть в пределах возможностей восприятия аудитории.

в Сообщения должны попадать во внимание членов це­левой аудитории, вольно или невольно, сразу же или впоследствии.

• Слова и фразы сообщения должны быть понятными для целевой аудитории.

• Тема или содержание сообщения должны оцениваться членами целевой аудитории как понятные.

• Содержанию должны верить, чтобы целевая аудитория приписала достоверность сообщению.

• Убеждающая сила сообщения не может не учитывать опасности и потенциальных последствий, связанных с совершением действий, которые рекомендуются в со­общении.

Приведем таблицу, отражающую внимание к одному из коммуникативных средств — листовкам (Р. 248):

Филипп Катц (Р. 138-139) предложил также шесть кри­териев эффективности сообщений в области психологичес­ких операций:

• Непосредственное восстановление: при равных условиях содержание сообщений, которые забываются не сразу, являются более эффективными.

• Восстановление со временем: при прочих равных усло­виях сообщения, запоминающиеся надолго, считают­ся более эффективными.

9 Повторение: при прочих равных условиях сообщения, которые пересказываются другим, признаются более эффективными.

• Социологические опросы: существенное измерение эф­фективности может дать ответы на заранее составлен­ные вопросы.

• Физическая реакция на сообщение: физические действия аудитории могут быть признаны в качестве измерения эффективности.

в Контент-анализ: индикаторы эффективности могут быть получены путем контент-анализа мониторинга радио, газет, захваченной документации, вражеской пропаганды и т.п.

Выделяется также набор факторов, которые формируют эффективное сообщение*:

• Необходимо привлечь внимание аудитории.

• Быть достаточно простым, чтобы быть понятным для целевой аудитории.

• Сообщение должно предоставлять достаточный сти­мул, чтобы целевая аудитория стала думать или вести себя в нужном направлении.

При создании сообщений следует иметь в виду особую роль национальной картины мира, в рамках которой будет действовать это сообщение. При этом нельзя опираться на собственные представления, поскольку они могут не совпа­дать с представлениями целевой аудитории. Считается, что играет роль не только мир сам по себе, а то, как именно его видит человек. Он может жить в бедности, но не замечать ее, считая такой мир вполне справедливым*. По этой при­чине революции скорее начинаются там, где имеет место ухудшение социальных условий. Так, в США в шестидеся­тые годы резко обострился расовый конфликт, хотя этого не было в прошлом, когда положение негров было гораздо худшим. Это было связано с реальным замедлением темпов прогресса в эти годы**.

Р. Маклорин требует разграничения тактических и стра­тегических психологических операций: "Если, например, тактической целью является дезертирство противника или его отказ сражаться, то непродуктивно, даже может оказать­ся контрпродуктивно, использовать "стратегические" аргу­менты типа аморальности целей оппонента"***. Он считает, что это было ошибкой вьетнамской пропаганды против американцев, использующей аргументы типа "американс­ких империалистов".

Психологические операции занимают все более существен­ное место в жизни современного общества, поскольку резко возросли возможности информационного влияния на него****.

Одновременно наблюдается еще один феномен — в мире изменился статус общественного мнения, что и вызывает к жизни такие коммуникативные технологии, как паблик ри-лейшнз и психологические операции.