Требуются бабушки и дедушки

Столь же нуждаются малыши в речевом и эмоциональном общении. Вот здесьнезаменима роль бабушек, потому что родители из-за вечной своей занятостисильно обделяют детей общением. Со старшими мы разговаривали много и подолгу,вызывая их ответное желание повторять за нами звуки, произносить слоги, вэтом нам помогали бабушки, которые тогда жили вместе с нами. И ребятишки к году уже многое понимали, даже произносили с десяток простыхслов, то есть развивались вполне нормально. А со средними дело застопорилось: мы понадеялись, что все само собоюобразуется, и, всегда занятые, не заметили, как они стали отставать вразвитии речи. Получалось это так. После завтрака или обеда мы отпускалималеньких играть со старшими (старше на два-четыре года). Дела и игры у техобычно были такими, что младшие участвовали на равных: "жили" в доме,построенном под столом, съезжали с горки, сделанной из раскладушки, и т.д.Ребятишки как-то приспосабливались к тому, что младший не умеет говорить, апотребность научить его никак не возникала. Малыш произносил какой-тонеопределенный звук "ы", который годился на все случаи жизни, и все егопонимали. Вот тянет маленький ручонку к старшему и "говорит": "Ы-ы!" Тот дает ему руку,и малыш ведет старшего в кухню. Здесь стоит высокая скамейка, а на ней ведрас водой. Малыш берет со скамейки пустую кружку, вручает ее старшему, а самхлопает другой ручонкой по ведру. Все понятно. Старший окунает кружку в ведрои поит малыша. И даже "ы" в этом случае не нужно. Мы и не заметили, что они кполутора годам говорили меньше слов, чем обычно годовалый. Как же трудно былоих "разговорить" потом! Потребовалось много сил и времени, чтобы наверстатьупущенное время. А когда родилась последняя дочка, Любаша, к нам переселился дедушка. Младшаявнучка стала его любимицей. Он подолгу мог разговаривать с ней, читать ейстихи, рассматривать картинки, и Люба в полтора года уже говорила маленькимифразами. Сейчас как-то уходят из нашей жизни удивительные, веками шлифовавшиесянародные потешки для самых маленьких, разные шутки-прибаутки, забавныезвукоподражания, сопровождающиеся разными несложными, но веселыми действиями,так радующими ребенка. "Ладушки-ладушки", "Идет коза рогатая","Сорока-ворона" и т.д. и т.п. - много ли мы их знаем? А ведь их не одиндесяток. А сказки? А песни? Расул Гамзатов замечает, что в Дагестане о плохомчеловеке говорят: над ним мать пела плохие песни или не пела совсем. А какие песни слушают дети сейчас? Даже сказки стали теперь телесказками ирадиосказками. Прочитали мы как-то, что даже предлагают малышам слушатьсказки по... телефону: набери номер - и пожалуйста! Да ведь песня, сказка -это прежде всего средство эмоционального общения. Как же общаться стелефоном?! Здесь что-то не так. Пусть сказка будет немудреная, пусть сказанаона будет без должной артистичности, но родным голосом, родным человеком.Помните?...заберусь я на печь к бабушке седой И начну у бабки сказку я просить, И начнет мне бабка сказку говорить... Пусть не подумают читатели, что мы против теле- и радиосказок. Наоборот, ониочень нужны всем, в том числе и взрослым: воспроизведенные в художественныхобразах мастерами слова, кино, театра, эти сказки сильно действуют навоображение детей и многому их учат. Но все же... все же они тут лишь зрителии слушатели. Сказку на экране не перебьешь, вопрос не задашь: смотри, слушайи... переваривай. А вот читает мама сказку вслух или папа рассказываетчто-то. Тут же вспыхивает то смех, то споры, то реплика, то вопрос. Особеннопонравившиеся места читаем еще раз... Теплота и поэзия этих минут остаются счеловеком на всю жизнь. Их не может дать ни магнитофонная лента, нигрампластинка, никакое иное самое современное изобретение - ничто не заменитживого общения с ребенком.

Яблоко раздора

Первый ребенок почти всегда становится как бы пробным камнем педагогическихвоззрений всех взрослых, так или иначе связанных с малышом. Вокруг него чутьли не с первого дня разгораются страсти и споры - как кормить, купать,держать, пеленать и т.д. и т.п. Самое грустное заключается в том, что каждыйиз старших спорящих, даже если он не вырастил ни одного ребенка, считает себяглубоким знатоком в деле воспитания, знает даже, как обращаться с самыммаленьким, и бесконечно дает советы и указания. Или, поджав губы, молчаосуждает все попытки молодых решить уйму проблем своими силами. А начинающиеродители, не имеющие никакого опыта, но преисполненные самых благих намеренийсамостоятельно растить ребенка - конечно, современными способами! - неприемлют ни одного совета, не согласны ни с чьими мнениями. У них уже естьсвое (иногда у каждого свое, что только ухудшает обстановку). Да, два"враждующих лагеря" вокруг колыбели - к сожалению, явление типичное. Неминовали его и мы. Теперь, когда оглядываешься назад - в то трудное время постоянной нашей"войны" с окружающими, - многое видится иначе, многое хотелось бы вернуть иисправить, но это, к сожалению, невозможно. Зато возможно другое:предотвратить подобные ошибки у других. Может быть, наш рассказ поможет это сделать хотя бы отчасти. Почти три года мы жили в одном доме со своими родными. Вокруг наших сыновей(двухлетнего и шестимесячного) собрались шестеро взрослых: родители, двебабушки, дядя и тетя - люди все очень разные - из не поддающихся на влияние иуговоры. Атмосфера несогласия и напряжения воцарилась с самого начала: родныенастороженно и, безусловно, отрицательно отнеслись ко всем нашимпедагогическим начинаниям: необычной закалке, спортснарядам в комнате,разрешению ползать по всему дому и т.д. Их нежелание хотя бы отчасти вникнутьв то, почему мы так делаем, их предсказания страшного будущего наших детей,высказываемые с уверенностью прорицателей, - все это не могло не возбудить внас протеста и стремления защитить себя от посягательств на наш суверенитет.К счастью, мы сами были во многом солидарны и действовали сообща, поддерживаядруг друга. Это не исключало наших разногласий, но они, как правило,оставались между нами и не становились достоянием окружающих. В этом быланаша сила - мы это чувствовали и дорожили своей солидарностью. Но мы не догадывались о своей слабости, о том, что мы сами постояннопровоцировали новые недовольства и возмущения окружающих и вызывали на себяогонь их критики. Чем? Честное слово, сейчас стыдно писать об этом, но чтобыло, то было: увлеченные своими педагогическими поисками и открытиями, мыфактически не считались с окружающими, с их мыслями, убеждениями, привычками,традициями, чувствами, наконец. Не считались не потому, разумеется, что хотели кому-то сделать наперекор, атем более назло - суетное и мелочное это чувство нам было чуждо с самогоначала. А нас подозревали в желании выделиться, что называется, быть не каквсе добрые люди. Это, в свою очередь, тоже обижало нас. Но главная бедазаключалась в том, что мы просто поступали так, как считали правильным инужным, и не обращали внимания на то, как это отражается на жизни исамочувствии окружающих. Мы вдохновлялись мудрым изречением: "Иди своейдорогой, и пусть люди говорят что угодно". Даже гордились тем, что способныидти прямо сквозь строй общественного мнения и общественных предрассудков. Мы и сейчас этим гордимся. Хороши были бы мы, если бы вместо твердого курсаизбрали "виляние под влиянием" каждого встречного и поперечного. Тут речь одругом. Совсем недавно мы наблюдали в электричке такую вот грустную сцену. В вагон,забитый до отказа, едва протиснулся отец с плачущим сынишкой лет четырех наруках. - Хочу к бабушке, где бабушка? - повторял малыш снова и снова. - Перестань реветь, - сурово выговаривал ему отец, - бабушка осталась, а мыедем домой. - Хочу к бабушке, - безнадежно тянул мальчик, еще всхлипывая, но уже восновном переставая плакать. Отец не уловил этой перемены и, выйдя изтерпения, поставил сынишку на пол. - Будешь реветь - не возьму на руки. Что тут началось! Мальчишка громко расплакался и начал вопить исступленно: - К бабушке! К бабушке хочу! Пассажиры, разумеется, встрепенулись: кто читал, бросил на самом интересномместе, кто говорил, оборвал речь на полуслове, кто дремал, очнулся... В ушаху всех звон стоял от резкого детского вопля: - К ба-а-абушке-е-е! Отец стоял, прислонившись к стене, и время от времени произносил как можноспокойнее и тверже (доставалось ему это нелегко): - Кричишь? Ну кричи, кричи, а мы послушаем. Стоявшие рядом пассажиры, в особенности, конечно, женщины, пытались унятьмалыша, заговаривали с ним, показывали что-то, многие предлагали отцу сесть уокна, отвлечь ребенка. Отец был непреклонен и от помощи отказывался: - Пусть поорет, все равно по его не будет, и уговаривать его нечего. Взбудораженный вагон между тем переживал случившееся: кто осуждал отца, ктопродолжал утешать крикуна, кто советовал "наддать этому сорванцу как следует,чтобы знал на будущее", а одна пожилая женщина достала из сумочки валидол: - Не могу я детского крика слышать, мне плохо делается... Отец продолжал "воспитывать" сына еще минут пятнадцать, до самой Москвы, и наруки взял его, уже осипшего и изнемогшего, только когда выходил из вагона. Мы взглянули друг на друга: жалко, мол, и отца и сына. - А знаешь, кого он мне напомнил? - спросила я. - Ты только не обижайся - насс тобой. - Ну знаешь! У нас так ребята в вагонах ни разу не орали! - В вагонах - да, а дома? И мы вспомнили давнюю историю, которую описали в своей первой книжечке "Правыли мы?", историю о том, как мы учили сына быть аккуратным и не дали ему чаюпосле того, как он опрокинул свою чашку. Больше часа продолжалось "сражение"между нами и двухлетним карапузом, окончившееся, разумеется, нашей победой, очем мы с удовлетворением и написали так: "...когда за обедом и на следующийдень мы видим, как Алеша предусмотрительно отодвигает от края стола стаканвсякие сомнения пропадают: надо делать так, как мы делаем". Мы тогда не замечали несоизмеримости этой победы с ценой, которая была за неезаплачена. Ладно уж, что сами мы были выбиты из колеи не только на час, но игораздо дольше; главное, разболелась голова у бабушки, не мог работать затонкой перегородкой дядя Володя, проснулся и расплакался шестимесячный малыш.Мы "воспитывали" сына за счет нервотрепки всех окружающих. И тем самымпреподали ему один из самых вредных уроков: неважно, что переживаютостальные, важно, что чувствую и делаю я. Так, не желая того, мы возбуждали в сыне эгоистические чувства. И они незамедлили проявиться. Мы заметили, что старший не обращает никакого вниманияна плач братишки - точь-в-точь как мы не обращали внимания на его собственныйплач. Это нас насторожило и натолкнуло на размышления, сомнения. Мы сталипонемногу выкарабкиваться из дебрей, куда попали по собственнойнедальновидности и неопытности. Росли ребятишки, и мы видели, как важна для них хорошая, добросердечнаяобстановка в доме, теплое отношение окружающих между собой. Но как добитьсяэтих теплых отношений, если каждый стоит на своем и не стесняется ввыражениях? Рецепт тут один: видимо, надо стараться понять переживания друг друга ищадить нервы близких людей. Так получается куда лучше - мы в этом убедилисьна собственном опыте. Вот только следить за собой бывает трудно, зато когдаполучится, бывает так приятно!

Опрокинутая чашка

Многда меня спрашивают, вспоминая историю с пролитым чаем: - Ну а сейчас как бы вы поступили в описанной ситуации? И я отвечаю: это зависит от многих обстоятельств. Если это произошло от неловкости и невнимательности, а к тому же вызвалосмущение и чувство вины у малыша - а так оно у нас тогда и получилось, - надобыло бы посочувствовать ему: - Вот досада-то! Вытер лужу? Ну садись, нальем еще. Только куда же чашкупоставить, чтобы не свалить? Если ребенок хотел отодвинуть чашку и вдруг ее опрокинул, а сам расстроилсядо слез, скорее всего мы бы его утешили, помогли вытереть лужу, налили чаюснова и поучили бы его отодвигать чашку, предоставив ему возможность самомупопробовать, как лучше это сделать. Возможно и такое: малыш уже совсем засыпает - из-за этого и все несчастье. Нутогда лучше всего уложить его в постель, лужу вытереть и не вспоминать обэтом больше, словно ничего и не было. Ну а если наше чадо вдруг капризно потребует: "Не хочу чаю, хочу молока!",оттолкнет от себя чашку да при этом еще и губы надует, чувствуя себя правым(не то, видите ли, ему подали), то тут и рассердиться ве грех, и выставитьиз-за стола, и не дать ему больше ничего до следующей еды. Здесь уж дело нестолько в чашке, сколько в его барском поведении, которого допускать простонельзя. Мы перечислили лишь некоторые из возможных вариантов. А по существу, каждыйподобный случай индивидуален, и реагировать на него невозможно по раз инавсегда принятому шаблону.

Это нельзя, а это можно

Но есть ситуации, которые имеют - должны иметь! - четкие и определенныеоценки. Это очень важно для правильной ориентировки малыша в мире незнакомыхдля него вещей и отношений. Я помню, как однажды мне пришлось разговаривать с кем-то из гостей, держа наколенях восьмимесячного сынишку. Разговор еще не был закончен, а малыш началкапризничать. Тогда я, чтобы его успокоить, показала ему часы на руке иприложила их к его ушку: "Слышишь: тик-так!" Заинтересованный малыш потянулчасы за ремешок и попробовал их снять. Ах, как нужно было мне окончить важныйразговор, и я недолго думая сняла часы и, держа ремешок за пряжку, дала ихсыну поиграть. Разговор был благополучно окончен, теперь часы надо быловернуть на место, но не тут-то было. Сын не захотел отдавать часы - еще ненаигрался. - Нельзя играть часами! - растерянно спохватилась я. - Нельзя! - Но ты же сама их дала ему, значит, можно, - заметил отец. - Он так теперь ипоймет: нельзя - это значит можно. Ты его запутала. И правда - пришлось повоевать с сыном, чтобы он часы больше не брал, чтобыпонял: трогать это нельзя! С тех пор мы стали осторожнее с этим словом, постарались навести порядок вего употреблении. Прежде всего поняли: если что-то нельзя, оно должно бытьнельзя с самого начала и без всяких колебаний. Скажем, брать часы,секундомер, трогать пишущую машинку, магнитофон, телевизор и прочие вещи,которые легко испортить, нельзя! Бросать ложки и вилки на пол, рвать книжки иписать на них нельзя! Хлопать - даже в шутку - бабушку или кого-нибудьдругого по щекам, дергать котенка за хвост нельзя! Причем это слово должнопроизноситься строгим тоном, без уговоров и разъяснений. Но - и это важно - запрещений не должно быть очень много, только самыйнеобходимый минимум. Если оградить ребенка сплошными "нельзя", да еще истрого наказывать за все нарушения запретов, можно либо его запугать, либоспровоцировать буйный протест. Ведь недовольство возникает с каждым "нельзя",потому что нельзя - значит лишение какого-то желания, а это всегда обидно,досадно, не оставляет надежды на будущее. Мы стараемся не допускать этого: запрещая что-то сразу говорим ему, а чтоможно. Допустим: бросать хлеб нельзя, а мячик - можно; делать больно котенку- ни-ни. Нельзя! А погладить - тихонько, ласково - можно. Часы трогатьнельзя, а вот это колесико или катушку - можно; сегодня к бабушке поехатьнельзя, но завтра будет можно. Тогда у ребенка есть надежда, перспектива,возможность действовать и правильное представление об этом. И тогда снимаютсявозможные конфликты, капризы и недоразумения. Он как бы получает компас дляориентировки в окружающем мире и становится спокойнее и увереннее в себе.

И маму надо пожалеть

Живое общение с малышом, внимание к нему - без этого немыслимо нормальноеразвитие ребенка. Никто возражать против этого не будет. Но... ведь и общениеобщению рознь, и внимание не всегда на пользу идет. Мы убедились в этом нагорьком опыте. В той же брошюре "Правы ли мы?", которую мы уже упоминали,есть такая главка: "Бабушкин рай". Наш сынишка попадает на целый день к трем бабушкам, они окружают его такойлаской, заботой, вниманием, что ему самому и делать ничего не остается - всеего желания исполняются немедленно и даже угадываются заранее, но, самоеглавное, все заботы направлены в одну сторону, от взрослых к ребенку. Иникакого намека на взаимность, ответную заботу ребенка - о взрослых. Малыш принимает знаки внимания как должное, прямо глазах превращаясь вмаленького деспота. Проявить же заботу о бабушках ему просто не приходит вголову, ибо это не требуется - ведь "он еще маленький". А ведь и маленькийможет утешить обиженного, сострадать, помогать. И надо, обязательно надодавать эту возможность даже самому крошечному человечку. Да что от него толку? - скажут многие. А это смотря какой толк иметь в виду.Вот чищу я картошку на кухне и ("недогадливая"!) наклоняюсь за каждойкартофелиной к корзинке на полу. Видит Алеша (ему одиннадцать месяцев) этипоклоны и сам... достает картофелину из корзинки, а потом протягивает ее мне.Я, конечно, растрогана: - Спасибо тебе, помощник ты мой хороший! Клади вот сюда, на мой стол. А Алеша, довольный моей похвалой, уже отыскивает вторую картофелину,побольше. Я не успеваю дочистить первую, а на столе появляется новая. - Видишь, как быстро у нас дела пошли? Молодцы мы с тобой, правда? Уже до года малыш много раз попадает в такие ситуации, когда он может статьзаботливым и внимательным помощником. Несет из колонки папа полные ведраводы, а Алеша бежит впереди и открывает ему все двери по очереди. Накрываю настол, а Алеша каждому кладет ложку к тарелке. Работая, папа насорил на полу -Алеша в кухню за совком отправился. Мы старались не забывать похвалить малыша, поблагодарить его и не смеялись,что помощь от него маленькая. Сколько раз приходится видеть совсем удручающиекартины. Малыш старается, пыхтит, хочет помочь, а старшие ему: - Убирайся отсюда! Толку от тебя мало, больше мешаешь. И не понимают они, что толк не в том, сколько сумел сделать ребенок, а в том,что он хочет помочь и уже помогает - по своим возможностям. Как важноподдержать его в этом стремлении! Кто не слышал таких вот горестных сетований от родителей уже взрослых детей: - Кормила, поила, растила. Изо всех сил старалась, чтобы ни в чем отказу незнал. И вот вырос и забыл, что мать есть. Чувствуется, что человеку до слез больно от такой неблагодарности сына, нопомочь ему уже нельзя. Всю жизнь шла забота только с одной стороны - отматери к сыну, и ей в голову не приходило, что именно так взращиваетсябудущая сыновняя неблагодарность. Когда в семье есть несколько ребятишек, то забота о самом маленьком, казалосьбы, должна быть свойственна старшим детям. Однако само собой это неполучается. Очень многое и здесь зависит от поведения взрослых. Можно,например, приказать старшему: - Покорми Любу кефиром! - Дать бутылку, чтобы подержал, пока та все высосет. В этом случае старший воспринимает предложение как приказ, который исходит отпапы или мамы и который надо выполнять, хочется того или не хочется, а осамой сестренке и заботы никакой нет. Но можно сказать это ребенку совсеминаче: - Наша Любаша уже проголодалась. Надо ей бутылочку подержать, а у меня рукизаняты. Как же теперь быть? - Я подержу, мама, - тут же предлагает кто-то. Вот так получается куда лучше: здесь возникает желание помочь и сестренке имаме. И если я к тому же не останусь равнодушной к этому, обрадуюсь: - Какой ты заботливый братишка! - это может лишь укрепить и развитьродившуюся только что заботу о другом. Папа говорит нашей годовалой дочке: - Любочка, мама устала, у мамы головка болит. Полечи ее. Дочка целует меня в лоб, гладит по волосам - "лечит". И я улыбаюсь: - Вот мне и лучше, спасибо, мой доктор. - Давай будем говорить шепотом, - говорю я старшему сыну, - девочки делаютуроки... - Ребятки, давайте-ка играть потише - пусть Люба поспит... - Тише! - слышу голос старшей дочери. - Мама работает. Если бы думать об этом раньше, у нас могло бы быть так всегда... Но к сознанию всего этого мы приходили, к сожалению, методом проб и ошибок. Анадо, НАДО, НАДО было знать с самого начала, что малышу требуется не толькозабота о нем, но и обязательно его забота о нас, о бабушках, о других людях.Иначе ему не вырасти настоящим человеком.