Митрополит и бояре, сдавшие шведам Новгородский кремль, шли по стопам московской семибоярщины. Новгородская трагедия повторила московскую. Послы Новгорода Великого выехали в Швецию, чтобы привезти оттуда шведского принца и посадить его на Новгородское государство. Но их задержали в Стокгольме на полгода. Между тем в Швеции умер Карл IX и трон перешел к Густаву II Адольфу. Делагарди клялся, что шведское правительство во исполнение договора немедленно пришлет в Новгород принца Карла Филиппа. Но Густав Адольф, подобно своему двоюродному брату Сигизмунду III, желал сам занять русский трон. В начале марта 1612 г. он обескуражил новгородцев сообщением о том, что вскоре лично прибудет в Новгород и постарается найти средства к умиротворению Русского государства. Густав ни словом не упомянул об отпуске в Новгород принца Карла Филиппа. Власти Новгорода были встревожены перспективой превращения их государства в шведскую провинцию, оккупированную коронными войсками. Вмешательство Густава Адольфа испортило дипломатическую игру, которую вел Делагарди. Ему потребовалось немало времени, чтобы успокоить встревоженных новгородцев.
Военачальники Густава Адольфа действовали в Новгороде совершенно так же, как полковники Сигизмунда III в Москве. Они щедро жаловали боярам земли. Главный воевода князь Иван Одоевский получил от Делагарди огромный погост с 4500 четвертями пашни неподалеку от самого Новгорода. Проклинаемые народом новгородские верхи вскоре оказались в полной зависимости от шведских военных властей. Бояре и митрополит слезно упрашивали Делагарди не отлучаться из Новгорода. В противном случае, говорили они, неизбежно возникнет раздор между войском и народом, некому будет подавлять смуты, и народ отпадет от Швеции.
Бояре помогли шведам утвердить свое господство на всей обширной территории Новгородской земли. Где не помогали уговоры, шведы пускали в ход оружие. В разных концах Новгородского государства гремели выстрелы и лилась кровь. Брошенные на произвол судьбы пограничные замки не могли выстоять в одиночку. Завоеванием их руководил Горн. Под Клушином генерал был одним из виновников поражения шведской армии. В Новгороде он пожинал лавры «героя». Горн метался по Новгородской земле, сея повсюду смерть и разрушение. Король вскоре оценил его заслуги и произвел в фельдмаршалы.
Отчаянное сопротивление оказали захватчикам защитники древнего Орешка. Когда из 1300 воинов в живых осталось не более сотни, гарнизон крепости объявил о присоединении к новгородскому договору.
Тихвин и Ладога сдались после того, как шведы подтянули к этим крепостям тяжелую артиллерию. Угроза шведского завоевания нависла над русским Поморьем. В начале 1612 г. шведский военачальник Мунк предъявил ультиматум воеводе Сумского острога на Белом море. Он грозил предать огню и мечу всю округу, если русские откажутся сдать ему острог.
Минин и Пожарский были прекрасно осведомлены насчет положения дел в Новгородском государстве. Члены ярославского совета Василий Бутурлин и Леонтий Вельяминов могли немало рассказать о страшной резне, учиненной шведами на «новгородском взятии». В замосковные уезды стекались беженцы из новгородских сел и деревень, не желавшие мириться с иноземным владычеством.
Сведения о планах завоевания Севера и Поморья поступали в Ярославль со всех сторон. В апреле 1612 г. Пожарскому стало известно, что новгородские власти обратились на Белоозеро и в Кириллов монастырь с предложением быть «в соединенье» с Новгородским государством и признать государем шведского принца.
Земское ополчение готовилось к походу на Москву. Пожарский понимал, что ему ни в коем случае нельзя распылять свои силы. Но угроза с севера носила реальный характер, и земскому правительству пришлось взяться за укрепление обороны Северного края. Лучший из помощников князя Дмитрия воевода Лопата Пожарский с отрядом отборных войск получил приказ занять позиции в Устюжне, с тем чтобы прийти на помощь белоозерцам в случае шведского нападения со стороны Тихвина. Ярославский совет прислал на Белоозеро земского дьяка с повелением строить там новую крепость и снабдить гарнизон свинцом и порохом.
Война со Швецией могла разразиться со дня на день. Отряды Черкасского едва не столкнулись со шведами, когда предприняли попытку разгромить казаков Наливайко.
Международная ситуация все меньше благоприятствовала осуществлению планов Минина и Пожарского. Речь Посполитая и Швеция на время отложили решение спора из-за Ливонии. Покидая Ливонию, Ходкевич заключил перемирие со шведами. Недавние смертельные враги спешили использовать бедственное положение России, чтобы завершить раздел пограничных русских территорий.
«Псковский вор» давно вел со шведами безуспешную войну. Признав его царем, подмосковное правительство оказалось на пороге прямого военного конфликта со Швецией. Казаки решительно отвергли кандидатуру шведского королевича, нисколько не задумываясь над дипломатическими последствиями такого шага.
Пожарский и другие вожди ярославского ополчения понимали, какую опасность для земского освободительного движения таит в себе перспектива одновременной борьбы с Речью Посполитой и Швецией. Они не могли начать поход на Москву, пока существовала непосредственная угроза захвата шведами русского Севера. Северные земли претерпели разорение в меньшей мере, чем Замосковье. В случае утраты Севера, ярославское ополчение лишилось бы главной базы снабжения.
Пожарский прибегнул к сложной дипломатической игре, с тем чтобы нейтрализовать угрозу с тыла и избежать столкновения со Швецией. Он решил провести мирные переговоры с Новгородским государством и с помощью этих переговоров связать руки шведам.
По предложению Минина и Пожарского совет земли снарядил в Новгород особое посольство. Под рукой у Пожарского было немало знатных дворян. Но он счел благоразумным поручить дело провинциальному дворянину Степану Татищеву, занимавшему скромный пост судьи Монастырского приказа. Вместе с Татищевым в Новгород отправилось 15 представителей от разных городов. Послов сопровождало множество торговых людей. По пути к ним пристало немало беженцев, желавших использовать возможность безопасного проезда в родные места. С явным преувеличением Дела-гарди в мае сообщил своему королю, что из Ярославля прибыли послы со свитой в две тысячи человек.
Пожарский знал о том, что шведы не выполнили условий договора об избрании на трон шведского королевича. Тем не менее он поручил послу затребовать у новгородских властей формальный отчет о пунктах договора и их выполнении шведами. Татищев должен был выяснить, когда королевич пожалует на Новгородское государство и где он намерен креститься в православную веру. Будучи в Новгороде, посол прямо заявил, что Русь ни при каких обстоятельствах не согласится избрать на трон протестанта. Ныне, заявлял Татищев, все русские люди от мала до велика бьются до смерти, чтобы на государстве быть православному государю, а не иноверцу.
Минин и Пожарский известили новгородцев о том, что в Ярославле вскоре начнет заседать Земский собор, который изберет законного государя для всей страны. Послы передали Новгороду просьбу прислать на собор своих представителей - «изо всяких чинов по два и по три человека».
Русское государство стояло на грани распада и гибели. Земским дипломатам приходилось пускаться во все тяжкие, чтобы добиться союза или хотя бы перемирия с соседями. Очевидная слабость их позиций отнимала надежду на успех. Единственным козырем в их игре оставался вопрос о замещении царского трона. Не слишком опытные дипломаты пускали в ход этот козырь неоднократно.
Судьба забросила в Ярославль австрийского подданного Грегори. Он ездил в Персию и теперь возвращался на родину. Совет земли решил использовать этот случай, чтобы завязать дипломатические отношения с австрийскими Габсбургами. Пожарский пригласил к себе Грегори и долго беседовал с ним. Воевода знал о давних проектах избрания на царский трон одного из членов Габсбургского дома. В Москве такие проекты обсуждали еще при царе Федоре. Когда Грегори упомянул о цесареве брате Максимилиане, искателе многих корон, Пожарский, слегка поколебавшись, заявил, что в Москве его «примут с великой радостью». Причины внезапной симпатии князя Дмитрия к отпрыску Габсбургской династии нетрудно понять. Ярославское правительство домогалось союза с Веной и надеялось использовать посредничество австрийцев, чтобы склонить Речь Посполитую к мирным переговорам с Россией.
В дипломатической игре со шведами Пожарский прибегнул к той же уловке. Памятуя о фатальной неудаче Ляпунова, он избегал прямых переговоров со Швецией, зато вовсю использовал посредничество новгородцев. Будучи в Новгороде, посол Татищев постарался уверить руководителей «государства», будто избрание на трон крещеного шведского принца является для ярославского совета вопросом почти что решенным. Как только, писали земские вожди, они узнают о содержании новгородского договора, о его соблюдении, о решении перекрестить принца, тогда они, обсудив дело с новгородскими представителями, пошлют к королю послов от всей земли бить челом о «государе королевиче» и примут необходимые постановления «о государственных и о всяких земских делах».
Как бы мимоходом Татищев потребовал, чтобы новгородцы не предлагали более северным и поморским городам присоединиться к своему «государству» без ведома ярославского совета. Если бы Новгород и распоряжавшиеся городом шведы согласились исполнить эти требования, главная цель миссии Татищева была бы достигнута. Все разговоры относительно будущего избрания шведского королевича были не более чем дипломатической уловкой. Протестантский шведский принц внушал Пожарскому не больше симпатий, чем католический австрийский герцог. Но выбирать аргументы не приходилось.
Посол Татищев удачно завершил трудные переговоры и 1 июня 1612 г. вернулся в Ярославль. Его отчет произвел на членов совета удручающее впечатление. Посол без обиняков заявил, что от Новгорода нечего ждать добра. Если бы совет предал гласности достоверную информацию о шведской интервенции, дальнейшие дипломатические переговоры с Новгородом стали бы невозможны. Земское руководство понимало это и обнародовало отчет о посольстве в Новгороде, отвечавший дипломатическим целям, но не истине. «Степан Татищев,- объявил совет,- в расспросе сказал, что в Великом Новгороде от шведов православной вере никакой порухи, а христианам никакого разорения нету: все живут безо всякой скорби; принц же Карло по прошению Новгородского государства будет в Новгороде вскоре, а дается на всей воле Новгородского государства людей».
10 июня Пожарский известил города о начале переговоров с Новгородом и просил незамедлительно прислать в Ярославль «для общего земского совета изо всяких чинов человека по два и по три» с наказом об избрании царя «всею землею, кого бог даст».
Новгородские власти обещали Татищеву без промедления выслать в Ярославль своих полномочных представителей для участия в царских выборах. Но их представителей пришлось ждать почти два месяца. Наконец Делагарди позволил Новгороду назначить посольство и отпустить его в Ярославль. Посольство возглавили князь Федор Оболенский и дядя первого самозванца Смирной Отрепьев.
Князь Дмитрий Пожарский принял новгородских послов и лично возглавил все переговоры с ними. Во время приема послы клялись, будто шведское правительство положительно решило вопрос о принце, и Карл то ли уже прибыл в Выборг 24 июня, то ли его ждут там к 29 июня. На вопрос, когда их государь все же явится в Новгород и примет крещение, послы не могли дать никакого вразумительного ответа. Когда королевич приедет, говорили они, вот тогда новгородцы будут бить ему челом и просить принять греческий закон.
Пожарский терпеливо, не перебивая, выслушал сбивчивые речи Оболенского, а затем произнес замечательную речь. Он категорически отверг мысль о снаряжении Земским собором послов в Стокгольм и прямых переговорах с шведским королем. Москва, заявил он, уже посылала послов за польским королевичем, но все они томятся на чужбине в литовском плену. Когда шведский королевич прибудет в Новгород и переменит веру, тогда ополчение готово начать переговоры «о соединенье» с Новгородским государством, а иноверного принца земля Русская не примет.
В дипломатичной форме Пожарский выразил свое отрицательное отношение к новгородско-шведскому договору. Земские люди, сказал он, не прочь были бы соединиться с Новгородом, но на своем опыте убедились, что ненадежно полагаться на иноземных властителей: Сигизмунд хотел дать на царский престол сына своего, манил с год и не дал; а теперь вы (новгородцы) знаете, что делают ляхи с Московским государством.
Пожарский заключил речь убийственным замечанием. «Шведский Карлус король,- сказал он,- также на Новгородское государство хотел сына своего отпустити вскоре, да по ся места, уже скоро год, королевич в Новгороде не бывал».
В письме к новгородцам Пожарский повторил то, что говорил послам устно. При этом он старался поддержать у них иллюзию, будто является приверженцем шведского претендента. Земское правительство, писал он, согласно ждать исхода лета. Но если претендент не прибудет по летнему пути в Новгород, тогда люди во всех русских городах придут в сомнение, потому что «великому государству без государя долгое время стоять нельзя».
Пожарский старался успокоить новгородцев и в то же время давал им понять, что в сложившейся ситуации вопрос об избрании шведского претендента в ближайшие недели может отпасть сам собой.
Поскольку шведская королевская семья не помышляла ни об отпуске в Новгород принца Карла Филиппа, ни о его крещении в православие, переговоры между Ярославлем и Новгородом носили беспредметный характер. Речь шла о том, какая сторона извлечет больше выгод из дипломатической игры.
Затевая переговоры с Новгородом, Пожарский пытался разрешить несколько задач. Он хотел избежать военного столкновения со Швецией, положить конец попыткам Новгородского государства подчинить себе северные русские города и способствовать установлению перемирия на новгородском рубеже. Все эти цели были достигнуты.
Переговоры с Оболенским подготовили почву для заключения формального перемирия. 26 июля 1612 г. послы отправились восвояси. Их сопровождали земские представители Секирин и Шишкин. Пожарский поручил им подписать договор о перемирии с Новгородским государством. Впредь до приезда Карла Филиппа Новгород должен был жить с землей Русской в любви и совете, не «подводить» московских городов к Новгородскому государству, не чинить задоров на границе.
Как только угроза шведского вторжения была устранена, Пожарский немедленно выступил с главными силами к Москве. Теперь он был уверен в том, что шведы не нанесут удар ополчению с тыла, по крайней мере в ближайшее время.
