В. Н. Деревенько. 14 страница

РОЗЫСКИ ТЕЛ

 

 

Место в Коптяковском лесу для сокрытия тел Членов Царской Семьи выбирали Исаак Голощекин и Янкель Юровский по указанию Петра Ермакова. Для этого Янкель Юровский с Ермаковым и Вагановым ездили верхами в урочище “Четырех братьев” еще 14 или 15 июля, где их видел горный техник Фесенко и некоторые из проезжавших по Коптяковской дороге крестьян и дачников. Утром же 16 июля Исаак Голощекин, Янкель Юровский и, возможно, Белобородов, собравшись в Ипатьевском доме, ездили оттуда в лес на легковом автомобиле с шофером Люхановым и вернулись назад уже под вечер.

Если для сокрытия самого факта убийства Царской Семьи советские главари принимали исключительные меры, вплоть до заведомо ложного объявления о вывозе Ее в надежное место, то в отношении сокрытия тел убитых, как в смысле места, так и выбора способа сокрытия, Исаак Голощекин и Янкель Юровский приняли совершенно исключительные предосторожности, ограничив круг лиц, участвовавших в сокрытии, до минимума и тщательно произведя выбор участников из числа исключительных русских большевиков.

Никто из охранников-рабочих Сысертского завода и Злоказовской фабрики, не исключая и Павла Медведева, не был привлечен к работе в Коптяковском лесу. Равным образом Исаак Голощекин и Янкель Юровский не считали возможным использовать для этой цели и палачей, участвовавших в самом расстреле, и даже членов чрезвычайной следственной комиссии, входивших в состав заседания, обсуждавшего план убийства бывшего Царя и Августейшей Семьи. Идея Исаака Голощекина и Янкеля Юровского заключалась в том, чтобы сокрытие тел убитых произвести при посредстве людей, не принимавших участия ни в охране Царской Семьи, ни в расстреле Ее, и при этом такими людьми, которые по своей прошлой общебольшевистской деятельности ни в коем случае не могли оставаться в районе Екатеринбурга при оставлении его советскими властями. Кроме того, расчет их, при использовании людей именно этой категории, опирался на то, что в случае, если бы кто-нибудь из них попал в наши руки, то с ним кончали бы на месте без всякого допроса, как вообще с известным ярым большевистским преступником. Расчет их был диавольский, но правильный, что и подтвердилось на Ваганове в Екатеринбурге и на Абрамове в Алапаевске. Дело в том, что всякие такие господа попадают прежде всего в руки передовых войск, а эти передовые части в большинстве случаев в гражданской войне образуются самостоятельно из тех же местных жителей, подымаются против большевиков и переходят к активным действиям еще до вступления в данный пункт наших регулярных войск и наших властей.

Место, где Исаак Голощекин и Янкель Юровский производили сокрытие тел с ночи на 17 июля до 6 часов утра 19 июля, тщательно охранялось двумя кольцами застав и постов. Наружное кольцо охраны, считая по Коптяковской дороге, имело в диаметре б верст; эту охрану несли люди из состава “особого отряда” Исаака Голощекина и имели задачей никого не пропускать вовнутрь оцепленного района ни со стороны города, ни из деревни Коптяков, ни с лесной дорожки, проходившей через хутор Зубрицкого к востоку от Коптяковской дороги. Для этого ее посты расположились: на севере - у “Большого покоса”, на востоке - у хутора Зубрицкого и на юге - у гати, шагах в 200 к северу от переезда № 184, на Коптяковской дороге. С западной стороны указанный оцепленный район примыкал к полю непроезжего болота, тянувшегося вдоль горнозаводской железной дороги до реки Исеть.

Южный пост наружной охраны не пропускал на север по Коптяковской дороге никого, направляя имевших надобность попасть в деревню Коптяки или по железнодорожному полотну на станцию Исеть, или по полевой дороге через медный рудник - чрезвычайно окольная дорога на деревню Коптяки. Некоторых из дачников, имевших общие пропуска от советских властей и пытавшихся уговорить постовых пропустить их, охранники предупреждали, что за ними имеется другая линия охранения, людям которой приказано стрелять по всем проходящим и неизвестным им в лицо.

У этого же поста 18 июля, кроме двух уже упоминавшихся грузовиков с керосином и тремя какими-то бочками, был задержан экипаж с кучером и членом чрезвычайной следственной комиссии, привезший в этот день в лес лопаты и ящики с кислотой.

Кольцо внутренней охраны, образованной из конных постов людей отряда Ермакова, располагалось непосредственно у “Четырех братьев”, по обеим веткам Коптяковской дороги, оцепляя район “Ганиной ямы” и шахт с востока, юга и запада, а на севере примыкая к болотистой полосе, тянувшейся от “Большого покоса” к гати, перпендикулярно к обеим веткам. Протяжение внутреннего кольца охраны с северо-запада на юго-восток составляло 2 версты, а с северо-востока на юго-запад - 1 версту. Глиняный бугор, где были найдены остатки кострища, и открытая шахта находятся почти в центре этого внутреннего кольца охраны и закрыты от взоров с упомянутых веток Коптяковской дороги густым смешанным лесом.

Безусловно известно, что непосредственно в сокрытии тел участвовали: Исаак Голощекин, Янкель Юровский, Петр Ермаков, Александр Костоусов, Степан Ваганов, Василий Леватных, Партин и шофер автомобиля Люханов и, может быть, еще 2 или 4 человека из особо близких Ермакову лиц его штаба, фамилии коих остались невыясненными. Предположительно принял участие какой-то доктор, но во всяком случае число работавших было очень ограниченное. Ермаков, Костоусов, Ваганов, Леватных и Партин принадлежали как раз к тем известным местным большевистским разбойникам, насильникам и грабителям, которые, попадись в руки местных “белых”, больше часа не прожили бы. Возможно, что на место сокрытия тел приезжали Белобородов, Чуцкаев и Никулин, но установить это точно не удалось, ввиду перерыва следственных работ, вызванного оставлением нами 14 июля 1919 года района Екатеринбурга.

Произведенные в августе 1918 года поиски и розыски в районе “Ганиной ямы” и шахт без тщательного технического руководства и должного внимания со стороны Сергеева и Наметкина затерли лишь на месте все следы, которые могли бы облегчить выяснение теперь, почти целый год спустя, того, что сделали Исаак Голощекин и Янкель Юровский с телами своих жертв, где точно на месте они Их сокрыли и наконец какой именно избрали способ для сокрытия тел. Те чрезвычайные меры охраны, которые были приняты евреями-изуверами для ограждения района шахт в то время, когда они скрывали там тела, равно как и ограниченность лиц и специальный выбор работников, к которым они прибегли для работ в этой области своего преступного замысла, указывают, что сокрытию тел они придавали исключительно важное значение, понимая хорошо, что раз тела не будут найдены, всякие версии о том или другом исчезновении Царской Семьи будут всегда иметь маленькую долю правдоподобности и во всяком случае могут быть предметом долгих споров, предположений и заключений, не являясь прямым и непреложным обвинением их в убийстве всей Царской Семьи.

 

Путем чрезвычайно многочисленных допросов, с доставкой на место в Коптяковский лес местных жителей и окрестных крестьян прежде всего удалось вполне точно установить линии внешней и внутренней охраны, содержавшейся большевиками в этом лесу, и таким образом определить тот район в зоне внутренней охраны, куда Исаак Голощекин и Янкель Юровский привезли на грузовом автомобиле Люханова тела убитых в доме Ипатьева Членов Августейшей Семьи. Далее опросом опять-таки на месте лиц, которые первыми попали в район “Ганиной ямы”, вслед за оставлением его Исааком Голощекиным и его компанией, была восстановлена та первоначальная картина всего района шахты, которая должна была запечатлеться на месте после двух с половиною суточной работы на ней сподвижников Исаака Голощекина по сокрытию тел убитых. Таких свидетелей все же оказалось немало, и при этом не простых крестьян деревни Коптяков и женщин Верх-Исетского завода, ходивших “по ягоды и грибы”, а таких специалистов, как лесничие и объездчики этой лесной дачи, проникших в район шахты, к счастью, еще до наезда туда следственных властей и офицеров из Екатеринбурга.

Обрисовавшаяся этим путем первоначальная картина чрезвычайно существенна для возможных окончательных выводов по вопросу, что сделали Исаак Голощекин и Янкель Юровский с телами своих жертв, а потому требует подробного описания.

Как уже говорилось выше, грузовой автомобиль, везший тела Августейших Мучеников, свернул с Коптяковской дороги по первой свертке к разработкам, сорвался левым задним колесом в яму у дорожки, шедшей вдоль котлована, застрял здесь на некоторое время, а затем, выбравшись, доходил до самой открытой шахты у глиняной площадки. Здесь на полянке он заворачивал назад и возвращался на Коптяковскую дорогу по своему первоначальному пути. Вся эта полянка перед открытой шахтой и глиняной площадкой, поросшая высокой травой, была сильно натоптана людьми, лошадьми и многими колесными колеями, но все колесные следы здесь на полянке и кончались, приводя к открытой шахте и глиняной площадке. Никуда в стороны колесных следов не было; были только небольшие куски пешеходных следов, отдалявшихся от полянки на небольшие расстояния.

При выходе на полянку из леса со стороны Коптяковской дороги открывалась такая картина: полянка почти квадратная, протяжением шагов 60, сильно умятая и затоптанная, упиралась в голую без травы глиняную площадку несвежей насыпи. С левой стороны последней расположена открытая, сохранившаяся шахта из двух колодцев; с правой стороны от площадки обширная, глубокая воронка завалившегося шурфа; сзади них, несколько подымаясь в горку, снова начинается лес, почти по краю которого тянется старая дорожка, и на ней против середины площадки прикрытая молодыми деревьями большая старая береза, под которой был второй костер. Влево от открытой шахты начинается длинный, глубокий котлован, служивший для наружной добычи железной руды; вправо от воронки шурфа маленькие перелески и среди них старые обвалившиеся другие шурфы и засыпанные шахты.

Вся местность, равно как и воронка шурфа, и дно котлована были покрыты густой высокой травой. Резким пятном, оголенным от растительности клочками, бросалась в глаза глиняная площадка и открытая шахта. Кругом их местность и трава особенно утоптаны, а примыкавшие к площадке сзади и справа деревья обглоданы и обтерты лошадьми, которые, видимо, были здесь привязаны. Далеко от площадки в стороны, по-видимому, никто не ходил, или если и ходили, то мало людей - резких протоптанностей не было видно. Следов помятости травы в воронке шурфа и в котловане тоже не было видно. Вся деятельность, видимо, сосредоточивалась на полянке, глиняной площадке, у открытой шахты и у старой большой березы.

Глиняная площадка несвежей насыпи; она, верно, образовалась тогда, когда рыли открытую шахту и выбрасывали из нее глину; она небольшая - шагов 15 в длину, шагов 8 в ширину; над общим уровнем полянки площадка подымается на один-полтора аршина. Она неровная: два небольших плоских бугра составляют ее вершину, а по отлогим скатам - несколько небольших, старого происхождения углублений. На поверхности площадки местами заметны свежие следы лопаты, снимавшей кусками верхний слой площадки. В одном из углублений площадки скопилось довольно много остатков от костра, что первоначально было даже принято за самый костер. В действительности же кострище было разложено позади открытой шахты, шагах в 8 от нее, по направлению к большой березе; размеры этого костра были значительные, не менее 3 аршин в диаметре. Когда костер прогорел, то его, видимо, раскидали, а место кострища, оставшиеся угольки и пепел присыпали свежей глиной с площадки. На краю места кострища Наметкин и увидел в августе как бы перегоревшее совершенно ребро.

Другой костер был подальше; под старой березой; по размерам он, вероятно, был не менее первого, а может быть даже и больше. Но его Исаак Голощекин не разбрасывал, как первый костер; его нашли цельным и разбросали уже крестьяне деревни Коптяков.

У края глиняной площадки, ближе к открытой шахте, лежали две палки от носилок; тут же неподалеку несколько обрубков совершенно новой упаковочной веревки и дощечки от какого-то ящика. “Веревка была толщиной в мизинец, - говорит свидетель-лесничий, - совершенно новая и ясно совершенно было, что это именно упаковка от ящика: у нее сохранились характерные изгибы, как она проходила по углам ящика. Один конец ее был с петлей, как и бывает у увязки. Она была не развязана, а резана или рублена, как это ясно видно по ней”.

Открытая шахта, выложенная срубами, представляла два смежных колодца: один два шага в квадрате, другой полтора шага. Вокруг валялись свежие сосновые ветки, куски коры, обгорелые головешки. В большом колодце шахты, на глубине 8 аршин от поверхности, виднелся ледяной покров, пробитый в одном углу на пол квадратных аршина. На поверхности льда лежали тоже свежие сосновые ветки, обгорелые палки и лопата, замазанные глиной, такой же, как на площадке. Там же был найден написанный на листе бумаги на машинке список телефонных номеров различных советских деятелей в Екатеринбурге. В малом колодце шахты была видна вода, но вообще на него мало обращали внимания.

Нарисованная картина оставляла такое общее впечатление: тела всех Членов Царской Семьи были привезены сюда и здесь на небольшом пространстве между большой старой березой, открытой шахтой, глиняной площадкой и глубокой воронкой завалившегося шурфа скрыты. Никуда отсюда их не вывозили. Ужасная кровавая трагедия закончилась именно здесь, и только здесь…

Но как?

Рассчитывать на то, что путем допросов удастся приблизиться к истине, не приходилось: число участвовавших было слишком невелико и захватить кого-либо из них - шансов мало. По своим свойствам участники были слишком конспиративны и молчаливы; все они ушли в советскую Россию, и разговоры их там могли достигать следствия лишь путем сбора их агентурным порядком. Вообще эта отрасль исследования вопроса могла дать лишь намеки, канву, схему для непосредственных розысков на месте как путем согласованных со следственными данными раскопок, так и путем изыскания дополнительных указаний на тот или другой способ сокрытия тел Членов Августейшей Семьи.

 

Многочисленные расспросы участников убийства, прямых и косвенных свидетелей и различных захватывавшихся большевистских деятелей, имевших соприкосновение с руководителями преступления в советской России, в общем дали чрезвычайно много разнообразных версий о том, как и где были сокрыты Исааком Голощекиным тела его жертв. За исключением таких фантастических, как перенос тел на аэропланах куда-то за Верхотурье, все остальные, более или менее реально согласовавшиеся с остальными данными обстановки и расследования, были тщательно проверены на местах путем разведок, тщательных, обширных раскопок и дополнительных опросов новых свидетелей и местных жителей. Подходить к разрешению вопроса надо было очень осторожно и последовательно, так как разновидность указывавшихся способов сокрытия тел требовала и разнородности в способах изысканий, и легко можно было, увлекшись в одном направлении, совершенно потерять возможность осветить в должной мере другое предположение; работы по одной версии уничтожали следы для работ по другой версии.

Весь этот отдел следственного производства и исследования - разборка и проверка всего поступавшего материала, сведений и слухов - составил подготовительный период для более основательных работ по предположениям, определявшимся наиболее реальными фактами, но этот период подготовительных работ занял весь май месяц. В конце концов установилось три наиболее основательных положения как исходные теоремы для главных работ следствия и исследования по разрешению этого темного вопроса - что сделали Исаак Голощекин и Янкель Юровский с телами убитых ими Членов Августейшей Семьи. По совокупности всех данных, определявших степень вероятия и соответствия с установленными уже другими обстоятельствами преступления, эти три положения стали в следующей последовательности:

1-е положение: была вырыта яма, в нее сложили тела, залили их цементом, чтобы образовалась общая глыба, и затем засыпали землей, замаскировав место дерном.

Данные для этого положения заключались главным образом в показаниях Павла Логинова, со слов его собеседника на паровозе, в лице которого можно было предполагать комиссара Тупетула, и в показании Анатолия Якимова, слышавшего о такой версии от других охранников.

Но чтобы похоронить таким способом в яме 11 тел, надо было вырыть могилу не менее кубической сажени по объему, и то засыпка будет иметь слой земли толщиною всего в полтора аршина. При этом большое количество земли должно было остаться выброшенным наружу, что сразу бросалось бы в глаза, как бросалась в глаза в описанной картине глиняная площадка, и легко нащупалась бы при простом хождении по разнице в плотности грунта, как бы ни маскировалась потом яма.

Кроме того, естественно возникает вопрос, зачем было при этом способе сокрытия совершенно раздевать тела, вплоть до снятия чулок и подвязок, обгорелые остатки коих находились в кострах.

2-е положение: тела были сброшены в одну из шахт, которую затем обваливали взрывом ручных гранат.

Источником этого положения служило главным образом показание Павла Медведева, который, встретив в Алапаевске Петра Ермакова, будто бы спросил его, что они сделали с телами, и тот дал ему ответ в указанном смысле.

Такой способ, конечно, был наиболее легким и простым для быстрого и основательного сокрытия тел убитых. Он не требовал сложных и больших работ, до которых едва ли были охочи Ермаков и его сотрудники. Кроме того, в районе, избранном Исааком Голощекиным, было 33 старых заброшенных шахты, и, естественно, работы по отысканию тел ставились в очень трудные условия. Однако нельзя не отметить уже тут, что картина, описанная выше, определенно указывала, что все колесные следы сходились к глиняной площадке; следовательно, тела были брошены или в шурф справа от площадки, и шурф завалили, или в открытую шахту слева от площадки (но шахта не была завалена, хотя и носила следы разрыва в ней ручных гранат), или, наконец, их разносили на руках. Тогда это не могло быть произведено в очень удаленном районе, так как все следы потопок травы ограничивались районом, ближайшим к полянке, где была глиняная площадка. Кроме того, и в этом случае, как и при первом положении, также возникает вопрос: зачем же раздевали тела донага. Единственно, что можно предположить в этом случае - симуляцию способа и места действительного сокрытия убитых. Но и это допущение очень шатко, так как, во-первых, костер, который был разложен убийцами на открытом месте у шахты, был ими же разбросан, а само место костра засыпано глиной, дабы не бросалось в глаза; другой же костер, под березой, был укрыт от взоров деревьями. Во-вторых, обгорелые остатки вещей, принадлежавших Членам Царской Семьи, были разбросаны по всему району глиняной площадки вместе с остатками костра и с явным намерением скрыть их в высокой траве. В-третьих, едва ли Исаак Голощекин, Янкель Юровский и особенно Ермаков со своими товарищами решились бы ради симуляции пожертвовать бриллиантом, стоившим 20 000 рублей, жемчужными серьгами, изумрудным крестом и прочими драгоценностями, остатки коих были найдены в этом районе, или не заметили бы их зашитыми в лифчики Великих Княжен, снимая эти лифчики с Них при раздевании тел.

3-е положение: тела убитых после наружного осмотра в целях розыска драгоценностей были изрублены на куски и сожжены на кострах.

На этом предположении стояли главным образом крестьяне деревни Коптяков и те из лесничих, которые первыми попали в район шахты. Крестьяне, в подтверждение своего впечатления от посещения кострищ, ссылались на рассказы самих красноармейцев, которые здесь работали под руководством Исаака Голощекина, и потом, уезжая на Тагил, бахвалились своими подвигами в пьяном состоянии.

В самом начале апреля 1919 года в Екатеринбурге был задержан крупный член партии большевиков-коммунистов Антон Яковлевич Валек, пробиравшийся из Москвы в Сибирь с крупными деньгами для организации по всей Сибири ячеек “пятерок”. Во время осуждения его полевым судом выяснилось, что он был знаком и близок со многими советскими главарями Урала, что дало основание следователю Соколову допросить его по делу об убийстве бывшего Государя Императора. Давая свое показание, Валек между прочим рассказал следующее: “В последних числа ноября прошлого (1918) года я по партийным делам был в Перми. Не могу точно припомнить, когда, где и с кем из большевиков я разговаривал об этом деле. Совершенно этого не могу припомнить. Был у меня по этому поводу разговор и с Белобородовым. Могу вам сказать, что у меня в результате сложилось мнение, что вся Семья убита и сожжена”.

Таким образом. Валек, на основании разговоров среди главарей советской власти на Урале, вынес то же мнение, которое создалось у крестьян деревни Коптяков из разговоров с темными исполнителями замыслов изувера Исаака Голощекина. Этому мнению наиболее отвечала также вся обстановка, восстановленная расследованием и следствием в районе глиняной площадки.

 

Руководясь следственными материалами, подобранными по указанным трем различным способам, которые могли быть применены Исааком Голощекиным для сокрытия тел, в 20-х числах мая было приступлено к раскопкам и детальному исследованию района шахт в урочищах “Четырех братьев” и “Ганиной ямы”. Первые два предположения требовали возможно более широких земляных работ, причем осторожность особой роли не играла. Третье предположение, наоборот, требовало чрезвычайно осторожного и детального изучения и исследования небольшого района в пределах старой березы, открытой шахты, глиняной площадки и воронки шурфа, дабы найти какие-либо вещественные указания на сожжение самих тел в этом месте, принимая во внимание, что со времени трагедии, имевшей здесь место, прошло 11 месяцев и что здесь все уже было затоптано предыдущими поверхностными розысками.

Разнородность предположений, выдвинутых следствием, вызвала разновидность работ в целях исследования района Коптяковского леса. Прежде всего исследование занялось розыском следов ям, которые могли послужить местом погребения Августейших тел. Для этого в период от 23 мая по 9 июня были произведены подробные разведки всей зоны, определявшейся наружным кольцом охраны; остановили на себе внимание 11 подозрительных мест, как бы следов бывших ям. Все они были вскрыты, но оказались старыми “щупами”, которыми техники нащупывают и определяют направление залежи руды. Были найдены при этом сумка с 3-линейными патронами, видимо, забытая кем-либо из людей, несших охрану, и некоторые предметы, которые после экспертизы должны были быть отнесены к предметам, попавшим в лес в более отдаленные времена.

Нельзя забывать, что собственно сами работы по сокрытию убийцами тел не могли продолжаться более 48 часов, причем из этого времени надо исключить еще не менее 8 часов перерывов, когда исполнители Ермаков, Костоусов, Леватных и Партин приезжали в город в рабочий клуб и обменивались здесь общими впечатлениями о текущих событиях и своем участии в убийстве Царской Семьи с председателем Верх-Исетского исполкома Сергеем Малышкиным и товарищем Александром Кривцовым. Таким образом, Исаак Голощекин и Янкель Юровский использовали для своей работы максимум 40 рабочих часов - промежуток времени слишком недостаточный, чтобы особенно чисто выполнить большую земляную работу и так тщательно ее маскировать, чтобы не осталось никаких следов.

Первое предположение, что тела были сложены в выкопанную яму, залиты цементом и засыпаны землей, определенно не находит себе никаких подтверждений ни в розысках, ни в дополнительных допросах, ни в раскопках, произведенных на месте в Коптяковском лесу. Ни в каком другом районе сокрытие тел не могло иметь места, так как Исаака Голощекина, Янкеля Юровского, Ермакова, Ваганова, Костоусова, Леватных, Партина и других сотрудников Ермакова в дни 17 - 19 июля видели именно приезжавшими и уезжавшими из Коптяковского леса. Видели их даже в самом лесу, вблизи урочища “Четырех братьев”. Видели их родные и такие из жителей, которые ошибиться не могли, так как ермаковские опричники были слишком хорошо известны многим по тем грабежам, которые они творили среди окрестных хуторян и жителей заимок. Да, наконец, рано утром 19 июля их видели в Верх-Исетске, возвращавшимися всей гурьбой из Коптяковского леса.

Таким образом, для обследования оставались еще два последних положения.

 

Сидя рано утром 19 июля в саду коммунистического клуба, компания Ермакова вела между собой беседу самого откровенного характера; скрываться было не перед кем и стесняться некого. Говорили обо всем, что делали и что видели, пересыпали ответы циничными замечаниями и сопровождали чуть не каждое слово трехэтажной руганью.

Противно и тяжело выносить на свет грубые и грязные речи этих людей-зверей, но дело, к которому прикасаются руки Исааков Голощекиных, обставляется такой исключительной тайной, что, желая хоть немного подойти к истине, приходится цепляться за каждую соломинку, откуда бы таковая ни протягивалась. Беседовали друзья между собой о многом: перечисляли, кто был среди убитых; отмечали, что в поясах костюмов были защиты драгоценности; высказывали мнение, что “у мертвых красоты не видать”. Кто-то из спрашивавших поинтересовался: “как одеты были?” - на что Партин ответил: “Они все были в штанах”.

По приведенным темам разговоров можно себе представить, каким потоком цинизма разразился бы разговор этих падших людей, если бы там, на глиняной площадке, они раздевали свои жертвы донага. Относительно одежды говорили, что у Царя шинелька совсем “никудышняя”; говорили про пояса; говорили про штаны у всех; говорили, что тела были еще теплые. Про наготу не было сказано ни слова, ни намека, и подслушивавший разговор Кухтенко, передавший их подлинные выражения, не преминул бы рассказать и об этом, если к тому мог быть какой-нибудь повод.

Не служит ли это ясным указанием, что тел в районе “Ганиной ямы” не раздевали, как это предполагалось с самого начала, и что если в кострах оказались остатки обгорелых частей одежды, белья, корсетов, чулок, подвязок и прочего, то попали они в костер не отдельно от тел, а вместе с телами.

Костоусов, Ермаков, Леватных, Партин, Ваганов - все это люди, ушедшие в политику, революцию, большевизм, разбой, грабеж от работы: лишь бы только не работать, а добывать средства к существованию каким угодно другим способом, но более легким, тунеядным. Здоровый, полезный, честный труд им чужд и отвратителен. Это люди в прямом смысле антиработники, паразиты. Если бы советская власть была действительным выразителем власти рабочего, крестьянина, власти труда, то первое, с кем она должна была бы бороться, первых, кого должна была бы уничтожать, это этих паразитов, антиработников по натуре: Костоусовых, Ермаковых, Партиных и т. д. Между тем в действительности происходит обратное: именно эти тунеядцы, паразиты являются наиболее нужными ей элементами; их она приближает к себе; им предоставляет силу и власть; их она выставляет как истинных работников, как трудовой пролетариат. Не достаточная ли, не злая ли это насмешка над проповедуемым Лениным и Бронштейном социализмом.

Что же, эти паразиты благодарны ли по крайней мере советской власти за дарованные им привилегии? Верны ли они ей? Нет. Они легко покидают ее, как скоро им надоедает. Никакой внутренне-прочной связи между властью и ее “народом” нет. Павлу Медведеву показалось, что его мало оценили за активное участие в Цареубийстве, и он ушел от них; Ермакову не понравилось, что вздумали ставить преграды его неудержимому зверству, и он тоже ушел; Сакович, продавши свою душу, испугался того черта, с которым совершил сделку, и тоже захотел удрать. Исполнители и народ признают советскую власть постольку, поскольку она предоставляет им право, в значении физических элементов этого закона, то есть оперируя почти исключительно на низменных импульсах человеческой натуры и массы.

И тот же Костоусов, беседуя с друзьями в коммунистическом клубе, подтверждает эту ограниченность власти советских главарей и вместе с тем оказывает следствию неоценимую услугу, протягивая одну из соломинок для достижения истины в темных событиях, совершенных Исааком Голощекиным в районе “Ганиной ямы”.

“Второй день приходится возиться”, - со злобой и площадной руганью замечает он по адресу власти, заставившей его работать и налагавшей таким образом на него обязанности, тогда как он желает пользоваться только физическим правом. И поясняет: “Вчера хоронили, а сегодня перехоранивали”.

Вчера - это 17 июля; сегодня - 18 июля и ночь на 19 июля. Вчера эти паразиты делали одно дело, а сегодня власть над ними, Исаак Голощекин, заставил их делать другое дело. Ясно, Костоусов недоволен уже этой властью, но следствию это его недовольство говорит: вчера скрывали тела убитых Членов Царской Семьи одним способом, а сегодня заставили скрыть другим способом.

Когда в подготовительный период к розыскам тел следствие собирало материалы по различным предположениям, то почти во всех рассказах фигурировало одно и то же положение: в каждой версии отмечалось всегда два действия по сокрытию тел - “сначала похоронили за Екатеринбургом 2-м, а потом перевезли к станции Богдановичи”; “сначала вырыли одну яму, фальшивую, для отвода глаз, а рядом вырыли уже настоящую, в которой и похоронили, залив всех цементом”; “сначала побросали всех в одну яму, а затем развезли по разным местам”; “сначала побросали всех в шахту, а потом вынули и потопили в болотах” и т. п. Костоусов дал довольно определенную нить к объяснению причины двойственности действий во всех этих разных версиях: очевидно, частности беседы друзей в саду коммунистического клуба не могли тогда же остаться полной тайной и, передаваясь из уст в уста, разошлись по городу и его пригородам и послужили основанием для возникновения всех этих слухов и пересудов. Для следствия же во всем этом имела особое значение довольно прочно устанавливавшаяся двойственность работ, несомненно произведенных при сокрытии тел, почему и Соколов обратил исключительное внимание на сбор сведений, возможно подробнее освещавших события, имевшие место в Коптяковском лесу 17 и 18 июля.