Советский проект как про­дукт общинного крестьян­ского коммунизма

История показала ошибоч­ность тезиса Маркса, согласно которому никакая формация не ус­тупает места дру­гой, если она не исчерпала своих возможно­стей для развития производи­тель­ных сил. Вернее, этот осво­енный евроцентризмом тезис приложим лишь к процессу смены формаций одного циви­лиза­ционного пути (например, для истории Запада). Переход к своим, “незападным” вариантам социализма в крестьянских странах, в том числе в России, был не “прыжком через капита­лизм”, а его оттеснением. Эти страны пыта­лись миновать капитализм, следуя своей цивилизационной траектории.

Они его и миновали, так как теперь уже невозможно строить в стране капитализм, имея по соседству агрессивную капита­листическую цивилизацию (За­пад). Ибо Запад заинтересован в том, чтобы превратить все лежащее за его пределами ми­ровое пространство в зону “до­полняющей экономики”. Это со­вершенно особая формация, периферийная система миро­вого капитализма, не имеющая уже возможности автономного развития собственного капита­лизма.

Можно предположить, что на­чиная со второй половины ХХ века единственный путь сохра­нить свой цивилизационный тип и не превратиться в дегради­рующее в культурном отноше­нии “дополняющее простран­ство” заключается в нахождении и защите приемлемого для соб­ственной культуры проекта со­циалистического развития. При этом использование многих ин­ститутов и социальных техноло­гий, созданных в странах капи­тализма, не меняет дела. Речь идет о двух разных видах “со­циокультурного генотипа”, так что переход “социализм-капита­лизм” не есть плавный процесс, это глубокая мутация.

Пока что не наблюдалось и обратной мутации, перехода “капитализм-социализм”, хотя во многих капиталистических странах социал-демократиче­ские режимы с успехом воспри­няли многие институты и техно­логии социализма... Возникла це­лая категория обществ, подоб­ных гермафродитам – по их “вторичным” признакам нельзя определить, являются ли они в сущности капиталистическими или представляют собой разно­видность социализма.

Чтобы не впадать в бесплод­ную дискуссию о понятиях, ог­раничим предмет. Поскольку, как мы полагаем, “перескочить” в капитализм России не уда­стся, несмотря на применение калечащих методов искусствен­ной мутации, мы будем говорить именно о социализме в странах, избежавших ” кавдинских уще­лий” капитализма в тот период, когда развитие автохтонного ка­питализма было еще возмож­но.

Тем не менее, и в тезисе Мар­кса, и в критике советского строя марксистами (например, Троцким) и идеологами пере­стройки и реформы (“демокра­тами”) есть важное рациональ­ное зерно. Общество, не “хлеб­нувшее” достаточную порцию капитализма и не освоившее некоторых буржуазных ценно­стей, в современном мире ока­зывается слишком хрупким и неустойчивым. Массовое созна­ние в таком обществе слишком “пралогично”, и государство не имеет поддержки не только глу­боко эшелонированного граж­данского общества, но и всеох­ватывающего стабилизирую­щего фактора в виде рацио­нально осознаваемых и рассчитываемых материаль­ных интересов. Тот подрыв культурной гегемонии государ­ственного строя, который был легко проведен в советском об­ществе, был бы немыслим в обществе рационально мысля­щих индивидов – даже если предположить, что все они не были объединены в ассоциации гражданского общества.

Из этого побочного тезиса вытекает, что нынешний тяже­лый кризис и травмы, нанесен­ные реформой России, будут не напрасны, если мы сумеем из этого ядовитого “глотка капита­лизма” впитать и встроить в свой культурный генетический аппарат все фрагменты ин­формации, необходимой для жизни в современном динамич­ном мире.

Крестьянский (“архаический”) общинный коммунизм, послу­живший культурной матрицей советского строя, блокировал освоение нашими людьми мно­гих интеллектуальных техноло­гий, которыми владеет средний индивид западного общества. Функции освоения и использо­вания таких технологий были переданы советскими людьми наверх – “начальству”. В из­вестном смысле большинство советских людей действительно были иждивенцами. Они были готовы самоотверженно тру­диться, выполняя привычную или приятную для них работу, но целый ряд гражданских функций они возложили на со­словие начальников, полагая, что те порадеют и о трудящихся позаботятся. Из таких функций упомяну обязанность блюсти свой интерес и бороться против всяких изменений жизнеустрой­ства, ведущих к ущемлению этого интереса. Уме­ние считать и блюсти свой ин­терес – типично буржуазная ценность. Россия ее освоить не успела, но шанс наверстать упущенное нам дан сегодня.

Понятно, что общество, обра­зованное такими гражданами, очень уязвимо. Как только исче­зает очевидный для всех спла­чивающий общество “вызов” (в виде внешней угрозы, необхо­димости форсированного разви­тия и т.п.), у граждан начинает закрадываться подозрение, что начальники радеют недоста­точно. Или, что еще хуже, слиш­ком радеют о себе. Оснований для таких подозрений всегда достаточно, да их еще можно и преувеличить в массовом соз­нании. Такой скрытый конфликт развивается по механизму са­моускорения, и вскоре дает уже и сословию начальников оправ­дание для разрыва с обидев­шими его своими подозрениями “баранами”. Такое квази-со­словное общество в условиях городской индустриальной куль­туры выжить не может. Даже в деревне начала века, при нали­чии прямой общинной демокра­тии и всевидящего “мира” на­пряженность между массой тру­дящихся и “верхами” достигла красной черты.

Второе свойство “избыточно общинного” общества и избы­точно патерналистского госу­дарства – быстрая инфантилизация общественного сознания в благополуч­ный период жизни. Люди отуча­ются ценить блага, созданные усилиями предыдущих поколе­ний, рассматривают эти блага как неуничтожаемые, “данные свыше”. Общество утрачивает собственную политическую волю, необходимую для стаби­лизации общественных отноше­ний, оно подчиняется правящей в государстве клике как каприз­ный ребенок умелым родите­лям. В то же время, относясь к государству как капризный ре­бенок к родителям, граждане наращивают свои претензии к государству. По мере расхожде­ния этих претензий с реально­стью, широкие слои граждан на­чинают культивировать неадек­ватные обиды и недовольство, облегчающие подрыв ле­гитимности государства.

Инфантильное общественное сознание создает очень небла­гоприятные условия для разви­тия и господства правового соз­нания, свойственного зрелой ответственной личности. Как только государство, выходя из мобилизационного состояния, становится более терпимым и либеральным, начинается бы­страя криминализация устано­вок и поведения значительной части общества. Если на этот процесс накладывается тяже­лый экономический кризис, во­влечение граждан (особенно молодежи) в преступную дея­тельность становится массовым и морально почти оправданным. Криминальный уклад начинает воспроизводиться и расти, как раковая опухоль, затрудняя воспроизводство способного к здоровому развитию общества.

Эти слабые места советского социализма, через которые в общество проникали болезни, мы имели возможность изучить почти в экспериментальном ре­жиме за последнее десятиле­тие. Размышляя о восстановле­нии социалистического жизне­устройства в России на той же, идущей от общинного комму­низма, траектории, мы должны включить преодоление этих сла-бостей в число важных за­дач.