История показала ошибочность тезиса Маркса, согласно которому никакая формация не уступает места другой, если она не исчерпала своих возможностей для развития производительных сил. Вернее, этот освоенный евроцентризмом тезис приложим лишь к процессу смены формаций одного цивилизационного пути (например, для истории Запада). Переход к своим, “незападным” вариантам социализма в крестьянских странах, в том числе в России, был не “прыжком через капитализм”, а его оттеснением. Эти страны пытались миновать капитализм, следуя своей цивилизационной траектории.
Они его и миновали, так как теперь уже невозможно строить в стране капитализм, имея по соседству агрессивную капиталистическую цивилизацию (Запад). Ибо Запад заинтересован в том, чтобы превратить все лежащее за его пределами мировое пространство в зону “дополняющей экономики”. Это совершенно особая формация, периферийная система мирового капитализма, не имеющая уже возможности автономного развития собственного капитализма.
Можно предположить, что начиная со второй половины ХХ века единственный путь сохранить свой цивилизационный тип и не превратиться в деградирующее в культурном отношении “дополняющее пространство” заключается в нахождении и защите приемлемого для собственной культуры проекта социалистического развития. При этом использование многих институтов и социальных технологий, созданных в странах капитализма, не меняет дела. Речь идет о двух разных видах “социокультурного генотипа”, так что переход “социализм-капитализм” не есть плавный процесс, это глубокая мутация.
Пока что не наблюдалось и обратной мутации, перехода “капитализм-социализм”, хотя во многих капиталистических странах социал-демократические режимы с успехом восприняли многие институты и технологии социализма... Возникла целая категория обществ, подобных гермафродитам – по их “вторичным” признакам нельзя определить, являются ли они в сущности капиталистическими или представляют собой разновидность социализма.
Чтобы не впадать в бесплодную дискуссию о понятиях, ограничим предмет. Поскольку, как мы полагаем, “перескочить” в капитализм России не удастся, несмотря на применение калечащих методов искусственной мутации, мы будем говорить именно о социализме в странах, избежавших ” кавдинских ущелий” капитализма в тот период, когда развитие автохтонного капитализма было еще возможно.
Тем не менее, и в тезисе Маркса, и в критике советского строя марксистами (например, Троцким) и идеологами перестройки и реформы (“демократами”) есть важное рациональное зерно. Общество, не “хлебнувшее” достаточную порцию капитализма и не освоившее некоторых буржуазных ценностей, в современном мире оказывается слишком хрупким и неустойчивым. Массовое сознание в таком обществе слишком “пралогично”, и государство не имеет поддержки не только глубоко эшелонированного гражданского общества, но и всеохватывающего стабилизирующего фактора в виде рационально осознаваемых и рассчитываемых материальных интересов. Тот подрыв культурной гегемонии государственного строя, который был легко проведен в советском обществе, был бы немыслим в обществе рационально мыслящих индивидов – даже если предположить, что все они не были объединены в ассоциации гражданского общества.
Из этого побочного тезиса вытекает, что нынешний тяжелый кризис и травмы, нанесенные реформой России, будут не напрасны, если мы сумеем из этого ядовитого “глотка капитализма” впитать и встроить в свой культурный генетический аппарат все фрагменты информации, необходимой для жизни в современном динамичном мире.
Крестьянский (“архаический”) общинный коммунизм, послуживший культурной матрицей советского строя, блокировал освоение нашими людьми многих интеллектуальных технологий, которыми владеет средний индивид западного общества. Функции освоения и использования таких технологий были переданы советскими людьми наверх – “начальству”. В известном смысле большинство советских людей действительно были иждивенцами. Они были готовы самоотверженно трудиться, выполняя привычную или приятную для них работу, но целый ряд гражданских функций они возложили на сословие начальников, полагая, что те порадеют и о трудящихся позаботятся. Из таких функций упомяну обязанность блюсти свой интерес и бороться против всяких изменений жизнеустройства, ведущих к ущемлению этого интереса. Умение считать и блюсти свой интерес – типично буржуазная ценность. Россия ее освоить не успела, но шанс наверстать упущенное нам дан сегодня.
Понятно, что общество, образованное такими гражданами, очень уязвимо. Как только исчезает очевидный для всех сплачивающий общество “вызов” (в виде внешней угрозы, необходимости форсированного развития и т.п.), у граждан начинает закрадываться подозрение, что начальники радеют недостаточно. Или, что еще хуже, слишком радеют о себе. Оснований для таких подозрений всегда достаточно, да их еще можно и преувеличить в массовом сознании. Такой скрытый конфликт развивается по механизму самоускорения, и вскоре дает уже и сословию начальников оправдание для разрыва с обидевшими его своими подозрениями “баранами”. Такое квази-сословное общество в условиях городской индустриальной культуры выжить не может. Даже в деревне начала века, при наличии прямой общинной демократии и всевидящего “мира” напряженность между массой трудящихся и “верхами” достигла красной черты.
Второе свойство “избыточно общинного” общества и избыточно патерналистского государства – быстрая инфантилизация общественного сознания в благополучный период жизни. Люди отучаются ценить блага, созданные усилиями предыдущих поколений, рассматривают эти блага как неуничтожаемые, “данные свыше”. Общество утрачивает собственную политическую волю, необходимую для стабилизации общественных отношений, оно подчиняется правящей в государстве клике как капризный ребенок умелым родителям. В то же время, относясь к государству как капризный ребенок к родителям, граждане наращивают свои претензии к государству. По мере расхождения этих претензий с реальностью, широкие слои граждан начинают культивировать неадекватные обиды и недовольство, облегчающие подрыв легитимности государства.
Инфантильное общественное сознание создает очень неблагоприятные условия для развития и господства правового сознания, свойственного зрелой ответственной личности. Как только государство, выходя из мобилизационного состояния, становится более терпимым и либеральным, начинается быстрая криминализация установок и поведения значительной части общества. Если на этот процесс накладывается тяжелый экономический кризис, вовлечение граждан (особенно молодежи) в преступную деятельность становится массовым и морально почти оправданным. Криминальный уклад начинает воспроизводиться и расти, как раковая опухоль, затрудняя воспроизводство способного к здоровому развитию общества.
Эти слабые места советского социализма, через которые в общество проникали болезни, мы имели возможность изучить почти в экспериментальном режиме за последнее десятилетие. Размышляя о восстановлении социалистического жизнеустройства в России на той же, идущей от общинного коммунизма, траектории, мы должны включить преодоление этих сла-бостей в число важных задач.
