Фрейд — врач: изучение истерии

Истерия. Наиболее частым «невротическим» нарушением во времена Фрейда была истерия. Этот древний диагноз восходил к античности; hyster по-гречески означает «матка», и долгое время думали, что только женщины могут быть истеричными, поскольку только у женщин есть матка. Признаки и симптомы истерии сильно варьировались на протяжении веков. Сегодня истерия и ее нозологические последствия — реакция конверсии — встречаются редко. Задаться вопросом, почему это произошло, важно не только для понимания идей Фрейда, но и для понимания влияния психологии на общество.

В XIX в., как только началось формирование научного фундамента, в том числе психиатрии и неврологии, болезни начали связывать с лежащими в их основе патологиями. Одним из первых триумфов научной диагностики стало, например, установление связи между туберкулезом и специфической патогенной причиной: туберкулезной палочкой. Но причины многих заболеваний не удавалось проследить до органической патологии. Истерия представляла собой своего рода свалку для таких симптомов. Например, мы узнаём, что у пациентки Фрейда по имени Дора одним из истерических симптомов был устойчивый кашель. Некоторые случаи, приписываемые истерии, были почти наверняка болезнями, которые медицина XIX в. была не в состоянии распознать. Двумя возможными кандидатами выступают джексоновская эпилепсия (R. Webster, 1995) и нейросифилис (Е. Shorter, 1997). В случае джексоновской эпилепсии судорогам подвержены только маленькие участки мозга, в результате чего возникают временные патологии восприятия и двигательного контроля, а именно такие симптомы ассоциировали с истерией.

Глава 4. Психология бессознательного -J41

У человека, зараженного сифилисом, сразу же возникает несколько симптомов на гениталиях, но если лечение не производится, то спирохеты находятся в организме человека в состоянии покоя и могут много лет спустя атаковать мозг и нервную систему, вызывая серьезные психологические нарушения. Из-за длительного латентного периода между моментом заражения и появлением психологических симптомов их объединение и диагностирование нейросифилиса представлялось весьма затруднительным, и многих таких пациентов называли «истеричными».

В чем бы ни состояли глубинные причины заболевания истерией, врачи XIX в. рассматривали истерию как физическое заболевание неясного происхождения. До появления научной медицины истерию рассматривали как нравственный упадок, слабость воли или одержимость злыми духами. Уильям Джеймс, который сам страдал от «нервных» болезней, выступая перед лицом просвещенной медицинской публики и многострадальных пациентов на Лоуэлловских лекциях 1896 г. сказал: «Бедные истерички! Вначале с ними обращались как с жертвами сексуальных проблем... затем моральной извращенности и лживости... потом воображения... О болезни не думали никогда» (цит. по: G. E. Myers, 1986, р. 5). По иронии судьбы, в том же самом 1896 г. Фрейд делал доклад об истерии в Обществе психиатрии и неврологии и впервые огласил свое мнение о том, что истерия имеет психологическую, а именно сексуальную, этиологию. Возглавлял заседание величайший специалист по сексуальной психопатологии тех дней, Ричард фон Краффт-Эбинг (1840-1902), назвавший этот доклад «научной сказкой». У. Джеймс, Ричард фон Краффт-Эбинг и другие представители медицинского истеблишмента (Фрейд называл их ослами) считали строгий медицинский взгляд на истерию величайшим достижением (F.J. Sulloway, 1979).

К несчастью для пациентов, физическая этиология истерии предписывала физическое лечение, вне зависимости от того, насколько загадочным было заболевание. Основным методом лечения была «электротерапия», а ее самой мягкой формой — фарадизация, для которой Фрейд закупил все необходимое оборудование в 1886 г. Пациентку, обнаженную или легко одетую, сажали в воду так, что ее ноги лежали на отрицательном электроде, в то время как врач дотрагивался до ее тела, с головы до ног, положительным электродом или (для «чувствительных» пациенток) «электрической рукой». Сеансы лечения продолжались от 10-20 минут и многократно повторялись. У многих пациенток наблюдались тяжелые побочные реакции от ожогов до головокружения и дефекации.

Другие методы лечения включали удушение, избиение мокрыми полотенцами, насмешки, ледяной душ, введение трубок в прямую кишку, прижигания в области позвоночника и, наконец, в «наиболее упорных» случаях — удаление яичников и прижигание клитора. Подобное лечение легко принять за дурное обращение с женщинами со стороны обладающих властью мужчин, но следует отметить, что лечение некоторых мужских заболеваний было таким же и включало в себя, например, прижигание гениталий (Н. S. Decker, 1991). Следует помнить, что научная медицина в то время только возникла. Врачи отказывались от античных теорий о болезнях, но сами находились лишь на первых стадиях создания чего-то лучшего, чем зародышевая теория. Однако они сталкивались со страдающими пациентами и пытались сделать все возможное для их лечения. Существует

-| 42 Часть II. Основание психологии

определенная параллель между психиатрическим лечением в XIX столетии и лечением рака в XX. Рак — ужасная болезнь, которая только сейчас начинает раскрывать свои секреты, и врачи были вынуждены подвергать своих пациентов болезненной химиотерапии, радиотерапии и хирургии, даже если подобное лечение давало мало надежды на исцеление. В то время определенная привлекательность психоанализа была обусловлена тем, что он предлагал альтернативу медицинской терапии. Гораздо лучше лежать на кушетке и испытывать шок, открывая собственные сексуальные секреты, чем подвергаться электрошоку!

Важные перемены в отношении к истерии начались с работ Жана-Мартена Шарко во Франции. В 1885-1886 гг. Фрейд прошел обучение у Шарко и привез его идеи в Вену. Хотя Шарко продолжал считать, что в основе истерии лежит наследственный органический фактор, он также высказывал предположения о важности психологического источника этого заболевания. Шарко предпринял исследование целого класса травматических нарушений, известных под названием «спина железнодорожника» (1873/1976). Промышленные рабочие, главным образом, железнодорожники (отсюда и название) испытывали психологические и неврологические симптомы, которые могли, вероятно, быть вызваны такими происшествиями на рабочем месте, как падение. Шарко утверждал, что многие подобные случаи были не столько медицинского, сколько психологического происхождения:

Многие из этих нервных случаев, известных под названием «спина железнодорожника»... вне зависимости от того, появляются ли они у мужчин или женщин, представляют собой просто проявление истерии... Именно истерия лежит в основе всех этих нервных заболеваний... Собственно говоря, они представляют собой последствие физического нервного шока, проистекающего из несчастного случая; более того, часто они развиваются не сразу же после происшествия, а спустя какое-то время (р. 98).

Далее Шарко утверждал, что, несмотря на факт удара по голове или другой контузии, патология, лежащая в основе истерии, таится не в физическом повреждении мозга, а в «динамическом», или психическом, повреждении (р. 99). Здесь кроется причина теории замедленного действия истерии Фрейда, которую мы обсуждали ранее в связи с «Проектом».

При более внимательном изучении работы Шарко мы находим еще одно измерение истерии, а именно то, что она была исторически сконструированным заболеванием. Шарко верил, что истерия представляет собой общую болезнь, в основе которой лежит единственная патология (травматической шок наследственно слабой нервной системы) и уникальный набор определяющих систем. Его модель соответствовала возникавшей тогда медицине, где кластеры специфических симптомов связывали со специфическими патогенами, как в уже упомянутом случае туберкулеза. Таким образом, Шарко высказывал предположение, согласно которому истерия, подобно туберкулезу, была заболеванием, существующим независимо от медицины и ожидающим своего научного описания и лечения. На рис. 4.1 воспроизведена картина с изображением того, как Шарко демонстрирует своим ученикам, к которым принадлежал и Фрейд, один из диагностических признаков истерии — arc du cercle. Под гипнозом пациентка способна сильно изогнуть спину, что, по мнению Шарко, служит симптомом заболевания.

Глава 4. Психология бессознательного 143

Рис. 4.1. «Клиническая лекция в больнице Сальпетриер» На этой картине показан Ж. М. Шарю, демонстрирующий случай так называемой «большой истерии» другим врачам. Эта картина - символ тех сложностей, с которыми сталкивается психология и как естественная наука, и как прикладная профессия, помогающая людям. Шарко верил, что истерия - это настоящая болезнь, отмеченная определенными симптомами. Но сейчас историки полагают, что истерия представляла собой социально сконструированный паттерн поведения, а не природную болезнь, открытую психологией. На этой картине пациентка Шарко готова продемонстрировать один из симптомов, приписываемых истерии, arc du cercle. Тем не менее arc du cercle - не симптом, а заученное поведение. Посмотрите на рисунок слева, над головами зрителей. Там изображен «симптом», который пациентка Шарко собирается имитировать. Она видит симптомы, которые ей полагается иметь, и они, в свою очередь, укрепляют веру врача в реальность заболевания, которое они изобрели! Психологи предполагают (с этим был согласен и сам Шарко), что предметы исследования психологии - разум и поведение, не зависят от теорий о них. «Клиническая лекция в больнице Сальпетриер» служит живым напоминанием о том, что психология может создавать «реальность», которую исследует, и изобретать новые «болезни».

Эта картина — символ тех трудностей, которые сопровождали превращение психологии в естественную науку, и того реального воздействия, которое психологические идеи могут оказывать на обычных людей. Сейчас многие историки полагают, что истерия как заболевание не существовала до тех пор, пока не была открыта медициной; она представляла собой социальную роль, предписанную медициной и взятую на себя внушаемыми пациентками как способ найти смысл в своей жизни. В истории психологии, как мы знаем, истерия связана с гипнотизмом. Шарко, наряду с французскими психологами, верил, что гипнотический транс — особое состояние сознания, вызванное изменениями в нервной системе под действием гипноза. Эта вера была окончательно разбита доводами школы гипноза в Нанси, которая считала гипноз всего лишь повышенной внушаемостью. Таким образом, явления при гипнозе были такими, какими хотел их видеть сам гипнотизер и ожидал увидеть субъект внушения (N. Spanos, 1996). Аналогично, симптомы истерии были такими, какими их описывали врачи в учебниках по диагностике, и такими, какими их ожидали пациенты, согласившиеся с поставленным диагно-

144 Часть II. Основание психологии

зом истерии. Пациентка на руках Шарко хорошо видит на стене слева картину, изображающую arc du settle, и знает, чего от нее ждут. Ни в основе гипноза, ни в основе истерии нет никакого особого психического или, тем более, неврологического состояния.

История истерии дает нам главный урок, который необходимо усвоить из истории психологии. Наука — это взгляд ниоткуда (глава 1), который открывает и описывает мир независимо от человеческих желаний, надежд и мыслей. Психологическая наука — это поиск открытий человеческой природы, но человеческая природа, даже человеческая психология, не существует абсолютно независимо от человеческого общества. В средние века экзорцисты искренне верили в реальность демонов, и их церемонии, книги и вопросы заставляли некоторых людей считать себя одержимыми дьяволом, вследствие чего они поступали так, как следовало поступать одержимым. Ожидания порождали реальность, которая подтверждала ожидания. В XIX в. такие психиатры, как Шарко, считали истерию настоящей болезнью, и их диагнозы и лекции приводили к тому, что некоторые люди начинали считать себя истеричными и научились вести себя соответствующим образом. Ожидания создали реальность, которая, в свою очередь, подтвердила ожидания. Мы никогда не должны забывать, что те или иные суждения психологов о природе человека способны создавать культурные нормы, согласно которым люди невольно действуют, подтверждая как научный факт то, что на самом деле является артефактом теории, изобретенной психологами. В отличие от физики или химии, психология может создавать свою собственную реальность и ошибочно принимать ее за истину.

Идеи Шарко относительно истерии создали особые затруднения для Фрейда. Мы уже видели, что теория Фрейда о замедленном действии психологической травмы представляла собой версию теории Шарко об этиологии истерии. Но предположение Шарко о том, что истерия — реально существующая болезнь, соответствующее глубокой преданности Фрейда механистической концепции детерминизма, проистекающей из новой рефлекторной теории головного мозга, вызвала у последнего дальнейшие трудности в связи с лечением истерии и более общими вопросами разума. Мы снова можем прибегнуть к полезному сравнению с туберкулезом (М. Мас-millan, 1997). Незадолго до этого было показано, что туберкулез — единое заболевание, вызываемое единственным патогенным возбудителем — туберкулезной палочкой. Фрейд, вслед за Шарко, высказал аналогичное предположение о том, что истерия — заболевание, также вызываемое единственной причиной. Мы увидим, как он фанатично искал единственный «исток Нила», единственную причину истерии. Он переменил свое мнение относительно того, что является ее причиной, но никогда не сомневался в том, что существует точное соответствие между набором симптомов истерии и единственной причиной, лежащей в их основе. Влекомый научным честолюбием, он не примет во внимание то, что определенный опыт порой становится причиной страданий у некоторых людей и что облегчение подобных страданий стоящее, и даже благородное, предприятие. Вместо этого он силой уложит своих пациентов на прокрустову кушетку однонаправленных теорий о происхождении и лечении неврозов, повторяя ошибку Шарко (М. Macmillan, 1997).

Изучение истерии. После возвращения из Парижа и обучения у Шарко Фрейд сотрудничал со своим венским наставником, Йозефом Брёйером (1842-1925), по

Глава 4. Психология бессознательного 145

вопросам исследования гипноза и истерии. Кульминацией этой работы стала первая книга Фрейда «Исследование истерии» (1895). Й. Брёйер был выдающимся врачом и физиологом. В 1880 г. он, впервые вылечил пациента, история болезни которого открывает историю психоаналитической терапии. Пациентка Берта фон Паппенгейм, названная в «Исследовании истерии» Фрейда Анной О., была молодой женщиной из среднего класса, которой приходилось ухаживать за больным отцом. Она стала жертвой истерии, проявлявшейся, главным образом, в небольших параличах и трудностях с речью и слухом. Леча ее в течение некоторого времени, Брёйер обнаружил, что у нее происходит некоторое облегчение симптомов, когда она впадает в самогипноз и говорит о них, открывая забытые события, послужившие причиной симптомов. Например, ее неспособность пить воду из стакана была прослежена до того события, когда она увидела собаку, лакающую воду из стакана, и, когда она открыла это воспоминание, она немедленно снова начала пить из стакана. Несмотря на продолжающееся лечение, Анна О. не продемонстрировала дальнейшего улучшения, и, в конце концов, ее пришлось госпитализировать. Утверждение Фрейда о том, что она поправилась, сделанное в «Исследовании истерии», ложно. Кроме того, вопреки существующей психоаналитической легенде, у нее не было истерической беременности, в которой обвинялся Брёйер. ■

В каком-то смысле Анна изобрела психотерапию, поскольку ее случай был одним из описанных в XIX в., когда истеричные пациентки руководили врачами при своем лечении (М. Macmillan, 1997). Что касается Анны, то она сама назначала расписание терапии, погружала себя в гипноз и стремительно вела себя к причинам своих симптомов; эту процедуру она называла лечением посредством разговора. Она была умной и волевой женщиной и продолжила свою важную и успешную карьеру основательницы социальной работы в Германии. Несмотря на то что она присутствовала при создании психоанализа, у нее никогда не находилось для него добрых слов.

Фрейд не участвовал в лечении Анны О., но предложил Брёйеру использовать ее случай для украшения теории о причинах и лечении истерии. Случай Анны О. привели в порядок, и Фрейд предоставил остальные истории болезни, которые, вместе с теоретической главой, и составили работу «Исследование истерии». Фрейд и Брёйер представляли свою книгу как расширение «концепции травматической истерии Шарко на истерию вообще. Симптомы истерии... связаны иногда в явной, иногда в замаскированной символической форме с определенной физической травмой» (цит. по: Н. F. Ellenberger, 1970, р. 486). В теоретической главе авторы утверждали, что истерички заболевали, потому что «страдали от воспоминаний», т. е. испытывали эмоциональную травму, которая была подавлена. Вместо того чтобы работать через негативные эмоции, возникающие при событии, аффект «подвергается странгуляции» — подавляется наряду с самой памятью, но сохраняется в бессознательном и проявляется как симптом. В состоянии гипноза опыт полностью оживает: странгуляция эмоциональной реакции прекращается (аффект «разряжается»), и симптом, связанный с событием, исчезает. Г. Ф. Элленбергер (Н. F. Ellenberger, 1970) и М. Макмиллан (М. Macmillan, 1997) указывают, что в случае Анны О. никогда не происходило отреагирования, описанного в книге. Брёйер пересмотрел клинические заметки, показав, что Анна получила облегчение просто вспоминая события, а не переживая их заново.

146 Часть II. Основание психологии

Вскоре Фрейд обнаружил, что гипноз был не единственным способом высвободить бессознательные желания и идеи. Пациенты могли медленно проникать в свое бессознательное во время сеансов свободного рассказа, руководствуясь интерпретациями терапевта. В 1896 г. Фрейд впервые использовал термин «психоанализ» для описания своей новой, негипнотической техники (F. J. Sulloway, 1979). «Исследование истерии» знаменовало переход Фрейда от строго физиологического взгляда на разум и психопатологию, высказанного в «Проекте», к так называемой чистой психологии или психоанализу.

В том же году наметились расхождения во взглядах Фрейда и Брёйера. Ученый Брёйер был слишком осторожен для конкистадора Фрейда. В письме к В. Флиссу от 1 марта 1896 г. Фрейд признавался:

По его [Брёйера] мнению, я должен каждый день спрашивать себя, не страдаю ли я от нравственного безумия или научной паранойи. Хотя я считаю себя более чем нормальным. Я уверен, он никогда не простит мне того, что в «Исследовании» я заставил его выбрать одно предположение из трех и сделать преждевременные обобщения, к которым он питал отвращение... Испытываем ли мы сейчас по отношению друг к другу одинаковые чувства? (S. Freud, 1985, р. 175).

Брёйер, в свою очередь, говорил: «Фрейд — это человек абсолютных и исключительных формулировок; эта психическая потребность ведет, на мой взгляд, к чрезмерным обобщениям» (цит. по: F. Crews, 1986). Брёйер был первым из нескольких друзей-сотрудников, которых Фрейд сначала использовал, а затем отшвыривал. Годы спустя, когда Брёйер, уже старик, ковылял по улице, поддерживаемый дочерью, он встретил Фрейда. Брёйер протянул руку для приветствия, но Фрейд торопливо прошел мимо, не узнав его (P. Roazen, 1974). Еще более горький разрыв ожидал Вильгельма Флисса.

Ошибка с совращением и создание психоанализа Важность эпизода «ошибка с совращением»

Фрейд призывал искать корень неврозов не просто в сексуальности, а в детской сексуальности. Многие современники Фрейда и так находили акцент на сексуальности шокирующим; тем более их шокировал его постулат о детской сексуальности. Признание существования сексуальных чувств в детстве было центральным в психоаналитической стратегии объяснения человеческого поведения. Без детских сексуальных влечений не было бы эдипова комплекса, счастливое или несчастливое разрешение которого таит в себе ключ к дальнейшему нормальному состоянию или неврозу. Детская сексуальность и эдипов комплекс также являются решающими для всей идеи психологии подсознательного. Фрейд полностью поместил причины неврозов и, соответственно, счастья в разум своих пациентов. Он говорил, что их личные обстоятельства не были окончательной причиной проблем страдальцев; ею были чувства, которые они испытывали, будучи детьми. Следовательно, терапия заключалась в приведении в соответствие внутренней жизни пациента, а не в изменении обстоятельств его или ее жизни. Здоровье придет тогда, когда будут разрешены трудности, стоявшие перед пациентом в возрасте 5 лет, а не те проблемы, с которыми он сталкивается сегодня.

Центральный эпизод в истории психоанализа — отказ Фрейда от теории совращения. Первоначально он считал, что истерию вызывает совращение, имевшее

Глава 4. Психология бессознательного

место в детском возрасте, но затем на смену этой теории пришла идея эдипова комплекса. Оглядываясь на историю психоанализа, Фрейд (S. Freud, 1925) говорил о смешном раннем эпизоде, когда все пациентки рассказывали ему, что были совращены собственными отцами. Он заявлял, что очень скоро понял, что эти истории не могли быть правдой. На самом деле совращение не имело места, но отражало бессознательные фантазии о наличии сексуальных отношений с родителем противоположного пола¹. Эти фантазии, согласно психоаналитической теории, составляли ядро эдипова комплекса, сурового испытания личности.

В последние годы, особенно после публикации полных и неисправленных писем Фрейда В. Флиссу, ошибка с совращением заняла центральное место в теоретическом наследии Фрейда, а последовавшие споры, вызванные ею, подлили масла в огонь, но не пролили света. Сначала я изложу ошибку с совращением так, как о ней говорится в письмах, написанных Фрейдом В. Флиссу; позже Фрейд пытался уничтожить эти письма (P. Ferris, 1998). Затем я обращусь к идеям современных критиков относительно того, как и почему Фрейд совершил эту ошибку с совращением, и покажу, что Фрейд в своих более поздних воспоминаниях представил данное событие в ложном свете. Для начала очень важно отметить, что сами основы психоанализа находятся в опасности. Анна Фрейд, дочь и преданная последовательница, писала Джефри Массону, противоречивому критику эпизода с развращением:

Поддерживать теорию совращения означало бы отказаться от эдипова комплекса, а вместе с ним и вообще от важности фантазий, сознательных и бессознательных. Я думаю, что в таком случае от психоанализа ничего бы не осталось (цит. по: J. Masson, 1984а, р. 59).

Любопытный эпизод «ошибка с совращением»

Психоаналитическая легенда: героический самоанализ Фрейда. В процессе написания «Проекта» Фрейда в равной степени волновали явные успехи в изучении причин и лечения истерии. В письме к В. Флиссу от 15 октября 1895 г. он спрашивал: «Я открыл тебе великую клиническую тайну?.. Истерия — это следствие до-сексуального сексуального шока... Этот шок... позднее трансформируется в упреки самому себе... спрятанные в бессознательном... и эффективные только как воспоминания» (S. Freud, 1985, р. 144). Спустя пять дней Фрейд восклицал: «На меня обрушились новые подтверждения, касающиеся моей теории неврозов. Все это действительно так» (р. 147). Тридцать первого октября он рассказывает В. Флиссу: «Я сочинил три лекции об истерии, в которых был крайне опрометчив. Сейчас я склоняюсь к тому, что был самонадеянным» (р. 148).

Итак, в апреле 1896 г. Фрейд принес статью, которую Краффт-Эбинг назвал «научной сказкой», в которой содержалась его теория развращения, объясняющая истерию. Как мы увидели, в «Исследовании истерии» Фрейд и Й. Брёйер высказали предположение о том, что зерно каждого истерического симптома — подавленное травматическое событие. Сейчас, на основании психоаналитических вос-

¹ Когда Фрейд писал phantasie, он подразумевал психические фантазии, возникающие бессознательно; fantasy относится к обычным сознательным фантазиям. Таким образом, когда он говорил о том, что у детей есть phantasies относительно секса с родителями в эдипальном периоде, он подразумевал, что эти дети сознательно никогда не имеют таких желаний или мыслей.

148 Часть II. Основание психологии

поминаний своих пациентов, Фрейд провозглашал, что ядром истерии является одно и то же травматическое событие: совращение невинных детей их отцами. Здесь мы видим преданность Фрейда желанию выявить единственную причину заболевания истерией. Краффт-Эбинг и другие «ослы» медицинского истеблишмента освистали эту теорию как возврат к донаучным представлениям об истерии, от которых они так упорно старались освободиться.

Тем не менее энтузиазм Фрейда относительно теории совращения рассыпался в прах. В письме к своему другу В. Флиссу от 21 сентября 1897 г Фрейд признавался, что, видимо, теория совращения оказывается сказкой: «Я хочу по большому секрету сообщить тебе то, что стало мне ясно в последние несколько месяцев. Я больше не верю в мою теорию неврозов». Истории о совращении, поведанные его пациентками, оказались неправдой; их никто не совращал. Фрейд указал четыре причины для отказа от теории совращения:

Первой причиной была терапевтическая неудача: «отсутствие полного успеха, на который я рассчитывал». Веря, что только правильная теория разума способна излечить психопатологию, Фрейд был готов отказаться от теории совращения, поскольку она не излечивала пациентов.

Второй причиной стало «обнаружение удивительного факта: в извращенности можно обвинить всех отцов, включая моего собственного [в издании переписки Фрейда и Флисса 1950 г. последние слова опущены], но, конечно, столь широкая распространенность извращений не так уж вероятна». Истерия была обычным заболеванием, а если ее единственная причина — сексуальное насилие над ребенком, то из этого неизбежно следовало, что подобные сексуальные злоупотребления распространены очень широко, что Фрейд считал маловероятным. Более того, он знал о случаях сексуального насилия над детьми, которые впоследствии не стали истеричными, что исключало однозначное соответствие болезни этой единственной причине.

В-третьих, существовало «своего рода интуитивное убеждение по поводу того, что бессознательное не отличает реальность, поэтому никто не в состоянии разграничить правду и [эмоционально достоверный] вымысел...» В этом утверждении Фрейд делает шаги по направлению к концепции эдипова комплекса. Просто бессознательное ошибочно принимает сексуальные фантазии детства за реальные события и пациент рассказывает о них терапевту как о совращении, которое на самом деле имело место.

Наконец, в-четвертых, подобные истории не обнаруживаются в состоянии бреда (delirium), когда рушится вся психическая защита. Фрейд верил, что в состоянии помешательства исчезает репрессивная защита от неприятных желаний и воспоминаний. Таким образом, если бы людей часто совращали в детстве, то психотические пациенты, не боящиеся своих воспоминаний, непременно обнаружили бы их.

Фрейд был потрясен, но не считал, что потерпел поражение. Он писал: «Эти сомнения — лишь эпизод, который поможет дальнейшему проникновению вглубь... Несмотря на все это, я в очень хорошем настроении» (S. Freud, 1985, р. 264-266).

В этот момент самоанализ Фрейда сыграет свою драматическую роль в истории психоанализа. В письме к Флиссу от 3 октября 1897 г. Фрейд сообщает о решающем открытии: обнаружении своей собственной детской сексуальности. Он заявляет, что вспомнил о событии, которое произошло во время путешествия на поезде, когда ему было 2,5 года: «Мое либидо по отношению к matrem пробудилось... нам предстояло провести ночь рядом, и я рассчитывал увидеть ее nudam» (S. Freud, 1985, p. 268).

Глава 4. Психология бессознательного 149

Пятнадцатого октября Фрейд заявляет: «Мой самоанализ — самое существенное, чем я сегодня располагаю, и он приобретет еще большее значение, если будет доведен до конца» (р. 270). Затем он объявил свой опыт универсальным. Фрейд утверждал, будто обнаружил, что был влюблен в собственную мать и ревновал к собственному отцу. Он писал: «Теперь я считаю это универсальным событием раннего детства» (р. 272). Здесь его вера совершает гигантский скачок от единственного реконструированного воспоминания к провозглашению научной универсальности!

Сейчас, делает вывод Фрейд, мы можем понять величие пьес «Царь Эдип» и «Гамлет». В письме к В. Флиссу он высказывает предположение о том, что истории о совращении следует воспринимать как эдипальные фантазии детства, ошибочно принимаемые за воспоминания. Такое решение позволило Фрейду сохранить свою драгоценную точку зрения на невроз как на бессознательно пробудившееся событие детства. Согласно старой теории, эти события были реальным совращением в детстве; в новой теории — реальными сексуальными фантазиями детства.

Психоаналитическая легенда кончается тем, что Фрейд героически открыл существование детской сексуальности и эдипова комплекса, отказавшись от старой теории и построив новую на основании беспощадно честных расспросов самого себя.

Что произошло на самом деле. В мнениях историков и критиков психоанализа начало возникать взаимопонимание по поводу того, что же на самом деле произошло во время ошибочного эпизода с совращением. Похоже, что Фрейд или вынуждал своих пациентов заявлять о совращении, происшедшем с ними в детстве, или подсовывал им такие истории, и что позднее он лгал, говоря обо всем эпизоде с совращением (F. Cioffi, 1972,1974,1984; F. Crews, 1998; A. Esterson, 1993; М. Schatzman, 1992).

Пересмотр эпизода с совращением следует начать с изучения статей об этиологии истерии, которые Краффт-Эбинг назвал научной сказкой. Психоаналитическая легенда начинается с того, что Фрейд говорил, как его пациентки рассказывали ему о совращении их собственными отцами. Однако в опубликованных отчетах Фрейда совратителями никогда не были отцы. Обычно ими оказывались другие дети, иногда взрослые (учителя или гувернантки — похоже, что пациенты-мужчины Фрейда также подвергались совращению), а в некоторых случаях неустановленные взрослые родственники, но никогда — родители. Либо Фрейд неправильно описал эти данные своим коллегам-психиатрам, либо историй об эдиповых фантазиях вообще не было. Еще серьезнее выглядит вероятность того, что пациенты Фрейда вообще никогда не рассказывали ему никаких историй¹.

Критики Фрейда продемонстрировали, что с самого начала своей карьеры он верил в сексуальные причины невротических заболеваний, и мы уже увидели, что

¹ Наиболее широко публикуемым критиком Фрейда является Джефри Массой (см. библиографию и ссылки), который утверждает, что тот открыл сексуальное насилие по отношению к детям, только чтобы без труда обойти его, приговаривая детей, подвергшихся этому насилию, к молчанию, навязанному психиатрией. Теорию Массона можно легко опустить, поскольку она покоится на ныне дискредитированном предположении, будто на самом деле Фрейду сообщали о сексуальном насилии над детьми со стороны родителей. Ему не рассказывали об этом, и он, по-видимому, не слышал историй о совращении из чьих-либо уст. Более того, Фрейд, подобно всем психиатрам своего времени, был хорошо осведомлен, что дети подвергаются совращению. Вопрос для него заключался не в том, подвергаются ли дети совращению, поскольку это, как он знал, было фактом, а в том, является ли подобное совращение причиной истерии (F. Cioffi, 1984).

150 Часть II. Основание психологии

он разделял убежденность Ж. М. Шарко в травматической теории истерии. Ошибка с совращением явилась результатом комбинации этих убеждений с агрессивными терапевтическими техниками Фрейда. Хотя психоанализ в конце концов стал кратким сводом недирективной терапии, в процессе которой терапевт говорит очень мало, интерпретации используются лишь как средство мягкого понуждения пациента, реальная практика Фрейда сильно от этого отличалась. По крайней мере, во время своих первых случаев, Фрейд был склонен к даче указаний и интерпретаций, обрушивая на своих пациентов целый водопад сексуальных интерпретаций их состояния и нажимая на них до тех пор, пока они не соглашались с его взглядом на их поведение (F. Crews, 1986; Н. S. Decker, 1991; P. Rieff, 1979). Как и полагается конкистадору, Фрейд чрезвычайно верил в свою способность раскрывать секреты, спрятанные даже в подсознании пациентов: «Ни один смертный не в состоянии хранить секреты. Если молчат его губы, то говорят его пальцы; предательство сочится из всех его пор» (S. Freud, 1905b). Он писал, что, работая со своей пациенткой Дорой и открыв о ней определенные факты, не колеблясь, использовал их против нее (S. Freud, 1905b). В статье, которую он представил Венскому обществу, Фрейд говорил о необходимости «жесткого требования к пациенту подтверждать наши подозрения. Мы не должны уходить в сторону из-за отрицания на начальных этапах» (цит. по: A. Esterson, 1993, р. 17). Далее он сообщил, что, по крайней мере, однажды «силой навязал пациенту определенные сведения» (р. 18). Его пациенты, конечно, сопротивлялись. «Правда состоит в том, что эти пациенты никогда спонтанно не повторяли своих историй и никогда не приводили врачу полных воспоминаний о сценах подобного рода» (М. Schatzman, 1992, р. 34). Перед тем как покорить мир, Фрейд для начала покорил своих пациентов.

Фрейд наслаждался, заставляя своих пациентов соглашаться с тем, что он считал правдой, и любое сопротивление истолковывал как признак того, что приблизился к величайшей тайне. Итак, принимая во внимание подобную терапевтическую технику Фрейда, очевидно, что независимо от того, склонялся ли он к теории детской сексуальности или к теории о травматическом происхождении истерии, пациенты сочинили бы для него подтверждающие истории. Ф. Киоффи (F. Cioffi, 1972, 1973, 1974,1984) утверждает, что пациенты Фрейда придумывали истории о своем совращении, чтобы умилостивить своего завоевателя, которому, без всяких сомнений, было приятно находить подтверждение собственных гипотез. А. Эстерсон (A. Esterson, 1993) и М. Шацман (М. Schatzman, 1992) полагают, что он логически вывел истории о совращении и навязал их своим пациентам. В любом случае, неудивительно, что пациенты уходили от Фрейда. Киоффи, Эстерсон и Шацман утверждают, что в некоторых случаях Фрейд сознавал ложность историй о совращении, и ему пришлось объяснять, почему такое возможно, чтобы не подвергнуть сомнению статус психоанализа как научной теории. Они утверждают, что именно для этого он изобрел эдипов комплекс и детскую сексуальность. В новой формулировке допускалось, что истории с совращением, касающиеся внешней жизни пациентов в детском возрасте, могут быть ложными, но они удивительно много говорили о внутренней жизни детей, демонстрируя бессознательные эдипальные фантазии, направленные на мать или отца. Психоанализ стал доктриной, имеющей дело только с внутренней жизнью людей,

Глава 4. Психология бессознательного 1 51

а психоаналитический метод, как говорилось, раскрывает внутреннюю жизнь вплоть до самых первых дней детства. Но, сделав такой шаг, позднее Фрейд был вынужден пересмотреть или похоронить все то, во что он верил во времена эпизода с совращением. В более поздних работах он рисовал себя наивным, недирективным терапевтом, «настоятельно удерживающим свой критический дар в состоянии неопределенности» (цит. по: A. Esterson, 1993, р. 23), хотя раньше он гордился тем, как «направленно отыскивает совращение» (р. 13). Он говорил, что его ошеломило, когда пациентки одна за другой рассказывали о совращении своими отцами, тогда как в статье 1896 г. совратителями были взрослые незнакомцы, старшие мальчики, занимающиеся сексом со своими младшими сестрами, или взрослые, на чьем попечении находились дети, — но никогда отцы. Позднее он даже отрекся от проклятий, которые направлял своему собственному отцу (A. Esterson, 1993; М. Schatzman, 1992).

Ф. Дж. Саллоуэй (F. J. Sulloway, 1979) предлагает другую версию. Он считает, что психоаналитическая легенда должна была затемнить влияние, оказанное на Фрейда В. Флиссом, особенно тот факт, что Фрейд украл идею детской сексуальности у Флисса, а не почерпнул ее в самоанализе (Саллоуэй называет это «кражей Ид Флисса»). Флисс был человеком с необычными идеями, от которых Фрейд стремился отмежеваться: он верил в теорию биоритмов, основанную на 23-дневном цикле для мужчин и 28-дневном — для женщин, комбинацией которых в сложных перестановках можно объяснить такие события, как рождение и смерть. В то время Фрейд всем сердцем верил в теорию Флисса; его письма Флис-су часто содержат вычисления, касающиеся его самого, а вычисления, относящиеся к рождению Анны (под псевдонимом), были использованы в публикациях Флисса. Флисс верил, что нос играет важную роль в регуляции сексуальной жизни человека и что хирургические операции на носу могут вылечить сексуальные проблемы, например мастурбацию. Сам Фрейд по крайней мере однажды доверился ножу Флисса.

Саллоуэй утверждает, что после неудачи «Проекта» Фрейд почти полностью принял теории Флисса о сексуальности и развитии человека, хотя систематически утаивал это. По мнению Саллоуэя, именно Флисс пришел к понятию Ид, а Фрейд завладел им, не выразив никакой признательности. Влияние Флисса на Фрейда было столь велико, что его невозможно кратко обобщить; но в данном контексте самым важным представляется заимствование концепции детской сексуальности. Флисс отстаивал наличие сексуальных чувств у детей, подкрепляя это наблюдениями за собственными детьми. Более того, Флисс верил во врожденную бисексуальность людей, что было важным компонентом его теории биологических ритмов и, позднее, центральным тезисом психоаналитической теории о развитии либидо. Во время их последней личной встречи Фрейд похвастался своим открытием врожденной бисексуальной природы людей, а Флисс попытался напомнить ему, у кого эта идея возникла впервые. Но Фрейд настаивал на своем приоритете, и Флисс, боясь, что его идеи будут украдены, разорвал отношения. В своих последних письмах к Фрейду Флисс упрекал его за присвоение идеи детской сексуальности, однако Фрейд доказывал свою невиновность, и переписка прекратилась.

1| 52 Часть II. Основание психологии