Именно в патриархальной семье находится центр развития их производительных сил. Однако история Европы в этом пункте отличается от истории других континентов.
Основа производства оседлого социума, обретшего начала государственности,— это сельское хозяйство. Состав патриархальной семьи одновременно образует собой и основной корпус производителей. В этом смысле европейская семья ничем не выделяется из общего ряда, она такая же, как и на Востоке. Но эпоха возвышения Греции — это еще и эпоха становления принципиальных отличий цивилизаций Запада и Востока. Дело в том, что географические особенности Греции, в отличие от безбрежья Азии, не дают ее городам возможности экстенсивного аграрного развития. Ограниченность территории, природных ресурсов порождают серьезные демографические проблемы, в результате которых избыточное население, не находя средств к прокормлению, оказывается вынужденным искать удачи за морем, создавать свои колонии на чужих берегах.
Однако колониальная активность греков решает не одни демографические проблемы, она рождает новый тип социума и открывает новую главу всемирной истории[220]. Очень быстро обнаруживается, что вывод колоний дает возможность не только наделить землей нуждающихся. Главным призом колонизации становятся не сами земли, но их жители. Именно этот приз и открыл новые, невиданные ранее возможности развития, может быть, самый яркий его этап. Больше того, на два с лишним тысячелетия определил основной вектор движения.
Два ключевых фактора определили судьбы греческих государств в VII—V вв. до н. эры. Это снижение удельного веса долгового рабства и экспоненциальный рост общего количества невольников. Между тем долговая зависимость и собственно рабство — это две принципиально разные вещи. Долговое рабство не может стать движителем экономического роста. Мы говорили о том, что оно имеет жесткие ограничения. Поэтому, как в математике, от «перемены мест слагаемых» сумма не меняется; оттого что кто-то начинает работать на чужого домовладыку, суммарное богатство общины остается прежним. Лишь еще беднее становится собственное хозяйство, еще богаче — чужое. Основой новой экономики может стать только экзогенное рабство, так называемое «классическое рабовладение». Впервые оно формируется именно в Греции и именно в это время.
Известно, что в VI — V вв. до н. э. в Афинах владение рабами уже не было признаком какого-то особого достатка. Состоятельность начинается там, где счет рабов идет на десятки, и в это время уже не редкость мастерские, где работало по 20 — 30, иногда 50 рабов; известны случаи владения ста и более рабами. При этом практически все они — чужеземцы. «Таким образом, можно полагать, что V век был в некоторых отношениях поворотным в истории социально-экономического развития; рабство классического типа распространяется в Греции, внедрившись в первую очередь в наиболее развитых в экономическом отношении полисах, а в некоторых полисах вытесняя более архаические формы зависимости. Именно в это время происходил социально-экономический «эксперимент» всемирно-исторического значения: рабство приобретает наиболее законченную форму, становится основным способом эксплуатации чужого труда в обширном регионе, осваиваются новые методы эксплуатации рабов в сельском хозяйстве и ремесле, вырабатывается рабовладельческая идеология»[221]. В Риме число рабов нередко идет на тысячи. Так, по сообщению Плиния Старшего, некий Цецилий Исидор во время правления Августа оставил после себя по завещанию 4116 рабов.
Откуда они берутся? В исторических справочниках упоминаются 30 тыс. жителей Таранто (современная Апулия), которые были проданы в рабство в 209 г. до н. э.; 150 тыс., которые Луций Эмилий Павел, разгромив Эпир, продал в 168 г. до н. э.; более 50, 000 карфагенцев и столько же жителей Коринфа в 146 г. до н. э.; около миллиона галлов выведенных Юлием Цезарем в 58-50 гг. до н. э. из Галлии и т.д. Все это из официальных отчетов римских полководцев, добивающихся высшей государственной награды — триумфа. Казалось бы, огромные цифры. Но в действительности — капля в море: статистика триумфаторов не дает даже приблизительного представления о реальных масштабах, ибо не учитывает в десятки раз большие массы тех, кто захватывается и продается их подчиненными. Вспомним хотя бы упомянутых «Анабасисе» рабов, которые в критический час бросаются на дороге,— и это при отступлении. Что же говорить о победоносных походах? Для каждого рядового их участника и, конечно же, для их командиров такие рабы — источник дохода. Пусть все они за продаются на местных рынках за бесценок («бык стоил в лагере драхму, раб — четыре драхмы, а прочую добычу вообще ни во что не ставили и либо бросали, либо уничтожали. В самом деле, сбыть ее товарищу воин не мог — у того ведь тоже было всего вдоволь»[222]), но их много, а значит, солдаты не остаются в убытке. Местные же торговцы рабами в конечном счете перепродают их добычу в столицах.
О количественных показателях свидетельствуют косвенные данные. Так, только на одном рынке острова Делос за сутки продавалось до 10 тысяч рабов[223]. Разумеется, нельзя видеть в этих цифрах основу для расчета среднесуточных объемов продаж. Но столь же ошибочно было бы игнорировать свидетельства такого рода. Ведь для того, чтобы пиковая продажа могла достигнуть подобной величины, необходима известная инфраструктура: бараки для невольников, казармы для охраны, кухни для тех и других, лазареты, обеспечивающие «предпродажную подготовку» товара, отхожие места, места захоронений, амбары, хлева, конюшни, склады, постоялые дворы для покупателей и продавцов, развитая логистика, обеспечивающая своевременную поставку продуктов питания, фураж и т.п. Вкладывать же в его строительство не менее огромные средства никто не станет, если средний уровень продаж будет много ниже рекордных величин, поэтому, скорее всего, размеры работорговли были и в самом деле впечатляющими. (Кстати, в рабство обращают не одни греческие и римские захватчики — «варварские» народы тоже воюют друг с другом, и, поскольку военнопленные становятся товаром и начинают приносить немалый доход, тоже начинают пользоваться услугами этих рынков.) Но и Делос — это всего лишь один из промежуточных этапов на пути во все тот же Рим. И многие из них будут пополнять состав не только государственных, но и домашних рабов. Другими словами, входят в состав семей в качестве домашнего имущества, «говорящих орудий». Именно эти рабы-иностранцы становятся основной производительной силой античного полиса.
Заметим попутно, что рабы — это, как правило, мужчины. Разумеется, и противоположный пол не минует доля невольниц, но, в отличие от него, мужчину не надо кормить. Напротив, это он кормит своего господина, доставляя при этом достаточные средства и для покупки женщин. Вся экономика этого времени строится на рабском труде, и если раб — это прежде всего мужчина, она стоит на его плечах.
