Сегодня на поверхности вещей главными фигурантами семейного строительства оказываются мужчина, женщина и порождаемая ими жизнь, все прочее уходит из вида, а часто — и из научного анализа. Главными же пружинами, приводящими в движение эту триаду, предстают половой инстинкт, половое чувство. Другими словами, факторы биологического порядка. Между тем в действительности биология как была, так и остается лишь периферией той новой природной реалии, которая образуется их союзом, самый же центр тысячелетиями складывавшихся семейных ценностей продолжает ткаться из социокультурных материй.
Социализация человека позиционируется прежде всего как межпоколенная коммуникация, именно она предстает главным условием выживания и развития единого социального организма. По ее каналам передается основное — его опыт. В свою очередь, межполовая коммуникация большей частью замыкается в более узкой сфере, и здесь дефицит ее культуры не представляется остро критическим. Не случайно современное общество если и не культивирует, то отдает предпочтение лишь полярным ее формам, в которых идеал «мачо» едва ли не чужд внесексуальным запросам женщины, в свою очередь, «галантерейность» последней — таким же запросам мужчины.
Однако социальная коммуникация не сводится к межпоколенной. Точно так же и межполовая, ни коем случае не ограничивается рамками секса, и составляет ничуть не менее значимое измерение общего гольфстрима социального взаимодействия и социальной преемственности. Информация, передаваемая по каналам межполовой коммуникации, столь же важна для выживания и развития всего социума, сколь связь поколений, и дело вовсе не в том, что общение полов сопряжено главным образом с детопроизводством. Разумеется, гигиена преемственности генетического кода сохраняет свою значимость и в детопроизводстве, но, как мы видели, теперь к нему добавляется еще и код культуры. А это значит, что и генетический, и социокультурный коды начинают взаимодействовать друг с другом и, что самое важное,— влиять на свою противоположность, в результате чего регистрируемая принадлежность к биологическому полу перестает совпадать с поведенческой. Последняя становится гораздо более объемной и диверсифицированной: если биологическое содержание половой модели поведения сводится к детопроизводству, то социально-культурное нередко не имеет к нему никакого (во всяком случае непосредственного) отношения. Забегая вперед скажем, что все социальное в поведенческих моделях противоположных полов имеет свое задачей не столько порождение потомства, сколько обеспечение режима наибольшего благоприятствования развитию каждого из них. Словом, пол и гендер — не одно и то же; говоря лапидарным языком, пол остается полом и в африканской деревне, и в европейской столице, но гендер меняется радикальным образом. А это, в свою очередь, не может не сказаться на социокультурном строительстве. Как, впрочем, и на социобиологической определенности самого человеческого рода. Но именно это взаимодействие и взаимовлияние на протяжении тысячелетий ускользало из анализа; в центре культурного строительства оставалось только то, что способствовало схождению и соитию полов. Широкий же спектр фактических расхождений биологического с социокультурным, составлял не стоящую никакого внимания периферию. Уже одно это обстоятельство является парадоксом и заслуживает самого пристального рассмотрения.
Ограничимся поначалу мужчиной и женщиной и мы. Впрочем, уже с самого начала мы обнаруживаем, что свести все межполовое общение к контактам только этих двух полюсов социума невозможно.
Еще Платон в одном из своих диалогов оставил нам красивую легенду о происхождении полов и отклонений от половой идентичности. Первопредки человека,— говорит он,— изначально были вылеплены в форме шара, и у каждого было два комплекта всех свойственных человеку органов. При этом половые сочетались во всех логически возможных вариантах: мужчина-мужчина, мужчина-женщина и женщина-женщина. «Когда-то наша природа была не такой, как теперь, а совсем другой. Прежде всего, люди были трех полов, а не двух, как ныне,— мужского и женского, ибо существовал еще третий пол, который соединял в себе признаки этих обоих; сам он исчез, и от него сохранилось только имя, ставшее бранным,— андрогины, и из него видно, что они сочетали в себе вид и наименование обоих полов — мужского и женского». <…> тело у всех было округлое, спина не отличалась от груди, рук было четыре, ног столько же, сколько рук, и у каждого на круглой шее два лица, совершенно одинаковых; голова же у двух этих лиц, глядевшие в противоположные стороны, была общая, ушей имелось две пары, срамных частей две <…> Страшные своей силой и мощью, они питали великие замыслы и посягали даже на власть богов…» <…>Теперь же «…каждый из нас половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные части, и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину. Мужчины, представляющие собой одну из частей того двуполого прежде существа, которое называлось андрогином, охочи до женщин. <….> Женщины же, представляющие собой половинку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены, их больше привлекают женщины <…> Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому <…> Возмужав, они любят мальчиков, и у них нет природной склонности к деторождению и браку; к тому и другому их принуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бы сожительством друг с другом без жен. Питая всегда пристрастие к родственному, такой человек непременно становится любителем юношей и другом влюбленных в него»[177].
Уже по Платону, мужчина (и тот, который составляет лишь половину прежнего, и тот который является частью прошлого андрогина) отличается от женщины (и половинки прежней, и части того же обоеполого существа) не только анатомией, но и всем поведением, равно как и всей системой мотивацией своей деятельности.
В какой-то мере, разделенное единство двух человеческих природ находит свое подтверждение и в современных представлениях. Как пишет И.С. Кон, во-первых, мужчины и женщины одновременно «обладают разными степенями маскулинности и фемининности»; во-вторых «мужские и женские свойства многогранны и многомерны. «Мужское» телосложение может сочетаться с «женскими» интересами и чувствами, и наоборот, причем многое зависит от ситуации и сферы деятельности»; наконец, в-третьих «это может зависеть не от биологии, а от среды и воспитания»[178].
Не случайно «Происходящие на наших глазах изменения в социальном положении женщин и мужчин подорвали многие привычные стереотипы, побуждая рассматривать эти различия и вариации не как патологические извращения (перверсии) или нежелательные отклонения (девиации) от подразумеваемой нормы, а как нормальные, естественные и даже необходимые.[179] Таким образом, сегодняшние представления о диморфизме человека уже не исчерпываются бинарными категориями биологического пола, рядом с ними встает понятие гендера.
Пол и гендер. Что единит их, что отличает? Самые поверхностные из возможных определений сводят одно к различиям детородных органов, другое — к социально детерминированным ролям, зависящим не от биологических отличий, а от организации социума. «Однако, если определять половую принадлежность по строению гениталий <…>, то можно говорить о пяти полах: 1) обладатели женских гениталий — женщины, 2) обладатели мужских гениталий — мужчины, 3) обладатели смешанных гениталий — гермафродиты (гермы), 4) обладатели преимущественно женских, но с мужскими элементами, гениталий — фемининные псевдогермафродиты (фермы) и 5) обладатели преимущественно мужских, но с женскими элементами, гениталий — маскулинные псевдогермафродиты (мермы)»[180]. Точно так же, если описывать гендерную определенность в терминах социальных ролей и ролевых ожиданий, производных от сложившейся системы разделения труда между носителями половых отличий, то и здесь мы получим лишь первое приближение к истине. Она, в свою очередь, не сможет быть описана в рамках жесткой бинарной схемы.
Впрочем, вопрос осложняется еще и тем, что не первичные половые признаки определяют гендерное поведение человека и не вторичные позволяют относить его к тому или иному гендеру. В сущности, только в XX веке было установлено, что внешние признаки пола далеко не исчерпывают все различия между мужчиной и женщиной, более того, не они одни определяют их. Обнаружилось, что, помимо них, огромную роль играют социопсихические и социокультурные факторы, что формируемый ими реальный тип полового поведения может расходиться с чисто биологической данностью и с социальными ожиданиями. В результате даже биологический пол человека предстал в виде сложной многоуровневой системы, основные элементы и характеристики которой формируются разновременно, на разных стадиях онтогенетического развития под влиянием разных же факторов. И если долгое время его описание довольствовалось двумя уровнями, связанными с первичными и вторичными отличиями, то сейчас перед нами встали контуры совершенно новой реальности, проявления которой иногда определяются как третичные признаки пола.
Начнем с того, что первоначально зародыш бипотенциален, другими словами, его развитие может пойти как по мужскому, так и по женскому типу. При этом на всех стадиях формирования будущего организма, если нет каких-то дополнительных сигналов, половая дифференциация автоматически идет по женскому типу, становление же мужского требует включения неких дополнительных механизмов, подавляющих активность противоположного начала. Так, свойственный только мужским клеткам Н-Y антиген, делает их несовместимыми с «женской» иммунной системой, и программирует превращение зачаточных гонад мужского плода в семенники; если этого не происходит, зачаточные гонады женского плода превращаются в яичники. Формируемое отличие определяет так называемый гаметный пол, оно появляется на седьмой неделе жизни зародыша, в это время его клетки (клетки Лейдига) начинают производить мужские половые гормоны (андрогены). В свою очередь, под их влиянием происходит формирование соответствующих, мужских или женских, внутренних репродуктивных органов (внутренний морфологический пол) и наружных гениталий (внешний морфологический пол). Однако этим дело не заканчивается, необходимо еще и формирование половых различий в определенных отделах головного мозга, ведь именно им придется регулировать поведенческий тип.
После рождения ребенка включаются в действие новые — теперь уже не биологические, а социальные и культурные факторы. Социум на основании генитальной внешности присваивает новорожденному так называемый гражданский (по-другому, паспортный или акушерский) пол, и в соответствии с ним начинает воспитывать в том или ином духе. Другими словами, прививать предписанные его полу поведенческие нормы. При этом необходимо подчеркнуть: последние проявляются не только в межполовой коммуникации, поскольку выходят далеко за пределы всего того, что связано даже с самым широким представлением о взаимоотношениях полов. Они проявляются решительно повсюду, то есть не только в тех особых формах деятельности, которые требуют сопряженных с полом анатомической и психической специфики организма.
Гендерными отличиями пронизаны едва ли не все, даже «нейтральные», микроповеденческие структуры, свойственные как одному, так и другому полу. Вот, широко известный пример из «Приключений Гекльберри Финна», мимо которых не прошло, наверное, ни одно детство: «…не показывайся женщинам в этом ситцевом старье. Девочка у тебя получается плохо, но мужчин ты, пожалуй сумеешь провести. Господь с тобой, сынок, разве так вдевают нитку в иголку? Ты держишь нитку неподвижно и насаживаешь на нее иголку, а надо иголку держать неподвижно и совать в нее нитку. Женщины всегда так и делают, а мужчины — всегда наоборот. А когда швыряешь палкой в крысу или еще в кого-нибудь, встань на цыпочки и занеси руку над головой, да постарайся, чтобы это вышло как можно нескладней, и промахнись этак шагов на пять, на шесть. Бросай, вытянув руку во всю длину, будто она у тебя на шарнире, как бросают все девочки, а не кистью и локтем, выставив левое плечо вперед, как мальчишки; и запомни: когда девочке бросают что-нибудь на колени, она их расставляет, а не сдвигает вместе…»[181].
Не случайно даже для привыкших к перевоплощению профессионалов умение остаться неузнанным в обличье противоположного пола служит критерием едва ли не высочайшего мастерства. К тому же за различиями в «физическом» движении не забудем и о поведении эмоциональном, нравственном, наконец, интеллектуальном. Ведь в действительности отличие женщины от мужчины с наибольшей отчетливостью проявляется именно здесь, и ставшая анекдотом максима о «мужской» и «женской» логике, обнаруживающей «стеариновые свечки там, где их не может быть, рождается отнюдь не на пустом месте.
Таким образом, поляризуется не только пластика тела, но и пластика «духа», и все же отличия гендерной психики, гендерной этики, гендерного мышления не остаются незамеченными ни мужчиной, ни женщиной. Не случайно мы говорим и о «женской» поэзии, и о «женском» романе, и о «женской» живописи… о многом, что оставило яркий след в истории нашей культуры. Поэтому вполне допустимо говорить не только о гендерном поведении, но и о более содержательном и фундаментальном феномене.
Словом, человек вовсе не рождается, но становится мужчиной или женщиной… однако, как показывает современная действительность, даже став кем-то из них, он вдруг может обнаружить несовместимость своих самоощущений ни с собственно половой, ни с гендерной определенностью…
