XXVIII. О расходах

Богатства существуют, чтобы их тратить, а траты -- чтобы делать добро иэтим снискать честь. Поэтому чрезвычайные расходы должны быть соразмерныважности случая: добровольный отказ от своего достояния бывает нужен нетолько для спасения души, но и для блага отечества. Обычные же расходынадобно соразмерять с достатком, не допуская расхищения имущества слугами ипроизводя траты наиболее выгодным образом, так, чтобы счета были вдействительности меньше, чем можно подумать со стороны. Кто не хочетуменьшения своего состояния, должен тратить не более половины своего дохода;а кто желает приумножить его -- не более трети. Самым важным особам незазорно входить в подобные дела самолично. Некоторые уклоняются от этого неиз одной лишь небрежности, но боясь огорчиться, увидя свое состояниерасстроенным. Но нельзя исцелить рану, не исследуя ее. А кто уж никак неможет сам управлять своим именьем, должен хорошо выбирать управителей ипочаще их сменять, пока они еще робки и не понаторели в плутнях. Кто можетзаниматься своим имением лишь изредка, тому следует завести во всемнеизменный порядок. Кто много тратит на один какой-либо предмет, должен быть столь жебережлив в другом. Так, например, если кто много расходует на стол, пустьбудет бережлив в одежде; если любит пышную обстановку, пусть меньше держитлошадей, и тому подобное. Ибо, кто расточителен во всем, тот вряд ли избежитразорения. При продаже имения для расплаты с долгами так же легко повредитьсебе поспешностью, как и медлительностью, ибо поспешная продажа обычно также невыгодна, как заем под проценты. К тому же, кто сразу расплачивается совсеми долгами, в скорости делает новые, ибо, выйдя из затруднения,возвращается к прежним привычкам. А кто расплачивается понемногу, приучаетсяк бережливости, что полезно и для имущества, и для нравственности. Кто хочетпоправить свое состояние, тот не должен пренебрегать мелочами. Не стыдносокращать мелкие расходы -- стыдно унизиться до мелкого стяжания.Долговременную статью расхода надо вводить осмотрительно, а если речь идетоб одном разе, тут можно быть щедрее. XXIX. Об истинном величии королевств и республик ^[147] Слова афинянина Фемистокла, в отношении его самого высокомерные, вболее общем смысле оказываются, однако, мудрым суждением и наблюдением.Когда на празднестве попросили его сыграть на лютне, он сказал, что"бренчать не умеет, зато может сделать из малого городка великий город". Этислова (если употребить их в переносном смысле) могут выражать два родаспособностей у тех, кто вершит дела государства. Сделав смотр советникам иминистрам, мы найдем (хотя и в малом числе) таких, что могут сделать измалого государства великое, но не умеют бренчать; а с другой стороны, --великое множество таких, которые бренчат весьма искусно, но отнюдь не сумелибы сделать малое государство великим, ибо одарены талантом как разпротивоположным -- умением великую и цветущую страну довести до упадка иразорения. Поистине, презренные уловки и хитрости, какими многие советники иминистры приобретают и милость своего господина, и расположение толпы, незаслуживают лучшего названия, чем бренчание, ибо доставляют временноеудовольствие, а их самих выставляют в приятном свете, но отнюдь ненаправлены к благу и процветанию государства, которому они служат.Существуют, без сомнения, и такие советники и министры, которые справляютсяс делами (negotiis pares^[148]), умеют обходить пропасти и наиболееявные затруднения и тем не менее неспособны приумножить мощь и богатствостраны. Но, каковы бы ни были деятели, обратимся к самому делу, т. е. кистинному величию королевств и республик и к способам достичь такового, --предмет, достойный внимания великих и могущественных государей, дабы они,переоценив свои силы, не тратили их попусту на неосуществимые предприятия,а, с другой стороны, недооценивая их, не поддавались советам робких ималодушных. Величина страны может быть измерена, богатства и доходы ее --исчислены, число жителей -- установлено по переписи, число и размеры городови местечек -- определены по картам и планам. И все же ни в чем нельзя таклегко ошибиться, как в истинной оценке и верном суждении относительно мощигосударства. Царство небесное уподоблено Писанием не какому-либо крупномузерну, а горчичному зернышку -- одному из мельчайших, но наделенномусвойством быстро распространяться. Так и государства бывают обширны, но неспособны расширяться или повелевать или же, напротив, малы по размерам, носпособны стать основой великой монархии. Укрепленные города, большие запасы вооружения в арсеналах, хорошиепороды коней, боевые колесницы, слоны, пушки и тому подобное -- все этоможет оказаться лишь овцой в львиной шкуре, если нет при этом мужественногои воинственного народа. Самая численность армий не много значит там, гденароду недостает мужества, ибо, как говорит Вергилий, "волку безразличначисленность овец". Армия персов в долине Арбелы была столь многочисленна,что военачальники Александра, смутившись этим, стали просить его выступитьпротив врага ночью. Но он ответил: "Не хочу красть победу", и победаоказалась легкой. Когда Тигран Армянский, расположившись на холме со своимвойском в четыреста тысяч человек, увидел войско римлян, в котором едванасчитывалось четырнадцать тысяч, он возликовал и сказал: "Их слишком многодля посольства, но слишком мало для битвы". А между тем не успело зайтисолнце, как он убедился, что их было достаточно, чтобы рассеять его армию согромными потерями. Много можно привести примеров, когда численность отнюдьне соответствовала мужеству; поэтому с достоверностью можно утверждать, чтодля величия государства необходим прежде всего воинственный народ. Нельзя также, согласно ходячей поговорке, считать деньги мускуламивойны там, где дряблы мускулы бойцов и народ изнежен. Хорошо Солон ответилКрезу, когда тот хвастал перед ним своим золотом: "Государь мой, достаточноприйти кому-нибудь с лучшим, чем у вас, железом, и он овладеет всем этимзолотом". Пусть поэтому государи и государства трезво оценивают свои силы,если только их ополчение не состоит из храбрых бойцов. И с другой стороны,пусть государи, имеющие воинственных подданных, сознают свою мощь, ибо иначеони не воздают себе должного. Что же касается наемников (на которых в такихслучаях рассчитывают), то опыт неизменно показывает, что, полагаясь на них,государи и государства "могут на время опериться, но очень скоро начинаютлинять". Никогда не соединятся воедино дары, предназначенные Иуде и Иссахару:"никогда один и тот же народ не бывает одновременно и молодым львом, иослом, падающим под бременем ноши"; никогда народу, обремененному податями,не быть воинственным и храбрым. Правда, что налоги, взимаемые с согласиянарода, не так ослабляют его мужество; примером тому могут служить пошлины вНидерландах и до известной степени субсидии в Англии. Заметьте, что речьидет у нас сейчас не о кошельке, а о сердце. Подать, взимаемая с согласиянарода или без такового, может быть одинакова для кошельков, но неодинаковоее действие на дух народа. Заключим отсюда, что ни один народ, отягченныйподатями, неспособен повелевать другими. Пусть государства, стремящиеся к могуществу, не дают слишкомрасплодиться знати и дворянству, ибо простой народ становится при этом тупыми забитым и работает только на господ. Нечто подобное бывает с леснымипосадками: если саженцы слишком густы, никогда не получим мы чистогоподлеска, а один лишь кустарник. Так и в стране: если слишком много дворян,простой народ вырождается; и дело может дойти до того, что из сотни ненаберется и одного, годного к военной службе, особенно в пехоту, -- ведь этоглавный нерв армии; вот и получится, что людей будет много, а силы мало.Нигде не сказалось это с такой ясностью, как при сравнении Англии и Франции:значительно уступая в размерах и в численности населения, Англия показала,однако, свое превосходство, и все потому, что английский средний класспоставляет добрых бойцов, а французское крестьянство -- нет. Мудрым идостойным восхищения был статут короля Генриха VII (о чем я говорю подробнов истории его жизни), установивший размеры ферм и земельных участков с темрасчетом, чтобы земля обеспечила подданному довольство и независимость и заплугом ходил бы сам владелец его, а не наемный батрак. Так достигается топроцветание, какое Вергилий приписывает древней Италии: Terra potens armis atque ubere glebae^[149]. Не следует пренебрегать и тем сословием, которое, насколько мнеизвестно, существует только в Англии да, еще, пожалуй, в Польше; я имею ввиду сословие свободных слуг при дворянах и знати -- эти на бранном полеотнюдь не уступают йоменам. Поэтому обычай широкого гостеприимства ироскошных, многочисленных свит у вельмож и дворянства, несомненно, немалоспособствует военной мощи. Напротив же, уединенный и замкнутый образ жизнидворянства порождает недостаток войск. Не надо щадить никаких усилий, чтобы ствол Навуходоносорова древамонархии был достаточно мощным для поддержания его ветвей и листьев, иначеговоря, чтобы число коренных подданных короны или республики было внадлежащем соотношении с числом иноземцев, которыми они управляют. Поэтомувсе государства, легко принимающие в подданство иноземцев, способны статьмощными державами. Ибо нельзя полагать, чтобы горсточка людей, сколь бы нибыли они отважны и умелы, могла удерживать обширные владения; это можетудаваться до поры до времени, но окончится внезапным крушением. Спартанцыпроявляли в отношении чужеземцев большую разборчивость, отчего и былисильны, пока держались в своих границах, а когда распространились и ветвистали слишком тяжелы для ствола, то и сломились от первого ветра. Ни одногосударство не принимало чужеземцев в свое лоно так охотно, как римское.Потому-то оно и выросло в величайшую монархию. У римлян было в обычаедаровать права гражданства (называемые ими jus civitatis), причем самыеполные, включавшие не только jus commercii, jus connubii, jus haereditatis,но и jus suffragii и jus honorum^[150], -- не только отдельнымлицам, но и целым семьям, городам, а иногда и народам. Прибавим к этому ихобычай основывать колонии, благодаря которому римские корни укреплялись вчужой земле. Сопоставив эти два обычая, мы можем сказать, что не римлянераскинулись по миру, а мир перед ними раскинулся; а это и было верным путемк достижению величия. Не раз дивился я, глядя, как Испания удерживает стольобширные владения с таким малым числом коренных испанцев; но уж, конечно,ствол испанский куда мощнее, чем были Рим или Спарта. И к тому же, если нету них широкой раздачи прав гражданства, зато есть нечто весьма к этомублизкое, а именно обычай принимать почти все без различия народности в своюармию в качестве рядовых, а иногда и на высшие должности. Впрочем, сейчасони, по-видимому, ощутили недостаток коренного населения, как видно изнедавно обнародованной Прагматической Санкции. Несомненно, сидячая жизнь и тонкие ремесла (требующие скорее ловкости впальцах, нежели силы в руках) по природе своей противоположны воинственномудуху. А все воинственные народы вообще несколько склонны к праздности иопасности любят больше, чем труд. Да они и не должны быть к нему чрезмернопринуждаемы, если надобно сберечь их силу. Поэтому большим преимуществомдревних государств -- Спарты, Афин, Рима и других -- был труд рабов, которыеобычно и занимались подобными ремеслами. Это, однако, христианским закономпочти повсеместно отменено. Остается в таком случае предоставить эти ремеслачужеземцам (коих для этого надлежит с большей легкостью принимать в своюсреду), а коренным жителям простого звания оставить три занятия:хлебопашество, услужение по найму и те ремесла, кои воспитывают силу имужество, как-то: ремесло каменщика, кузнечное и плотничье дело, и др., несчитая солдатского. Но что всего важнее для создания мощной державы -- это чтобы воинскоедело стало у народа главной его честью и основной заботой. Ибо все указанноевыше будет лишь подготовкой к достижению военной мощи; а что значитподготовка, если нет самого намерения и выполнения его? Как гласит историяили легенда, Ромул, умирая, завещал римлянам превыше всего ценить воинскоеискусство, и тогда, сказал он, станут они величайшей державой мира. В Спартегосударственный строй был полностью (хоть и неразумно) подчинен той же цели.Очень недолго господствовала она у персов и македонян. Некоторое время -- угаллов, германцев, готов, саксов, норманнов и др. У турок она существует посей день, хотя и клонится к упадку. В христианской Европе имеется она, всущности, у одних лишь испанцев. Человек всего более преуспевает в том, чемувсего усерднее предается -- положение это настолько бесспорно, чтоостанавливаться на нем долее нет нужды; довольно будет на него указать. Ниодин народ, если он не занимается воинским искусством, не вправе ждать,чтобы величие свалилось на него с небес. А с другой стороны, очевидно, чтоте нации, кои долгое время в нем упражняются (как, например, Рим илиТурция), творят чудеса. И даже там, где оно процветало лишь временно, обычнодостигалось величие, сохранявшееся долгое время спустя, когда воинскоеискусство уже приходило в упадок. Заметим, кстати, что государству надлежит иметь такие законы и обычаи,которые предоставляли бы справедливые (или могущие быть названы таковым)поводы к войне. Ибо люди по врожденному чувству справедливости не вступают ввойну (отчего происходит множество бедствий), если нет к тому хотьсколько-нибудь благовидных предлогов. У турок таким удобным предлогом квойне служит распространение их веры; этот предлог всегда у них под рукой.Римляне хотя и ставили расширение границ империи в заслугу своимполководцам, когда они это свершали, однако никогда не довольствовалисьодним этим предлогом, чтобы начать войну. Пусть нации, стремящиеся квеличию, будут, во-первых, чувствительны к обидам, кому бы они ни былинанесены -- пограничным жителям, купцам или посланникам, и не сносятбесчестье безропотно. Во-вторых, пусть постоянно будут готовы не медляприйти на помощь союзникам; это всегда соблюдалось Римом, так что, когдасоюзник его имел договоры также и с другими государствами и при вражескомвторжении обращался за помощью к каждому из них, римляне всегда опережалидругих и этой чести никому не уступали. Что же касается войн, некогдаведшихся в интересах какой-либо партии или из стремления навязать повсюдусвой строй, то им трудно найти оправдание. Такова была война римлян засвободу Греции; войны лакедемонян и афинян за создание или свержениедемократий и олигархий; или когда войны велись иноземцами под предлогомзащиты или борьбы за справедливость, ради освобождения чужих подданныхиз-под ига тиранов, и тому подобное. Довольно будет сказать, что ни одногосударство не может стать великим, если не готово вооружиться по каждомусправедливому поводу. Нет здоровья без упражнения; этого требует организм. как человеческий,так и политический. А лучшим упражнением для государства служит справедливаяи почетная война. Гражданская война -- та действительно подобна горячке; новойна с иноземцами, если и горячит, то лишь как упражнение, способствующеездоровью. Ибо периоды мирной лени несут с собой утрату мужества ииспорченность нравов. Как бы там ни было для благополучия, для величиядержавы готовность к войне есть бесспорное преимущество. Именно мощьпостоянной армии (хотя это и немалый расход) заставляет всех соседейслушаться или по крайней мере прислушиваться, как это мы видим на примереИспании, где постоянная армия существует вот уже много десятилетий подряд. Господство на морях имеет для королевства первостепенное значение.Цицерон, когда писал Аттику о планах Помпея против Цезаря, говорил:"Consilium Pompeii plane Themistocleum est; putat enim, qui mari potitur,eum rerum potiri"^[151]. И Помпей, несомненно, взял бы Цезаряизмором, если бы самонадеянно не отказался от своего плана. Морские битвыимеют, как мы знаем, важные следствия: битва при Акции решила, кому владетьмиром; Лепантский бой положил конец величию Турции. Есть много примеров,когда морские битвы решали исход войны; но это бывает, если государь илигосударство возлагают на них свои надежды. Одно, во всяком случае, верно:господствующий на море действует с полной свободой и распоряжается войной посвоему усмотрению, тогда как имеющие перевес на суше часто, несмотря на это,попадают в беду. В нынешней Европе преимущества, даваемые силой на морях(ценнейшим наследием, доставшимся нашему британскому королевству), поистиневелики, как потому, что большинство государств Европы имеет главным образомморские, а не внутренние границы, так и потому, что господство на морях даетсвободный доступ к сокровищам обеих Индий. По сравнению с той славой и честью, какие доставались воинам древности,войны нового времени ведутся словно в потемках. Для поощрения воинскойдоблести есть у нас, правда, ордена различных степеней, коими, однако же,награждаются без разбору как воины, так и не видавшие боя. Иногда память опобеде бывает увековечена в гербе. Есть также госпитали для изувеченныхвоинов и еще кое-что. Между тем в древности все воодушевляло людей: итрофеи, устанавливаемые на месте победы; и надгробные речи и памятникипавшим в бою; и увенчание победителей лавровым венком; и титул "императора",впоследствии заимствованный величайшими монархами мира; и триумфальныевстречи вернувшихся полководцев; и щедрые дары воинам, распускаемым подомам; а всего более -- обычай триумфа, который был у римлян не пустоймишурой, но одним из мудрейших и благороднейших установлений, ибо включал всебя три вещи: почести полководцу, прибыль казне из военной добычи и наградывойскам. Правда, обычай этот, пожалуй, непригоден для монархий, разве чтопочести воздаются самому монарху или его сыновьям. Так и случилось вовремена римских императоров, присвоивших право на триумф себе и своимсыновьям, когда войны вели они сами, оставляя подданным лишь знаки отличия иторжественные облачения. В заключение скажем: никто не в силах "прибавить себе росту хоть наодин локоть", если речь идет о росте человека; иное дело -- королевства илиреспублики: там государь или правительство могут и увеличить, и возвеличитьсвою державу, ибо с помощью тех законов, обычаев и установлении, о которыхмы говорили, могут быть заложены основы величия для преемников и потомства.А между тем это обычно не делается, но предоставляется случаю.