Спор во имя убеждения

Эристический спор ведут инициатор и сопротивляющийся ему партнер. Каждый из них пытается сделать другого своим единомышленником. В группах – это сторонники позиции и оппозиции. Поэтому такой спор еще называют парламентским. Теоретической базой его являются понятия: аргументированность и убедительность. Аргументированность обеспечивает совпадение мнений, убедительность – совпадение чувств: воздействие на разум необходимо подкрепить иррациональным воздействием на чувства.

Мотивация эристического спора достаточно разнообразна (см. табл.2.):

 

Цели пропонента Причины поведения оппонента

добиться своей цели; стремление не попасть под влияние

другого человека;

предостеречь от непродуманного осознание принципиальной несовмести-

решения; мости своей и чужой точек зрения;

вызвать готовность к участию неверно понятое высказывание

в работе; пропонента;

склонить на свою сторону, добиться предубеждение к его личности;

согласия;

сделать партнера единомышлен- отношение к спору как к единоборству

ником, найти оптимальное решение. (“кто кого”)

 

Таблица 2 - Мотивация эристического спора.

 

Софистический спор построен на словесной виртуозности, видимой доказательности умозаключений, подмене одного понятия другим, искусстве вводить в заблуждение, злоупотребляя “гибкостью” понятий и непозволительными психологическим приемами. Основная характеристика применяемых в софистических спорах приемов заключается в уклонении от принципов спора, а именно: оперирование достоверными фактами заменяется опорой на мнения, децентрическая направленность – эгоцентрической, конструктивный подход – деструктивным, уважительное отношение к личности противника – пренебрежением.

Люди, вступающие в спор с неодинаковыми целями, оказываются, как правило, в нерешаемой ситуации речевого общения. Барьеры в коммуникации могут быть условно разделены на логико-семантические (см. выше) и психологические (возникающие из непонимания природы общения людей, сущности процессов их восприятия и взаимодействия и, наконец, из-за неприятия действительности).

Два важнейших коммуникативных правила, на которых базируется любой спор:

1. Договоры должны выполняться.

2. Человек – мера всех вещей (общечеловеческой нормой общения является признание человека высшей ценностью).

Дискурс диалога требует введения определенных “смягчающих” лексико-семантических единиц. Значительная роль отводится здесь служебным словам: целевым (актуализирующим отдельные условия успешности речевых актов – по правде говоря и т. п.), аксиологическим (грешным делом, по несчастью, увы и т. п.), прагматическим (актуализирующим в дискурсе роли говорящего и адресата – по-моему, уверяю вас, воля ваша и т.п.).

“Диалог как языковая категория есть обмен такими высказываниями, которые естественно порождаются одно другим в процессе разговора. Эта взаимосвязь высказываний в диалоге есть всегда взаимосвязь не только смысловая, но и языковая” (Н. Ю. Шведова). Диалог как вид речевой деятельности рассматривается в теории речевых актов [11]. Различные исследователи естественного диалога отмечали наличие многочисленных связей между диалогическими репликами, причем собственно смысловые связи составляют едва ли не меньшую часть отношений внутри сложного диалогического комплекса (ср. работы Н. Д. Арутюновой, И. П. Севбо, Л. Полани, Р. Ша и др.). Один из типов диалогических связей – связь между репликами по коммуникативно-целевому назначению (ср. устойчивые последовательности “вопрос-ответ”, “просьба – согласие/отказ” и т. п.). Связь такого рода можно назвать иллокутивным вынуждением [12].

Средства словесного противоборства в различных спорах приведены в таблице (см. ниже).

“Спор нельзя устранить другим спором, так же как бешенство одного нельзя устранить бешенством другого” (Антисфен). Что же вызывает гнев? Современная теория коммуникации опирается на точку зрения античных ораторов, которые эти причины определяли так: если говорящий проявляет пренебрежение к нам, т. е. презрение (оскорбление чувства собственного достоинства), самодурство (препятствие нашим желаниям), насмешку (сказанная не к месту неприятная шутка); если оратор гордится собственной наружностью, своей философией, подчеркивает превосходство над нами; если оратор говорит хорошо о тех, с кем мы соперничаем; если он говорит плохо о тех, кем мы восхищаемся; если отзывается плохо о нас в присутствии того, перед кем преклоняемся, кого совестимся и перед тем, кто нас совестится; если оратор не благодарит нас, забывая имена.

Психологическими барьерами могут оказаться и “особые” состояния – стресс, фрустрация, проявляющаяся в виде беспокойства, напряжения, ярости, агрессии или утраты интереса к жизни, апатии. Такие особенности личности, как неуверенность в себе, рассеянность, боязнь ответных мер, также могут привести к барьерам в общении.

Мотивы нежелания идти на консолидацию могут быть разделены на природные (осторожность как результат жизненного опыта; защитная реакция от неожиданности; неосознанное сопротивление; реванш за неудачи в делах: соперничество; зависть, личная неприязнь; консервативность мышления) и диктуемые интересом (угроза личной позиции; ослабление позиции соперника; желание получить дополнительную информацию; исключение ошибки в принятии решения; установление возможностей собеседника; выяснение компетентности оппонента; обнаружение возможных трудностей; установление степени совпадения мнений; отстаивание классических подходов; выявление аргументов; выигрывание времени для обдумывания своей тактики).

Заключение

 

Человек – существо мыслящее, и для него естественным является воздействие на рациональную, логическую природу сознания. Поэтому, безусловно, основной формой речевой коммуникации является убеждение одних людей другими: в необходимости что-то сделать, в адекватности своих намерений, в правоте собственных идей и т. д.

Интеллект человека и мотивационное пространство, в частности, представимы как двуединая сущность сознательного и бессознательного, каждое из которых передает информацию на своем собственном языке (соответственно – естественный язык (ЕЯ) и язык телесных проявлений – body language (BL)). Текст в коммуникации рассматривается как совмещение этих двух одновременно функционирующих языков. Обе семиотические системы рассматриваются в категориях семантики, синтактики и прагматики.

Анализ речевого поведения позволил значительно расширить прежние теоретические представления, в частности, выделена и проанализирована базовая номенклатура имплицируемых в коммуникации речей: ритуальных, провокационных, императивных, убеждающих.

Подробно рассмотрено речевое доказательство, интерпретируемое как триединая сущность тезиса, аргумента и демонстрации. Новое развитие получила теория аргументации. Воздействие на речевого коммуниканта осуществляется не только через логос (рациональное), но и через пафос (чувственно-эмоциональное) в соответствии со сформированной категорией этоса (авторитета и доверия к говорящему). Теория речевой коммуникации получает в этом контексте новое понимание и трактовку.

Системное риторическое описание коммуникативного процесса открывает возможность совершенствования наших знаний о природе людей, изучение которой требует комплексного использования теории и методов самых разных наук – лингвистики, психологии, логики, этики и т. д., которые разумно было бы объединить общим названием “наука о homo sapiense (человеке мыслящем)”.

Литература

1. Витгенштейн Л. О достоверности // Филос. работы. В 2-х тт. Т.1. М., 1994.

2. Зарецкая Е.Н. Деловое общение. М., 2003.

3. Зарецкая Е.Н. Риторика. Теория и практика речевой коммуникации. М., 2004.

4. Козаржевский А.Ч. Искусство коммуникации. М., 1972.

5. Поварнин С.И. Искусство спора. Пг., 1923.

6. Шопенгауэр А. Афоризмы и максимы. Л., 1991.

7. Перельман X., Ольбрехт-Тытека Л. Новая риторика. М. 1987.

8. Юнг К.Г. Психологические типы. М., 1995.

9. Fromm E. The revolution of hope. New York, 1968.

10. Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии. М., 1995.

11. Кобозева И.М. Теория речевых актов как один из вариантов теории речевой деятельности. М.: Прогресс, 1986, 88 с.

12. Баранов А.Н., Крейдлин Г.Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога // Вопросы языкознания № 2, 1992.