Религиозность молодежи

7.1. Религиозность молодежи как предмет социологического исследования. 7.2. Молодежь как объект воздействия тоталитарно-деструктивных сект. 7.3. Русская православная церковь и молодежь.

Формационные и цивилизационные изменения, коренным образом преобразовавшие общественное бытие народов России с начала 90-х гг. XX в., не могли не повлиять на состояние индивидуального, группового и общественного сознания молодежи. За последние пятнадцать лет произошло содержательное изменение мировоззренческих основ молодежи. Господствовавшее в советское время в общественном сознании научное, атеистическое мировоззрение под воздействием общественного бытия и, прежде всего, средств массовой информации стало вытесняться и замещаться вненаучным, религиозным мировоззрением.

В России разрабатывается новая государственная политика по отношению к религии и церкви. Еще в советское время в октябре 1990 г. был принят Закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях», который давал гражданам СССР право «беспрепятственного исповедания религии (статья 1), определения своего отношения к религии (статья 3), право получения духовного образования (статья 6)», а также упрощалась процедура регистрации религиозных организаций (статьи 7,12,14). Самое главное — впервые за время существования Советского Союза вводится принцип невмешательства государства в дела религиозных организаций и отказ от пропаганды атеизма (статья 5). Еще в большей степени свободу граждан в сфере верований определил Закон «О свободе совести и религиозных объединениях», принятый Государственной думой 19 сентября 1997 г.

Изменения, произошедшие в жизни молодежи, государственной политике в области религии вызвали лавинообразный рост интереса молодежи к религии и оккультизму вообще, поскольку источниками религиозных верований по-прежнему остались: страх человека перед

природными и социальными силами, господствующими над людьми; неуверенность в будущем, стремление защитить себя, своих родных и близких с помощью сверхъестественных сил, поскольку социум такой защиты не предоставляет; неудовлетворение социумом потребностей человека (эмоциональных, социальных или духовных), а также кризисные обстоятельства его личной жизни и др.

Поэтому не случайно, если еще 10-15 лет назад среди молодежи был самый низкий показатель религиозности (1-3%), то в 1997 году, по данным исследовательской группы под руководством М. Горшкова, верующих в Бога среди опрошенной молодежи оказалось 32,1% (среди взрослых 34,9%); колеблющихся между верой и неверием соответственно 27 и 27,6%; безразлично относящихся к религии 13,9 и 14,7%; неверующих 14,6 и 13,5%.

Проведенный нами в 2004 г. опрос студентов (460 чел.) двух государственных (СПГУТД и ИНЖЕКОН) и негосударственного (Академия гуманитарного образования) вузов состояния их религиозности определился следующим образом:

• верующий и соблюдаю религиозные обряды — 4,3%;

• верующий, но не соблюдаю религиозные обряды — 51%; •я — атеист — 7,1%;

• у меня вера в душе (не обязательно религиозная) — 37,6%.

Что же представляет собой религиозность молодежи с точки зрения социологии?

7.1. Религиозность молодежи как предмет социологического исследования

Социология религиозности молодежи является специальной социологической дисциплиной, формирующейся на стыке религиоведения, социологии религии и социологии молодежи и других дисциплин.

Предметом социологии религиозности молодежи является изучение состояния, типологии и тенденций формирования религиозного сознания, включающего веру, мировоззренческие представления, переживания и знания, а также религиозного опыта и поведения молодежи (в возрастном интервале от 16 до 30 лет) в индивидуальной, групповой и массовых формах.

Центральным понятием социологии религии в молодежной среде выступает «религиозность молодежи», которая предполагает прежде всего выявление степени приобщения молодежи к религиозным ценностям и системам. Но такая традиционно сложившаяся номинальная при-

вязка социологической дисциплины к одному, пусть и наиболее характерному понятию, вовсе не означает, что вне поля зрения социолога остаются проблемы внерелигиозности и секулярности молодежи.

Все три понятия — «религиозность», «внерелигиозность» и «секулярность» — представляют органическое целое, благодаря взаимозависимости их содержания. Религиозность, представляемая как определенная форма или степень религиозного сознания, опыта и поведения молодежи, является базовым понятием, на котором фокусируется предметное внимание социолога, так как без исследования религиозности теряет смысл и исследование внерелигозности. Внерелигиозность, рассматриваемая как онтологическая рефлексия религиозности, представляет собой степень и форму нейтрального, безразличного или радикально отрицательного отношения к религиозности. Подлинно виерелигиозный человек по самым естественным причинам может и не задумываться над проблемой религиозности. Секулярность, рассматриваемая как степень и форма участия молодежи в освобождении от влияния религии, системы ее ценностей и норм, отражает, скорее всего, реальный переход от религиозности к внерелигиозности. Хотя секулярное состояние населения и молодежи, которое возникает в структуре определенного культурно-исторического контекста, может существовать параллельно с явлением внерелигозности и фактически с ним совпадать, все же именно секуляризация придает внерелигиозности активный, отрицающий религиозность, или атеистический характер. Социологические исследования свидетельствуют, что атеист и просто внерелигиозный человек — далеко не одно и то же.

Здесь мы должны осознавать качественную дискретность не поддающихся социологической операционализации переходов от «неверия» к религиозному отношению, от него — к секулярности, а от последней — к религии через атеистическое отрицание или принцип свободы совести, и отсюда — к веротерпимости внутри самой Церкви. В этом — источник изначального многообразия типов религиозности. Сложность в том, что проблемы сознания, индивидуальной психологии веры переплетаются с множеством социальных форм организации религиозного образа жизни. Религиозность и секулярность различаются между собой не только и не столько типом сознания и поведения (что, конечно, важно, безусловно), сколько характером институциоиализации. Чтобы до конца понять это, необходимо обратиться к определениям самих понятий «религия» и «секуляризация».

Религия — сложный социальный и культурно-исторический институт, который включает в себя системы:

• религиозного сознания (верований);

• религиозного культа (обрядов);

• религиозных организаций (учреждений),

и выполняет в обществе ряд функций - смыслополагания, компенсаторную функцию социальной интеграции, коммуникации, социального контроля, мировоззренческую и др.

Секуляризация — процесс освобождения от религиозного контроля в мирских делах, освобождение человека от власти религии, освобождение различных сфер общественной жизни от влияния религии и церкви, от ее регулирования религиозными нормами.

Секуляризация с самого начала проявлялась как установление светского контроля над сферами бывшей церковной монополии. Это предполагало отчуждение церковных и монастырских земель, передачу церковной власти светским судам, замену клириков (членов церковной иерархии) мирянами в правительственных учреждениях, отделение церкви от образования и т. д. В историческом смысле секуляризация противоположна по направленности процессу сакрализации, которая означала распространение религиозного влияния на различные сферы социальной жизни в период социокультурного формирования господства института церкви как особого типа религиозной организации, построенной на началах строгой централизации и иерархичности отношений между священнослужителями и верующими и отвечающей за сохранение и воспроизводство норм религиозного сознания и поведения.

Многообразие форм и масштабов социально-исторической и институциализации религии столь велико, что социологу предпочтительно рассматривать религию в качестве естественного проявления социальной жизни, а не патологического отклонения от ее законов. В современном обществе наблюдается двойственная тенденция: с одной стороны, усиливается процесс секуляризации, утрачивания религией своего социального влияния, а с другой — растет многообразие форм религиозной жизни, сопровождаемое поисками нового смысла религии и стремлением к экуменизму — достижению более глубокого сотрудничества и взаимопонимания между различными религиями, конфессиями и вероучениями. Таким образом, проблема религиозности, несмотря на процессы секуляризации и десакрализации и десакрализации политической власти, продолжает оставаться весьма актуальной.

Многообразие религиозной жизни, если взять только внешнюю сторону, проявляется в сложнейшей системе исторически сложившихся, традиционных религий и нетрадиционных вероучений, в разнообразии форм организации и объединений (церковь, конфессия, деноминация,

вероисповедание, секта, культ и др.). В структуре населения Земли верующие составляют подавляющую часть: по данным середины 80-х годов XX в., из почти 5-миллиардного населения христиане насчитывают 1 млрд 400 млн., из них католики — около 800 млн., протестанты — 400 млн., православные — около 200 млн. Буддисты составляют, по некоторым данным, около 300 млн., индуисты — около 600 млн., мусульмане — около 800 млн., конфуцианцы — около 300 млн.

Такие сведения трудно суммировать, так как отсутствует единая система получения достоверной информации о религиозности населения. В последнее время появляются данные о количестве приверженцев местных традиционных верований, например, анимизма, шаманизма, трайбалистских африканских культов -112 млн. и о количестве «новых религий» — 111 млн. Нет точных данных о численности верующих в нашей стране (России и странах СНГ), в Китае. Есть уточняющие данные о географическом распространении буддизма — его приверженцев в мире сейчас насчитывается уже около 700 млн., а не 300, как было приведено по другим источникам.

По самым приблизительным подсчетам получается, что на Земле к началу 90-х годов XX в. три четверти населения были верующими (по данным Р. Чиприано — 79%!). Если при этом представить, что молодежь составляет почти половину населения Земли, и допустить, что остальные возрастные группы населения являются верующими примерно на 80%, то даже при таких допущениях получается, что больше половины молодежи Земли является верующей. На сам деле верующих среди молодежи наверняка гораздо больше, при наличии соответствующей статистики, хотя степень религиозности может оказаться весьма различной.

Во всяком случае проблема религиозности молодежи весьма значима в масштабе всей земли, она не просто отражает острые процессы сакрализации и секуляризации в отдельной стране. Масштабность этой проблемы явно недооценивается социологами, которые с удовлетворением пишут о расширяющейся секуляризации светского мира.

Кроме того, в содержательном плане проблема состоит не столько в том, является ли молодежь преимущественно религиозной стратификационной группой или преимущественно внерелигиозной, секулярной, в зависимости от идейной позиции социолога, — а, скорее, в том, способна ли молодежь выполнить свое авангардно-историческое предназначение и с каким исходом для судьбы всего общества.

Религиозная «стратификация» молодежи оказывается чрезвычайно важной для определения эволюционного контекста исторических судеб общества — ведь смыслополагание является одной из ведущих

социальных функций религии. И тут дело не только в том, какой конкретно символ веры, или смысл эволюционной самоорганизации, должен одержать верх, но прежде всего в том, что именно молодежь, хотя и на разных фазах поколенческих циклов, оказывается так или иначе и субстанциональным источником, и конечным реализатором смыслового самоопределения общества. Разумеется, молодежь в качестве ярко выраженного субъекта смыслополагания (как светского, так и религиозного) проявляет себя именно в эпохи динамического состояния истории, когда действительно можно говорить о торжестве ювентократии (власти юных), в отличие от периодов относительной стабильности или застоя, когда функция смыслоопределения монополизируется более зрелыми возрастными группами и просто геронтократией.

В классической социологии религии, к сожалению, не уделялось специального внимания характеристике религиозных и секулярных процессов в молодежной среде. Это в большей степени присуще исследователям конца XX в., когда исход борьбы за молодежь властвующих и идеологически контролирующих структур и последствия борьбы самой молодежи за свободу самоопределения приобретают особо е значение для судеб XXI в.

Конфессиональное пространство современной России чрезвычайно многообразно и разнообразно. Только в Государственном реестре Минюста на 1 января 2003 г. зарегистрированы 21 448 религиозных организаций, представляющих более 60 конфессий, церквей, религиозных направлений и деноминаций. Кроме того, большое число религиозных организаций и групп действуют без регистрации.

Учитывая многонациональный состав Российской Федерации, сейчас практически в каждой области, крае, республике, где бы они ни находились, проживают люди как минимум 50-60 национальностей, последователи 20-30 конфессий или религиозных направлений. Среди всего этого конфессионального разнообразия в России и в большинстве регионов больше всего, как по числу направлений, так и по числу последователей и их религиозных объединений, представлено христианство. В Российской Федерации сейчас действуют как минимум 40 христианских церквей, направлений, деноминаций. Абсолютное ведущее место среди них занимает православие в лице Русской Православной Церкви (11 299) религиозных объединений — 53% всех религиозных объединений, зарегистрированных в Минюсте на 1 января 2003 г. Православие также представлено 162 религиозными объединениями РПЦЗ, РПСЦ, РПАЦ ИВД, УГЩ (Киевского Патриархата) и 288 объединениями старообрядцев разных направлений и толков. 4764 зарегистрированных

(подчеркнем это, так как, видимо, примерно столько же действующих без регистрации) объединений имеют различные направления протестантизма (в 1992 г. их было 510). 268 религиозных объединений имеется у римско-католической и 4 — у греко-католической церквей, 61 — у Армянской апостольской церкви.

Второе место по числу верующих и пока третье — по количеству общин в России занимает ислам — 3467 религиозных объединений (в 1992 г. было 1216). Зарегистрировано также 218 буддистских и 270 иудаистских объединений, 97 — Общества сознания Кришны. Остальные 550 зарегистрированных в Минюсте объединений приходятся на 22 малочисленных и маловлиятельных религиозных направления.

На за сухими цифрами статистики важно видеть то, что все эти почти 21 500 религиозных объединений существуют в нашей стране на законных основаниях, зарегистрировав свои уставы в органах юстиции. Как бы ни относились к ним и их организаторам, руководителям и проповедникам те или иные представители органов власти, некоторые слои общественности или другие конфессии, нельзя забывать, что их последователи — это наши сограждане, соотечественники, реализовавшие тем самым свое конституционное право на свободу совести.

Теперь обратимся к вопросу: какое место в многообразном и разнородном конфессиональном пространстве России занимает Русская Православная Церковь, какова ее роль в этой ситуации и каково, образно говоря, ее самочувствие в насыщенном иноконфессионалыюм окружении? В силу особенностей исторической развития России, а также наибольшей массовости своей базы православие занимает особое, преобладающее место в конфессиональном пространстве страны, которое никто не может, да и не пытается поставить под сомнение. Особая роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры признана законодателем в преамбуле федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 1997 г. Как уже отмечалось выше, православные религиозные объединения составляют более половины всех зарегистрированных религиозных объединений в стране. Примерно такую же часть составляют православные верующие в общем составе населения. По данным одного из опросов, проведенных Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ) в ноябре 1998 г., исповедуют православие 48,1% населения России, что составляет примерено 85-90% от численности всех верующих. Православие, Русская Православная Церковь (РПЦ) занимают сейчас доминирующее положение в средствах массовой информации (СМИ), прежде всего электронных СМИ. Широко развивается православное религиозное

образование. И вместе с тем в церкви, в кругах православной общественности постоянно высказывается тревога по поводу деятельности в стране других конфессий, особенно католицизма, многочисленных протестантских объединений и новых религиозных движений (НРД).

Звучат обвинения их в прозелитизме, в посягательстве на каноническую территорию РПЦ, раздаются призывы к властям законодательно или административно запретить или ограничить деятельность соперничающих с РПЦ конфессий.

Следует признать, что конкуренция между конфессиями в борьбе за влияние на общество и за привлечение новой паствы действительно существует, и она носит довольно острый характер. Но иначе и быть не может. Общий процесс реформ социально-экономического и общественно-политического устройства России, демократизация законодательства и всего строя общественной жизни не могли не коснуться и религиозной сферы: не может быть рынка товаров без рынка идей. В России сложилась ситуация религиозной свободы, которой так долго добивались и православная церковь, и все другие конфессии, образовалось то самое чрезвычайно насыщенное и разнородное конфессиональное пространство, о котором шла речь выше. Эта религиозная свобода ставит каждого россиянина, имеющего религиозные потребности (особенно из числа впервые обращающихся к вере), в ситуацию непростого выбора, а церкви и другие религиозные организации — в ситуацию жесткой конкуренции за привлечение этих людей к себе. И тут оказалось, что не все церкви готовы к этому, не готова оказалась, в первую очередь, православная церковь: она веками проводила свое вероучение в массы, опираясь на поддержку государства, которое всеми мерами подавляло ее конкурентов, но теперь по закону, отделившему религиозные организации от государства, и по демократическим нормам современного цивилизованного мира православная церковь такой поддержки лишилась. И тому же за годы политики государственного атеизма она утратила опыт и навыки миссионерской деятельности в различных группах населения. В то же время протестантские объединения именно за эти годы подавления и преследования накопили богатый опыт миссионерства, который в условиях свободы сразу стал приносить им свои плоды. Проблема для РПЦ заключается вовсе не в конкуренции со стороны других конфессий, и особенно со стороны западных миссионеров и новых религиозных движений, а в том, что РПЦ пока сильно отстает в богословском осмыслении, и в практическом (пастырском, миссионерском) освоении новых социальных реалий и места в них Церкви, а также в предложении обществу четко разработанной позитивной программы духовного возрожде-

ния и выхода из затяжного кризиса. Правда, в последнее время в РПЦ в этом отношении наметился существенный сдвиг: в 2000 г. Архиерейский Собор РПЦ принял «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». Это значительное событие и для церкви, и для общества. Вслед за православной церковью приняли свои социальные концепции мусульмане, иудаисты и пятидесятники.

Но до сего времени позитивное утверждение православия, его идеалов и достоинств на практике часто подменяется борьбой с другими конфессиями, ожесточенной полемикой с ними, желанием во что бы то ни стало дискредитировать своих оппонентов-конкурентов. То есть позитивная идентификация православного христианина (чем его вера лучше других) подменяется идентификацией негативной (чем другие вероисповедания хуже). Из психологии известно, что негативная идентификация всегда ведет в росту напряженности и конфликтам.

Между тем, православие — в силу богатого нравственного содержания своего вероучения, и в силу своих исторических заслуг перед российским обществом — имеет все возможности для открытого диалога и достойной полемики с другими христианскими и нехристианскими конфессиями.

Православная же церковь оказалась лицом к лицу не столько с результатами своей миссионерской деятельности, сколько со стихийным наплывом неофитов, людей из числа еще недавно неверующих, многие из которых, кстати, пришли в церковь не в силу религиозной потребности, а в поисках новой идентичности. Какие же выводы можно сделать из нарисованного выше конфессионального портрета страны?

Во-первых, следует признать реальность и закономерность именно такого современного состояния конфессионального пространства России. Его разнородность и насыщенность в переплетении с многообразием этнического состава населения составляет культурное богатство России, но при этом всегда таит в себе возможность возникновения и -обострения противоречий и конфликтов на национальной и религиозной почве. Перед российским обществом стоит непростая и ответственная задача консолидации как одного из важнейших условий выхода и кризиса, обеспечения национальной безопасности и поступательного движения вперед. Предпосылкой ее достижения в многонациональном и многоконфессиональном обществе является воспитание, утверждение, даже — заботливое культивирование в массах населения национальной и религиозной терпимости, установок толерантного сознания и поведения. У нас нет иного выбора, нет иного пути достилсения мира и согласия в обществе, раздираемом сейчас национальными и религиозными противоречиями.

Во-вторых, таким же насущным путем к достижению мира и согласия в многоконфессиональном обществе является диалог. Речь в данном случает идет не о доктринальном диалоге и не о том, что кто-то должен поступиться своими догматами и канонами, а о поиске общих интересов и ценностей, способных объединить усилия всей общественности и религиозных конфессий на благо всего общества, нашей России, об умении слушать и понимать друг друга, даже разные религии.

Значительная часть молодых людей, не только верующих в Бога, но и неверующих, считает себя сторонниками традиционных религий.

Сказывается здесь среди прочих причин тесная связь религиозного и национального самосознания. Отрицая свою религиозность при мировоззренческой самоидентификации, молодежь в то же время относит себя к приверженцам традиционных религиозных объединений. Таким образом, скажем, православие или ислам воспринимаются не только как собственно религиозная система, а как естественная культурная среда, национальный образ жизни («русский — поэтому православный», «татарин — поэтому мусульманин»). Так, к православным отнесли себя не только 56,2% колеблющихся, 24,1% верующих в сверхъестественные силы, но и 8,8% индифферентных и даже 2,1% неверующих молодых людей.

Мировоззрение многих молодых людей далеко от «монолитности», его характеризуют довольно сложная структура и размытость. Например, к колеблющимся между верой и неверием отнесли себя 32,7% православных, 30,0% мусульман, 14,3% протестантов; к верующим в сверхъестественные силы — 6,5% православных, 6,7% мусульман, 6,3% католиков, 10,0% иудеев, а также 37,7% верующих, не принадлежащих к какой-либо конкретной конфессии.

Уважение к своим национально-конфессиональным традициям, однако, вовсе не переходит в готовность слепо и беспрекословно следовать социально-политическим и духовным предписаниям религиозных руководителей. Так, на вопрос: «Какую роль, по Вашему мнению, должны играть религиозные организации в духовной и общественной жизни нашей страны?» ответы распределились следующим образом. За активную роль конфессий именно в общественно-политической жизни общества высказалось лишь 5,4% молодых респондентов. Значительно больше (24,0%) считают, что деятельность конфессий должна быть направлена только на удовлетворение религиозных потребностей верующих, и почти половина (49,2%) молодых людей полагают, что деятельность конфессий должна быть строго ограничена — служить укреплению духовности и нравственности в обществе. Сходные ответы были получены и среди взрослого населения (соответственно 7,0; 24,0; 59,7%).

Популярность этого тезиса в общественном мнении молодежи подтверждает и то, что в поддержку духовно-нравственной деятельности религиозных организаций выступают представители всех мировоззренческих групп (верующие в Бога — 56,1%, колеблющиеся — 52,4; верующие в сверхъестественные силы — 58,4; индифферентные — 35,0; неверующие — 34,2%), а также конфессиональных групп (православных — 56,0%; мусульман — 60,0; католиков —- 75,0; протестантов — 64,3; буддистов - 50,0%).

Таким образом, большинство молодежи, положительно относясь к возрастанию влияния религиозных организаций, фактически выражает пожелание, чтобы религиозные организации четко определили свое место в общественной жизни и не вмешивались в сферы, лежащие вне их компетенции. Напомним, что на парламентских выборах в декабре 1995 г. «Христианско-демократический союз — христиане России» набрали лишь 0,3% голосов электората, общероссийское мусульманское движение «Hyp» — 0,6%, а общественно-политическое движение «Союз мусульман России» даже не смогло собрать подписи для участия в выборах.

Интересно также проследить, как верующая молодежь и население в целом воспринимает идеи религиозного плюрализма. Исследование показало, что, в отличие от некоторых религиозных руководителей, население, в том числе молодое, не соглашается с идеей исключительности одной религии. Тезис о том, что православие должно стать государственной религией, разделяют 11,5% молодых респондентов и 16,3% взрослых. Равенство религий перед законом, независимо от их вероучения и истории, поддержали 40,0% молодых и 40,8% взрослых. Готовы отдать предпочтение традиционным религиям, ограничивая деятельность новых конфессий, соответственно 23,2 и 28,2%.

Больше всего поддерживают идею придать православию государственный статус верующие в Бога (17,4%), а наименее расположены к этому верующие в сверхъестественные силы (5,7%). За равенство религий выступает большинство во всех группах с удивительно равными показателями — около среднего значения по молодежной выборке 40,0%. Знаменательно, что аналогичный показатель также среди взрослого населения — 40,8%. Среди сторонников оказывать предпочтение традиционным религиям выявился известный разброс мнений — от 22,0% (верующие в Бога) до 18,5% (неверующие).

В конфессиональных группах государственный статус православия готовы поддержать 18,4% православных и 5,6% буддистов при полном отказе от этого респондентов-мусульман, католиков, протестантов, иудеев. Идея равенства религий нашла более значительную и довольно

дружную поддержку, хотя и с разными показателями, у 37,0% православных, 44,0 буддистов, 57,1 — протестантов, 70,0 — иудеев, 80,0% — мусульман. За предпочтение традиционным религиям выказались, естественно, представители этих лее конфессий: православные — 24,2%, мусульмане — 20,0%, буддисты — 22,2% и только 14,3% протестантов.

Убедиться в том, что отношение к религии, восприятие ее норм и правил в системе ценностей современной молодежи занимает далеко не ведущее место, помогают ее ответы и по другим позициям.

Так, на вопрос: «Чем Вы занимаетесь в свободное время?» лишь 3,2% опрошенных ответили — «посещаю церковь (религиозные объединения)». При этом среди конфессиональных групп наиболее склонны посещать религиозную обитель молодые мусульмане (13,3%) и протестанты (57,1%). Менее популярным у молодежи в плане проведения досуга, чем посещение церкви, является только посещение политических организаций (0,4%). Заметим, что, хотя к православным себя относят 46,3% опрошенной молодежи, около 4,0% из них посещают церковь. На вопрос: «Каков Ваш обычный круг неформального общения?» только 4,4% ответили — «единомышленники, разделяющие мои религиозные и политические взгляды».

Рассматриваемая проблема очевидного «обмирщения» ценностей и предпочтений молодежи может быть раскрыта и путем анализа ответов на вопрос о ее идеалах. Так, если только у 22,0% опрошенных в жизни есть идеал, которому бы хотелось подражать, то из них лишь у 11,4% в качестве идеала для подражания выступает духовный наставник.

На вопрос: «С кем бы Вы могли поделиться своими самыми сокровенными мыслями?» лишь 3,4% опрошенных назвали духовного наставника. Небезынтересно, что среди верующих в сверхъестественные силы этот показатель составит 6,9%, т. е. в два раза больше, чем в среднем. Видимо, это говорит о том, что в их жизни большую роль играют новоявленные идолы, гуру, современные «колдуньи» и т. д.

Определенные различия между верующей и неверующей молодежью сказываются и в степени проявления интереса к политике (среди группы неверующих в 1,5 раза больше, чем в группе верующих, тех, кто внимательно следит за политической информацией в стране), а также в степени участия в работе политических партий, митингах, демонстрациях, забастовках и т. д. (в течение последнего года группа неверующих в два раза больше участвовала в подобных акциях). Исследование также показало, что верующие менее склонны к открытым формам протеста. Показательна в этой связи возможная реакция различных групп молодежи в случае значительного ухудшения уровня жизни. Готовы при

таком повороте событий принять участие в различных акциях протеста 8,2% верующих в Бога, 4,9% колеблющихся, 4,1% верующих в сверхъестественные силы, 9,5% безразлично относящихся к религии и 15,7% неверующих.

В группе верующих больше проявляется и патриархальное, исконно русское понимание «правильности» (справедливости) норм социального общежития, что продемонстрировали ответы на вопрос о том, как надо относиться к закону. Среди склонных его соблюдать во всех случаях, даже если он не вполне соответствует сегодняшним реальностям, верующих в Бога и в сверхъестественные силы меньше, чем безразличных и неверующих (7,9 и 8,2% против 13,9 и 11,0%). Значительно ближе для верующих идея «не так важно, соответствует ли что-либо закону или нет, — главное, чтобы это было справедливо» (соответственно 36,5 и 42,4% против 28, 1 и 28,8%).

Итак, религиозность, как и все мировоззрение современной молодежи, имеет довольно сложную структуру. При общем возрастании, по сравнению с прошлыми десятилетиями, числа верующих, среди молодых людей выявляется довольно значительная часть (более 50%) неопределившихся — колеблющихся между верой и неверием, а также индифферентных и верящих в безликие сверхъестественные силы. Нерелигиозный тип мировоззрения присущ значительному числу молодежи. Сама же религиозная молодежь в большей мере выступает за сохранение семейных и национальных ценностей и, при всей озабоченности злободневными общественно-политическими реалиями, не готова в настоящее время к их изменению.

Однако не следует и преувеличивать значение социологических данных, свидетельствующих о религиозной самоидентификации молодежи. Американский социолог Чарлз Глок, мысли которого оказались созвучны нашему времени, полагал, что принадлежность к религиозным организациям выступает как «функция внесения значимости в религиозный опыт», что позволяет индивиду справиться с возможными кризисами жизни, а также «заменить формой религиозного статуса отсутствие чувства социального статуса». Последнее утверждение вполне справедливо по отношению к молодежи, особенно несовершеннолетней.

Вместе с тем результаты социологического исследования показывают, что, несмотря на распространенность в молодежной среде субъективно оцениваемой религиозности, объективные признаки воцерковленности, такие, как регулярное посещение церкви, соблюдение обрядов, чтение молитв, колеблются на уровне 3-8% в каждой возрастной группе.

Что касается содержания верований молодежи, то оказалось, что ее религиозное сознание эклектично: численность верующих в христианские догматы и в оккультно-магические явления среди самой юной молодежи одинакова и приближается к уровню 50% (47-49% 17-летних верят и в колдовство, и в астрологию, и в Божий суд одновременно).

Юное поколение не столько «обращается к Богу», сколько адаптируется к религии, церкви, мистике, которые стали привычным обрамлением их бытия (так, среди 17-летних в 1997 г. стало в 3 раза меньше «неофитов», чем тех, кто «всегда верил в Бога»: 11 и 38%).

Общим свойством религиозности современной молодежи является ее пассивный, нецерковный характер. Так, посещают церковь (с различной частотой в течение года, но в основном 1-2 раза в год «по праздникам») 45% 17- и 24-летних и 47% — 31-летних. (Для сравнения: дискотеки и вечеринки посещают вдвое больше 17-летних — 84%). В церковь ходит столько же молодежи, что и в кафе и рестораны (45%), а также в театры и музеи (43%). Такое эпизодическое, от случая к случаю, посещение церкви, требующей от своих прихожан дисциплины, постоянного участия в богослужениях, говорит о том, что религиозность большинства молодежи носит формальный, номинальный характер, а отчасти, возможно, представляет собой более личный, внутренний тип. А не традиционно православный — церковно-общинный и обрядовый.

Такую внецерковную религиозность немецкий социолог Томас Лукман называл «невидимкой», «приватной». В наших условиях она проявляется в том, что молодежь, выросшая в отрыве от православных традиций, верит в возможность личного общения с Богом без посредничества церкви и священников. Все это не дает оснований ожидать успеха от предлагаемого церковными иерархами «пастырского душепопечительства» над молодежью. И хотя молодое поколение, все более осознающее себя православным, может оказаться более восприимчивым и лояльным к религиозной идеологии, необходимо учитывать двусторонний характер социального взаимодействия церкви и молодежи, то обстоятельство, что воцерковление юношей и девушек, даже если удастся объединить их в молодежные центры при епархиях, поломнические и скаутские лагеря, как того требует патриарх, — все это может повлечь обратное воздействие: молодежь своим социальным потенциалом способна содействовать «ювентизации» церкви, т. е. ее обновлению, нежелательным для иерархов преобразованиям, обусловленным включением молодых людей в церковное сообщество.

7.2. Молодежь как объект воздействия тоталитарно-деструктивных сект

Человечество вступило в XXI век в состоянии тревожной неопределенности и ожидания непредсказуемых катастрофических событий в различных сферах своего бытия. Это состояние порождает у людей общий трагический настрой, психологическую неустойчивость и поиск какой-то опоры, которая позволила бы сохранить смысловые основы жизни.

С конца 80-х годов прошлого столетия духовное поле России подверглось беспрецедентной за всю ее историю экспансии со стороны псевдохристианских, оккультных и откровенно сатанинских сект, пришедших как с Запада, так и с Востока. Используя сложную социально-политическую, экономическую и духовно-нравственную ситуацию в реформируемой России, секты пустили глубокие корни и стали ощутимо влиять на развитие духовной жизни российского общества. Членами этих сект в короткие сроки стали миллионы наших граждан.

Особое внимание секты обратили на вербовку в свои ряды учащейся молодежи. Сектантские вербовщики стали активно проникать в школы и вузы, навязывая свои образовательные программы, семинары, лектории и курсы, вербуя из школьной и студенческой среды своих будущих адептов. В результате под воздействием сектантской пропаганды и агитации тысячи студентов вузов оказались в этих сектах, забросили учебу, появились многочисленные случаи психических расстройств и самоубийств.

Основными личностными причинами вовлечения молодых людей в секты являются неудовлетворенные потребности (интеллектуальные, эмоциональные, социальные или духовные), неудовлетворенность господствующей в семье, социальной группе и обществе в целом системой ценностей, своими социальными статусом и ролями, а также кризисные обстоятельства личной жизни.

Сектантство вообще может проявляться в различных сферах жизни: в религии, политике, социальной сфере, культуре и т. д. Нас же интересует прежде всего религиозное сектантство, хотя мы убеждаемся, что некоторые современные культы, именующие себя церквями, не имеют к религии никакого отношения и прикрываются религиозной символикой лишь в чисто корыстных целях: создания себе некого духовного реноме (репутации), ухода от налогов, «страданий» за веру в случае «гонений» на организацию. Типичными представителями здесь являются «Церковь Саентологии» и «Брахма Кумарис». Однако, независимо от

духовной стороны мировоззрения всех культов, их объединяет то, что все они деструктивны, а многие из них тоталитарны и потому общественно опасны.

В религиозном смысле энциклопедический словарь «Христианство» определяет секту как «организованное общество людей, разномыслящих с господствующей церковью, но согласных друг с другом в религиозном отношении». Религиозные секты классифицируются по источникам, в которых они черпают свое учение, и путям, которыми они идут в реализации своего учения. Необходимо заметить, что религиозные секты, как правило, отрицая догматические основы учения господствующей Церкви, не порывают с ее историческим преданием, но обвиняют ее в извращении этого предания и претендуют па роль его истинных хранителей и продолжателей. Это характерно для большинства христианских сект.

Что касается определения современных сект, то здесь существует некая многоголосица. Одни называют их новыми религиозными движениями, но мы уже сказали о том, что некоторые из этих «новых движений» к религии вообще отношения не имеют. В европейских странах их стали именовать «культами». Это название больше соответствует реальном содержанию и деятельности этих организаций, ибо «культ» означает почитание не только Бога, но и определенного человека (властелина, предка, военачальника, гуру и т. д.), а мы знаем, что в подавляющем большинстве этих организаций учреждается культ руководителя организации и пожизненно, и посмертно.

В то же время в ряде европейских стран этим организациям стали давать более жесткие и конкретные определения, отражающие их истинную сущность. И здесь нужно назвать прежде всего Францию. В мае 2001 г. во Франции был принят новый закон о сектах, который сформулировал основные характерные признаки сект:

• дестабилизация сознания вовлеченных в организацию людей;

• навязывание своим адептам необходимости разрыва всех связей с прежним окружением;

• покушение организации на физическое здоровье своих членов;

• вербовка и вовлечение в свою организацию людей детского возраста;

• антиобщественные призывы, обращенные к своим адептам и во время вербовки новых членов;

• нарушение существующего общественного порядка;

• нарушение правовых и этических норм, установленных в обществе;

• финансовые махинации, уход от налогов;

• попытка проникновения во властные структуры.

Перечисленные признаки применимы к любой из деструктивных сект и дают представление об их истинной сущности. Исходя из перечисленных признаков, бывший министр иностранных дел Франции Ален Вивьен дал такое определение современным сектам: «Мы называем сектой не отдельные ветви крупных религиозных конфессий и не новые религиозные движения, как бы ни были они своеобразны в своих верованиях. Во Франции мы называем сектами сообщества, основанные на идеологической тоталитарной структуре, поведение которых наносит серьезный ущерб фундаментальным свободам и общественной стабильности» ¹. Мы считаем такое определение современных сект удачным, ибо оно отражает их главные духовно и социально опасные признаки: тоталитарность и деструктивность.

В чем конкретно выражается деструктивный характер современных сект? Деструктивный означает разрушающий (или ведущий к разрушению) какую-то структуру. В данном случае речь идет о разрушении социальной структуры общества.

Современные секты по преимуществу деструктивны. Используя в корыстных целях предоставленные законами демократических стран религиозные права и свободы, спекулируя на религиозном плюрализме и толерантности, они стремятся навязать обществу и государству господство своей «реальности», нарушая все писанные и неписаные правила человеческого общежития. Главным отличительным признаком деструктивной секты является обман и контроль сознания своих адептов. Их деструктивность проявляется в том, что они извлекают (изымают) своих адептов (членов своей организации) из социальной структуры общества и помещают их в изолированное от общества замкнутое пространство, которым эта организация является. Став членом секты, человек выводит себя за рамки социальной структуры общества, лишая себя одновременно принадлежащих ему в обществе прав и свобод, ибо эти права и свободы в полном объеме забирает себе секта, она решает, чего и сколько нужно дать адепту, заботясь лишь о том, чтобы не нанести ущерба интересам организации. Права и свободы личности полностью приносятся в жертву секте. Секты создают замкнутые системы, живущие по своим законам, непроницаемые для внешнего мира и игнорирующие его. Общество, состоящее из таких замкнутых систем, нежизнеспособно по определению, оно обречено на гибель.

_____________________________

¹ Материалы Международной научно-практической конференции. «Тоталитарные секты — угроза XXI пека». — Нижний Новгород, 2001. Изд. Братства св. Александра Невского, 2001. С. 13.

Какие конкретные формы социального деструктивизма используют современные секты? Начнем с основополагающей ячейки общества - семьи. Секта не заинтересована в сохранении, а тем более укреплении светской семьи как своего антипода. Она готова ее терпеть только в том случае, когда все члены семьи являются ее адептами. Но это не носит массового характера, и там, где супруги занимают противоположные позиции по отношению к секте, семья неизбежно распадается. Секта приветствует этот распад и подталкивает к нему всегда, ибо, пока этого не произошло, находящийся в секте супруг (или супруга) несет в себе угрозу ухода из нее, угрозу того, что он (или она) в какой-то момент посчитает семью более значимым фактором своей жизни и уйдет из секты. Распад семьи становится двойной трагедией для детей, ибо они не только лишаются одного из родителей, но и втягиваются с родителем (особенно если это мать) в секту. Позиция секты в этой ситуации однозначна: распад семьи светской есть фактор укрепления семьи сектантской.

Другой формой деструктивизации семьи является отрыв от семьи принадлежащих к секте взрослых детей, которые могут быть оторваны от семьи в буквальном смысле, ибо могут быть посланы сектой для служения в какой-то другой отдаленный регион или даже в другую страну. Особенно активно это практикуют «Свидетели Иеговы». В международном Центре «СИ» в Солнечном вы встретите не только русских, но и англичан, и немцев, и представителей восточных стран, приехавших сюда на «служение». Большинство из них — это люди молодого возраста.

Социальный деструктивизм сектантства проявляется во многих других сферах социальной жизни. Он выражается, в частности, в предельном сужении сферы социальной идентификации личности, ее творческих возможностей. Это сужение выражается, прежде всего, в жертве своими интересами в пользу интересов организации. Человек бросает любимую работу и идет работать вахтером, уборщицей и т. д., чтобы иметь больше времени на служение организации. Студент или студентка бросают учебу в вузе, потому что, по утверждению секты, ничему хорошему светская школа не учит, а истинное образование и понимание жизни человек получает в своей организации (секте).

Одним словом, секта обрывает все имеющиеся до вступления в нее социальные связи личности и замыкает их на себе. Она начинает заменять семью, работу, друзей и родственников.

Социальный деструктивизм сектантства создает своеобразную материальную базу для тоталитаризма, ибо, сконцентрировав в себе все социальные связи личности, секта получает возможность поставить в тоталитарную зависимость от себя не только все стороны ее внешней,

но и внутренней жизни. Деструктивизм сект тесно переплетается с их тоталитаризмом.

Тоталитаризм является неотъемлемым признаком современных сект. Тотальный означает полный, всеохватывающий, всеобъемлющий. Сектантский тоталитаризм означает полный, всеохватный контроль над личностью адепта секты. Под ним понимается не только контроль всех сторон внешней жизни и деятельности члена секты, но и его сознания, его духовного, морального и психологического состояния. Выключение адепта из всех сфер социальной жизни сопровождается отключением его от общественно значимой информации. Ему фактически запрещается реагировать на государственную символику, соблюдать национальные традиции, читать светскую («бесовскую») литературу, читать газеты и журналы, слушать радио, смотреть телевизор, участвовать в торжествах и праздниках, отмечать дни своего рождения, встречать Новый Год и т. д.

Сектантский тоталитаризм приводит в конечном счете к формированию мировоззрения, отвергающего окружающий мир во всех его проявлениях, равно как и людей, стоящих вне данной секты. Строится невидимая глухая стена, разделяющая мир на два лагеря: мы, т. е. члены секты, люди, олицетворяющие праведность и добро, истину и жизнь, и они — слуги ложных богов, носители ложных ценностей и злых помыслов. Эти два лагеря, несущие один — свет, другой — тьму, радикально противоположны и непримиримы, как непримиримы истина и ложь. Наиболее характерными и опасными для истины и свободы, по утверждению тоталитарных сект, являются традиционные религии. Только с их уничтожением восторжествует «истинная вера» и их сектантский бог вознесется и спасет утопающий во зле и лжи мир.

Эта идеология «единственно истинного» учения данной секты, ее претензии на богоизбранность и непогрешимость формируют у адепта слепое повиновение секте и ее лидеру (или группе их), утверждает в его сознании некое духовное и нравственное превосходство над всеми, кто не разделяет ее учения, как над недочеловеками, глупыми и слепыми, не способными понять величие и важность тех истин, которые секта провозглашает. Этот «сброд» подлежит безжалостному уничтожению, как балласт, мешающий познанию истины и движению к счастливой жизни.

Тоталитаризм предполагает одномерное мышление, он непримиримый враг мышления независимого. Поэтому секта запрещает своим адептам самостоятельные суждения по тем или иным (особенно богословским) вопросам, не допускает самостоятельного изучения своего «священного писания» и тем более личного толкования его положений. Она не допускает стихийных дискуссий, связанных с вопросами веры. Одним

словом, она осуществляет жесткий контроль не только над поведением, но и сознанием личности.

Проблема контроля сознания своих адептов является для деструктивных, тоталитарных сект ключевой, ибо кто контролирует сознание личности, тот, по определению, контролирует и ее поведение. Не надо считать, что контроль сознания есть некое таинство или даже мистика. Ничего мистического здесь нет, хотя секты всеми способами и средствами пытаются замаскировать процесс перестройки сознания адепта и придать ему видимость естественности и добровольности. На самом же деле разработана и отшлифована целая система методов и приемов, обеспечивающая радикальное изменение сознания адепта и его последующий контроль. Эта система заставляет адепта думать, чувствовать и действовать в строго заданном, нужном секте направлении. Она лишает человека самостоятельности мышления, свободы выбора и свободы действия. Фактически система контроля сознания в деструктивных сектах приводит к разрушению личности.

Вот что пишет в этой связи известный американский исследователь психологического насилия над личностью в деструктивных сектах Стивен Хассен: «Применение контроля сознания в деструктивных культах направлено, по меньшей мере, на разрушение подлинной личности индивидуума — его поведения, эмоций, мыслей — и ее вторичное конструирование по образу и подобию культового лидера. Это делается путем жесткого контроля и управления физической, интеллектуальной, эмоциональной и духовной жизнью адепта, чьи уникальные свойства при этом подавляются. Культовый контроль сознания — социально организованный процесс, поощряющий зависимость и подчинение. Он расправляется с индивидуальностью новичка, погружая его в среду, где не остается места для свободного выбора. Интерес вызывает лишь догма, принятая группой. Все, что не вписывается в измененную картину реальности, оказывается ненужным»¹.

Для того чтобы работа по «промыванию мозгов», т. е. изменению сознания, шла успешно и эффективно, секта создает соответствующие условия и добивается их неукоснительного исполнения адептами. Устанавливается жесткий контроль за временем всех актов жизни и деятельности сектанта, а также окружающей его физической средой. У адепта создается ощущение бессилия, страха и зависимости перед сектой. Осуществляется манипуляция поощрениями и наказаниями и даже пере-

________________________

¹ Стинсн Хассен. Освобождение от психологического насилия. СПб., нрайм-ЕВРОЗ-НАК, 2001. С. 81.

живаниями адепта в целях полного подавления прежних образцов социального поведения. Формируется устойчивая установка, что любая неудача в делах адепта имеет причину в его личной неполноценности. Заключительным условием является то, что адепта держат в полном неведении относительно того, что над ним осуществляется духовное и нравственное насилие по изменению сознания, подавлению его воли и превращению в раба организации. Фактически в деструктивных сектах идет обкатка тех приемов и методов, с помощью которых глобалисты собираются строить одну большую всемирную секту, которую российский философ и писатель Александр Зиновьев назвал «Человейником». Вот почему глобалисты так трепетно опекают тоталитарные секты и так яростно защищают их. Это их детище, их реальная сила по отработке методов изменения и контроля сознания всех людей планеты. Этот сектантский напор, соединенный с властными усилиями по всеобъемлющему кодированию людей, поставил человечество перед реальной угрозой полной победы сатанинских сил и апокалипсического конца земной цивилизации. К сожалению, мы плохо осознаем реальность этой угрозы.

В свою очередь сектанты продолжают совершенствовать свою систему одурачивания людей, умножая на новые миллионы будущих роботов грядущего глобалистского «человейника». Сопротивляться этому можно только тогда, когда человек понимает, что с ним происходит и к чему это все приведет. Пока перед нами конкретная реальная опасность — деструктивные, тоталитарные секты, и мы должны знать, в чем эта опасность состоит и как ей противостоять.

В частности, мы должны знать, что кроме определенных условий, создающих более эффективные возможности влияния секты на процесс изменения сознания адепта с последующим контролем, определены и основные направления, компоненты (факторы) этого изменения. Стивен Хассен выделяет четыре таких направления: контроль поведения, контроль мышления, контроль эмоций и контроль информации.

Контроль поведения. Он включает контроль и регулирование физической реальности индивида, т. е. того, с кем живет и общается член группы, какую одежду и какого цвета он предпочитает, какую прическу носит, что ест и пьет, сколько спит, как распоряжается своим временем (особенно свободным). Основное время адепт должен пребывать в секте и посвящать его каким-то групповым ритуалам.

Адепт не может принимать каких-то важных решений, не поставив об этом в известность руководство секты и не попросив у него позволения на то или иное действие. Он должен постоянно информировать старших о своих мыслях, чувствах и действиях. Провинившийся должен быть

наказан, а ревностный служитель — публично поощрен. Индивидуализм осуждается и поощряется «групповое мышление». Адепт должен неукоснительно исполнять все предписанные сектой правила поведения и безоговорочно подчиняться старшим, назначенным сектой.

Контроль мышления. Его необходимость диктуется тем, что религиозная или оккультная доктрина секты рассматривается как абсолютная истина, как догма, не требующая доказательств. Она рассматривается также как единственно возможный и реальный путь решения всех человеческих проблем.

Доктрину культа, — пишет С. Хассен, — можно, как правило, выразить простейшей формулой: «Мы — путь! Мы — истина! Вы, те, кто не с нами, погибли. Мы знаем, а вы — нет». Она проповедует черно-белое мышление и делит мир на упрощенные дихотомии — добро и зло, «мы» и «они»¹.

Для того, чтобы блокировать мыслительные процессы адепта секты, создается свой сектантский «подтасованный язык». Секта здесь исходит из того, что контроль сознания начинается с контроля слова.

В достижении контроля мышления адептов секты широко применяют моделирование поведения. Моделью здесь, как правило, выступает лидер этой секты или другие «начальники». Кроме того, в целях подавления мышления широко используются гипнотические методики (в частности медитирование), когда часами производится монотонное повторение какой-то фразы или формулы, вводящее человека в состояние транса, т. е. сфокусированного внимания. В этом состоянии существенно облегчается возможность управления сознанием адепта, и идеи доктрины секты пускают в нем глубокие корни.

В управлении (контроле) мышлением адепта секты большую роль играет постоянное напоминание ему «нетленных истин» о том, что в любых условиях, при любых обстоятельствах, в любом вопросе лидер секты и сама секта всегда правы, и, наоборот, никогда не прав сам адепт. Его проблемы и ошибки есть результат его личных недоработок: тупости, лени, неумения, слабой веры, неправильного использования рекомендованных методик и т. д.

В результате адепт лишается возможности проверки реальности всего того, что говорят и заставляют делать его в секте. Таким образом контроль сознания предполагает подмену реальности ее сектантской схемой, формирование черно-белого мышления по принципу: «Мы» —

_______________________________

¹ Стиисн Хассен. Освобождение от психологического насилия. СПб., прайм-ЕВРОЗ-НАК, 2001. С. 94.

это олицетворение добра, «они» (внешние) — олицетворение зла, широкое использование «новояза» (специфического сектантского словаря), поощрение только «хороших» и «правильных» мыслей, применение гипнотических техник, принятие желаемого за действительное, отказ от разумного аналитического мышления и конструктивной критики, полный отказ от возможности права на истину у других религиозных или иных организаций.

Контроль эмоций. Одна из главных задач деструктивной секты — заглушить внутреннее сопротивление и сомнение адепта в правильности сделанного им выбора (вступления в секту). Они глушат его целым набором своих приемов и методов, отработанных десятилетиями и даже столетиями. Они на начальном этапе осыпают новичка всевозможными комплиментами, повышенным вниманием к его особе, т. е. «бомбардируют любовью». Одним словом, вокруг него создается аура заботы, внимания и «неподдельной» любви. Затем, когда новичок утвердился окончательно в правильности своего выбора и в том, что ему посчастливилось стать членом «этой лучшей в мире» организации, начинается последовательное «закручивание гаек». Тоска по семье и друзьям, проявление любви и внимания к ним объявляются непреодоленным эгоизмом, потому что он не думает о своем новом доме - секте, которая спасла его от вечной гибели и забвения. От адепта требуют не отвлекаться на «второстепенные и ненужные вопросы».

Проходит время, и у него вырабатывается устойчивое чувство страха перед силой организации, ее всемогуществом. Но не как перед страшной и злой силой, а как воплощающей добро и любовь, страх за то, что он так и останется недостойным ее членом, не сможет служить ей так, как нужно, и она за это извергнет его из своих рядов обратно в тот мир зла, обреченный на гибель, который он когда-то разумно покинул. Так рождается и укрепляется фобия — устойчивый иррациональный страх перед чем-то. Адепт становится устойчиво убежденным в том, что грешить перед своей организацией — это преступление, а уход из нее — это духовный и физический конец, ибо жизнь вне ее теряет всякий смысл. Сформированное состояние фобии означает, что адепт окончательно «созрел» и не покинет секту ни при каких обстоятельствах.

Контроль информации. Секты активно эксплуатируют известную истину, что человеческое сознание не может функционировать нормально, не подпитываясь постоянно информацией. Управляя потоком информации, секты лишают своих адептов возможности адекватно оценивать свое состояние, здраво судить о том, что происходит внутри секты и за ее пределами.

В информации своих адептов секты широко используют прямой обман в целях искажения информации в «нужном направлении». Они сводят к минимуму доступ адепта к внешним, некультовым источникам информации, не одобряя или прямо запрещая чтение «внешних» газет и журналов, научной литературы, прослушивание радио, просмотр телепередач. Они особенно бдительно отгораживают своих членов от любой критической информации о себе, тем более, если она следует от бывших членов секты. Для того чтобы адепт не имел возможности знакомиться с нежелательной информацией, в секте поддерживается постоянный режим его загруженности мероприятиями самой секты не только в вечернее время, но далее и в выходные дни.

Зато секты широко используют самые разнообразные формы и методы распространения информации, произведенной внутри самой секты. Они активно практикуют издание собственных бюллетеней, листовок, журналов и газет, учебно-методической и учебной литературы, тиражирование аудио- и видеозаписи, документальных видеофильмов о себе и своих «успехах» и т. д. Они всегда стремятся быть на высоте требований времени, и надо признать, что это им неплохо удается, ибо наличие широких финансовых возможностей позволяет решать любые технические задачи, обеспечивающие им нужный успех.

В целях получения более обширной и подробной информации о своих членах секты идут на любые противоправные и неэтичные меры: доносительство лидеру (руководству) секты о «крамольных» или просто «неправильных» мыслях кого-то из адептов. Такое доносительство и шпионаж друг за другом всемерно поощряется внутри сект. Поэтому адепт находится постоянно не только под бдительным оком своего начальства, но и своих «сотоварищей», готовых «заложить» его начальству в любое время и за любую мзду.

Тщательно собирается информация о прошлых «грехах» своих адептов, совершенных им до вступления в секту, т. е. заурядный компромат, который в нужное время может быть использован в качестве инструмента шантажа.

Мы сделали в вышеизложенном материале лишь сжатый абрис тех форм, методов и приемов, которые практикуются сектами для изменения и контроля сознания своих адептов. В реальной жизни сект палитра этих приемов еще многообразнее, и в каждой из них имеются какие-то специфические оттенки, диктуемые ее доктриной.

И тем не менее предложенный материал позволит после его прочтения составить верное и достаточно полное представление о всем процессе «промывания мозгов» или изменении и контроле сознания как

главном условии «монолитного» единства и полной управляемости своих членов в любой деструктивной тоталитарной секте.

В заключение этого раздела предлагаемой Вам книги мы хотели бы привлечь Ваше внимание к духовной и нравственной деградации личности в этих сектах.

Нельзя не обратить внимания на то, что все эти секты в той или иной форме спекулируют именно, и прежде всего, на духовных и нравственных ценностях, обещая своим адептам достижение невиданных высот духовного и нравственного совершенства. Именно в этих сферах происходит тонко замаскированное жульничество и подмена понятий. Как выразился известный российский психолог, много сделавший для разоблачения разрушительной деятельности деструктивных, тоталитарных сект, Ф. В. Кондратьев, в них происходит подмена «светлой духовности» (любви к Богу как Духу) «духом сатанинского соблазна». «Я убежден, — продолжает далее Ф. В. Кондратьев, — что сами тоталитарные секты — это изобретение сатаны для своей экспансии»¹.

Это утверждение известного психолога далеко не беспочвенно. Дело в том, что духовность в ее религиозном понимании есть продукт действия на человека личностного Бога-Духа. В Новом Завете понятие Бог отождествляется с Духом. «Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин. 4:24). Иисус говорит своим ученикам: «Я пошлю вам от Отца Дух истины, Который от Отца исходит...» (Ин. 15:26). Таким образом, религиозная духовность порождается действием исходящего от Бога Духа, и духовным человек становится только тогда, когда впитывает в себя Дух Божий через веру, молитву и любовь. Коренным отличием сектантской духовности от духовности религиозной является то, что она имеет совсем другой источник, другой характер. Что это значит? Мы уже говорили, что духовной базой тоталитарных сект является оккультизм в открытом или в замаскированном под религию виде. Оккультизм же Pie признает личностных богов. Он заменяет их тайными безличностными — духами, наделенными демонической силой, духами зла. Оккультная «духовность» есть результат слияния этих духов с человеческой душой, т. е. эта «духовность» не поднимается выше психического уровня, причем по преимуществу сферы бессознательного. Поэтому даже Е. П. Блаватская — одна из столпов современного оккультизма, была вынуждена признать, что необходимо различать духовное и психическое и что движение по пути психического

___________________________________

¹ Тоталитарные секты — угроза XXI в. Нижний Новгород. Изд. Братства си. Александра Невского // Международная научно-практическая конференция 2001 г., с. 48.

развития приводит нас к уклонению в сферу зла. Исследование «духовности» современных деструктивных, тоталитарных сект подтверждает правоту предупреждений Блаватской по поводу уклонения в сферу зла. Несомненно эти секты — прежде всего носители зла и его проводники. Главное зло этих сект в том, что они превращают человека в раба, лишают его свободного поиска истины и смысла своей жизни, убивают в нем творческие потенции, делают из человека робота, подчиняющегося безропотно командам секты. Они лишают человека трагизма и красоты жизни, делают жизнь унылой и монотонной, серой и безынтересной. Такая «духовность» не есть путь духовного возвышения, а путь духовного оскопления, духовного унижения человека, ведущий его в тупик, в бессмысленность жизни.

Поэтому цели и задачи сект, формы и методы их практической деятельности по изменению всего психического строя личности в целях полной управляемости ее сознанием, чувствами и поступками не только бездуховны, но и безнравственны. Провозглашая высокие нравственные принципы своей деятельности, заботу о нравственном совершенствовании своих членов, секты на деле разлагают нравственное сознание своих адептов идеей их избранности и превосходства над другими людьми, находящимися вне секты. Последние объявляются неполноценными, никчемными людьми, обреченными на неминуемую гибель.

Руководство сект извращает истину, использует преднамеренно ложную информацию для своих членов, скрывает от них правду, создает извращенный образ реальности, держит их в постоянном психологическом напряжении, ибо, по утверждениям руководства секты, они окружены врагами, желающими ее гибели. Поэтому сектант, как средневековый рыцарь, должен «спать в доспехах», ибо он находится однов