Критика гиперэмпирической диалектики Ж. Гурвича

Диалектическая концепция французского социолога Ж. Гурвича, сложившаяся в какой-то мере под влиянием некоторых идей Маркса, в целом является альтернативой марксистской теории диалектики. Главную цель своих

188

исследований Гурвич видит в том, чтобы показать, что из всех областей человеческого знания, из всех гуманитарных дисциплин социология наиболее нуждается в применении диалектического метода, поскольку диалектика есть адекватный метод для изучения специфической природы социально-исторической жизни. Задачу своей теории он видит в объединении двух принципов — диалектики и эмпиризма и свою концепцию называет «диалектическим гиперэмпиризмом» или «эмпирико-реалистиче-ской диалектикой».

Выступая с критикой умозрительного характера прежней философии истории, Гурвич считает все предшествующие философские концепции диалектики «догматическими» и «прирученными», поскольку они связаны с философской позицией мыслителя. Диалектика в его представлении «не есть средство апологии предвзятых философских позиций, как, например, рационализм, идеализм, критицизм, спиритуализм, материализм, феноменология, экзистенциализм» 1. Она-де не должна быть ни формой критики социальной реальности, ни формой ее апологетики, не должна отстаивать ни прогрессивный, ни регрессивный, ни циклический характер законов общественного процесса. Как видно, диалектика в интерпретации Гурвича должна быть «беспристрастной», стоящей над материализмом и идеализмом теорией, не касающейся закономерностей общественного развития.

В противовес сложившейся философской традиции Гурвич выдвигает лозунг «диалектизации диалектики». Его программа «дедогматизации» диалектики состоит в том, чтобы ориентировать социальное познание не на определенную философскую концепцию, а на принцип эмпиризма. Гурвич заявляет, что в его концепции отсутствуют априорные философские положения, предвосхищающие и предопределяющие результаты любого реального исследования.Он постоянно подчеркивает свою претензию на диалектическую концепцию, лишенную якобы всяких философских предпосылок, потому что в существующей теоретической традиции основные принципы его теории - эмпиризм и диалектика — никогда не мыслились вне конкретной философской доктрины. Социологическая теория, по его мнению, ничего общего не может иметь ни с материалистической, ни с идеалисти-

' Gurvitch G. Dialectique et sociologie. Paris, 1962, p. 18.

189

ческой интерпретацией диалектики, ни с религиозно-мистическим, ни с экзистенциалистским, ни с другими ее философскими вариантами.

Свое понимание эмпиризма он также не отождествляет ни с одной из известных в истории философии эмпирических теорий; оно, по его словам, не совпадает с такими вариантами философии опыта, как «сенсуализм, ассоцианизм, позитивизм, критицизм, прагматизм, феноменология или экзистенциализм»2. Одним из основных моментов концепции диалектики Гурвич считает методологический эмпиризм, т. е. отказ от всякой философской или научной позиции в пользу постоянного обращения к социальной реальности, в которой ничто не остается неизменным. Постоянное обращение к диалектическому по своей природе социальному процессу не дает «мумифицироваться», окостенеть понятийному аппарату исследования. Отрицание любых форм стабилизации и постоянства как в понятийном аппарате социального познания, так и в самой социальной жизни — вот основная функция диалектики по замыслу Гурвича. Это значит, что основной чертой диалектики становится ее нега-тивность и релятивизм.

Ж.-П. Сартр так характеризовал эту концепцию: «Гурвич назвал диалектическим свой гиперэмпиризм: он хотел этим отметить, что его объекты (социальные факты) даны в опыте как диалектические; его диалектизм сам есть эмпирическое заключение» 3. Сартр квалифицирует позицию, занятую Гурвичем, как неопозитивизм. Эту оценку вряд ли можно счесть полностью справедливой и согласиться с французским экзистенциалистом в том, что Гурвич создал позитивистский вариант диалектики. Не лишены оснований возражения самого Гурвича в его полемике с Сартром, в которой он напоминает о том, что настоящие позитивисты отвергают всякую диалектику как спекулятивную конструкцию, искусственно накладываемую на опытные данные. В свою очередь Гурвич обвиняет Сартра в противоположном недостатке, в том, что тот вслед за Гегелем обращается в конечном счете к универсальному разуму как источнику диалектического движения. Диалектическую концепцию

2 Там же, с. 7'.

3 Sartre J.-P. Critique de la raison dialectique, t. I. Theorie des ensembles pratiques. Paris, I960, p. 117.

190

социальной философии Сартра Гурвич определяет как неорационалистическую.

В споре о том, что является источником диалектики — опыт или разум, эти авторы заняли противоположные позиции. Сартр утверждает, что диалектические отношения не могут быть даны в опыте, Гурвич подчеркивает, что его диалектика — это не априорная философская конструкция. На самом деле диалектика не может быть понята ни как априорная спекулятивная конструкция, применяемая лишь в сфере чистого мышления, ни как чисто эмпирический вывод, не связанный с теоретическим осмыслением истории общества и человеческого познания.

Удалось ли французскому социологу осуществить программу освобождения диалектики от всякой философской позиции? Разумеется, нет, поскольку такая программа в принципе невыполнима в силу ее методологической несостоятельности. Поэтому вопреки общему замыслу Гурвича его эмпирико-реалистическая концепция основывается на многочисленных философских предпосылках, представляющих собой сочетание идей Фихте, Шелера, Гуссерля, Бергсона, Дюркгейма, Зиммеля, фон Визе и др. Несмотря на субъективное стремление Гурвича устранить всякую философскую базу своей теоретической конструкции, она неизбежно содержит целый ряд моментов общефилософского характера. К их числу относятся: представление о любом факте общественной жизни и об обществе в целом как о «тотальном социальном феномене», положение о многоуровневом и символическом характере общественной жизни, принцип дискретности и плюрализма социальной реальности и ряд других.

Гурвич выступил с ответной критикой экзистенциалистской интерпретации социальной диалектики, изложенной Ж.-П. Сартром в его незавершенном труде «Критика диалектического разума». Основные моменты критики Сартра сводятся к тому, что его социальная диалектика ограничивается сферой индивидуальной практики, а различные проявления социального бытия рассматриваются как нечто антидиалектическое, инертное, косное4. «Если мы не хотим, чтобы диалектика вновь превратилась в божественный закон, метафизическую не-

4 Gurvitch G. Dialectique et sociologie, p. 23, 159.

191

обходимость, нужно, чтобы она исходила от индивидов, а не каких-нибудь надындивидуальных ансамблей» 5, — пишет Сартр. Для него подлинное бытие ограничивается;

сферой индивидуальной деятельности, личной субъективности, а все формы объективных социальных отношений и материально-предметной общественной деятельности оказываются отчужденным, неподлинным существованием. Любое объективирование и опредмечивание результатов деятельности индивидуального творческого начала Сартр считает процессом превращения диалектики в собственную противоположность.

В данных рассуждениях Сартра, очевидно, проявляется влияние на него философии Г. Гегеля и К. Маркса об отчужденном характере предметной деятельности в буржуазном обществе. Однако К. Маркс никогда не выступал, как это делают экзистенциалисты, против любых форм материального, вещного опосредования отношений людей, а, напротив, считал практическую деятельность главным средством человеческого общения. С марксистской точки зрения «предмет, как бытие для человека, как предметное бытие человека, есть в то же время наличное бытие человека для другого человека, его человеческое отношение к другому человеку, общественное отношение человека к человеку» 6.

Отличие социологической методологии Ж. Гурвича от экзистенциально-социальной интерпретации диалектики Ж.-П. Сартром состоит в том, что он преодолевает индивидуализм позиции Сартра и пытается выявить социальную диалектику, движущие силы социальной жизни в коллективной, общественной, а не в индивидуальной практике людей.

Однако в характеристике объективной социальной диалектики у этих двух французских мыслителей, несмотря на существенные различия, много общего. Прежде всего это отрицание универсальности диалектических отношений, их антропологическая трактовка, что в принципе неверно, ибо здесь отрицается применимость законов и категорий диалектики к явлениям природы, на которые деятельность человека не наложила своего отпечатка. И Сартр и Гурвич связывают диалектику только с условиями человеческого существования, коллективного или

5 Sartre J.-P. Critique de la raison dialectique, t. I, p. 131.

6 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 47.

192

индивидуального. Далее, под социальной диалектикой и в социологии Гурвича, и в философии Сартра подразумевается практическая сторона общественной жизни. И наконец, обоим мыслителям свойственно понимание «человеческой практики как свободы»7, почти полное отождествление их, а следовательно, и интерпретация объективной социальной диалектики как свободы. Правда, если для Сартра субъектом свободного действия всегда является индивид, то Гурвич вводит такие понятия, как «творческое коллективное поведение» и коллективная свобода, и в этом ярко проявляется различие экзистенциально-социального и социологического подходов к проблеме. Гурвич определяет коллективную социальную свободу как «спонтанное и осознанное волевое действие — новаторство, изобретение и творчество, — которое стремится преодолеть, опрокинуть, разбить все препятствия и модифицировать, превзойти и воссоздать все ситуации» 8.

Выяснение связи социальной диалектики с практическим действием индивидуального и коллективного субъекта исторического процесса является реальной задачей. Однако с подлинно научных, диалектико-материали-стических позиций она давно решена марксистской философией. Под воздействием основных идей марксизма некоторые буржуазные авторы тоже пытаются анализировать практическую сторону общественной жизни в философском и социологическом плане, однако несостоятельность этих теорий состоит в том, что они считают духовное творчество движущей силой материально-предметной, преобразовательной деятельности людей и, следовательно, не выходят за пределы чисто идеалистического понимания истории.

Описание Гурвичем практического, творческого начала общественного процесса свидетельствует о влиянии на его взгляды философии жизни. «Тотальные социальные феномены, как частичные, так и глобальные, — пишет он, — связаны с социальным витализмом, являясь только внешним проявлением его актов»9. Другими словами, витализм представляет социальную жизнь как практику,

7 Sartre J.-P. Critique de la raison dialectique, t. I, p. 438.

8 Gurvitch G. Determinismes sociaux et liberte humaine. Paris, 1955, p. 91.

9 Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie, vol. I. Paris, 1957, p. 69.

193

одновременно и коллективную, и индивидуальную, и материальную, и духовную. Здесь обнаруживается наложение Гурвичем на социальную жизнь основных моментов теории творческой эволюции А. Бергсона. Как «жизненный порыв» — динамический и творческий принцип эволюционного процесса — у последнего вынужден постоянно преодолевать косность и инертность «материи», так и у Гурвича социальная жизнь делится на социальные организации, институты — внешнее проявление социальной реальности — и спонтанные, импульсивные, иррациональные творческие силы социальной жизни (духовную практику человечества) — «бурлящий», или «вулканический», элемент социальной реальности.

На концепцию социальной диалектики Гурвича оказал влияние еще один мотив философии жизни, выраженный ярче всего в работах Зиммеля, для которого «важнейшим моментом творчества оказывается его трагически-двойственный характер: продукт творчества — всегда нечто косное и застывшее, становится в конце концов во враждебное отношение к творцу и творческому началу» ю. В результате общественная жизнь характеризуется в концепции Гурвича «непрерывной диалектикой между актом творчества и его продуктом» п, как конфликт структурированных и неструктурированных, институциализированных и неинституциализированных, организованных и стихийных, спонтанных, импульсивных элементов. Социальная диалектика раскрывается Гурвичем в концепции десяти уровней общественной действительности, в которой ставится проблема взаимосвязи разнородных социальных явлений в единое целое, а их взаимовлияния рассматриваются как сложная система опосредований.

В основе такого понимания лежит идея иерархичности общественной жизни. Социальные явления расположены на различных уровнях реальности — от поверхностных, явных, непосредственно наблюдаемых до скрытых, глубинных, потаенных. Поскольку задача социологического исследования состоит в изучении всех аспектов, слоев, уровней социальной реальности от поверхностных до глубинных, то социологический метод Гурвич характеризует не только как диалектический, но

10 Философская энциклопедия, т. 5. М., 1970, с. 350.

11 Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie, vol. I, p. 35.

194

и как глубинный, заимствуя эту идею из теории психоанализа.

В социальной реальности Гурвич выделяет два основных уровня: поверхностный, внешний, структурированный уровень социальной организации, обозначаемый термином «суперструктура», и глубинный, неструктурированный, неорганизованный, неинституциализированный уровень общественной жизни, обозначаемый термином «инфраструктура». Многомерная и многоуровневая структура социальной жизни у Гурвича делится на два основных пласта, которые искусственно распределяются между стабильным и застывшим уровнем социальной организации и уровнем спонтанного творчества. В принципе нельзя полностью отрицать саму возможность в целостном процессе общественно-исторической жизни людей организованного и стихийного аспектов, институциализированного и неинституциализированного, формального и неформального и т. д. Эти социологические понятия имеют определенный смысл. Однако в диалектической концепции Гурвича они приобретают ненаучный смысл, так как оказываются неразрывно связанными с иррационалистическими тенденциями философии жизни и идеалистическим пониманием социального витализма.

Подлинно диалектические взаимосвязи материализованных (а также воплотившихся в различных социальных институтах и организациях) продуктов деятельности предшествующих исторических поколений с последующей социально-исторической деятельностью людей, а следовательно, и диалектика свободы и детерминизма, сочетающихся в предметно-практической деятельности людей, раскрыты К. Марксом в материалистическом понимании истории. Глубокое проникновение в диалектический характер соотношения стихийных и организованных сторон общественной жизни продемонстрировал В. И. Ленин в целом ряде работ, посвященных различным формам классовой, революционной борьбы пролетариата.

Борьба стихийного творческого диалектического начала с антидиалектическими социально организованными формами составляет ядро концепции социальной диалектики Гурвича. Как же связаны «диалектический» и «глубинный» методы в его концепции? Поверхностно-эмпирический подход к общественной жизни фиксирует, по

195

мысли Гурвича, только непосредственно наблюдаемое: социальные организации, структуры, институты как продукт деятельности людей. Это не динамический и не диалектический аспект социальной реальности. Для обнаружения скрытой основы социального динамизма, его диалектики, спонтанного творческого начала социального процесса Гурвич предлагает применять глубинный анализ.

Конечно, социальная наука изучает не самоочевидное и не ограничивается эмпирическими констатациями. Но именно внутреннюю, скрытую, «глубинную» сущность общественной жизни методология Гурвича не позволяет раскрыть научно, так как истинное социальное знание может дать только диалектико-материалистическая философия. Ставя вопрос о глубокой диалектической взаимосвязи и одновременно несводимости друг к другу материального и духовного порядка общественной действительности, марксистская философия дает единственно правильное понимание сложных видов социального детерминизма, объясняя идеологические явления их материальной основой.

Итак, различие в социальной жизни двух основных пластов — явного, доступного эмпирической констатации, более или менее непосредственному наблюдению и изучению, и скрытого, выявляемого только посредством метода глубинного анализа, — выступает у Гурвича в ином обличий: как противопоставление организованного, структурированного, институциализированного и неорганизованного, неструктурированного, неинституциализи-рованного аспектов общества. Конкретизацию основных различий между двумя главными уровнями социальной реальности можно продолжить. Свобода и творчество относятся Гурвичем к области духовных социальных явлений, к наиболее глубинным уровням социальной жизни, характеризуют коллективное сознание и являются наиболее диалектическими. Материальная сторона общественной жизни оценивается Гурвичем как наименее диалектическая.

При рассмотрении сложных диалектических связей и взаимоотношений материальных и духовных сторон общественной жизни Гурвич искажает и мистифицирует реальную проблему, утверждая, что отношения между социальными явлениями различного порядка носят чисто символический характер. Глубинные слои общественной

196

действительности якобы «опосредованы социальными символами» 12. Связь между уровнями социальной реальности в концепции Гурвича выражает не детерминацию одних общественных явлений другими, как это представляют марксисты, а «отношение символизации». «Рассмотренные под определенным углом зрения большинство уровней социальной реальности оказываются символическими по своему характеру» 13, — пишет он. «Символические отношения» — это квинтэссенция, своеобразный цемент общественной жизни. Принципиальные недостатки концепций «социального символизма» очевидны. Они связаны с необоснованной психологизацией общественной жизни, вследствие которой социальная реальность выступает как психика либо в ее непосредственных формах, либо в материализованных, объективированных. В концепции Гурвича все материальные явления оказываются знаком, символом, внешним выражением, поверхностной оболочкой духовных идей и ценностей. Этим объясняется пренебрежение материальным аспектом социальной жизни, характерное для «глубинной», «гиперэмпирической» методологии, который (аспект) не имеет самостоятельного значения для социологического исследования, а является лишь символом, опосредованным, неадекватным выражением духовных явлений.

Как видно, концепция социальной диалектики Гурвича идеалистична по своей сути. Основой исторического процесса в ней выступает некое коллективное, разумное и одновременно волевое и аффективное начало, другими словами, источник и движущая сила ее трансформации заключены в общественном сознании. Поэтому всякие нововведения, преобразования сложившихся общественных отношений, в том числе и достигнутого уровня технического оснащения общества, начинаются на уровне духовных образований: коллективных идей, ценностей, символов, установок. Материальный и технический «инвентарь» любой культуры является, согласно логике Гурвича, внешним воплощением, экстериоризацией духовного творчества человечества, в результате которой происходит окостенение, «мумификация» духовного творческого начала. Одним словом, обновление духовного пласта

12 Там же, с. 90. 13 Там же, с. 89.

197

культуры всегда предшествует, по Гурвичу, изменению материально-технической базы данного общества.

Социальная диалектика в теории Гурвича проявляется в различных формах: с одной стороны, в реальных диалектических формах общественной жизни (и хотя к этой форме диалектики Гурвич относит такие социальные явления, как коллективные духовные символы и ценности, тем не менее она не совпадает с процессом познания и может быть расценена как непоследовательно и искаженно описанная объективная диалектика); с другой стороны, диалектика раскрывается как субъективная диалектика, как социологический метод. В целом такая постановка вопроса не лишена разумных оснований, поскольку в ней подчеркивается правильное в принципе требование адекватности познавательных методов особенностям объекта исследования, а также ставится проблема специфики социального познания в связи с анализом особой — социальной — реальности.

В диалектическом социологическом методе Гурвич выделяет пять диалектических приемов, или процедур: «дополнительность», «взаимопричастность», «амбивалентность», «поляризацию», «параллелизм». Трактуя метод социального познания как совокупность разнообразных познавательных приемов, Гурвич всячески подчеркивает многообразие и историческую изменчивость реальных диалектических связей, их несводимость к антиномическим отношениям.

Идея многогранности реальных диалектических связей и отношений и дифференцированного подхода к ним выразилась в поиске Гурвичем иных, чем диалектическая антиномия, полярность, форм отношений. Так, предлагаемая им диалектическая амбивалентность, двойственность означает соединение в одном и том же общественном явлении противоположностей, находящихся как бы в равновесии, в равно действии, причем это диалектическое отношение не обязательно должно быть острой формой антагонизма. Метод «диалектической дополнительности» позволяет преодолеть взаимоисключение отдельных свойств, входящих в один ансамбль, и представить их как нечто целостное. По мнению Гурвича, можно добиться всестороннего и полного исследования любого объекта, используя разные частные приемы. Причем взаимодополняющих способов описания может быть не два, а несколько, что якобы должно отличать

198

его диалектический прием от констатации противоречия.

За этими положениями Гурвича можно усмотреть реальную проблему, а именно необходимость применения диалектического метода и общей философской теории диалектики к анализу конкретных общественных явлений, специфических исторических ситуаций. Но эта проблема давно раскрыта основоположниками марксизма-ленинизма, и Гурвич ломится здесь в открытую дверь. Напомним в этой связи слова Ф. Энгельса, обращенные против спекулятивно-идеалистического подхода к установлению диалектических отношений: «Теперь задача... заключается не в том, чтобы придумывать связи из головы, а в том, чтобы открывать их в самих фактах» I4. Значение принципа конкретности истины в марксизме неоднократно подчеркивалось и В. И. Лениным: «Весь дух марксизма, вся его система требует, чтобы каждое положение рассматривать лишь (а) исторически; (?) лишь в связи с другими; (у) лишь в связи с конкретным опытом истории» I5.

Как мы видели, Гурвич определяет социальную диалектику как «негативную». Это наводит на мысль о близости его позиции взглядам представителей Франкфуртской школы. Однако сходство этих двух концепций относительно. Представители Франкфуртской школы интерпретируют диалектику как радикальное, тотальное отрицание. «Негативную диалектику», заостряющую всякое противоречие до антиномии, до антагонизма, они противопоставляют гегелевскому учению о диалектическом синтезе. Основной смысл концепции социальной диалектики Гурвича диаметрально противоположен. Главный недостаток многих предшествующих теорий диалектики он усматривает в абсолютизации диалектического отношения полярности, антиномичности, антагонизма, а основную задачу собственного учения о диалектическом методе видит в поиске и концептуальном оформлении более «сглаженных», неантиномичных форм диалектических соотношений в социальной реальности. Он пишет: «Следует избегать как искусственного примирения антиномий, так и их фетишизации. Нужно любой ценой покончить с мистикой антиномий, которая не менее опасна, чем мистика примиряющего их синтеза» 16.

14 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 316.

15 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 49, с. 329.

16 Gwvitch G. Dialectique et sociologie, p. 18.

199

Далее. Одной из основных идей Франкфуртской школы является утверждение о вовлеченности социального знания и его субъекта в социальную жизнь. Если диалектические идеи Франкфуртской школы неразрывно связаны с функцией социальной критики, то подобных выводов из разрабатываемого Гурвичем диалектического метода социального познания не следует. Но и его концепция, несмотря на некоторую академичность, не может рассматриваться как выражение беспристрастности, вне связи с борьбой двух мировоззрений — буржуазного и коммунистического.

Теория диалектики Гурвича не совпадает ни с неогегельянским учением о критически-трагической форме диалектики, ни с экзистенциально-феноменологическим ее вариантом, ни с «негативной диалектикой», представителей Франкфуртской школы, ни с диалектическими идеями современной буржуазной философии науки. Ближе всего она примыкает к так называемой диалектике практики, развитой в работах итальянских неогегельянцев Б. Кроче и Дж. Джентиле, а позднее — в «Критике диалектического разума» Сартра.

Теория диалектики Гурвича содержит существенные пороки. Попытка конкретно-исторического подхода в его концепции перерождается в релятивизм и негативизм его диалектики. Кроме того, у Гурвича нет четкого описания отдельных процедур диалектического метода, их отличия друг от друга, а это делает их малопригодными в конкретном социальном анализе.

Наконец, несмотря на оговорки о необходимой гибкости диалектической методологии, сам Гурвич предлагает бесплодный набор формул и схем диалектических приемов, не удовлетворяющих его требованию постоянного развития и обновления аппарата социального исследования.

Давая общую оценку диалектической концепции Ж. Гурвича, необходимо отметить ее антимарксистскую направленность. Это проявляется в антропологической трактовке диалектики как специфики человеческой, социальной, но не универсальной реальности. Несмотря на субъективное стремление французского социолога, отождествившего диалектику с социальной практикой, не рассматривать ее ни как чисто духовное, ни как чисто материальное социальное явление, он создает идеалистическую концепцию диалектики, в которой духовные явле-

200

ния выступают в качестве движущих сил социально-исторического процесса.

Непоследовательность во взглядах Гурвича проявляется и в том, что диалектика оказывается не специфическим методом исключительно социального познания (хотя, согласно Гурвичу, диалектична только человеческая реальность), а, напротив, диалектическую методологию он рекомендует применять в естественнонаучных исследованиях, т. е. в той реальности, в которой, с его точки зрения, не действуют законы диалектики. При этом Гурвич нарушает собственное требование адекватности объекта и методов научного познания.

Отрицание закономерностей общественного развития является существенным пороком концепции социальной диалектики Гурвича. У него диалектика — это учение о внутреннем напряжении и динамизме реальности, но поскольку он не признает существования диалектических законов, то она не может быть учением о развитии, т. е. тем, чем должна быть теория диалектики.

Очень важным для критического анализа взглядов Гурвича является также вопрос о соотношении диалектического метода со всем методологическим арсеналом его концепции. Гурвич отстаивает своеобразный методологический универсализм и плюрализм, некритически использует методы социального познания различных направлений буржуазной мысли. Он подчеркивает значение для современной социологии типологического метода, метода детерминистского объяснения, «глубинного» метода, раскрывающего символический характер социальных отношений, социологической интерпретации психологической идеи гештальтметода. Существует определенная, хотя и неочевидная связь концепции Гурвича с герменевтической традицией, с «понимающей социологией».

Каково значение диалектических процедур в теории Гурвича? Сам он пишет, что пропедевтическая роль диалектики в социальном анализе невелика. Этот метод, по его мнению, не дает социологического объяснения, не содействует установлению социального детерминизма, не производит обобщения (это свойственно типологическим приемам), не проникает в скрытые от непосредственного эмпирического наблюдения явления общественной жизни (это осуществляет «глубинная» методология), а ограничивается чистым описанием социальной реальности. Поскольку основное назначение научного исследования не

291

в описании, а в объяснении социальных явлений, постольку диалектический метод только подготавливает социологическое объяснение. Осуществляется оно, согласно концепции Гурвича, при помощи иных методологических приемов. Несостоятельность взглядов Гурвича состоит в том, что для него диалектика в конечном счете не является собственно научным объяснительным методом социального познания.

В марксистской литературе показана эклектичность и крайняя абстрактность гиперэмпирической диалектики Гурвича 17, ее коренная противоположность марксистско-ленинской диалектике18.

Глава XIV

«ДИАЛЕКТИЧЕСКИЕ» ПАРАДИГМЫ АМЕРИКАНСКОЙ БУРЖУАЗНОЙ ПОЛИТОЛОГИИ

Многие американские буржуазные политологи, как и другие западные идеологи, пытаются доказать, что диалектика наряду с другими способами познания входит в систему их общих методологических установок. Так, американский политолог Р. Фостер в начале 70-х годов писал, что «диалектика как логика истории, впервые сформулированная Гегелем, не является исключительной собственностью марксистов...» 1. Обращаясь к диалектике, и прежде всего к учению о единстве и борьбе противоположностей, они тем не менее не идут дальше ее гегелевского истолкования. Поэтому идеалистическая сущность и антимарксистская направленность общих методологических установок буржуазных политологов очевидна. Это можно проиллюстрировать на примере трех основных «парадигм», которые в разное время определяли, а во многом определяют и сейчас понимание американскими буржуазными политологами сущности и содержания политики 2.

Одна из них — «парадигма конфликта» — первона-

17 См.: Критика современной буржуазной теоретической социологии. М„ 1977, с. 228-229.

18 См.: Попов П. Критика «диалектического гиперэмпиризма», с. 168-197.

1 Kinter W., Foster R. (eds.) National strategy in a decade of change. An emerging U. S. policy. Lexington, 1973, p. 7.

2 Huntington S. American politics: The promise of disharmony. Cambridge (Mass.) - London (England), 1981.

202

чально нашла отражение в теории «классового конфликта», обоснование которой еще в XIX в. пытались дать «прогрессисты». Заявляя, что они пытаются выступать от имени бедных слоев населения, «прогрессисты» противопоставляли себя «федералистам», которые, по их мнению, защищали интересы богатых. «Прогрессисты», с одной стороны, подчеркивали роль материальных интересов как основных мотивов поведения людей, а с другой — указывали на значение борьбы между двумя ведущими политическими группировками: между партиями «популистов» и «элитистов».

Будучи радикальной (разумеется, в буржуазно-демократическом смысле) и в то же время недостаточно четкой в концептуальном плане, теория «классового конфликта» в ее первоначальном виде не могла быть взята на вооружение представителями господствующего класса США и подверглась обстоятельной переработке его идеологами. К недостаткам этой концепции С. Хантинг-тон относит, в частности, то, что конфликт между богатыми и бедными якобы не отражает сложности и многообразия политической борьбы в американском обществе. Конфликт характеризует не столько американскую политику, сколько ее субъективную интерпретацию сторонниками данной теории 3.

Существенную модификацию концепция «классового конфликта» претерпела в работах представителей американской школы «прагматизма и политического реализма» (Ч. Мерриама, Г. Лассвелла, Г. Моргентау, Р. Страуса-Хюпе, 3. Бжезинского, а также С. Хантингто-на). Представители этой школы, паразитируя на вульгарно-материалистических концепциях и эклектически соединяя их с элементами других философских систем (позитивизма, фрейдизма и т. д.), раздувают и абсолютизируют значение факторов силы, которые рассматриваются ими в качестве основной двигательной пружины общественно-политического развития, в качестве средства регулирования и разрешения как внутриполитических, так и внешнеполитических противоречий. Придавая силе самодовлеющее значение, отрывая ее от экономических и социально-классовых условий существования того или иного общества, конструируя различного рода искусственные модели внешней политики («политика статус-

3 Там же, с. 8.

203

кво», «политика империализма» и «политика престижа»), сторонники школы «прагматизма и политического реализма» не только в искаженном свете представляют деятельность государств, принадлежащих к противоположным социально-экономическим системам, но и оправдывают развязанную империалистической буржуазией безудержную гонку вооружений. Сказанное относится прежде всего к тем ее представителям, которые наиболее активно поддерживают политику воинствующего антикоммунизма и милитаризма (например, 3. Бже-зинский и Р. Страус-Хюпе).

Теоретическим выражением идей данной школы явилась концепция «баланса сил», взятая на вооружение как американскими, так и другими буржуазными идеологами. Она служит не столько установлению военно-стратегического и политического равновесия в современном мире, сколько его изменению в пользу империализма. Свидетельством тому являются попытки теоретически обосновать так называемое нулевое решение проблемы разоружения. Практическим выражением идей школы «прагматизма и политического реализма» служит политика «с позиции силы», проводимая империалистическими кругами США в различных районах земного шара и послужившая основанием для справедливой оценки этой школы как «философии политического насилия».

Представители школы «прагматизма и политического реализма» противопоставляют себя, с одной стороны, «политическому идеализму», а с другой — научному коммунизму. Недостатки «политического идеализма» они усматривают в том, что в основе его идеологии лежит не фактор силы, а стремление людей к воплощению заложенных в них от рождения морально-этических идеалов или устоявшихся правовых норм. Они упрекают сторонников концепции «политического идеализма» также за то, что разработанная ими антикоммунистическая стратегия не столь эффективна, как стратегия «политических реалистов». С точки зрения представителей рассматриваемой школы, антикоммунизм, характерный для «политических идеалистов» и основанный главным образом на эмоциональном негодовании, должен быть заменен «реалистическим антикоммунизмом», основанным на более широком использовании силовых и психологических приемов в отношениях между США и социалистическими странами. О том, как выглядит «реалистический анти-

204

коммунизм» на внешнеполитической арене, свидетельствует деятельность американской администрации.

Последний вариант концепции «классового конфликта» представлен в теориях Л. Козера и К. Боулдинга. Исходные принципы названных теорий обстоятельно проанализированы в нашей литературе 4. Пороки ее состоят, во-первых, «в безмерно широком» понимании социальных (в том числе политических) конфликтов. «Сюда включаются, например, такие явления, как «холодная война», движение за равноправие женщин, студенческие протесты, расовые волнения, война, преступность, экономические кризисы и т. д.» 5. Во-вторых, сущность и содержание социальных конфликтов отрываются от экономических отношений, их порождающих, а также субъективируются и психологизируются. Как пишет Л. Козер, социальные конфликты — это «напряжение между тем, что есть, и тем, что должно быть в соответствии с чувствами определенных групп или индивидов...» 6.

В-третьих, реальные антагонистические противоречия современного капитализма в работах указанных авторов подменяются отношениями «несовместимости», «взаи-моисключаемости» и «враждебности», заимствованными из психологии и других областей знания. Хотя эти отношения и являются существенным признаком противоречия, но последнее практически не существует без единства противоположностей7. В-четвертых, остроконфликтные отношения, свойственные политической системе современного капитализма, представителями данных теорий безосновательно переносятся на политическую действительность социалистических стран, а марксистская теория материалистической диалектики, с помощью которой эти отношения исследуются, объявляется если

4 См.: Семенова Л. А. О методологических принципах исследования социального конфликта в американской социологии (критический анализ концепции Л. Козера). — Социологические исследования, 1975, № 2; Лёве Б. П. Классовая борьба или социальный конфликт? М., 1976; Ручка А. А., Танчер В. В. От идеологии «равновесия» к социологии конфликта. — Социологические исследования, 1977, № 3; Доронина Н. И. Буржуазные исследования международного конфликта. — Вопросы философии, 1977, № 6; Нечипоренко Л. А. Буржуазная «социология конфликта». М., 1982.

5 Ручка А. А., Танчер В. В. От идеологии «равновесия» к социологии конфликта. — Социологические исследования, 1977, № 3, с. 235.

6 Цит. по: там же, с. 236.

7 См.: Нечипоренко Л. А. Буржуазная «социология конфликта», с. 137.

205

не ошибочной полностью, то по меньшей мере односторонней 8.

Вторая концепция — «парадигма согласия» — классическое выражение получила в работах А. Токвиля. Она была переформулирована в националистическом духе историками в конце XIX в. и затем появилась вновь в 50 — 60-х годах XX в. в работах Р. Хофштадтера, Д. Бурстина, Т. Парсонса, Дж. Портера, Д. Белла, С. Липсе-та и в особенности Л. Хартца. Популярность этой парадигмы явилась следствием осуществления «нового курса» президента США Ф. Рузвельта, а также относительно стабильного развития американского общества после кризисных потрясений конца 20-х — начала 30-х годов. В определенной степени она была обусловлена и либеральной традицией, пустившей глубокие корни в политическом сознании США9. Согласно этой концепции, американская политика определяется не конфликтом между двумя антагонистическими классами, а преобладающим влиянием так называемого «среднего класса», который является носителем «общего согласия». Как пишет С. Хантингтон, «существовавшие в американской политике конфликты были ограничены относительно узкими сферами экономической и личной жизни в рамках всеохватывающего согласия»10.

Наиболее полно в американской буржуазной политолог™ «парадигму согласия» выразили сторонники ценностно-нормативного подхода к обществу. В основу его были положены два понятия: с одной стороны — ценности, ориентирующие индивидов «на достижение желаемого», с другой — нормы, под которыми имеются в виду «акты психологического и морального отношения людей к поступкам и мыслям какого-либо индивида» 11. Следование нормам должно вызывать одобрение со стороны окружающих людей. В свою очередь получение или неполучение одобрения трактовалось как механизм связи индивида и общества, т. е. как критерий «нормативности

8 Przeworski A., Wallerstein M. The structure of class conflict in democratic capitalist societies. — The American Political Science Review, 1982, June, vol. 76, N 2, p. 215-216.

9 См.: Современное политическое сознание в США. M., 1980, с. 66-122.

10 Huntington S. American politics..., p. 7.

11 Современная философия и социология в странах Западной Европы и Америки. M., 1964, с. 382, 383.

206

действий» 12. При такой трактовке общество представлялось не как система определенных (материальных и идеологических) отношений, а как организм, поведение элементов которого подчинено сбалансированным ценностно-нормативным ориентациям и проявляется в социально значимых реакциях на внешние стимулы.

Аналогично и содержание нормативного, государственно-правового регулирования общественных, в первую очередь политических, отношений сводилось к соответствию поведения индивида требованиям его непосредственного окружения. В итоге «отклоняющееся поведение» индивидов выступало не как результат внутренней противоречивости социально-классовой структуры буржуазного общества, а как следствие несовершенства самой личности, отрицательной «внешней» оценки поведения индивида и его низкой «самооценки». Другими словами, порочными объявлялись не сами общественные отношения буржуазного общества, а взгляды, представления и действия людей по поводу этих отношений.

Под углом зрения ценностно-нормативного и бихевиористского, поведенческого подхода к анализу политической власти буржуазные идеологи занимались разработкой многих политических (в том числе и особенно государственно-правовых) концепций. Важное место среди них занимает концепция «господства права». В ней буржуазное право выступает как одна из основных ценностей общества и ведущая нормативная система, призванная не только сбалансировать разнообразные акты политического поведения индивидов и обеспечить соответствующий контроль за ними, но и уберечь буржуазное общество от нежелательных конфликтов и перемен. «Именно на право, — отмечает советский ученый С. В. Боботов, — возлагается задача устранять основные социальные противоречия, упреждать социальные конфликты и создавать некоторое равновесие интересов, а в ряде случаев и тождество поведенческих мотивов» 13.

Важнейшая цель буржуазной концепции «господства права» во внутриполитическом плане состоит в том, чтобы обеспечить социально-политический компромисс на основе отражения в праве «всеобщей воли», принципа «высшего морального права», которому подчинена дея-

12 Toward a General Theory of Action. Ed. by T. Parsons, Е. Shils. Cambridge, 1951, p. 106.

13 Боботов С. В. Буржуазная социология права. M., 1978, с. 202.

207

тельность государственной власти и которым должны руководствоваться индивиды, согласуя свое поведение с требованиями права. Здесь процесс общественного развития предстает как история господства тех или иных сменяющих друг друга «законов». Буржуазные идеологи этот вопрос интерпретировали таким образом, что реальное содержание социально-экономических отношений отходило в общественном сознании на задний план, а за основу этих отношений принималась их правовая оболочка 14. Такой способ мышления Ф. Энгельс назвал юридическим мировоззрением буржуазии 15.

Идеологические цели данной концепции заключались в том, чтобы, с одной стороны, представить капиталистическое государство как воплощение правопорядка, а с другой — доказать, будто деятельность социалистического государства противоправна. Указанные цели буржуазные идеологи, прежде всего представители политической и государственно-правовой науки США (Е. Бирп, Г. Макдональд, Дж. Муссати, Дж. Гудмэн и др.), пытаются осуществить с помощью ссылок на конституцию США как основную форму «высшего права», якобы связывающую государственную власть своими установлениями. Внешнеполитическим следствием господства в буржуазной политической жизни указанных догм стала провокационная шумиха в защиту «прав человека» в социалистических странах, проводимая империалистической буржуазией США и других капиталистических стран.

Теория «господства права» в буржуазной политоло-гии тесно связана с идеей легитимности (законности), согласно которой юридическая процедура придает власти институционный характер, делает ее законной в глазах граждан. «Господство права, — отмечали авторы специального доклада о причинах и предупреждении правонарушений в США, — представляет собой идею, согласно которой народ добровольно признает законность права как средства упорядочения и контроля поведения правителей и управляемых, богатых и бедных, довольных и недовольных» 16. Поэтому основная цель политологов и

14 Moore R. Legal Norms and Legal Science: A Critical Study of Kelson's «Pure Theory of Law». Honolulu, 1979.

15 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 496.

16 Law Order Recopsidered. A Staff Report to the National Comission on the Causes and Prevention of Violence. Washington, 1968, p. 8 — 9.

208

социологов, занимающихся разработкой проблемы политической власти в целом, состоит в том, чтобы обосновать и защитить такое понимание законности, а также вскрыть факторы, укрепляющие или ослабляющие поддержку населением существующей политической власти.

К числу важнейших источников легитимности буржуазные политологи относят идеологию, политический режим и политическое лидерство. В зависимости от характера и степени выраженности указанных источников американский политолог Д. Истон подразделяет леги-тимность на идеологическую, в основе которой лежит моральная убежденность индивидов в ценности того или иного общественно-политического строя и провозглашаемых им принципов; структурную, опирающуюся на приверженность индивидов механизму и нормам политического режима как такового; персональную, связанную с верой индивидов в личные качества политических лидеров, в их способность должным образом применять политическую власть 17.

Подход к анализу политической жизни с позиций теории «господства права», как и ценностно-нормативный подход к обществу в целом, сыграл и играет до сих пор немаловажную роль в идеологическом обосновании буржуазной политической власти, а также в обеспечении соответствующих условий для ее непосредственного функционирования. Ценностно-нормативному подходу к обществу присущи существенные пороки.

С одной стороны, сторонники этого подхода абсолютизируют его, выдавая чуть ли не за универсальную концептуальную схему. Между тем есть множество проблем, которые не могут быть решены с этих позиций. Одной из них является проблема изменения самой общественно-политической системы. Представители ценностно-нормативного подхода утверждают, что они могут ответить на вопрос, как воздействовать на общественно-политическую систему (в том числе и правовыми средствами), чтобы обеспечить ее «равновесие», «стабильность» и «ин-тегрированность», не изменяя этой системы и не давая научно обоснованного объяснения понятия социального изменения. Однако ответы на эти вопросы, с их точки

17 Easton D. A Systems Analyses of Political Life. N. Y„ 1967, p. 278-310.

209

зрения, выходят за рамки социологии, поскольку она не имеет дела с социальной системой в целом. «...Согласно моему представлению, — подчеркивает Т. Парсонс, — социология занимается лишь одним, преимущественно функциональным, аспектом социальных систем, а именно изучает структуры и процессы, имеющие отношение к интеграции этих систем, включая, конечно, и случаи неудавшейся интеграции, равно как и силы, благоприятствующие интеграции или же препятствующие ей». То же самое относится и к политической науке, которая, по его мнению, «занимается в первую очередь изучением организации социальных систем в контексте достижения коллективных целей» 18.

С другой стороны, сторонники ценностно-нормативного подхода в идеалистическом плане истолковывают характер общественных отношений, сводя их к психическому взаимодействию индивидов. Идеализм в трактовке общественных отношений проявляется и в выборе критериев для классификаций общественно-политических систем. Примером тому служит классификация, предложенная Т. Парсонсом и Г. Беккером, основанием которой служит не экономический строй общества, а соответствующие виды ценностно-нормативных ориентации индивидов.

Наконец, отметим еще один порок теории «господства права». Сторонники ценностно-нормативного подхода навязывают обществу модель политической власти, которая имеет явно охранительный характер и очерчивает своего рода нормы-рамки для социально-политической организации буржуазного общества. Эта модель выступает в качестве внешней оболочки поведения индивида, скрывая действительные, содержательные мотивы его деятельности. Однако представление о характере общественно-политической жизни, о личном успехе и благополучии индивида связано не с тем, что прокламируется авторами ценностно-нормативной модели, не с нормами-рамками, а с нормами-целями, которые служат подлинными регуляторами жизнедеятельности индивидов в буржуазном обществе. Не ориентация на ожидания других, а расчет на себя — таков основной принцип буржуазного индивидуализма. Господство этого принципа

18 Американская социология. Перспективы, проблемы, методы. М., 1972, с. 364, 365.

210

приводит к тому, что в обществе возникает постоянный и внутренне неразрешимый конфликт между нормами-целями и нормами-рамками, причем главной, детерминирующей стороной в этом конфликте, как правило, являются нормы-цели.

Отмеченные пороки ценностно-нормативного подхода в 60-х годах проявились настолько явно, что престиж «парадигмы согласия» оказался существенно подорванным, и она стала вызывать критику со стороны многих буржуазных политологов 19. В немалой степени этому способствовали кризисные процессы, которые разрушили иллюзии о том, что капитализм может развиваться бесконфликтно.

И наконец, третья концепция — «парадигма плюрализма», которая занимает промежуточное положение между первыми двумя теориями. С одной стороны, она имеет дело с различными социальными группами, выражающими противоречивые, а подчас и противоположные интересы, с другой — имеет целью примирить, уравновесить их в рамках общего политического согласия. Говоря о данной концепции, С. Хантингтон признает, что «конфликты между заинтересованными группами по частным проблемам могут быть истолкованы как происходящие в рамках широкого согласия по основным политическим ценностям» 20. В настоящее время наблюдается большой интерес к этой парадигме со стороны многих представителей буржуазной философии, социологии и политологии. Как отмечает П. Н. Федосеев, «идея плюрализма во всех ее многообразных проявлениях и аспектах представляет собой ядро, центр притяжения всей современной буржуазной философской и социально-политической мысли» 21.

Исходные принципы рассматриваемой концепции четко выражены в теории «плюралистической демократии», получившей широкое распространение в американской буржуазной политологии, в частности в работах таких ее представителей, как К. Левенштейн, Р. Даль, К. Дойч

19 DahrendorfR. Toward a Theory of Social Conflict. — Social Change. N. Y., 1964; Coser L. Conflict: Social Aspects. International Encyclopedia of Social Sciences. N. Y., 1967; Smith A. The Concept of Social Change. A Critique of the Instrumentale Theory of Social Change. L., 1973.

20 Huntington S. American politics..., p. 8.

21 Федосеев П. Н. Философия и мировоззренческие проблемы современной науки. — Вопросы философии, 1978,. № 12, с. 39.

211

и др.22 По мнению авторов этой теории, не классы, а более дробные социальные образования и группы, организованные по принципу «общего интереса», характеризуют внутреннюю структуру современного индустриального (и прежде всего капиталистического) общества. Отношения между группами представляют собой борьбу «конфликтующих интересов». Однако эта борьба не носит классового характера и не подрывает экономических основ существующего строя. Как утверждают сторонники данной теории, классовая борьба при капитализме заменяется здоровым соревнованием многих конкурирующих групп: политической, экономической, военной, научной, культурной, религиозной, административной, идеологической и т. д. Конкурируя между собой, эти группы будто бы в конечном счете уравновешивают друг друга, в результате чего и обеспечивается некая «демократичность» правления, невозможность установления диктатуры той или иной группы, в том числе «тирании большинства» 23.

За основу взаимодействия «организованных групп» буржуазные политологи принимают не объективные закономерности социального развития, а «всеобщие правила игры», вырабатываемые государством в целях «упорядоченного выравнивания» различных интересов. Эти правила объявляются обязательными для всех групп и представляют собой своего рода политический механизм «свободной борьбы сил», аналогичный экономическому механизму «спроса и предложения».

Подобная трактовка социальных конфликтов, как и сама концепция плюрализма, несостоятельна. Она ведет родословную от Э. Дюркгейма, А. Бентли, от социальных концепций Дж. Локка, О. Гирке и Дж. Ст. Милля и в определенной степени отражает взаимосвязи различного типа общностей и индивидов внутри их в ходе развития социально-политических процессов. Однако, отвергая классовые деления и выводя отношения власти исключительно из взаимодействия отдельных социально значимых элементов общества, ее сторонники гипертрофируют значение групп, организаций и других

22 Lewenstein К. Political Power and Governmental Process. L., 1965;

Dahl R. Pluralist Democracy in the United States: Conflict and Consent. Chicago, 1967; Deutsch K. Politics and Government. How People Decide Their Fate. Boston, 1974.

23 Deutsch К. Politics and Government..., p. 304.

212

общностей, искажают действительную картину социальных и политических отношений.

Несостоятельность теории «плюралистической демократии», как и «конфликтной модели» политической власти в целом, состоит в том, что она, во-первых, затушевывает классовую природу политической власти при капитализме, изображая ее как форму выражения воли самых различных (в том числе оппозиционных) групп в обществе, как результат их «соучастия в политике», отрывая эту власть от экономических факторов, ее определяющих, и наделяя взаимодействующие группы одинаковыми возможностями для реализации интересов. Тем самым эта теория порождает иллюзию интеграции всех классов и слоев буржуазного общества в социально-политическую систему современного государственно-монополистического капитализма и одновременно отрицает открытую основоположниками марксизма историческую закономерность классовой борьбы и смены общественно-экономических формаций.

Во-вторых, в теории «плюралистической демократии» искаженно представлен характер отношений между различными слоями и группами капиталистического общества. Здесь по существу игнорируется классовая природа этих отношений, которые выдаются за отношения конкурентной борьбы в политической области, а последняя сводится преимущественно к соперничеству ведущих буржуазных партий. Необоснован также вывод о взаимном уравновешении интересов и власти отдельных групп, о возможности «государственного» (независимо от буржуазного класса!) регулирования воздействующих на него «групп интересов». В этой теории общественные классы поставлены на одну доску с другими социальными группами буржуазного общества, таким образом дискредитируется идея классовой борьбы и социальной революции.

В-третьих, представители теории «плюралистической демократии» неправильно трактуют социальные сдвиги внутри самого господствующего класса. Хотя его структура действительно значительно изменилась, тем не менее каждая его прослойка стоит на позициях сохранения и укрепления капитализма, общественно-политических отношений, покоящихся на эксплуатации наемного труда, на принципе господства и подчинения. Поэтому конкуренция между различными буржуазными элитами, не-

213

которое расхождение их функциональных обязанностей отнюдь не мешают им объединять свои усилия в защите существующего государственного строя.

В-четвертых, абсолютно несостоятельны попытки сторонников теории «плюралистической демократии» распространить ее выводы и положения на социалистические страны. Развитие последних осуществляется на принципиально иной экономической, социальной, политической и духовной основе. Интересы всех классов, групп и социальных слоев социалистического общества находят отражение в политической системе социализма, во все расширяющемся участии трудящихся масс в управлении делами общества и государства. Многообразие форм такого участия законодательно закреплено в Конституции СССР и в конституциях других социалистических стран.

Следует сказать, что концепция «плюралистической» демократии не вполне удовлетворяет буржуазных идеологов, поэтому они пытаются, с одной стороны, «укрепить» ее путем включения в нее «конфликтной модели», с другой — заменить ее элитарной концепцией политической власти. Многие авторы, отстаивающие точку зрения плюрализма, соединили теорию правления элит с теорией демократии, что привело к появлению концепций «демократического» элитизма 24.

Анализируя названные парадигмы, американский политолог С. Хантингтон приходит к выводу, что все они имеют сильные и слабые стороны 25. В «парадигме конфликта» обращается внимание на существование в Америке значительного неравенства, в ней четко раскрывается социальный аспект этого неравенства. В «парадигме согласия» в то же время указывается на отсутствие в США классово выраженных идеологий европейского типа и на этом основании делается вывод, что идеологический конфликт там получил менее широкое распространение, чем в Европе. Наконец, в «парадигме плюрализма» фиксируется столкновение противоречивых интересов в американской политике, но она не идет дальше

24 См.: Гаджиев К. С. О теории «демократического» элитизма. — Рабочий класс и современный мир, 1976, № 3, с. 88 — 99; Золотарев Р. К критике концепций элитарной демократии. — Критика современных буржуазных, ревизионистских и реформистских концепций в области идеологии, экономики и права. М., 1976, с. 51 — 61, и др.

25 Huntington S. American politics..., p. 8 — 9.

214

«парадигмы согласия» в объяснении причин их возникновения. «Все три парадигмы, — заключает С. Хантингтон, — объединяет одна общая черта: каждая объясняет политику в терминах социальной структуры» 26.

Отсюда, поясняет он, вытекают две другие особенности парадигм. Во-первых, структурные характеристики американской политики в них статичны. «Каждая парадигма, — пишет он, — довольно четко характеризует картину того, как американская политика функционирует в конкретный период времени; но ни одна из них не показывает, как эта политика изменяется со временем» 27. Во-вторых, все они в той или иной форме постулируют определяющую роль экономических (и более широко — материальных) интересов в политике и умаляют значение идеальных факторов. «Они, — подчеркивает Хантингтон, — почти полностью игнорируют роль политических идеалов и идеализма, моральных факторов и чувственных символов веры в политике» 28.

Рассматривать американскую политику просто как отражение социальной структуры, пишет он, — значит пренебрегать телеологическим анализом этой политики. Хотя в США не было идеологического конфликта европейского образца, их политика «настоена» на гораздо большем моральном конфликте, чем политика европейских стран. «Америка избежала классовых конфликтов, — отмечает Хантингтон, — чтобы иметь моральные потрясения. Ведущая роль моральных факторов отличает американскую политику от политики других обществ; эта характеристика является самой трудной для понимания ее иностранцами» 29.

Исходя из сказанного, С. Хантингтон предлагает еще одну теорию — «парадигму дисгармонии». Суть ее состоит в постоянном стремлении индивидов к идеальным ценностям и в таком же постоянном несоответствии между этими и реальными ценностями, между идеально-нормативным и фактическим порядком. В гармоническом обществе идеально-нормативный и фактический порядки совместимы. В дисгармоническом обществе они в конфликте. «В гармоническом обществе неравенство не только существует фактически, но и признается за-

26 Там же, с. 9.

27 Там же.

28 Там же, с. 10.

29 Там же, с. 11.

215

конным. В дисгармоническом обществе неравенство несовместимо с законностью, хотя сосуществует с ним фактически. Противоположность между нормативным и фактическим порядками в США гораздо более резкая, чем в других странах» 30. По мнению С. Хантингтона, США - типичное дисгармоническое общество, в котором особенно четко реализуется предложенная им парадигма.

Новая парадигма несет в себе особый идеологический и методологический заряд. Прежде всего ее автор представляет американскую политику как покоящуюся на широком моральном основании и таким образом пытается «растворить» политические конфликты в конфликтах нравственных. Далее, он стремится возродить «американскую мечту», т. е. веру в американскую исключительность, в особую историческую миссию США, которая в последнее время потерпела полный крах 3!. Как известно, эта вера родилась более 200 лет назад, когда была принята Декларация независимости США. В XIX в. она служила мощным импульсом ускоренного развития американского капитализма. В XX в. она способствовала формированию откровенно шовинистических, «джингоист-ских» 32 настроений среди значительной части американского населения, особенно в период «холодной войны». И наконец, «парадигма дисгармонии» призвана «вплести» идеалистическую диалектику в еще одно шаткое методологическое обоснование современной американской политики,., использовать ее (пусть даже ограниченные) возможности для сохранения и укрепления капитализма. Сказанное о парадигмах американской буржуазной поли-тологии подтверждает вывод о том, что тенденция «диа-лектизации» буржуазной социологии и политологии, как отмечал А. С. Богомолов, «оказывается на деле лишь вульгарной подделкой под диалектику, имитацией реальной диалектики общественного развития» 33. Этот вывод

30 Там же, с. 12.

31 См.: Гаджиев К. С. США: эволюция буржуазного сознания. М., 1981.

32 Термин «джингоизм» возник в буржуазной литературе в 70-х годах XIX в. Он широко использовался и используется для обозначения особой формы шовинизма, а именно «крайнего шовинизма, связанного с пропагандой силы, империалистической экспансии и интервенционизма» (Шестаков В. П. Два «имиджа» президента: от морализма к джингоизму. — США: экономика, политика, идеология, 1980, № 9, с. 23).

33 Вопросы философии, 1983, № 2, с. 172.

216

не колеблет и «конфликтная модель общества» Р. Дарендорфа, о которой речь пойдет в следующей главе.

ГлаваXV

ПСЕВДОДИАЛЕКТИКА ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ В «КОНФЛИКТНОЙ» МОДЕЛИ Р. ДАРЕНДОРФА

«Диалектика власти и сопротивления есть движущая сила истории» — так определяет суть своей «конфликтной» модели общественного развития Р. Дарендорф, ведущий социолог ФРГ. Он известен прежде всего как автор «диалектической теории конфликта», «диалектико-конфликтной перспективы» 1. Его модель общественного развития, фокусом которой является конфликт, далеко оттеснила некогда популярную ролевую концепцию, также разработанную Дарендорфом и претендовавшую на объяснение социальной эволюции 2.

Дарендорф считает себя учеником и последователем К. Поппера, у которого он учился в Лондонской экономической школе, что определило его приверженность к методологии неопозитивистской социологии. Эти установки укрепились за те годы, которые Дарендорф провел в университетах США. В эмпирико-позитивистском плане написаны его работы по методологии, социологии и выполнены прикладные исследования. Последовательность и даже ригоризм в отстаивании этих уста