– Привидения!
Подлинное привидение – сам древний город, духовный прародитель большинства «цивилизованных» религий. Когда поклонение Солнцу в Гелиополисе достигло своего расцвета (примерно в 2500 году до н. э.). в нем можно было различить черты не только будущего мессианского бога евреев, но и пречистого сына божьего, святой троицы. Эволюция религии Гелиополиса от раннего тотемизма до утонченной идеи абстрактного бога и есть социальная история примитивного и династического Египта.
Примитивные кланы всегда избирали своими магическими символами изображения животных и птиц, и из этого родилась целая мифологическая система. Но главное место в ней постоянно сохраняли два культа: бога Солнца Ра и бога реки Осириса. Осирис изображался как «мумия с длинным фаллосом… отец и мать людей, они живут твоим дыханием, они едят плоть твоего тела. Первоначало – их имя». Переплетающиеся мифы о двух главных божествах – какие бы варианты их ни появлялись позднее – легли в основу египетской религии. Однако в конечном итоге бог Солнца взял верх, ибо его культ был орудием власти жрецов и знати Гелиополиса. Они могли контролировать сложное сельскохозяйственное производство, так как культ Солнца был связан со знанием движения звезд. Астрономия позволяла им не только предсказывать приближение разлива Нила, от которого зависело египетское земледелие, но и давала им знание геометрии и тригонометрии, столь необходимых для размежевания полей после разлива.
Жрец Гелиополиса – благодаря науке, а не религии – стал вершителем судеб Египта‑, его судьей, землемером, архитектором, планировщиком, инженером и счетоводом. Все египтяне зависели от него, и в конечном итоге его власть превысила власть фараона. Поэтому значение Гелиополиса, города религии и науки, для Египта куда больше, чем любого города в любой стране.
Стоя посреди поля, заросшего фасолью, там, где когда‑то был храм, и слыша за спиной шум современного Каира, трудно представить себе, каким был этот древний город. И все же сознание, что под четырьмя метрами нильского ила наверняка лежат редкие руины, неумолимо влечет на это место.
В 1966 году, 50 лет спустя после последних раскопок английского археолога В. М. Флиндерса Петри, египтяне снова приступили к работам. Петри приехал в 1912 году и сделал несколько траншей на илистых полях, рассчитывая определить периметр городских стен и найти второй обелиск, который, по его мнению, обязательно должен был составлять пару с сохранившейся до нашего времени колонной.
Он нашел и стены и обелиск. А его отчет о раскопках не менее увлекателен, чем приключения Шерлока Холмса, тем более что он пользовался дедуктивным методом знаменитого сыщика. Он брал сначала очевидные факты и, если они ничего не давали, искал ответ в том, что оставалось за пределами этих фактов.
Если посмотреть внимательнее, можно различить и остатки городских стен вокруг обелиска, которые обнаружил Петри. Справа стены проходят по склонам холма, на котором стоит деревня Хосн аль‑Араб. Впереди находится возвышение с деревьями и кладбищем – здесь был угол одной из стен. Там же видна насыпь – по ней идет другая стена. Слева и позади лежит грунтовая проселочная дорога (она привела нас сюда) – это также стена старого города.
Сохранившийся обелиск стоял в открытом дворе храма. Когда‑то этот двор считался святая святых, и на пирамидальной вершине камня, именовавшегося «бен‑бен», возвышалась фигура крылатого Феникса. По словам Адольфа Эрмана, богу Солнца обычно поклонялись на открытом воздухе.
Гелиополис не был большим городом, и персам не составило труда сровнять его с землей. По мнению Петри, персы уничтожили его не только потому, что он был средоточием религиозной власти, но и потому, что они хотели помешать египтянам использовать его как военный форпост на восточной дороге, ведущей к Мемфису. Если это так, то, значит, Гелиополис играл в древнем мире ту же роль, что и Каир в Средние века: он был оборонительным укреплением, которое должны были захватить пришельцы с востока, рвавшиеся в глубь Египта, к его сокровищам. Старый канал от Нила до Красного моря, проходивший за стенами Гелиополиса, также был важной артерией, соединявшей внутренние районы Египта с Красным морем. Понятно, что наступавшие с востока завоеватели придавали большое значение Гелиополису. К несчастью для города, он находился далеко от реки и не мог служить портом, поэтому проще всего было уничтожить его как помеху.
Гелиополис восстанавливали много раз. Рамсес II и Сесострис I, два выдающихся фараона в истории Египта, вели обширное строительство в Гелиополисе. Именно Сесострис I и возвел сохранившийся до наших дней обелиск три тысячи лет назад в честь основания нового храма. Четыре других обелиска, находящихся сейчас в Париже, Нью‑Йорке, Лондоне и Стамбуле, были установлены Тутмосом III по случаю празднования его военной победы в 1450 году до н. э. – «перехода великой дуги реки Евфрат».
Достаточно остановиться у обелиска в Гелиополисе, и воображение поможет нарисовать картины далекого прошлого. Нужно только ознакомиться стой небогатой информацией, какую оставили нам современники этого памятника. Геродот бродил по Гелиополису и вокруг пирамид и восхищался всем, что он видел. По словам Генри Роулинсона, переводившего труды Геродота, старый грек был склонен «преувеличивать чудеса, иногда жертвуя истиной».
Судя по всему, Геродота (он был одним из первых туристов), пришедшего в Египет с персами, пытались ввести в заблуждение его проводники – жрецы Гелиополиса, но его не могли обмануть собственные глаза. «Страна кишит врачами…» – пишет он, добавляя, что они специализируются в различных областях медицины. Он рассказывает нам, как египтяне пекли корни папируса, мазали тело маслом кики, спали на болотах под сетками, чтобы спастись от москитов. Он восхищается уважением молодых египтян к старшим – юноши встают, когда в комнату входит взрослый. В его наивных, полных восхищения описаниях постоянно видишь горожанина из Гелиополиса.
Александр, который прибыл в Египет в 331 году до н. э., испытывал благоговейный трепет перед этой древней цивилизацией. Греки вообще с уважением относились к египетской культуре, к Гелиополису. И все же они перевезли всех богов и ученых Египта в новую столицу Александрию, которая была расположена поближе к их родине. Греки тем самым как бы изъяли Египет из Африки и навсегда сделали его средиземноморским государством. Один из генералов Александра, Птолемей Лаг, основал новую династию будущих фараонов, и, как ни сопротивлялся Гелиополис, город пришел в полный упадок.
Геродот был свидетелем первого проникновения греческой мысли и культуры в Египет (еще с персами), а Диодор Сицилийский наблюдал закат греческого влияния. Трудно сказать, что из написанного Диодором является наблюдениями очевидца, но известно, что он был в Александрии между 75 и 60 гг. до н. э., когда туда прибыла римская миссия, чтобы прибрать к рукам все, что осталось от эллинизированного Египта. Он даже рассказывает, как египтяне в клочья разорвали одного римского эмиссара за то, что он нечаянно убил на улице кошку. Через несколько лет прибыл Помпей, затем Цезарь и Марк Антоний, но они уже не испытывали, как греки, трепета перед египетской культурой и название Гелиополиса было для них пустым звуком.
Эпитафию старому городу написал греческий географ Страбон, посетивший руины Гелиополиса в 25 году до н. э. «В Гелиополисе, – пишет он, – я тоже видел большие дома, где жили жрецы, говорят, что в древние времена это место было поселением жрецов, изучавших философию и астрономию, но от их деятельности не осталось и следа… Нам показали дома жрецов и школы Платона и Эвдокса, так как Эвдокс приезжал сюда с Платоном (примерно в 380 г. до н. э.) и, как утверждают некоторые писатели, они прожили здесь 13 лет в обществе жрецов». По‑видимому, утверждение Страбона, что Платон пробыл 13 лет в Гелиополисе, является преувеличением. В «Эпитомии» говорится о трех годах, а у Диогена Лаэртия – о 16 месяцах. Сам Платон даже не упоминает, когда он посетил Гелиополис. Наверное, мы так и не узнаем, чему он учился у жрецов.
По‑видимому, Эвдокс (он был не только учеником Платона, но и видным астрономом) привез из Гелиополиса в Афины более точные измерения делений суток, чем имевшиеся у греков, и точное понятие о длине года, которое было им неизвестно. Вполне возможно, что именно Эвдокс после пребывания в Гелиополисе изобрел солнечные часы.
Бродя вдоль земляных стен Гелиополиса, невольно строишь догадки о том, в каком же месте этого поля, заросшего фасолью, жил Платон. Таким мыслям я и предавался, когда мое внимание привлекло ветхое старое здание, напоминавшее изможденного старика – одни кости да кожа, гофрированное железо и выбитые окна. Оно шипело, кашляло и урчало. Оно стоит одиноко на поле, метрах в ста от обелиска. Что за чертовщина? – подумал я.
Объяснение оказалось очень простым, без всяких чудес. Это была все еще действующая старая текстильная фабрика. Здесь для нее самое подходящее место, ибо бритоголовые жрецы Гелиополиса тоже в свое время развернули широкое производство льняных тканей.
Я не успел закончить паломничества к Платону, так как в это время друзья‑египтологи потащили меня через ухабы и холмы Хосн аль‑Араба, чтобы показать только что раскопанный ими храм. Холм сухого ила был разрезан, словно торт, и в траншее виднелись руины небольшого храма, построенного Рамсесом II. Пришлось стать на четвереньки, чтобы взглянуть на прекрасно окрашенный фриз, который Рамсес беззастенчиво взял из здания, построенного Сесострисом, и уложил в фундамент своего храма.
Фриз очень красив, и мои египетские друзья уже оживленно спорили о смысле покрывавшего его орнамента. Меня же больше привлекали двое голых мальчишек, которые сидели на краю траншеи и усиленно тянули за хвост жалобно блеявшего козла. В отчаянии козел воспользовался своим единственным «оружием» и пустил сильную струю на ноги ребятишек, что вызвало веселый смех у собравшихся жителей деревни. Храмы, грязь и веселье – примерно все, что сохранилось от Древнего Египта в этой деревушке, уже находящейся в пределах современного Каира. Она построена на руинах одного из самых блистательных городов истории. Здесь вы можете как на ладони увидеть все печальное наследие, оставленное Египту античным прошлым.
Египтяне – многострадальный народ, но даже в своей нищете, навязанной извне, они радуются всякой мелочи, никогда не чувствуют себя несчастными и не теряют способности смеяться. Они пережили гибель собственной культуры, своих городов и унаследовали только грязь и труд.
Руины Гелиополиса, как и вся деревушка Хосн аль‑Араб, связаны и сейчас с Каиром только узами земли. Когда‑то жрецы плыли по Красноморскому каналу к реке и пересекали ее, чтобы взглянуть, как идут работы у пирамид. Они отправлялись из Гелиополиса также для инспекции королевских поместий, на территории которых теперь стоит Каир. Здесь они разбирали крестьянские тяжбы, определяли, как должна распределяться вода для орошения, выдавали семена. Их власть носила экономический и социальный характер. После того как ее отняли у жрецов, осталась религия; пришла в упадок религия – не осталось ничего.
Пришедшие позднее римляне захватили все. За триста лет грекам так и не удалось покорить народы южного Египта, а римским легионам понадобилось на это пятнадцать дней. В том месте, где горы Мукаттам подходят к Нилу, римлянам был нужен военный форт, но они даже не взглянули на жалкие руины Гелиополиса и построили крепость к югу от них, на берегу реки. Там разместились три легиона, и с этого, собственно, начинается история Каира, который мог родиться только в конце длительного процесса созревания античной цивилизации, в эпоху ее упадка.
Вавилон
Еще несколько лет назад можно было сесть в трамвай в центре Каира и подъехать почти вплотную к той самой римской крепости, с которой началась история города. За исключением специалистов, мало кто в Каире имеет представление о старом форте, а многие образованные каирцы даже не слыхали о нем. Египетские христиане знают о нем больше, чем мусульмане, так как в его стенах встроены древнейшие коптские церкви. Египтяне называют этот любопытный уголок столицы Миср аль‑Атика, то есть старый Каир. Здесь арабы отняли Каир у римлян, и здесь зародилась та своеобразная египетская форма христианства, которая пережила гонения Рима и Византии.
Первый форт на скалистом уступе над рекой построили персы в VI веке до н. э. И сейчас видно место, где он возвышался над старым Каиром. Некоторое время персидским фортом пользовались римляне, но им показалось, что он слишком уязвим. Воду в форт поднимали с помощью совершенно незащищенной системы блоков и ведер, которую постоянно приводили в движение сто пятьдесят человек. Именно поэтому римляне покинули скалы и спустились к реке, где римский император Траян построил новый форт. Но за последние 600 лет Нил изменил русло и оставил крепость на возвышенном и сухом месте.
Римляне выбрали этот прибрежный участок из военных соображений, но там уже находилось старое поселение времен фараонов, и порт, куда прибывали из Верхнего Египта зерно и тропические продукты. Это поселение называлось Вавилон. Название сохранилось до арабского вторжения, и даже после него европейцы долгое время продолжали именовать Каир Вавилоном. Ученые до сих пор спорят, почему поселению дали такое название. Почти определенно известно, что это искаженное древнеегипетское пер‑хапи‑н‑Он, что означает «Дом на Ниле по дороге в Он» – так египтяне называли близлежащий остров Рода. Но, как пишет Диодор Сицилийский, военнопленные, привезенные Рамсесом II из месопотамского Вавилона, восстали в знак протеста против невыносимого рабского труда, от которого свободомыслящие вавилонцы отказывались и у себя на родине. В Египте они, вероятно, работали в каменоломнях в Туре. Восстание перепугало фараона, и он отдал пленным участок около реки, где они создали колонию свободных людей, назвав ее в честь родного города – Вавилон.
Рим нуждался в Вавилоне. Траян разрыл старый канал времен фараонов, который существовал с 2000 года до н. э. и соединял Красное море с Нилом. Он вывел канал к Нилу вблизи крепости и открыл тем самым водную связь между Средиземноморьем и Аравией, между Римом и Индией. Вавилон превратился в крупный порт. Канал, именовавшийся Амнис Траянас, можно считать своего рода первым Суэцким каналом, так как суда, приходившие в Красное море из Адена, Аравии, Индии и Африки, могли вступать в канал у Кулзума (ныне Суэц), плыть через пустыню к Вавилону на Ниле, а затем вниз по течению в Александрию, в Средиземное море и Рим.
Поездка в трамвае № 1 до Вавилона была раньше приятна еще и потому, что рельсы проходили прямо по засыпанному каналу Амнис Траянас, в котором была вода еще в 1899 году. Сейчас вдоль шари аль‑Халиг (Улица канала) можно проехать только в автобусе или такси. Конечно, это совсем не то, ибо каирские трамвайные вагоны были построены в виде старинных галер, они ныряли и падали, перекатывались с боку на бок и трещали, словно преодолевая шторм. «Плавание» в трамвае вдоль Амнис Траянас было как бы частью древних морских традиций города.
Вавилон никогда не был греческой или римской столицей Египта. Пока Египет находился под оккупацией средиземноморских держав, столицей, естественно, оставалась Александрия. Она связывала Египет с европейской культурой оккупантов, с их европейским морем. Все греческие и римские дороги в Египте вели в Александрию, там сосредоточивались власть, искусство, политика, торговля, пшеница и деньги, религия и коррупция, удовольствия и развлечения. А в районе Вавилона происходили непрерывные восстания египетских крестьян и ремесленников, чем отчасти объясняется выбор этого места для военного форта. Рим нуждался в египетской пшенице, и были периоды в его истории, когда без нее он погиб бы от голода.
От Вавилона остался только форт, а на запущенных улицах старого Каира не сохранилось ничего от древнего города. Если вы войдете в небольшие ворота форта, то на самом деле окажетесь на его стенах, а не у их подножия. Сами стены похоронены под толстым слоем песка, ила и мусора, на котором и построены дома и улицы старого Каира. Внутри форта вы не увидите ничего римского или арабского. Но если у вас есть хоть капля воображения, вы поймете, что в каждой песчинке, каждом цветке в садах и в каждом кирпиче старых коптских церквей заложена ненависть Египта к его угнетателям.
Коптское христианство появилось в Египте нелегально во времена римской оккупации, когда Рим сломил хребет старой египетской религии, толкавшей народ на сопротивление завоевателям. По одному из первых римских декретов в Египте все имущество храмов было конфисковано и передано государству. Тем самым из рук египетских языческих жрецов вырвали основу их фактической власти. Рим подчинил всю жизнь египтян своим законам, и легионы, отправленные в крепости вроде Вавилона, должны были следить за выполнением законов, ибо Рим остро нуждался во всех продуктах, которые производил Египет. Вполне понятно, что восстания египтян доставляли римлянам много неприятностей. Египетское движение сопротивления воодушевлялось своей собственной религиозной идеологией, которая и привела его к стенам вавилонской крепости.
Но это была не старая туземная религия, а ее новый, египетский вариант – подпольный христианский культ.
Под властью языческого Рима тайный культ Христа был культом голодного колониального ремесленника, восставшего раба, мятежного крестьянина и жестоко угнетенных меньшинств. В доплатоновском христианстве они нашли очень простую веру, которая якобы могла поддержать их в страданиях и сплотить для сопротивления. Но как религия христианство было не совсем новым для Египта. В V томе «Истории Египта» (1898) Дж. Милн писал: «Вполне возможно, что понятие Троицы, существовавшее в раннем еврейском христианстве, можно проследить до его египетских истоков. Вся старая египетская теология была пронизана идеей тройственного божества…» Не только Троица, но и старые египетские представления о воскресении из мертвых, Судном дне, искуплении грехов, аде и рае, загробной жизни, кресте (по‑египетски: анх), об Исиде с ее ребенком Осирисом, о Горе, побеждающем крокодила (дракона), – все они корнями уходят так глубоко в эпоху фараонов, что почти невозможно докопаться до их происхождения. Поэтому христианство чувствовало себя в Египте как дома.
Примерно в 323 году н. э. Рим, переживавший эпоху упадка, принял христианство, и в Египте неожиданно появились две христианские религии: коптское христианство угнетенных египтян и мельхитское (православное) христианство угнетавших их римских правителей. В этих условиях раскол между христианством господ и более старым христианством порабощенных был неизбежен, тем более что египтяне ненавидели Рим. Внешним проявлением раскола явился спор о природе Христа. Копты утверждали, что у Христа была «одна природа», и только одна – божественная, «особая, но неделимая». По утверждению их православных противников – мельхитов, Христос обладал двойственной природой – божественной и человеческой. Казалось бы, речь шла о незначительном расхождении в доктринах, но римская православная церковь воспользовалась им, чтобы приняться за уничтожение египетских коптов. Формально коптское христианство считалось теперь легальным, но римляне продолжали казнить коптов – отныне во имя христианских догматов.
На протяжении трехсот лет римская и византийская церковь старались подавить дух народа и сопротивление египетских крестьян, но египтяне продолжали бороться, пользуясь коптской догмой как своей национальной идеологией. Район старой крепости Вавилона был ареной наиболее острых конфликтов – римляне старались сохранить Вавилон как свой главный военный оплот в центральном и южном Египте. Старый канал был заброшен, но город оставался важным портом для перевозок вниз по течению зерна в Рим и Константинополь. Здесь всегда было много египетских торговцев, ремесленников, крестьян и лодочников, и все они участвовали в сопротивлении Риму.
Конфликту с Римом пришел конец, лишь когда северные границы Египта пересекли арабские всадники с развевавшимися на копьях зелеными вымпелами их новой религии. Силы арабов, направившихся прямо к Вавилону, насчитывали не более 3500 всадников, тогда как только в районе Вавилона находилось больше 20 тысяч римских солдат. 640 год н. э. ознаменовался битвами вокруг Вавилона и Гелиополиса, но в конце концов арабы окружили вавилонский форт и потребовали капитуляции.
В форту находился римский вице‑король Египта, мельхитский епископ Кир, который последние десять лет особо жестоко преследовал египетских коптов. Во имя византийской церкви он подвергал тысячи людей поркам, сжигал их на кострах, топил в реке и предавал пыткам. За эти десять лет он закрыл все коптские церкви, сослал священников и загнал религию в подполье. Последователей коптской идеологии, бросавших вызов Риму, убивали на месте. Именно Киру и предстояло защищать Вавилон.
С историей захвата форта арабами всегда связывают какую‑то таинственную фигуру «Макоукуса», которого считали коптским предателем, способствовавшим капитуляции Вавилона. Однако английский ученый А. Батлер, ставший в 1880‑х годах наставником сыновей хедива, блестяще доказал, что таинственным «Макоукусом» был не кто иной, как сам епископ Кир, который искал компромисса с арабами, чтобы избежать унизительной капитуляции и потери награбленного добра.
Арабский военачальник Амр ибн аль‑Ас предложил Киру классический мусульманский выбор: или прими ислам, или плати выкуп, или бейся насмерть. Кира не устраивал ни один из вариантов, но положение становилось безвыходным. Одним из парламентеров Амра был негр по имени Убада ибн ас‑Самит, и христианский епископ Кир был так шокирован, что заявил эмиссарам: «Уберите этого чернокожего, я не намерен вести с ним переговоры». Арабы пояснили ему, что Убада (он принадлежал, кстати, к избранной группе лиц, именовавшейся «Спутники пророка») назначен самим Амром и что в глазах мусульман черные и белые равны. А Убада добавил: «Среди наших спутников тысяча таких же черных людей, как и я…» – и подтвердил свою горячую веру в бога и учение ислама. Кир был совершенно потрясен и обратился к одному из своих соратников: «Ты слышал? Боюсь, что бог послал этих людей, чтобы они погубили мир».
В конечном итоге епископ Кир согласился выплатить дань, и Амр разрешил ему плыть через Александрию в Константинополь, где он должен был получить деньги от римского императора Ираклия. Император отказался платить, сослал Кира и приказал находившимся в Вавилоне легионам сопротивляться. Битвы продолжались до апреля 641 года, когда арабы под предводительством романтического героя Зубайра штурмом взяли форт. Зубайр первым взобрался на неприступные стены Вавилона. С криком «Аллах велик!» он бросился в атаку, но увидел, что с обеих сторон стену преграждали кирпичные барьеры и добраться до лестницы, ведшей во двор форта, невозможно. Пока Зубайр в бешенстве метался на площадке стены, римский командующий спокойно вышел из ворот и сдал крепость Амру. Зубайр был вне себя от гнева и позднее говорил Амру: «Если бы ты подождал немного, я бы спустился в форт и заставил их капитулировать».
Падение Вавилона связано с тяжелой трагедией для коптов. Перед тем как сдать крепость, римляне‑мельхиты вытащили из тюрем всех коптских узников, долгие годы бывших в темнице. Их жестоко избили, отрезали им руки, а затем выпустили из форта. Коптский историк Иоанн из Никеи описывает стоны, крики и плач изуродованных коптов, которые, выйдя из стен форта, оказались прямо лицом к лицу со своими мусульманскими освободителями. Неудивительно, что копты горячо приветствовали появление арабских мусульман в Египте, и Амр с его 3500 всадниками не смог бы действовать так успешно в Египте, если бы ему не оказывали поддержку коптские крестьяне и горожане.
Фостат
Если вы пройдетесь от Вавилона к мечети Амра, расположенной у стен форта, то окажетесь не в Египте, а в Аравии. Вавилон еще похож на небольшую египетскую деревню, но мечеть Амра – это голый пустырь, окруженный глинобитными стенами, где перед вами откроется пейзаж знойной аравийской пустыни: шатры, всадники на конях с бренчащей сбруей, бесцветная пыль: вдали слышен смех ребятишек‑бедуинов.
Арабы правили Египтом немногим больше двухсот лет, и в Каире нет следа их вторжения, кроме этой глиняной мечети. Город, построенный арабами вокруг нее, теперь пустыня, усыпанная разбитыми черепками и неразрытыми руинами. Прямо на поверхности лежат бесчисленные обломки старинных предметов, и можно неделями копаться на пустыре в поисках доказательств существования исчезнувшего города. Вот все, что осталось от Фостата.
Название «Фостат», очевидно, происходит от римского слова «фоссатум», что означает «лагерь», хотя арабский путешественник X века Ибн‑Хаукаль утверждает, что это – название одного из арабских племен. Наиболее распространенный арабский рассказ о происхождении города гласит, что во время осады Вавилона арабский военачальник Амр ибн аль‑Ас разбил свой шатер на том месте, где сейчас стоит мечеть. В это время на шатер сел голубь и снес яйцо. Амр был в восторге.
– Он ищет нашего покровительства, – сказал он, – пусть шатер останется здесь, пока вылупятся и улетят птенцы.
Шатер остался на месте, а когда арабы изгнали римлян, они заложили здесь свой первый город в Египте.
В основе этой легенды лежит священный закон аравийской пустыни: будь то враг или друг – всякому, кто ищет убежища и покровительства в шатре, оно должно быть оказано. Вместе с этим законом, возможно, арабы занесли в Египет новый моральный кодекс, которого не знала страна. Героическая фигура самого Амр ибн аль‑Аса – образец того человека нового типа, каким представлял его Мухаммед, провозглашая свой практический и в то же время идеалистический пророческий теизм.
Религию ислама на Западе до сих пор представляют в довольно искаженном виде, и, если не считать ученых‑исследователей или противников религии, мало кто изучал ислам в исторической перспективе. Как и все религии, она до неузнаваемости извращена, но при зарождении была очень простой. Сам Мухаммед родился в незначительном аристократическом арабском клане курешитов. Его семья занималась торговлей, жила в пустыне и составляла часть широко разросшегося торгового общества, в основном языческого (хотя в арабских городах уже жили христианские и еврейские меньшинства). Аравия находилась в окружении крупных держав – Византийской империи и Персии, воевавших друг против друга. Римский император Ираклий старался спасти христианский мир от персов, но все здание Византийской империи прогнило, и дни его были сочтены.
Мухаммед был ровесником Ираклия – он провозгласил свою религию в возрасте 40 лет. Он не выдавал себя за бога или даже божественное существо, но считал себя просто посланником бога. Его доктрина единого бога должна была объединить народ, который разделяли мелкие племенные споры и десятки соперничавших языческих культов. В «Истории арабов» Хитти писал, что «Аллах был высшим выражением верховной власти государства». Мухаммед хотел, чтобы именно в таком могучем государстве с централизованной властью существовали всеобщие братские отношения, исчезла иерархия и жрецы и не было бы бога, кроме бога. Он стремился избежать также пороков и слабостей христианства. Так, например, запрещалось отпущение грехов за деньги, а правдивость и честность легли в основу учения ислама. Новый мусульманский кодекс соответствовал потребностям купцов, совершавших далекие путешествия по пустыням, во время которых они полагались на доверие человека к человеку. Строгие законы о честности в торговле, о внимании ко всем путешественникам и предоставлении им убежища отражали интересы торговцев, караваны которых бродили далеко от родных мест. Успех торговли часто зависел от взаимных джентльменских соглашений. Законы Мухаммеда о женщинах требовали, чтобы никто не смел оскорблять или касаться женщин, остававшихся дома во время путешествий мужей. Он искусственно изолировал женщин, чтобы уберечь их от сластолюбия, характерного для языческой Аравии.
Таким образом, первоначальная религия ислама была довольно простым и прагматическим учением, и даже сейчас в мусульманской мечети не только молятся богу, но живут и совершают деловые сделки. Если мусульманин приезжает в египетскую деревню или город и не находит жилья, он может переночевать в мечети. В любой каирской мечети – а их в городе сотни – можно всегда увидеть днем двух‑трех спящих на циновках людей, а также купцов или просто знакомых, которые, сняв обувь и поджав под себя ноги, сидят и болтают о делах. Мечеть и впрямь принадлежит как богатым, так и бедным прихожанам, и этот факт (помимо двух особо важных характерных черт мусульманской религии) частично объясняет, почему ислам привлек к себе египтян, ранее находившихся под бременем христианских догм и ритуалов, требовавших от них самосовершенствования.
Одна из упомянутых выше характерных черт ислама – вера в то, что человек рождается не порочным, а только слабым, и если он продолжает грешить, то это потому, что он упрям. Другая черта – признание мусульманами идеи, что бог может менять свое мнение. Есть еще один пункт, а именно, что Мухаммед сам никогда не считал себя совершенным. Даже высоко почитающие его биографы признают недостатки Мухаммеда, которые и служат доказательством его человечности.
Такова была религия, которую Амр ибн аль‑Ас принес в Египет девять лет спустя после смерти Мухаммеда. Власть в Медине и Мекке находилась тогда в руках выборного халифа Омара. Он запретил Амру делать своей столицей Александрию, стяжавшую дурную славу рассадника распутства. Помимо того, она находилась далеко от путей, соединявших Египет через пустыню с Мединой. Поэтому Амр решил построить город у стен Вавилона. Прежде всего предстояло разделить землю между многочисленными племенами, составлявшими его армию. Арабам не разрешалось владеть землей, и поэтому он отвел каждому племени определенный участок вокруг Вавилона и своего шатра. Такой участок назывался «киттаа», что примерно означает «проведение пограничной линии». Между отдельными киттаа оставалось свободное пространство, так как, по мнению Амра, племена не должны были смешиваться и терять свои отличительные черты.
