Москва при Грозном царе, 1580‑е годы

Патриарх Иеремия II

Несмотря на все бедствия, обрушившиеся на Москву, город в конце правления Ивана Грозного производил на путешественников неизгладимое впечатление. Вот каким увидел его константинопольский патриарх Иеремия II, прибывший в Москву в 1588 году, чтобы учредить в России патриаршество:

Это был не город, а скорее громадный, раскинувшийся вплоть до самых пределов горизонта монастырь. Глаз разбегался, желая пересчитать колокольни и вызолоченные, посеребренные или лазурные, звездами испещренные, главы церквей, поднимающиеся к небу. На каждой из бесчисленных церквей сверкали пять металлических куполов. Между церквами виднелось множество кровель, выкрашенных по большей части в зеленую краску, что придавало городу вид медной зелено‑серой шахматной доски. Здесь можно было различать несколько концентрических, мелкозубчатых оград, с возвышающимися на них через известные расстояния башенками, совершенно как в городах отдаленной Азии. Та из этих оград, которая составляла центр остальных, заключала в себе треугольную площадь Кремля, господствующего над Москвою, наподобие акрополя греческих городов. На этой площади привлекали взор выкрашенные в белую краску храмы со множеством раззолоченных глав и крестов; тут же виднелись, между прочим, постройки теремного дворца, с их совершенно еще свежею эмалированною штукатуркою. Затем, несколько вправо от Кремля и книзу от его ограды, глаз невольно переносился на церковь Василия Блаженного, – этот монумент, представляющий собою кучу поставленных одна на другую церквей, поднимался наподобие фантастического животного, со своими разноцветными чешуйчатыми кровлями, со своими двенадцатью разубранными множеством привесок главами, которые могли напоминать нашим грекам каук, огромный парадный тюрбан пашей и янычарских офицеров. Между церковию Василия Блаженного и святыми воротами Кремля виднелась площадь, с виселицами Ивана Грозного. Переходя от центра города к его окружности, взор за второй каменной оградою уже не различал ничего более, как только лабиринт переулков и беспорядочно наставленных домов, да деревянные, ярко раскрашенные избы, терявшиеся в садах, изрезанных прудами. На краю горизонта и на крутых берегах реки этот благочестивый и воинственный город опоясывался рядом больших, защищенных валами монастырей, представлявших собой крепости, служившие для молитвы и для войны. Монахи этих монастырей посвящали свое время храму и воинским упражнениям в ожидании татарских полчищ. И над всею этою необъятною панорамой носился гул сотен колоколов, так что и на ухо, как на глаз, город производил впечатление скорее гигантского монастыря, чем столицы с ее кипучею человеческою деятельностью.

Говоря об Иване Грозном применительно к Москве, нельзя не упомянуть о загадке, которая не дает покоя историкам на протяжении нескольких столетий, – а именно о бесследно пропавшей после его кончины легендарной библиотеке русских государей. Считается, что начало библиотеки заложил Иван III, получивший в качестве приданого за Софьей Палеолог в том числе часть Константинопольской библиотеки. Впоследствии библиотека исправно пополнялась; при Иване Грозном в нее передали арабские книги из собрания казанского царя Сефа‑Гирея. В городе, который так часто горел, библиотека, вполне естественно, хранилась в царских подземельях – по одному из преданий, в тайнике, построенном Р. Фиораванти. И. Е. Забелин, впрочем, полагал, что это книги не спасло и что библиотека погибла в пожаре 1571 года, устроенном Девлет‑Гиреем. Другие энтузиасты считали – и считают, – что библиотеку следует искать не в Москве, а в Коломенском, в Александрове (бывшая Александровская слобода) или даже в Вологде, куда царь Иван хотел перенести столицу государства. Большинство современных исследователей сходятся на том, что царская библиотека не представляла собой ничего особенного, а книги из нее впоследствии разошлись по рукописным хранилищам в Москве и Петербурге.