Восточная деспотия как социальная основа древних культур

Своеобразие восточной истории лучше всего постигается через сравнение восточных и западных государств, способов их проис­хождения и их отношения к человеческой индивидуальности и свободе. В западной истории государство возникает как следст­вие выделения человеческих индивидуальностей с их жаждой власти и собственности. В результате появляется необходимость в стоящей над обществом власти. Эта власть (государство) охра­няла новый порядок, т. е., с одной стороны, позволяла выделив­шейся группе сохранять свое преимущество, а с другой — уме­ряла индивидуальные и групповые столкновения, вводила их в общественно приемлемые рамки. Иными словами, на Западе воз­никновению государства предшествовало проявление человече­ской свободы, происходившее в своевольно-необузданной и вар­варской форме. И если попытаться сформулировать главную суть государства такого типа, то можно сказать, что государство Запада — это форма социального осуществления свободы. Оно создавалось как ответ на своевольные проявления свободы, но оно же и защищало свободу своих граждан (сначала немногих избранных, но потом, с течением веков, этот круг постепенно расширялся и охватил собой всех).

В восточной истории потребность в государстве возникла

 раньше, чем стали обнаруживать себя явные ростки внешних про­явлений свободы и индивидуальности человека. Дело в том, что вы­жить на Востоке можно, лишь практикуя орошаемое земледелие и постоянно создавая общественные запасы зерна (на случай неуро­жая, стихийных бедствий и т. п.). Все это требовало огромной и пла­номерной затраты ресурсов, жесткого административного управ­ления и объединения множества изолированных сельскохозяйст­венных общин в одно целое. Так уже в III тысячелетии до нашей эры на территории Египта, Междуречья и Индии возникают пер­вые восточные государства. Этот тип государства родился не из по­требностей социальной свободы, а из потребности жесткого объе­динения, что было ответом на вызов конкретных природных условий. В основе древневосточного государства лежит идеал абсолютного единства, отрицающий проявление индивидуальнос­ти и свободы человека. В этом и состоит духовная суть восточной деспотии. Такой тип государственности характерен для всех стран Древнего Востока — Египта, Индии, Шумера, Китая.

Восточная деспотия управляется огромным бюрократическим аппаратом, а ее единство олицетворено фигурой правителя, облада­ющего абсолютной властью над жизнью и смертью своих подданных. Если в западной истории государство зависит от общества и так или иначе выражает интересы группы свободных людей, то тут все об­стоит иначе. Здесь нет свободных людей — свободных воинов и соб­ственников, а есть только государственные рабы, крестьяне (часто находящиеся в еще более жалком положении) и чиновники, осуще­ствляющие административное управление. В одном только древнем Шумере исследователи насчитывают от полумиллиона до миллиона государственных рабов, которые каждый день направлялись на ве­дение общественных работ, причем и работа и выдаваемые пайки строго документировались! (см.: Дьяконов И. М. Ранние деспотии в Месопотамии // История Древнего мира: Ранняя древность. 2-е изд. — М., 1883. С. 72). Благополучие человека определяется почти исключительно его государственным рангом. Здесь нет общества — оно поглощено государством, а человек низведен до административ­ной функции. Здесь раб может возвыситься до министра, но и ми­нистр остается бесправным рабом государя и всей системы.

И верховный властитель почитается не за свое личное муже­ство или силу (как это, было, скажем, в европейском средневековье). Он выступает только как высшая функция государства, как вопло­щение божественного «величества». Это восточное «величество» (в отличие от наследуемого «по крови» достоинства средневековых ко­ролей) есть качество, приходящее извне и воплощающееся в чело­веке. Возможно было и развоплощение. «Величество ушло», — гово­рили древние египтяне, когда их фараон переставал (в силу разных обстоятельств) выглядеть в глазах людей настоящим властителем. И тогда наследником «величества» становился кто-то другой. Иного и быть не могло, ведь достоинство восточного владыки — это боже­ственное достоинство есть воплощение бога, и это означает не толь­ко абсолютную власть, но и возможность иного воплощения того же самого божества. Оборотной стороной божественного достоинства восточного владыки является пренебрежение его индивидуальным бытием, если только оно пытается заявить о себе как о самостоя­тельной сущности. Эта роль восточного владыки становится более понятной, если мы вспомним фигуру царя-жреца (см. Разд. 11, гл. 1), осуществляющего свою власть только в качестве мистического по­средника между божественной природой и человеческой общиной. Подобного рода функция в преобразованном виде сохранилась и в культуре Древнего Востока, где верования еще не до конца отдели­лись от мифов, родившихся на заре человеческой истории.