Таким образом, полноценное профессиональное знание, представленное во всей полноте своей ориентировочной “основы”, позволяет психологам-практикам произвести адекватное парадигмальное и личностное самоопределение в обширном пространстве современной психотерапии.
Достижение адекватной профессиональной идентичности уменьшает раздвоенность, неуверенность, авторитарность и тревожность отечественных психологов — черты, являющиеся, по мнению известных исследователей, их специфическими чертами.
Повышение профессиональной структурированности личностного сознания психолога-практика способствует практическому решению этических проблем профессиональной деятельности, в частности, признанию в качестве основополагающей, в противовес утилитарной и гедонистической, концепции контракта как этической основы психотерапевтической работы.
3. Психологическая помощь личности
как предмет обучения
Задача преодоления фрагментарности, эклектичности, задача обеспечения системности, научного универсализма в профессиональной и личностной подготовке отечественных психологов-практиков (психологов-консультантов, психологов-психотерапевтов) остается актуальной во многих и многих отношениях. Как обеспечить студенту возможность полноценной ориентировки во всем многообразии существующих парадигм и концепций? В собственной личности и “самости”, чтобы суметь “встроиться” в ту или иную парадигму не вслепую, не внешним образом, а органически, чтобы “найти” с ней друг друга или же при необходимости безболезненно воспользоваться преимуществами для данного конкретного случая иной парадигмой и техникой? Как обеспечить такую свою “вненаходимость” по отношению к парадигмам и техникам, когда существующая свобода выбора в равной мере давала бы право как на обоснованный, по крайней мере для самого себя, отказ от каких-либо техник, так и ясность понимания в иных случаях необходимости и желательности включить клиента в определенную психотерапевтическую парадигму со всеми входящими в нее профессиональными понятиями, мифами, смыслами, процедурами и условностями?
Все эти вопросы, равно как и сами общественные и личностные проблемы требуют, и все в большей мере, именно отчетливого психологического разумения, собственно психологического языка и психологических усилий для их постановки и разрешения. Как заметил в заключительной лекции по введению в психоанализ З. Фрейд, “... социология, занимающаяся поведением людей в обществе, не может быть ничем иным, как прикладной психологией. Ведь, строго говоря, существуют только две науки: психология, чистая и прикладная, и естествознание” (Фрейд З., 1991, с. 414).
Исходя из указанных позиций, на основе специальных исследований, проведенных нами с целью реконструкции содержания и предмета психологической помощи личности, независимо от тех или иных представлений и трактовок его в разных парадигмах, концепциях и школах, мы взяли на себя риск в концентрированном виде представить в настоящем учебном пособии научное и одновременно учебное содержание той области знания и практики, которая охватывает проблематику психологической помощи личности и которая, с учетом соотношения уровней и форм терапевтической и консультативной помощи (табл. 1, гл. 2.1), определяется как внемедицинская психотерапия (личностная и социальная по своей направленности).
Представляется целесообразным выделить следующие уровни репрезентации дисциплины как предмета обучения.
Уровень предметный
(содержание деятельности)
Объект воздействия — личность в психосоциальной ситуации; социум в конкретном локусе психосоциального пространства.
Предмет воздействия — социальная позиция личности, социально-психологическая напряженность группы (пространственный коллектив, семья, община и т.п.).
Решаемые задачи — начальная ориентировка в клиенте и ситуации (диагностика, выделение основных сторон, компонентов, нарушений и рассогласованностей задействованных структур и процессов); развитие субъективности “Я”; обеспечение принятия “Я-перцепции”; психологическая помощь в осуществлении “Я-рефлексии”; обеспечение эмоционального отреагирования и катарсиса.
Феноменология — установление контакта (принятие клиента); динамика эмоциональных состояний клиента и психолога; вхождение в новый опыт; смысловые трансформации.
Уровень психотехнический
(средств деятельности)
Принципы — событийности, квантования активности, онтологизации переживаний.
Модели воздействия — когнитивный диссонанс; символическое замещение и компенсация; прямое и косвенное переобучение (с опорой на обратную связь); непосредственное эмоциональное отреагирование.
Средства воздействия — гиперсемантизация, гипосемантизация, пересемантизация; структурирование и темперирование психотерапевтического высказывания.
Уровень метапредметный
(собственной проблематики)
Проблема отбора и подготовки социальных психотерапевтов (личностное и профессиональное самоопределение; специализированные программы обучения; разработка профильных моделей специалиста и т.п.).
Проблема эффективности и последствий социальной психотерапии (диапазон и глубина личностных трансформаций, положительные и отрицательные результаты социопсихотерапии; динамика и характер смысловых, поведенческих и других измерений; “приложимость” и соответствие тех или иных моделей и средств к личности и проблематике конкретного клиента и т.п.).
Проблемы соотношения и взаимодействия социопсихотерапии со смежными науками, а также вненаучными формами общественного сознания (религия, искусство).
Таким образом, психологическая помощь личности в постсоветских условиях (т.е. социальная психотерапия) зачастую мыслится нами как самостоятельная в содержательном, функциональном и феноменологическом аспектах область деятельности, область социальной практики — с ее конкретным психологическим содержанием, как в специфически узком, профессионально психологическом, так и в более широком контексте.
Если в первом случае она выступает в форме прикладной дисциплины, занимающейся психологической помощью (личности, семье, коллективу и т.п.), то во втором — об этом свидетельствует опыт США — как общественное духовное движение, наполненное собственным ценностным потенциалом. В этом случае проблема профессиональной подготовки специалиста должна ставиться и решаться уже не только как узко профессиональная, но и как собственно духовная, мировидческая, если можно так выразиться, проблема. Иными словами, диапазон социальной психотерапии личности как предмета обучения не может быть ограничен исключительно пределами ремесла. Нам представляется, что наряду с решением насущнейшей задачи подготовки квалифицированных психологов-практиков различного профиля необходимо одновременно ставить и решать задачи духовного возрождения личности как таковой: посредством создания центров духовного развития, работающих в русле традиционных и нетрадиционных психотерапевтических и исследовательских концепций, поиска точек соприкосновения с Церковью. При этом необходимо ориентировать подобные психотерапевтические центры не столько на лечебное, сколько на общеобразовательное и общеразвивающее содержание деятельности, учитывая социально-психологические характеристики возможного потребителя такого рода знаний и услуг. Это могут быть центры семейной психотерапии, трансперсональной психологии, решения конфликтов и т.п. Социальная психотерапия многолика, а там, где ее функции принимает на себя искусство, — необозрима. И все же есть в ней именно то содержание, за которое несет ответственность психолог-практик, получающий в свои руки специфические средства психологического вмешательства в жизнь другой личности.
Это содержание охватывает область психосоциальных дисфункций личности, область специфических средств психологического вмешательства и область экзистенциальных последствий психотехнических воздействий, в том числе — и для личностного “Я” самого социального психотерапевта. Ведь личность нуждается не в экспериментальных, а в ценностно-экзистенциальных формах познания и отношения. Поэтому личностное знание, личная ответственность и личностное самобытие выступают подлинным онтологическим содержанием тех гносеологических предпосылок, которые задаются как предмет усвоения при обучении психологической помощи личности: формы (способа) ее экзистенциальной и социальной психотерапии.
Вопросы для самоконтроля
1. Назовите основные аспекты профессиональной подготовки психологов-практиков.
2. Какими уровнями и входящими в их структуру звеньями может быть представлена модель специалиста?
3. В чем специфика каждого из этих уровней?
4. Обоснуйте специфику профессиональной этики практикующего психолога.
5. Как бы вы сформулировали основные проблемы, по крайней мере две, в личностном и профессиональном самоопределении психолога-практика в постсоветском социуме?
6. Какую этическую концепцию можно положить в основу консультативной и психотерапевтической работы?
7. Дайте обобщенную характеристику уровней представленности психологической помощи личности.
8. В каком смысле можно говорить о психологической помощи как о социальной психотерапии?
Список использованной литературы
Братусь Б. С. Опыт обоснования гуманитарной психологии // Вопр. психологии, 1990, №5. — С. 9 — 16.
Бурно М. Е. Терапия творческим самовыражением. — М.: Медицина. — 1989.
Василюк Ф. Е. Психология переживаний. М.: МГУ, 1984. — 200 с.
Василюк Ф. Е. Уровни построения переживания и методы психологической помощи // Вопр. психологии, 1988, №5. — С. 27 — 37.
Зинченко В. П. Системный анализ в психологии? // Психол. журнал, 1991, т. 12, №4. — С. 120 — 138.
Бондаренко А. Ф. Личностное и профессиональное самоопределение отечественного психолога-практика // Московский психотерапевтический журнал, 1993, №1. — С. 63 — 77.
Эткинд А. М. Психология практическая и академическая: расхождение когнитивных структур внутри профессионального сознания // Вопр. психологии, 1987, №6. — С. 20 — 30.
Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. — М.: Наука, 1991. — 456 с.
Belkin G. C. Introduction to counseling. — Dubuque (Iowa): W. Brown Publ., 1988.
Corey G. Theory and practice of counseling and psychotherapy. — Monterey: Brook & Cole Publ., 1986.
Rogers C. Inside the world of Soviet professionals // Journal of humanistic psychology, 1987, V. 27, N3. — Рp. 277 — 284.
Woody G. D. Resolving ethical concerns in clinical practice: toward a pragmatic model // Journal of marital and family therapy, 1990, V. 16, № 2. — Рp. 133 — 150.
Литература для самостоятельной работы
по проблематике раздела III
Бахтин М. М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. — М.: Наука, 1986. — С. 80 — 101.
Василюк Ф. Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. — М.: МГУ, 1981. — 200 с.
Вехи. Интеллигенция в России. — М.: Молодая гвардия, 1991. — 462 с.
Вышеславцев Б. П. Этика преображенного эроса. — М.: Республика, 1994. — 368 с.
Из глубины. Сборник статей о русской революции. — М.: МГУ, 1990. — 298 с.
Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Лосев А. Ф. Из ранних произведений. — М.: Правда, 1990. — С. 393 — 599.
Поршнев Б. Д. О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии) — М.: Мысль, 1974. — 487 с.
Непостижимое // Франк С. Л. Сочинения — М.: Правда, 1990. — 607 с.
Хоружий С. С. Диптих безмолвия. — М.: Центр психологии и психотерапии, 1992. — 136 с.
Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Опыт адогматического мышления. — Л.: ЛГУ, 1991. — 216 с.
Соколов М. В. Психологические воззрения в Древней Руси // Очерки по истории русской психологии. — М.: МГУ, 1957. — С. 3 — 101.
4. Случаи из практики
Как известно, научная форма сознания отличается от других, в частности, от присущих искусству, тем, что ей свойственно выстраивать и изучать предмет исследования прежде всего аналитическим образом.
Специфика психологического консультирования состоит в том, что это, по-видимому, единственная “онаученная” дисциплина, сфера деятельности которой обращена непосредственно к целостности человека, к его чувственной и биодинамической ткани, личностным и трансперсональным смыслам, что приближает способ психотерапевтического воздействия к способам взаимодействия с миром, присущим искусству.
Неслучайно парадокс работы современного психолога-психотерапевта в том и состоит, что при огромном, необозримом разнообразии психотерапевтических техник, при наличии достаточно глубоко и тщательно разработанных консультативно-терапевтических парадигм всегдашней тайной, всегдашней и профессиональной и личностной загадкой остается один-единственный вопрос: как помочь здесь и сейчас вот этому живому, конкретному человеку? Как посмотреть, что сказать, о чем промолчать? Где провести невидимую черту, освобождающую клиента от излишнего влияния и в то же время дающую ему возможность ощутить живую, пульсирующую связь с другим человеком, равно надежную и необременительную терапевтическую связь, в живительной оболочке которой происходит заживление душевных травм и восстановление целостной и здоровой личности?
Рубрика “Случай из практики”, по нашему замыслу, должна послужить поискам ответов на эти вопросы, предоставляя живой, взятый из опыта автора материал, для обеспечения тонкой личностной и профессиональной ориентировки практикующего психолога в конкретных обстоятельствах, задачах и средствах психологической помощи.
Первая история так и называется:
Случай с Женькой
В большущих синих глазах Женьки стоят слезы. За руку его держит мама — женщина с приятным лицом и внимательными серыми глазами.
Солнечный весенний день, радостное чириканье воробьев никак не соответствуют опечаленному детскому лицу и тревожным глазам матери.
— Что-то случилось?.. — мой голос звучит полувопросительно.
— Да вот, — Женькина мама растерянно улыбается. Не знаю, как и
сказать.
Воцарилась тишина.
— Вот, к психологу пришли...
Я понял: она нуждается в поддержке.
— Вот и хорошо, что пришли к психологу, — успокаивающе проговорил я. — Когда не работает телевизор, мы обращаемся к телемастеру. Поломка в часах — к часовщику. А если неприятности в отношениях, тогда уж к психологу. Ведь так?
— Так, — согласилась Ирина Степановна (так звали маму мальчика).
Вот уже несколько лет я веду прием родителей с детьми, и почти каждый раз у мам и пап, которые впервые переступают порог психологической консультации, возникает одна и та же реакция тревоги, а то и просто предвзятости: “Да что мой ребенок ненормальный, что ли, чтоб его вести к психологу?”; “А не возьмут ли дитя на спецучет?”
Поэтому почти каждая такая встреча начинается со своеобразного просветительного монолога. Дескать, психолог — не психиатр, он специалист в межличностных отношениях и проблемах человека: его эмоциональных состояниях, конфликтах, особенностях поведенческих реакций. Психолог оказывает помощь клиентам в осознании скрытых причин собственных конфликтов, мотивов поведения, настроений. Это профессионал, подготовленный к поиску и стимулированию внутри- и межличностных ресурсов человека на разных этапах жизни и в различных житейских ситуациях.
Но возвратимся к Женьке и его маме.
— Так что же произошло?
Ирина Степановна на мгновение как бы запнулась.
— Мой сын... вор.
Я взглянул на мальчишку. Женька сидел ссутулившись, словно придавленный невидимой тяжестью. А когда прозвучало это страшное слово, он вздрогнул.
— Погодите, погодите! — остановил я женщину. — Давайте с самого начала.
— Вы понимаете, — Ирина Степановна заговорила нервно, но не сбивчиво. Было видно, что она давно уже решила, что и как расскажет психологу. — Прихожу я вечером с работы, а тут звонок. Поднимаю я трубку и слышу голос учительницы Женькиной: “Ваш сын украл деньги!”. Я спрашиваю: “Как украл? Какие деньги?”. А она: “Забрал деньги у детей, те, которые родители дали им на обед”.
Из ее рассказа я понял, что на прошлой неделе, когда все ученики Женькиного класса отправились на урок физкультуры, а Женька в тот день чувствовал себя неважно и остался один в классе, оказалось, что у нескольких детей из портфелей исчезли деньги. Первой заметила пропажу Оля, девочка, сидящая с Женькой за одной партой.
— оксана Петровна! — громко сказала она. — А у меня деньги пропали.
— И у меня, и у меня! — раздались голоса детей.
Оксана Петровна обратилась к Женьке, который на протяжении урока находился в классе.
— Женя, ты никого из посторонних здесь не видел?
Женя помотал головой: мол, нет, не видел.
— А ты не брал деньги? — спросила Оксана Петровна.
— Нет, — ответил Женька и густо покраснел.
— Честное слово? — переспросила учительница.
— Не брал, — повторил Женька и покраснел еще больше.
Учительница осмотрела Женькин портфель, проверила карманы. Денег не было. На том и разошлись.
В тот же день Оксана Петровна позвонила Женькиным родителям. Взволнованная Ирина Степановна ничего не сказала мужу и решила сама доискаться до истины.
Однако беседы с Женькой заканчивались ничем. Он стоял на своем: не брал, и все тут. К чему только ни прибегала Ирина Степановна. Она упрашивала сказать правду, уверяла сына, что так будет лучше, угрожала... Наконец сказала: “Если ты сам не желаешь сознаться, я отдам тебя в милицию. Мне такой сын не нужен!”
Услышав эти слова, Женька вначале разрыдался, а потом еле выговорил сквозь слезы: “Ладно, мама, отдавай меня в милицию. Я не боюсь, потому что денег не брал”.
Тут Ирина Степановна спохватилась. “А если и вправду ребенок не брал эти деньги? — подумала она. — И что я мучаю собственного ребенка, допрос устраиваю?”.
Ирина Степановна решила посоветоваться с учительницей. На следующий день, когда после уроков она зашла в класс, Оксана Петровна молча достала из ящика стола небольшой пакетик, свернутый из листочка ученической тетрадки. В нем было 19 рублей.
— Деньги взял Женька, — грустно констатировала учительница. — Сегодня, проверяя домашнее задание, я заметила, что в Женькиной тетради по математике не хватает двух страничек. Они вырваны как раз с серединки. А пакетик этот уборщица вчера нашла в школьном туалете. Она принесла его в учительскую. Утром я увидела на столе этот пакетик и сразу же тетрадку проверила. Что будем делать?
Ирина Степановна почувствовала, как где-то под сердцем холодной гадюкой зашевелился страх. Ладони покрылись липким потом, ноги ослабели — она вынуждена была сесть за детскую парту. Под веками сделалось горячо, по щекам потекли слезы.
“Боже милостивый, — молнией пронеслось в голове, — что же это? За что?”
— Ирина Степановна, успокойтесь. Прошу вас! — учительница сочувственно прикоснулась к ее руке. — Давайте обдумаем наши дальнейшие действия.
Тут только Ирина Степановна заметила, что Оксана Петровна совсем еще молоденькая, вероятно, ей не больше 24—25 лет. Скромная прическа и учительское поведение делали ее старше. К Ирине Степановне сквозь стыд, страх, отчаяние, сквозь пелену слез доносились, словно издали, слова учительницы: “Успокойтесь, пожалуйста! Очень обидно, что так случилось. Но это еще не беда. Еще можно найти выход из ситуации. Ведь воспитание ребенка — дело очень непростое. Тут полно подводных рифов”.
— Да стыд-то какой! — ужаснулась Ирина Степановна. — Узнают дети, по домам разнесут...
— Ирина Степановна! — учительница твердо и спокойно глядела в заплаканные глаза женщины, — еще раз говорю вам: возьмите себя в руки. Никто ни о чем не узнает. Это же ребенок! Семь лет. Как вы могли подумать, что мы, учителя, будем делать из этого какую-то уголовную историю? Не об этом надо думать! Давайте вместе подумаем, как нам быть.
— Что вы советуете? — Ирина Степановна с надеждой взглянула на молоденькую учительницу.
— Я знаю вашего Женю уже почти два года. Ни разу ничего подобного не было. Способный мальчик, аккуратный, правда, на мой взгляд, несколько слишком уж серьезный как для семи лет. Настойчивый. Как захочет чего, так уж добьется, будьте спокойны. Для меня, скажу откровенно, — оксана Петровна на минуту задумалась, — для меня этот поступок Жени полнейшая неожиданность. Я полагаю, было бы полезным обратиться за консультацией к нашему школьному психологу. Думается, это и в ваших, и в моих, а главное, и в Женькиных интересах. Ведь у меня в классе их 30, а психолог часто работает с одним-единственным ребенком. Разбираться в душевных состояниях — его хлеб. Я убеждена, что вам будет полезно поработать с психологом. А за Женьку и за свою репутацию не волнуйтесь. Деньги я возвращу детям. И никто не будет поднимать шума. Ведь главное — сберечь душу ребенка, а не травмировать ее, вы согласны?
Ирина Степановна молча кивнула. В тот же день, узнав расписание работы психолога, она, возвращаясь домой, едва ли не впервые за последние несколько лет задумалась о своей жизни. Так ли она живет, как следовало бы? На то ли, на что надо, тратит время?
Дома она вновь ничего не сказала мужу, а тот за газетой да за телевизором и не заметил, что супруга чем-то встревожена. На следующий день она зашла за сыном и направилась в психологическую консультацию.
— Давайте сделаем вот что, — сказал я. Сегодня вы, Ирина Степановна, слишком взволнованы, вас поглотило само событие, это понятно, и мы не смогли как следует поговорить. Событие — это всего лишь внешнее выражение глубинных течений, скрытых пружин поступков. Я бы попросил вас с Женей к нашей следующей встрече выполнить небольшое домашнее задание.
При этих словах на лице Женьки промелькнуло любопытство, а у его мамы — непонимание.
— Домашнее задание? — переспросила Ирина Степановна.
— Да, именно так, — подтвердил я. — Начнем с тебя, Женя. Ты мне нарисуй на завтра, пожалуйста, вашу семью. У тебя же есть цветные карандаши дома?
Женя кивнул.
— Ну вот, — продолжал я. — Ты один у родителей?
— Нет, — помотал головой Женя. — Сестричка у меня есть. Она уже
большая.
— Учится в техникуме гостиничного хозяйства, — добавила Ирина Степановна.
— Так вот, — продолжал я. — нарисуй мне цветными карандашами всю вашу семью, хорошо?
— А Володю рисовать? — спросил Женька.
Я посмотрел на Ирину Степановну. Она смутилась.
— Это парень, с которым встречается Оксана.
— Ты нарисуй всех, кого хочешь, но только тех, кто живет в вашей семье, понял? — уточнил я.
— А вы, Ирина Степановна, пожалуйста, найдите время и дайте ответы вот на эти вопросы. — Я подал ей брошюрку личностного диагностического опросника. — Если заинтересуется ваш супруг, для него я тоже припас брошюрку, — и я рассказал, как надо заполнить листок ответов. — Завтра приносите ответы, а с Женей мы встретимся отдельно. Я буду ждать вас...
И я назвал день и время встречи.
На другой день, как мы и договорились, Женька принес мне свой рисунок. На нем в разных углах листа были нарисованы: огромный черный дядька с широким ремнем и длинными руками (“Это — папка”, — объяснил ребенок), красного цвета девочка (“сестричка”), маленькая женская фигурка с растрепанными волосами и сумкой в руке (“мама”) и маленький домик, в окне которого виднелось чье-то лицо (“это — я”).
— А отчего же ты в домике? — поинтересовался я.
— Когда я вырасту, — сказал Женя, — построю себе домик и буду там жить.
— Ты хочешь жить сам? Отдельно от всех? — уточнил я.
Женька кивнул.
— Буду себе там жить. Кого захочу, впущу. А кого не захочу, — он посмотрел на черного дядьку, а потом перевел взгляд в окно, — не впущу.
Тест Ирины Степановны (супруг, конечно, отказался от подобных “глупостей”) показал: повышенная тревожность, эмоциональная напряженность, склонность к поверхностным контактам, чрезмерная уступчивость, слабость собственного “Я”.
Постепенно картина прояснялась. Деструктогенная семья, где каждый — сам по себе. Отец рано утром уходит, приходит поздно вечером, не всегда трезвый. Воспитание детей понимает просто: не голодный, отец есть, мать есть, что еще надо?
Несколько раз дело доходило до развода. Ирина Степановна даже второго ребенка родила, чтобы удержать мужа. Разговоры дома одни: где что давали, что почем, и — деньги, деньги, деньги. Мать в семье ощущает себя беспомощной. Контакта с дочерью нет. Та живет своей жизнью. В голове только мальчики. Теперь вот с Женькой...
Целый узел проблем. К сожалению, подобная ситуация почти в каждой второй семье.
— А почему ты не сознался тогда, что взял деньги? — спрашиваю Женю.
— Боялся, — коротко отвечает мальчуган.
— И выбросил их, потому что страшно было? — спрашиваю я дальше.
Женька кивнул, потом, чуть погодя, добавил:
— отец узнал бы, убил бы.
— А зачем тебе было брать чужие деньги? — расспрашиваю дальше спокойно и доверительно.
— Чтоб много было, — серьезно отвечает мальчишка.
— У родителей не хотелось просить?
Женька отрицательно машет головой. Вот в чем, возможно, коренится причина поступка: отчуждение ребенка от родителей, родителей от ребенка...
— А зачем тебе много денег?
— Я вырасту, заработаю денег и куплю себе квартиру.
— А кем же ты хочешь быть?
— Таксистом. У них всегда деньги есть.
Я смотрю на Женьку, внимательно слушаю его и думаю: “Боже правый, с кого же нам спрашивать, что детская душа в семь лет хочет идти в таксисты, чтобы заработать себе на квартиру! На кой черт создавать такую семью, больную, в которой должен страдать маленький невинный человек?”
Мне грустно, но работа есть работа.
— А кто тебя любит больше всех? — спрашиваю я Женьку.
— Бабушка, — улыбается мальчуган.
— А ты ее любишь?
— Люблю.
— Давай вот что, напишем ей письмо, хочешь? — говорю я Женьке.
Глаза ребенка вспыхивают. Письмо! А ведь верно, здорово же!
— Но я не умею, — тут же звучит сомнение и неуверенность в голосе ребенка.
— Я помогу, — поддерживаю я Женьку. Маленькая искра любви, не гаснущая в детском сердце, — едва ли не самое ценное сокровище души человеческой.
— о чем будем писать? — спрашиваю я ребенка.
Женька задумывается.
— Я пятерку по арифметике получил! — вдруг радостно восклицает он.
Через полчаса крупным детским почерком выведено:
Дорогая бабуся! Здравствуй!
Я тебя люблю. Я получил пятерку по арифметике. Целую.
Женя.
Мы сговариваемся с Женькой, что завтра, когда придет мама, они вдвоем допишут письмо, положат его в конверт, заклеят, напишут адрес и Женька сам опустит письмо в почтовый ящик. И поезд повезет его далеко-далеко в село, к бабушке.
Каждый раз, когда ко мне приходит Женька, я радуюсь. Я вижу, что и он рад нашей встрече. Мы с ним говорим про все — про все. И у нас есть свои секреты. И мы давно уже не вспоминаем о тех деньгах. Надеюсь, детское сердце, в котором живут любовь и дружба, не позволит проникнуть в себя обману или соблазну.
Для Женьки я — просто старший друг. Для его матери — психолог. Для учительницы — помощник. Жаль только, что для отца Женьки я пока еще — никто...
Вопросы для самостоятельной работы
Из возрастной психологии известно, что мелкое воровство, особенно относящееся к небольшим суммам денег, составляет поведенческую норму, в частности, в подростковом возрасте, когда складывается потребность в автономии.
Герой рассказа принадлежит к возрастной группе младших школьников.
l Можете ли вы сформулировать наиболее вероятный мотив кражи денег данным ребенком?
l Допускаете ли вы, что мать просто забыла дать Жене денег “на завтрак” и он подчинился вначале одному мотивационному вектору, а затем, по инерции, другому (мотив — “иметь”)?
l Прокомментируйте поведение ребенка в ситуации кражи, исходя из теории Курта Левина о полевом поведении.
l Согласны ли вы с объяснением мотива и цели своего поступка самим ребенком?
l В чем, на ваш взгляд, заключается суть психотерапевтической работы с Женькой? Ситуативной? Глубинной?
l Ваше видение возможной психотерапевтической работы с семьей Женькиных родителей.
Три встречи
Встреча первая
Татьяна Николаевна закончила урок, и теперь, уставшая, она сидит за столом, почти автоматически прощается с детьми, группками и по одному покидающими класс. Сегодня было пять уроков. Конец этой проклятой третьей четверти, которая, казалось, будет длиться вечно...
А впереди еще родительское собрание, неприятные объяснения с отцом Наташи и мамой Володи, педсовет, педагогические чтения... Домой идти не хотелось. Затягивающийся ремонт превратил их небольшую квартирку в хроническую свалку, то нет одного, то нет другого, батарея течет, новой нельзя ни купить, ни достать... Дочка уже вторую неделю кашляет, у мужа опять командировка...
Татьяна Николаевна подошла к окну. По грязной мартовской улице, так и не узнавшей в эту зиму снега, ветер нес обрывки бумаг, вздымал то здесь, то там вихри желтой, с песком, пыли. Мальчишки, кажется, все тот же Володя Колесов и другие из параллельного класса устроили соревнование: кто дальше бросит ранец и первым добежит до него. Они бегали туда-сюда, орали, кривлялись...
Она чувствовала, как всю ее захлестнуло раздражение. Покурить, что ли? Усмехнулась про себя: “А еще национальный учитель!” Достала зеркальце, подышала на него: из маленького, в серебристой оправе овала на нее смотрели какие-то чужие усталые глаза. Веки полуопущены, лицо блестело...