С этой точки зрения удовольствие как отсутствие страдания есть абсолютное благо: оно не способно возрастать, к нему не может прибавиться новое удовольствие, “как чистота безоблачного неба, сверкающая и не замутненная, не может блистать ярче”2. Это постоянное удовольствие имеет иную природу, нежели удовольствия скоропреходящие. Оно противоположно им, как бытие — становлению, определенное — неопределенному и бесконечному, покой — движению, вневременное — временному3. Кому-то, наверное, покажется странным, что Эпикур возносит на такую высоту простое отсутствие голода или жажды и удовлетворение насущных жизненных потребностей. Но можно предположить, что это состояние свободы от телесного страдания, состояние равновесия, вызывает у человека глобальное, синестезическое9* чувство собственного существования: избавившись от состояния неудовлетворенности, которое понуждало его растрачивать себя в погоне за каким-то частным благом, он наконец обретает возможность осознать нечто неизъяснимое, что неосознанно уже присутствовало в нем, — наслаждение своим существованием или, по выражению К. Диано, “подлинностью чистого существования”4.
1 Эпикур. Письмо к Менекею, § 128, Balaude, p. 1948*.
2 Сенека. Письма к Луцилию, LXVI, 45. См.: С. Diana. La philosophic du plaisir et la society des amis, p. 358.
3 H.-J. Krumer. Op. cit., S. 218.
4 С. Diano. La philosophic du plaisir et la societe des amis, p. 364,
Состояние это сходно с “достаточным, совершенным и полным счастьем”, о котором говорит Руссо в “Прогулках одинокого мечтателя”:
Чем наслаждаешься в подобном положении? Ничем внешним по отношению к себе, ничем, кроме самого себя и своего собственного существования; пока длится это состояние, ты самодостаточен, как Бог1.
Добавим, что это состояние непреходящего наслаждения и равновесия соответствует состоянию спокойствия духа и безмятежности.
Путь к постоянному наслаждению — обуздание желаний. Ведь если люди несчастливы, то лишь потому, что их терзают желания “непомерные и пустые”2: они жаждут богатства, роскоши, власти. Обуздание желаний должно основываться на различении желаний естественных и необходимых, желаний естественных, но не необходимых и, наконец, желаний вздорных — тех, что не принадлежат ни к естественным, ни к необходимым3; впрочем, различение это было намечено уже в Платоновом “Государстве”4.
Естественны и необходимы те желания, удовлетворение которых избавляет от страданий; они отвечают элементарным жизненным потребностям. Естественны, но не необходимы желания роскошных яств или половое влечение. Не относятся ни к естественным, ни к необходимым порождаемые вздорными мнениями безграничные желания богатства, славы или бессмертия. Это деление желаний подытоживает одна из сентенций Эпикура:
Благодарение блаженной природе за то, что она сделала необходимое легкодобываемым, а труднодобываемое — не необходимым.
Обуздание желаний, таким образом, заключается в том, чтобы их ограничивать, подавляя желания, не являющиеся ни естественными, ни необходимыми, и сколь возможно умеряя те, что естественны, но не необходимы, ибо они не устраняют никакого действительного страдания, а лишь разнообразят наслаждение и к тому же могут повлечь за собой чрезмерные и неукротимые страсти6. Такое обуздание желаний определяет соответствующий образ жизни, который мы охарактеризуем ниже.
1 Руссо. Прогулки... Прогулка пятая. — J.-J. Rousseau. Les Reveries... Paris, G.F., Flammarion, 1978, p. 102'°*.
2 Цицерон. О пределах... I, 18, 59.
3 Эпикур. Письмо к Менекею, § 127-128, Balaude, p. 116, 194.
4 Платон. Госуд., 558 d.
5 Arrighetti, p. 567, [240]11*.
6 Эпикур. Главные мысли, XXIX—XXX, Balaude, p. 20412*; Порфирий. О воздержании от употребления в пищу живых существ, I, 49.
Физика и каноника
Однако над человеческим счастьем нависла тяжкая угроза. Может ли счастье быть полным, если ему препятствует страх смерти и божественной кары и в этом мире, и в мире ином? Как ярко изображено у Лукреция1, страх смерти в конечном счете лежит в основе всех страстей, делающих людей несчастными. Чтобы исцелить человека от этого страха, Эпикур и развивает свой теоретический дискурс в области физики. Эпикурейскую физику нельзя рассматривать как научную теорию, призванную ответить на отвлеченные и бесстрастные вопросы. Еще древние отмечали, что эпикурейцам была чужда идея науки, изучаемой ради нее самой2. Наоборот, философская теория у них только выражение и следствие изначального жизненного выбора, средство обретения душевного покоя и ничем не омрачаемого наслаждения. Эпикур повторяет это не раз:
Если бы нас не смущали подозрения, не имеют ли к нам какого отношения небесные явления или смерть, и если бы не смущало неведение пределов страданий и желаний, то нам незачем было бы даже изучать природу. Нельзя рассеивать страх о самом главном, не постигнув природы вселенной и подозревая, будто в баснях что-то все-таки есть. Поэтому чистого наслаждения нельзя получить без изучения природы.
[...] Подобно всему остальному наука о небесных явлениях, отдельно ли взятая или в связи с другими, не служит никакой иной цели, кроме как безмятежности духа и твердой уверенности3.
Как ясно из Письма к Пифоклу4, в исследовании природных явлений для Эпикура существуют две строго различные сферы. С одной стороны — не подлежащее критическому пересмотру ядро системы, с помощью которого обосновывается экзистенциальный выбор: сюда относится, например, представление о вечной вселенной, состоящей из атомов и пустоты и не нуждающейся в каком бы то ни было вмешательстве богов; с другой стороны — изыскания, касающиеся менее важных вопросов, например, связанные с небесными, метеорологическими явлениями; эти исследования отличаются известной свободой и допускают множественность объяснений. В обеих сферах разыскания проводятся лишь затем, чтобы обеспечить человеку душевный покой, будь то благодаря основополагающим догматам, рассеивающим страх перед богами и страх смерти, или, в вопросах второстепенных, благодаря одному или нескольким объяснениям, которые, показывая чисто физический характер исследуемых явлений, изгоняют из души сомнения и тревоги.
1 Лукреции. О природе вещей, III, 31 и ел.
2 См.: A.-J. Festugiere. Epicure et ses dieux. Paris, 1946, p. 51—52.
3 Эпикур. Главные мысли, XI, XII и Письмо к Пифоклу, § 8513*; см. также перевод Ж.-Ф. Балоде, р. 175, 201, и Фестюжьера: A.-J. Festugiere. Epicure et ses dieux, p. 53.
4 Эпикур. Письмо к Пифоклу, § 86—87; см.: Balaude, p. 106—111, 176.
Итак, речь идет о преодолении страха богов и страха смерти. Для этого Эпикур, главным образом в Письме к Геродоту и Письме к Пифоклу, показывает, с одной стороны, что боги не причастны к образованию вселенной и не заботятся ни о мире, ни о делах человеческих, и, с другой стороны, что смерть для нас ничто. Эпикур предлагает свое объяснение мира, во многом заимствованное из “натуралистических” теорий досократиков, особенно из теории Демокрита: мир как целое не создан божественным могуществом — он вечен, поскольку бытие не может происходить из небытия, равно как и небытие — из бытия. Эта вечная вселенная содержит в себе тела, движущиеся в пространстве, или пустоте. Видимые нами тела, тела живых существ, а также Земля и светила состоят из бесчисленных неделимых и неизменных тел — атомов, которые под влиянием собственной тяжести падают с равной скоростью по прямой и, слегка отклоняясь от своего пути, соединяются в сложные тела. Таким образом, тела и целые миры возникают и уничтожаются вследствие беспрестанного движения атомов. В бесконечности пространства и времени существуют бессчетные миры, которые рождаются и гибнут. Наша вселенная — лишь один из таких миров. Понятие отклонения атомов служит двоякой цели: во-первых, объяснить образование тел, которое было бы невозможным, если бы атомы падали с равной скоростью только по прямой линии1; во-вторых, дополнить “необходимость” “случайностью” и тем самым обосновать человеческую свободу1. Отсюда тоже ясно, что физика разработана для оправдания эпикурейского выбора образа жизни. С одной стороны, человек должен властвовать над своими желаниями: следовательно, чтобы достичь постоянного наслаждения, нужно быть свободным; но с другой стороны, если человеческая душа и ум образованы материальными атомами, движение которых всегда предопределено, как может человек быть свободным? Эта трудность разрешается благодаря допущению, что в самих атомах есть внутреннее начало спонтанности — способность отклоняться от своего пути, которая и составляет основание свободы воли, делая ее возможной.
1Цицерон. О пределах... I, 6, 18—20.
Как сказано у Лукреция,
...Чтоб ум не по внутренней только
Необходимости всё совершал и чтоб вынужден не был
Только сносить и терпеть и пред ней побежденный склоняться,
Легкое служит к тому первичных начал отклоненье,
И не в положенный срок, и на месте дотоль неизвестном2.
Нечего и говорить, что со времен античности и до наших дней это беспричинное отклонение атомов, это отступление от детерминизма, неизменно вызывало возмущение историков философии3.
Таким образом, с одной стороны, человек не должен страшиться богов, ибо они не оказывают никакого влияния ни на мир, ни на людей; с другой стороны, не должно бояться смерти, поскольку душа, состоящая из атомов, по смерти разрушается, как и тело, и полностью утрачивает чувствительность. “Смерть не имеет к нам никакого отношения: когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет”4. Вот как резюмирует К. Диано главные положения Письма к Менекею: когда настает смерть, мы уже не мы, к чему же бояться того, что нас не касается?
1 Цицерон. О судьбе, 9,18; 10, 22; 20,46; О природе богов, I, 25,69. См.: Arrighetti, p. 512—513.
2 Лукреций. О природе вещей, II, 289— 29314*.
3 Цицерон. О пределах... I, 6, 19: “Нет ничего более постыдного для испытателя природы, как утверждать, будто что-либо совершается без причины”. D. Sedley. Epicurus' Refutation of Determinism. — SYZHTHSIS, Studi sull'epicureismo greco e romano offerti a Marcello Gigante, Contributi. Napoli, 1983, p. 11-51.
4 Эпикур. Письмо к Менекею, § 124—125, Balaude, p. 19215*; Diano, p. 362.
Из материалистической физики Эпикура следует теория познания (каноника). С поверхности всех материальных предметов исходят истечения частиц; частицы эти достигают наших органов чувств и в силу непрерывности истечения производят впечатление твердости, сопротивления тел. На основе множественных ощущений, источником которых являются схожие друг с другом тела, например, различные человеческие индивидуумы, в душе формируются образы и общие понятия, позволяющие нам узнавать формы и отождествлять их; с этими понятиями связаны слова и язык. Вместе с языком появляется возможность заблуждения. Чтобы распознать истинность высказывания, надо рассмотреть, отвечает ли оно критериям истины, каковыми служат ощущения и общие понятия. Наша мысль способна также, по выражению эпикурейцев, “делать бросок” вперед — чтобы постичь то, что не очевидно, например, чтобы установить существование пустоты, по определению незримой, но с необходимостью существующей, так как в противном случае невозможно было бы объяснить существование движения. Этот бросок мысли всегда должен поверяться опытом, т.е. ощущением1.
Избавить человека от страха перед богами и страха смерти — не единственная цель теоретических построений физики Эпикура. Они к тому же позволяют наслаждаться созерцанием богов. Ведь боги существуют, наше знание о них — несомненный факт: общее понятие о богах начертано в душе каждого человека2. Кроме того, логически необходимо, чтобы существовала природа, верховная по отношению ко всему сущему и в высшей степени совершенная. Значит, боги существуют, хотя они и не оказывают никакого влияния на мир, а вернее, именно потому, что они нисколько на мир не влияют, ибо в этом условие их совершенства.
Существо блаженное и бессмертное ни само забот не имеет, ни другим не доставляет, а поэтому не подвержено ни гневу, ни благоволению: все подобное свойственно слабым3.
1 Balaude, p. 32.
2 Эпикур. Письмо к Менекею, § 123, Balaude, р. 192.
3 Главные мысли, I, Balaude, p. 19916*.
Такова одна из великих интуиций Эпикура: божественность он представляет себе не как способность творить, властвовать, управлять низшими видами бытия, а как совершенство высшего существа — блаженство, нетленность, красоту, наслаждение, безмятежность. Философ находит в представлении о богах неизъяснимое наслаждение, какое испытывают, любуясь красотой, и отраду, какую доставляет созерцание высшего образца мудрости. В этом смысле боги Эпикура — проекция и воплощение эпикурейского идеала жизни. Жизнь богов состоит в наслаждении собственным совершенством, в чистом наслаждении существованием, без забот и тревог, в наиприятнейшем обществе. Их физическая красота не отличается от красоты человеческого облика'. Естественно предположить, что эти идеальные боги не более чем создания человеческого воображения, что только людям обязаны они своим существованием. Однако Эпикур, судя по всему, мыслит их как некие самодовлеющие реальности, сохраняющие вечное бытие, ибо они способны устранять то, что создает для них угрозу, то, что им чуждо. Боги дружественны мудрым, мудрые — богам. Для мудрецов величайшее благо — созерцание божественного великолепия. Им нечего просить для себя у богов, но они возносят им молитвы-славословия2, восхваляя их совершенство. Здесь можно говорить о “бескорыстной любви”, любви, ничего не требующей взамен3.
При таком представлении о богах как о существах, реализующих эпикурейский образ жизни, физика становится призывом следовать на практике тому изначальному выбору, выражением которого она явилась. Она дарует человеку душевный покой и радость от сознания своей причастности созерцательной жизни, какую ведут сами боги. Мудрец, подобно богам, устремляет взор в бесконечность бесчисленных миров, замкнутая вселенная оказывается беспредельной.
1 A.-J. Festugiere. Epicure et ses dieux, p. 95.
2 A.-J. Festugiere. Ibid., p. 98.
3 P. Decharme. La critioue ries traditions religieuses chez les Grecs. Paris, 1904, p. 257.
Упражнения
Чтобы достичь исцеления души и жить сообразно с основополагающим выбором, недостаточно просто познакомиться с эпикурейским философским дискурсом. Необходимо постоянно упражняться. В первую очередь — размышлять, т.е. тщательно продумывать, глубоко усваивать основные догматы:
Так вот, обдумывай это и тому подобное сам с собою днем и ночью и с подобным тебе человеком, и ты никогда, ни наяву, ни во сне, не придешь в смятение, а будешь жить, как бог среди людей.
Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения1.
Систематизация догматов, преподавание их в форме сжатых изложений и сентенций должны сделать их более убедительными, более яркими и запоминающимися. Таково знаменитое “четвероякое лекарство”, призванное обеспечить душевное здоровье и вобравшее в себя всю суть эпикурейского философского дискурса:
Не должно бояться богов,
не должно бояться смерти,
благо легко достижимо,
зло легко переносимо2.
Чтение догматических трактатов Эпикура или других учителей школы также дает материю для размышлений и просветляет душу изначальной интуицией.
Всего важнее — практиковать строгое ограничение желаний, уметь довольствоваться тем, что легко приобрести, тем, что удовлетворяет основные жизненные потребности, и отказываться от излишеств. Формула проста, но она требует от человека круто изменить свою жизнь: быть довольным простой пищей, скромной одеждой, не стремиться к богатству, почестям, государственным должностям, жить, удалившись от дел.
1 Эпикур. Письмо к Менекею, § 135 и 124, Balaude, p. 198, 19217*. 2 Филодем — Papyrus Hcrculan. 1005, col. IV, 10—14, текст, исправленный
М. Джиганте: Ricerche Filodemee. Napoli, 1983 (2 ed.), p. 260, n. 35 a; Arrighetti, p. 548.
Эти размышления и эта аскеза невозможны без духовного общения. Как и в платоновской школе, дружба в школе Эпикура — действенное средство, верный путь к преображению личности. Учителя и ученики, связанные тесными узами взаимной поддержки, помогают друг другу в исцелении души1. В этой атмосфере дружбы Эпикур берет на себя роль духовника: как и его предшественникам Сократу и Платону, ему ведома целительная сила слова. Духовное водительство имеет смысл, только если оно есть связь индивидуума с индивидуумом:
Это я говорю для тебя, а не для толпы: ведь каждый из нас для другого стоит битком набитого театра2.
Эпикур знает, что вина3 тяготит нравственное сознание и что избавиться от этого тягостного чувства можно, признав свои ошибки, даже если они порой вызывают “сокрушение”. Анализ своих поступков, исповедь, братское внушение — упражнения, необходимые для исцеления души. До нас дошли фрагменты сочинения эпикурейца Филодема “О свободоречии”. Он говорит здесь о доверии и открытости в отношениях между учителем и учениками и во взаимных отношениях учеников. Для учителя изъясняться свободно — значит, не малодушествуя, порицать недостатки; для ученика же это значит без колебаний признавать собственные ошибки и, более того, не бояться указывать товарищам на их неправоту. Одной из основных форм педагогической деятельности школы был, таким образом, наставительный и воспитующий диалог.
1 A.-J. Festugiere. Op. cit., р. 36—70; С. Diano. La philosophic du plaisir et la societe des amis, p. 365—371.
2 Сенека. Письма к Луцилию, VII, 11; С. Diano, р. 370.
3 См.: S. Sudhaus. Epikur als Beichtvater. — “Archiv flir Religionswissenschaft”, 14,1911, S. 647—648; W. Schmid. Contritio und “Ultima linea rerum” in neuen epikureischen Texten. — “Rheinisches Museum”, Bd 100, 1957, S. 301—327;
I. Hadot. Seneca... p. 67.
4 Сенека. Письма к Луцилию, XXV, 5.
5 Philodemi Peri Parrhesias, ed. A. Olivieri. Leipzig, 1914, p. 22;
M. Gigante. Philodeme. “Sur la liberte de parole”. — Congres Bude (см. с. 119, примеч. 2), р. 196—217.
Личность Эпикура играла в школе первостепенную роль. Сам философ установил принцип: “Делай все так, будто на тебя смотрит Эпикур”4, и ученики вторили ему: “Мы будем послушны Эпикуру, коль скоро мы избрали его образ жизни”5. Наверное, поэтому эпикурейцы придавали такое значение портретам учителя: его изображения можно было встретить не только на глиняных и деревянных табличках, но даже на перстнях1. Эпикур представлялся своим ученикам как “бог среди людей”2, как воплощение мудрости и образец для подражания.
При всем том им, однако, надлежало избегать напряжения сил. Наоборот, главное упражнение эпикурейца заключалось в расслаблении, в безмятежности, в искусстве доставлять себе наслаждения духа и постоянные наслаждения тела.
Это, прежде всего, наслаждение познанием:
В философии наслаждение совпадает с познанием; ибо наслаждаются не после того, как изучили что-либо, а получают наслаждение, изучая3.
Высочайшее наслаждение — созерцание беспредельности вселенной, величия богов.
Далее, наслаждение беседой, о чем умирающий Эпикур пишет Идоменею:
Всем этим страданиям противоборствует душевная радость при воспоминании о наших с тобой философских рассуждениях.
Затем, наслаждение дружбой. На этот счет у нас есть свидетельство Цицерона.
О дружбе Эпикур говорит так: “Из всего, что мудрость предоставляет нам для счастливой жизни, нет ничего выше, ничего плодотворнее, ничего приятнее дружбы”. И он не ограничился одними только словами, а подтвердил их в жизни — и делами своими, и нравами [...] Дом у Эпикура был один, да и тот невелик, но какая там собиралась толпа друзей, соединенных узами любви!5
Наслаждение совместной жизнью, в которой, заметим, дозволено участвовать рабам и женщинам. Это настоящий переворот, означающий радикальное изменение духовной атмосферы в сравнении с идеализированной гомосексуальностью платоновской школы. Женщины, уже, впрочем, допускавшиеся в порядке исключения в школу Платона, теперь принимаются в сообщество, и в их числе не только замужние женщины, как Фемиста, жена Леонтея из Лампсака, но и куртизанки, как Леонтия (Львица), которую художник Теор изобразит погруженной в размышления1.
1 Об этом рассказывается в книге Б. Фришера: В. Frischer. The Sculpted Wort.
2 Эпикур. Письмо к Менекею, § 135, Balaude, p. 198.
3 Эпикур. Ватиканское собрание изречений, § 27, Balaude, p. 212.
4 Arrighetti, p. 427 [52]; см. также: Марк Аврелии. Размышления, IX, 41.
5 Цицерон. О пределах... I, 20, 65.
Наконец, наслаждение от неизменного благоговения перед чудом бытия. Надо, прежде всего, уметь управлять своими мыслями: думать больше о приятном; возрождать память о прошлых наслаждениях и наслаждаться в настоящем, сознавая, сколь велики и отрадны эти переживаемые в настоящем наслаждения; приводить себя в состояние умиротворенности и безмятежности; жить с чувством глубокой благодарности природе и жизни, в которых мы при желании можем найти неиссякаемый источник наслаждения и радости.
Размышление о смерти служит к тому, чтобы пробудить в душе безграничную благодарность за чудесный дар существования:
Думай про каждый ты день, что сияет тебе он последним;
Радостью снидет тот час, которого чаять не будешь.
Принимать, сознавая всю его драгоценность,
каждый новый миг, словно невероятное счастье2.
Э. Хоффман прекрасно выразил суть эпикурейского жизненного выбора:
Существование надо рассматривать как чистую случайность, и тогда мы увидим в нем величайшее чудо. Нужно с беспощадной ясностью осознать, что существование дается нам только раз, и мы будем радостно приветствовать его со всем, что есть в нем единственного и неповторимого3.
Стоицизм
Школа стоиков была основана Зеноном4 в конце IV в. до н.э. Приблизительно в середине III в. Хрисипп, возглавивший школу, дал новый толчок ее деятельности. Очень скоро стоицизм, сохраняя удивительное единство в отношении основополагающих догматов, распался на противоположные течения, которые продолжали свое существование на протяжении веков1. Сведений об истории школы после II в. до н.э. у нас немного. Достоверно известно, что во II в. н.э. философия стоиков все еще процветала в Римской империи; достаточно назвать имена Сенеки, Мусония, Эпиктета и Марка Аврелия.
1Плиний Старший. Естественная история, XXXV, 144 (и 99); N.W. De Witt. Epicums... (см. с. 113, примеч. 1), р. 95—96.
2 Гораций. Послания, I, 4, 13"*; Фчлодем. О смерти, кн. IV, 38, 24, цит. по: М. Gigante. Ricerche Filodemee. Napoli, 1983, р. 181, 215—216.
3 E. Hoffmann. Epikur. — М. Dessoir. Die Geschichte der Philosophic, Bd I. Wiesbaden, 1925, S. 223.
4 Фрагменты сочинений стоиков собраны X. фон Арнимом: Н. топ Amim. StoicorumVeterum Fragmenta, I—IV. Leipzig, 1905—1924 (переиздание Stuttgart, Teubner, 1964)19*. Я. Мансфельд готовит новое издание фрагментов. Общедоступный перевод избранных текстов стоиков (Сенеки, Эпиктета и Марка Аврелия), а также свидетельств Диогена Лаэртского, Цицерона и Плутарха, касающихся стоицизма, читатель найдет в кн.: Les Stoteiens, ed. E. Brehieret P.-M. Schuhl. Paris, Gallimard, Bibliotheque de la Pleiade, 1964 (в дальнейшем: Les StoTciens).
Основополагающий выбор
В связи с эпикуреизмом мы говорили о некотором опыте — опыте “плоти” — и некотором выборе — выборе в пользу наслаждения и личного интереса, претворенном в чистое наслаждение существованием. Применительно к стоицизму также нужно говорить об опыте и о выборе. Стоики делают, по сути, тот же выбор, что и Сократ, который в платоновской “Апологии” возглашает: “С человеком хорошим не бывает ничего дурного ни при жизни, ни после смерти”2. Ведь такой человек понимает, что нет другого зла, помимо зла морального, что и благо есть только моральное, — оно зовется долгом или добродетелью, и это высшая ценность, ради которой надо не колеблясь идти на смерть. Стоический выбор, таким образом, восходит к сократическому выбору и диаметрально противоположен выбору эпикурейскому: счастье не в наслаждении и не в личной выгоде, а в стремлении к благу, предписанном разумом и превосходящем отдельного индивидуума. Стоический выбор противоположен и платоническому, поскольку для стоиков счастье, т.е. моральное благо, доступно всякому.
1 J.P. Lynch. Aristotle's School, p. 143; I. Hadot. Tradition stolcienne et idees politiques au temps des Gracques. — “Revue des etudes latines”, t. 48, 1971, p. 161-178.
2 Апология, 41 d, см. также 30 b и 28 е.
Стоический опыт заключается в ясном осознании трагического положения человека, всецело подчиненного судьбе. Мы убеждаемся, что не обладаем никакой свободой, ибо от нас совершенно не зависят красота, сила, крепкое здоровье, богатство, удовольствие или страдание. Все это обусловлено внешними причинами. Неумолимая необходимость, безразличная к нашим личным интересам, расстраивает замыслы и разбивает надежды; мы беззащитны перед всевозможными случайностями, превратностями судьбы, болезнями, смертью. Все в этой жизни ускользает из наших рук. Потому люди и несчастны, что они страстно стремятся стяжать блага, которых им не дано обрести, и избежать зол, которые неминуемы. Единственное, что в нашей власти, чего у нас невозможно отнять, — это воля поступать согласно разуму. Стоики, таким образом, резко противопоставляют то, что зависит от нас самих и, следовательно, может быть хорошим либо дурным, поскольку мы принимаем решения сознательно, и то, что зависит не от нас1, а от внешних причин, от судьбы и, следовательно, является безразличным. Воля творить добро есть та неприступная внутренняя крепость, которую каждый может воздвигнуть в себе самом. Только здесь обретет он свободу, независимость, неуязвимость и — достоинство, в высшей степени ценимое стоиками, — согласие с самим собой. Столь же справедливо было бы сказать, что стоический жизненный выбор заключается в согласии с самим собой. Сенека кратко определяет эту позицию так: “Всегда и хотеть и отвергать одно и то же”, добавляя: “И незачем даже вводить ограничение, говоря, что желать надо честного и правильного: ведь ничто другое не может привлекать всегда”2. Согласие с самим собой есть свойство разума: всякому рациональному дискурсу присуща последовательность; жить согласно разуму — значит заставлять себя быть последовательным. Зенон так охарактеризовал стоический образ жизни: “Жить последовательно, т.е. согласно с единым и гармоническим жизненным правилом, ибо те, кто живет непоследовательно, несчастливы”3.
1 Эпиктет. Руководство, § 1; Беседы, I, 1, 7; I, 4, 27; I, 22, 9; II, 5, 4.
2 Сенека. Письма к Луцилию, XX, 5.
3 Stoicomm Veterum Fragmenta (в дальнейшем: SVF), I, § 179.
Физика
Философский дискурс стоиков делится на три части: физику, логику и этику.
Философский дискурс в области физики обосновывает тот жизненный выбор, о котором мы вели речь, и раскрывает сопряженный с ним способ существования в мире. Как и у приверженцев Эпикура, физика у стоиков разрабатывается не ради нее самой — она имеет этическую цель:
Физика преподается лишь затем, чтобы показать различие, какое должно полагать между благом и злом1.
Можно сказать, что физика стоиков необходима для этики постольку, поскольку она открывает человеку то, что не в его власти, то, что зависит от внешних причин, сцепление которых подчинено разумной необходимости.
Она имеет этическую цель и потому, что разумность человеческой деятельности основана на разумности Природы. В масштабе физики воля к согласию с самим собой, определяющая стоический выбор, являет себя в материальной действительности как основной внутренний закон всякого живого существа и всякого множества живых существ2. С первого момента своего существования все живое инстинктивно пребывает в согласии с самим собой: оно стремится к самосохранению, дорожит своим существованием и всем, что способно его поддержать. Но и мир как целое есть единое живое существо, также согласное с самим собою, следующее внутренней логике своего развития; это организованное единство, система, где все взаимосвязано, взаимопроницаемо, взаимозависимо.
