Все это нельзя упрощенно воспринимать как произвол помещиков, так как эти явления были вызваны безысходностью жизни крестьян.

Приведем еще один пример действий помещика и управителей в чрезвычайных обстоятельствах. «Есть ли ж паче чаяния, в случае недорода хлеба или в дороговизне, должен всякий прикащик у крестьян весь хлеб собственный их заарестовать и продавать запретить, дабы они в самую крайнюю нужду могли тем себя пропитать. Чрез то можно их удержать… от разброду»44.

Разумеется, в случае недорода или сильного неурожая крестьяне, не имевшие хлеба, разбредались по миру («сколько таких, — которые не имеют хлеба и от того ходят по миру… что с такими оскудалыми делать и какое учинить вспоможение»)45.

В великорусской деревне всегда были нищие в силу самых разных превратностей судьбы. Они также были в сфере внимания помещичьих инструкций. В частности, Артемий Волынский предписывал: «Одиноких и бестяглых холостых робят… которые от младенчества и до возраста скитаютца по миру, таких брать на мой двор (ежели крестьяне сами не возмут) в работу и велите работать им…»46 А. Волынский намеревался содержать и престарелых и сирот: «и… велеть [выявить] таких нищих престарелых и сирот, также и убогих вдов во всех деревнях… и которые явяться, что они могут работать — тех отдавать в работу своим крестьянам, которые заживные. И велеть их кормить и одевать, понеже они чужих наймуют же себе в работу. Буде же те нищие бродят для того только по миру, чтоб в туне есть хлеб, а не работать, таких насильно к работе принуждать и наказывать», «и брать на мой двор и кормить и одевать… чтоб туне никто не ел хлеба»47.

Разумеется, не следует ни преувеличивать, ни преуменьшать роль крепостного хозяйства и помещиков в создании и регулировании механизма выживания. Существеннейшую часть таких функций несли сами крестьяне-общинники. Община регулярно помогала своим членам, попавшим в прорыв в силу различных обстоятельств. Древнейшую традицию имел в России обычай помочей с его принципом «все у всех», с поочередной отработкой на других помочах. Единственная награда за труд на помочах — завершающее угощение. Коллективная помощь в этой традиционной форме распространялась на все виды сельскохозяйственных работ (пахота, возка навоза, жатва, уборка льна, молотьба, сенокос, возка леса, дров, сборка и перевозка изб, постройка дома и т. п.)48.

Больше того, в XVIII в. еще сохранились прочные традиции совместной работы, не вызванной нуждою в какой-то экстренной помощи тому или иному дворохозяину. В топографическом описании по Зубцовскому уезду Тверской губ. подмечено, что «в некоторых местах в обыкновении обрабатывать господскую пашню всем миром, а потом ходят и на свою поголовно», т. е. тоже всем миром49. В Вышневолоцком у. «в марте возят из лесу бревна, поправляют свое строение или другим помогают»50. В инструкции П.М. Бестужева-Рюмина по новгородскому поместью говориться об обычае коллективной работы: «так же и в подсеках работали и чистили по вся годы, розделя по тяглам в пристойных местах»51. В другой инструкции предписано: «В стоги сено метать окало 20 июля, выслав всех по тяглам… А между тем и свое сено, помогая друг другу, сметать могут и для того уволить всех на один день» (от барской работы, — Л.М.)52.

Вместе с тем крепостное право играло важную роль в своего рода коррекции ментальных последствий влияния природно-климатического фактора на земледелие исторического ядра территории Российского государства.

Весьма сложные природно-климатические условия территории исторического ядра России, диктовавшие необходимость громадных трудовых затрат на сельскохозяйственные работы, связанных с высоким нервно-психологическим напряжением, имели своим следствием не только необычайное трудолюбие, поворотливость и проворность как важнейшие черты русского характера и психологии, но и особенности, противоположные этим качествам.

Отсутствие четкой взаимозависимости между мерой трудовых затрат и мерой получаемого урожая на протяжении столетий не могло не вызвать определенное чувство скепсиса и обреченности у части крестьян («на авось мужик и пашню пашет», «уродится не уродится, а паши» и т. д.), которые становились от этого отнюдь не проворными и трудолюбивыми.

В литературе XIX века не принято было активно обсуждать такие поведенческие особенности великорусского крестьянина, как небрежность в работе, отсутствие тщательности в ней и т. п. Между тем эта ментальность были заметным явлением, и прежде всего в среде барщинного крестьянства, то есть той категории населения страны, которая в условиях жесточайшей нехватки рабочего времени вынуждена была в первую очередь и в лучшие сроки работать на поле барина и в его усадьбе.

Приведем в пример одну из ярчайших, хотя и тенденциозных характеристик этой группы российских пахарей, написанную в середине XVIII столетия: «Должности (то есть должного уважения, — Л. М.) к государю (помещику, — Л. М.) и общей пользе не только не внимают, но и подумать не хотят. Леность, обман, ложь, воровство будто наследственно в них положено… Господина своего обманывают притворными болезнями, старостию, скудостию, ложным воздыханием, в работе — леностию. Приготовленное общими трудами — крадут, отданного для збережения прибрать, вычистить, вымазать, вымыть, высушить, починить — не хотят. В приплоде своего скота и птиц от неприсмотру поморя, вымышляя разные случаи — лгут. Определенные в начальство, в росходах — денег, а [в расходах] хлеба — меры не знают. Остатков к предбудущему времени весьма не любят и, будто как нарошно, стараютца в разорение приводить. И над теми, кто к чему приставлен, чтоб верне и в свое время исправлялось — не смотрят. В плутовстве за дружбу и почести — молчат и покрывают. А на простосердечных и добрых людей нападают, теснят и гонят. Милости, показанной к ним в награждении хлебом, деньгами, одеждою, скотом, свободою, не помнят и вместо благодарности и заслуг в грубость и хитрость входят»53.

В свое время эти многообразные явления весьма емко были охарактеризованы как «социальные проявления антагонизма производственных отношений». Но здесь помимо проявления антагонизма ярко представлены и эмоции, и восприятия, и оценки крестьян и дворовых людей.

Главное же состоит в том, что в этой среде становилось заметным явлением и безразличное отношение к своему собственному хозяйству, безразличие к удручающей перспективе своей собственной жизни и жизни членов своей семьи.

Столь крайняя и болезненная реакция крестьянина-труженика зарождается в условиях, когда вместо 1–1,5 десятин (в двух полях) более или менее тщательной вспашки он вынужден (и барин понуждает к этому!) пахать вдвое — втрое больше. Но там, где нужно вспахать 3–4 раза, он вынужден пахать 2 раза, а то и единожды. Там, где, как минимум, тщательная подготовка к севу возможна лишь при пяти — шестикратном бороновании, он вынужден бороновать 1–2 раза («А обыкло боронить худу: семя едва покрывается земля»)54. Однако сознание столь вынужденной небрежности может привести, в конце концов, к нервному срыву, ожесточению, отчаянию и т. п. В итоге такие крестьяне «Божия наказания, голоду, бед, болезней и самой смерти не чувствуют», «о воскресении мертвых, о будущем Суде и о воздаянии каждому по делам подумать не хотят и смерть свою за покой (!) щитают»55. На наш взгляд, именно отсюда идет тот крестьянский «атеизм», о котором писал В.Г. Белинский в знаменитом письме к Н.В. Гоголю («годится — молиться, не годится — горшки покрывать!»). Только это в действительности не атеизм, а трагическая апатия и к жизни, и к Богу.

В инструкциях управителям вотчин крестьяне такого типа находятся постоянно в поле зрения. Причем речь идет не о барских работах, где небрежение и лень часто встречаются, а о собственном хозяйстве крестьян. Так, В. И. Татищев пишет: «…в худых экономиях то не смотрят за крестьянскою работою, когда они обращаются в собственной свой работе, понеже от лености в великую нужду приходят, а после произносят на судьбу жалобу». И кто «к работе ленив будет, тех сажать в тюрьму и не давать хлеба двои и трои сутки»56. В инструкции дворецкому Ивану Немчинову Артемий Волынский (1724 г.) настоятельно предписывает, чтобы каждый крестьянин после барского урока на себя вспахал «против того вдвое», «не отговариваясь тем, что посеять нечем или не на чем пахать, понеже на то им определяется ссуда». «И тако всеми мерами ленивцев принуждать и накрепко того за ними смотреть»57. В «Учреждении» гр. П.А. Румянцева предусмотрена борьба с теми же явлениями: «За нерачительными о себе крестьянами… накрепко смотреть, чтоб оные земель своих без посеву не покидали, или исполу посторонним не сеяли и в протчем дом свой не разоряли»58.

Обычно в такой практике историки видели консервирующие уравниловку действия помещиков. Однако если не забывать, что мы имеем дело с обществом, обладающим ярко выраженным экстенсивным земледелием, требующим непрерывного расширения пашни, с обществом, где дефицит рабочих рук в сельском хозяйстве был постоянным и неутолимым в течение целых столетий, несмотря на более или менее стабильный прирост населения страны, то ракурс оценки не может не измениться. Ведь в условиях, когда общество постоянно получало лишь минимум совокупного прибавочного продукта, оно объективно стремилось к максимальному использованию и земли, и рабочих рук. И суровые рычаги принуждения — для той эпохи объективная необходимость. Тот же А. Волынский, глубоко изучивший поведение крепостных крестьян разбираемой нами группы, писал: «Токмо есть еще такие плуты мужики, что нарочно, хотя бы он мог и три «лошади держать, однако держит одну, и ту бездельную, чтоб только про себя ему самую нужду вспахать, без чего прожить нельзя. И хотя бы и невейной хлеб есть, только меньше ему работать»59. В условиях безнадежной нерентабельности продукции Нечерноземья данное поведение весьма логично. В этом гигантском регионе крестьянский труд всегда был и сверхнапряженным, и непривлекательным, так как, по словам кн. М.М. Щербатова, «худым урожаем пуще огорчается и труд [свой]…«в ненависть приемлет»60.

Таким образом, система крепостного права объективно способствовала поддержанию земледельческого производства там, где условия для него были неблагоприятны, но результаты земледелия всегда были общественно-необходимым продуктом. М.М. Щербатов, вполне понимая, что большая часть тогдашней России лежит в зоне неблагоприятного климата, считал, что внезапная отмена крепостного права (речь шла об обсуждении в 60-х годах XVIII в. вопроса о крепостном состоянии крестьян) приведет к массовому оттоку крестьян, ибо они оставят неплодородные земли и уйдут в земли плодородные. «Центр империи, место пребывания государей, вместилище торговли станут лишены людей, доставляющих пропитание, и сохранят в себе лишь ремесленников…»61

Следовательно, крепостничество теснейшим образом связано с характером земледельческой деятельности российского крестьянства, оно органично свойственно данному типу социума, ибо для получения обществом даже минимума совокупного прибавочного продукта необходимы были жесткие рычаги государственного механизма, направленные на его изъятие. А для этого стал объективно необходимым и определенный тип государственности, который и стал постепенно формироваться на территории исторического ядра России.

Долгое время в нашей историографии, и прежде всего в трудах Б.Д. Грекова, проблема становления крепостного права решалась как один из вариантов «второго издания» крепостничества в странах к востоку от Эльбы. Разница была лишь в том, что страны к востоку от Эльбы действительно были втянуты в складывающийся европейский аграрный рынок, развитие которого стимулировалось развитием промышленного капитализма на Западе Европы. Что же касается Русского государства, то при отсутствии в XVI в. экспорта зерна историки выдвинули идею формирования внутреннего хлебного рынка, что вызвало к жизни такую форму феодального товарного хозяйства, как поместье. Рыночная функция поместья, в свою очередь, вызвала резкое усиление эксплуатации крестьянства в виде полевой барщины, что в конечном итоге привело к торжеству крепостного права. Отсюда происходил взгляд на крепостничество, как на «нисходящую фазу» феодализма в России, что привело к лихорадочным поискам «всероссийского рынка», начиная с XVII в., поискам капитализма и т. д. В этой связи представляется весьма необходимым уделить внимание специфике происхождения крепостничества в России.