Часть вторая. Феодальная Россия — социум особого типа

 

Глава I. МАЧЕХА-ПРИРОДА И СУДЬБЫ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ (ТУПИК ИЛИ РАЗВИТИЕ)

 

Исследованные нами особенности и уровень производственной базы земледелия России На территории ее исторического ядра приводят в целом к выводу, что в условиях необычайно короткого по времени периода сельскохозяйственных работ в течение многих веков великорусский крестьянин, так же как, впрочем, и другие народы, жившие в пределах Восточноевропейской равнины, был резко ограничен в возможностях интенсификации агропроизводства.

В первой части работы читатель ознакомился с технологической стороной русского земледелия, увидел «земледельные» орудия крестьян, оценил эффективность их применения в те крайне сжатые сроки работ, умещающиеся в период между весенней слякотью и заморозками, задерживающими и срывающими оптимальные сроки высева, и заморозками осенними, бывающими нередко и в конце августа (по старому стилю), а изредка даже в его середине. Под извечной угрозой потери созревающего хлеба от непогоды проходила изнуряющая людей жатва. Наш выдающийся историк В.О. Ключевский писал по этому поводу: «Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс; но нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному постоянному труду, как в той же Великорос-сии»[1]. Тут необходима, конечно, и оговорка, что для ровного и постоянного труда у великороссов никогда не было и условий. Как писал И. Комов, «…в Англии под ярь и зимою пахать могут»[2]. А только в таких, роскошных для нас, условиях возможен и размеренный, постоянный труд. Поэтому в Англии под ряд культур в конце XVIII в. пахали по три — четыре раза (на песчаных почвах), а на глинистых — до шести раз[3].

Как было показано, коварство нашей природы не ограничивается коротким сезоном земледельческих работ, оно в еще большей мере проявляется в том, что в России часто наблюдается полное отсутствие корреляции между затратами труда и получаемым урожаем. Конечно, низкие урожаи, как было показано в первой части работы, были следствием вынужденно низкой агрикультуры крестьянского земледелия, но в гораздо большей степени они были следствием капризов мачехи-природы. Причем низкая урожайность была и в более ранние столетия. И эту особенность русского земледелия подтверждают источники начиная с конца XV в. Россия по общему уровню урожайности вечно держалась между прибытком в сам-2 — сам-3 [4].  Идеальная, по крестьянским понятиям, погода — это в меру теплое и влажное («благорастворенное») лето. Но подобное лето — редкое событие. В Нечерноземье такие культуры, как пшеница (в том числе и пшеница-ледянка), греча, конопля. не вполне вызревали от недостатка тепла («требует более теплоты») [5]. Кроме того, пшеница побивается «мглою», «от поднимающихся от болотных рос» [6]. Вообще в Нечерноземье «много вредят хлебу» «влажные пары, поднимающиеся от озер и болот»[7]. Там, где поля окружены лесами, «пары» действуют сильнее, поэтому на новых пашнях, «в средине лета расчищенных, хлеб зреет долее» [8]. В Нечерноземье такие культуры, как «проса и мак не родятся по причине не довольно жирной для сих хлебов земли, а более за краткостию теплого времени» [9]. Ведь, в частности, в Вологде в конце XVIII — начале XIX в. по-настоящему теплых дней было 60, в Великом Устюге — только 48, а в Яренске — всего лишь 24. В целом в Вологодской губернии настоящее лето длилось с 8 июня по 20 июля [10]. Серый полевой горох, полевые бобы и даже огородные бобы сажали лишь на левобережье Двины, а на другом берегу они не вызревали». В Подмосковье лето начиналось фактически с середины июня.

Но особой бедой в Нечерноземье были и дождливая затяжная непогода, когда замедлялся рост растений, и нередкие засухи. На огромных пространствах, где преобладали глинистые, суглинистые и иловатые почвы, «в жаркое время делается на поверхности пашни корка, а в дождь… вода, непроходящая сквозь глину, отнимает… от хлебного корня влажность и умножает оную непомерно. От чего корень, лишаясь части питательных соков, производит тонкий стебель и мелкий колос» [12].

Завершает этот сложный узел парадоксов обилие неплодородных и просто худых почв.

Столь суровые, неблагоприятные условия хозяйствования, действовавшие в течение многих столетий, безусловно, закалили великорусов, превратив их в великую нацию тружеников. И там, где люди могли противостоять естественным законам природы, они проявляли не только упорный труд, но незаурядную изобретательность и находчивость. Думается, что приведенные в первой части книги материалы по развитию российского огородничества и садоводства служат убедительным тому подтверждением.

Но совсем иное дело пашенное полевое земледелие. Здесь многовековая борьба великорусского пахаря с природой не давала такого эффекта, как в городском огородничестве с его хитроумными парниками, садилами и т. п.

Тем не менее изучение исторических источников свидетельствует о том, что крестьяне упорно искали выход из этой, казалось бы, тупиковой ситуации.

Великорусский пахарь, имея семью сам-четвертый и тянувший одно тягло, из века в век ежегодно стоял перед непосильной задачей обработать свой пашенный надел примерно в 4,54 дес. посева, вложив в каждую десятину столько же труда, сколько вкладывали его, соблюдая все агротехнические операции, в крупном господском хозяйстве. Однако если в господском хозяйстве этот уровень затрат труда по обработке земли, как уже упоминалось, достигал 39–42 чел. — дней, то крестьянин чисто физически был ограничен вдвое меньшим рабочим временем (22–23 рабочих дня на десятину, а при условии барщины этот бюджет времени мог быть и еще вдвое меньшим). Справиться с этой задачей можно было бы, работая день и ночь в течение, по крайней мере, трех месяцев, что было абсолютно нереально. Другой вариант обработки полного надела сводился к самой примитивной поверхностной скородьбе земли, а то и просто к разбросу и заскореживанию семян. Навоз при этом запахивали кое-как, а пашня в итоге становилась неплодной, ничего не рожала, в результате чего ее забрасывали на много лет [13].

Чаще крестьянин шел иным путем, следуя принципу: «лучше меньше, да лучше». Иначе говоря, стремясь соблюсти хотя бы на минимуме нормативы агрикультуры, он сознательно уменьшал площади своего посева. Еще в конце 1950-х годов Н.Л. Рубинштейн обнаружил на основе статистики Генерального межевания и губернаторских отчетов, что во второй половине XVIII в. при среднем наделе пашни в Нечерноземье в 3–3,5 дес. на душу муж. пола фактический посев был намного меньше и вместе с паром составлял всего 53,1 % от этого не слишком большого надела [14]. Остальная пашня просто не использовалась. Это означает, что реальный посев в двух полях на мужскую душу был равен 1,24 дес., а на семью из 4-х человек — 2,48 десятины, хотя формально посевная плошадь на тягло достигала 4,54 дес. в двух полях.

В свое время историки с явным недоверием отнеслись к наблюдениям Н.Л. Рубинштейна. В частности, В.К. Яцунский прямо заявлял, что «с агротехнической точки зрения для нечерноземного трехполья полученное Н.Л. Рубинштейном соотношение не поддается объяснению»15. Однако со временем материал такого рода накапливался, но лишь теперь найдено объяснение этому парадоксу.

Разумеется, та площадь реального высева на душу м. п., которую установил Н.Л. Рубинштейн, имеет приближенный характер. Как уже говорилось, В.И. Крутиков, тщательно изучивший статистику посевов и урожаев по Тульской губ. с конца XVIII в. до середины XIX в., установил, что посев действительно не занимал всей пашни в течение всего этого периода, хотя разрыв постепенно уменьшался. В 1788 г. доля посева составляла здесь всего 46,7 % пашни, что даже меньше посева по Н.Л. Рубинштейну.

Конечно, столь сильное сокращение посева даже при минимальном соблюдении агрикультуры в случае низкого урожая резко ухудшало положение земледельцев, и их хлебный баланс означал бы полуголодное существование. Имеющиеся в литературе исследования крестьянских хлебных бюджетов в целом подтверждают реальность описанной нами ситуации. Примерный расчет хлебного бюджета был сделан Л.С. Прокофьевой по вотчинам Кирилло-Белозерского монастыря для 30-х годов XVIII века16. Исходные данные здесь весьма добротны (книги «пятинного сбора» 1730 г.). По каждому из 232 крестьянских дворов зафиксирован высев по каждой культуре и валовой сбор. Подсчитав средний высев на двор (1 четверть ржи, 3 чтв. овса, 0,14 чтв. ячменя и 0,13 чтв. пшеницы) и среднюю реальную урожайность (рожь сам-6,1; овес сам-2,4; ячмень сам-4,1 и пшеница сам-4,2), Л.С. Прокофьева получила реконструкцию усредненного валового урожая на крестьянское хозяйство: 54,9 пуда ржи (6,1 чтв.), 50,4 пуда овса (7,2 чтв.), 4,8 пуда ячменя (0,6 чтв.) и 5,4 пуда пшеницы (0,6 чтв.). Зная нормы высева и натурального оброка, она восстанавливает и площадь посевов (ок. 2,5 дес.), и полные хлебные расходы двора при среднем составе семьи — 6 человек обоего пола. За норму потребления зерновых берется 12 пудов на человека. Таким образом, итоговая сумма — 72 пуда на семью, и, оценивая общий расход на семью (с учетом семян и уплаты оброка) в 125,4 пуда (69,5 пудов ржи, 49, 4 пуда овса, 2,1 пуда ячменя и 4,4 пуда пшеницы), Л.С. Прокофьева констатирует дефицит хлебного бюджета в 10 пудов.

Обычная для XVIII в. норма годового потребления взрослого человека вдвое больше той, что фигурирует в расчетах Л.С. Прокофьевой, и равна 3 четвертям (24 пуда). Такая норма, как правило, встречается в помещичьих инструкциях XVIII в., когда речь идет о содержании дворовых и работных людей. Причем расчеты производятся иногда помесячно (°2 четверика ржаной муки, круп 1 гарнец»), а иногда и в годовом исчислении («всех холостых содержать на моей пище, щитая на всякого человека в году муки ржаной по 3 четверти, круп по одному четверику с половиною, толокна и гороху на посты по одному четверику, в мясные дни мяса по полфунту»)[17]. Однако питание дворовых было основано почти исключительно на ржаной муке. Даже «деловые» люди в вотчине П.М. Бестужева-Рюмина (1731 г.) получали В ГОД 18 пудов ржи, 5,25 пуда ячменя и овса. Крестьянский годовой рацион, по Т.И. Осьминскому, включал 18 пуд. ржи (72 % годового рациона), 1 пуд пшеницы (4 %), 2 пуда ячменя (8 %) и 4 пуда овса (16 %)[18]. В северном Пошехонье гречи не было, но, видимо, был горох, доля которого неизвестна. Вместе с тем в нашем распоряжении есть любопытные расчеты пищевого рациона для дворцовых крестьян. «На каждого работника, — пишет Иван Елагин, — довольно в день разного хлеба 4,5 фунта. Сие посредство столь основательно и умеренно, что хотя некоторые люди съели бы больше, но таких число гораздо менее тех, кои весьма меньше сея меры употребляют к насыщению своему»19. «А солдатский паек муки и с крупою отнюдь полных и трех фунтов в день не составляет» '(за год менее 27,4 пуда). При норме 4,5 фунта в день годовая норма для работника составила бы 1642 фунта, или 656,8 кг (41 пуд). «И из сего, — пишет И. Елагин, — может он и брагу варить, и квас ставить, и довольное иметь пропитание», и, добавим от себя, подкармливать скотину.

Наиболее ценным для нас является данный И. Елагиным конкретный состав «разных хлебов»20, ибо, по существу, это представление человека XVIII в. о нормальном питании людей низшего слоя общества. Сюда входила рожь в годовом объеме в 2 четверти и 3,5 четверти «разного ярового хлеба». В месячный ассортимент включалось: ржи 66 фунтов, гороха 12 фунтов, ячменя 9 фунтов, «гречухи» 26 фунтов, овса 26 фунтов, то есть всего 139 фунтов, или 56,9 кг21. Суточный рацион состоял бы, исходя из этого расклада, из 789 г ржи (44 % дневного рациона), 355 г овса (19,9 %), 123 г ячменя (6,9 %), 164 г гороха (9,2 %) и 355 г гречи (19,9 %).

Учитывая калорийность каждого «хлеба» в отдельности, определяем, что суточная норма в 1786 г соответствует примерно 5867 килокалорий (ккал). Разумеется, такой уровень питания даже сам И. Елагин считал «избыточественным», хотя при тяжелом физическом труде и при недостатке мясной пищи это уж не столь избыточно. К тому же, на детей и престарелых автор проекта полагал лишь половинную норму (2, 75 четверти в год). В итоге на двух человек, из которых один — полный работник, а другой — из престарелых или из детей, придется 66 четвериков. В пересчете на тягло это составит 138 четвериков (пудов) на год22. И. Елагин оперирует хозяйством, где имеется восемь взрослых работников и еще восемь человек, получающих лишь половинную норму в 893 г в сутки. По его расчетам, на 16 человек в год необходимо было бы 24 четверика ржи и 54 четверика ярового, что не вполне точно. На самом деле ржи должно было бы быть 22 четверти, а ярового — 44 четверти. Отсюда на душу пришлось бы по 33 четверика (пуда) на год или по 4,12 четверти на человека. Именно такой уровень питания И. Елагин считал нормальным для своего времени.

Отсюда довольно четко следует, что общепринятая годовая норма зерна в 3 четверти или 24 пуда на взрослого человека — это норма, ниже. которой опускаться рискованно, поскольку в пересчете на калорийность (с учетом разной калорийности каждого «хлеба» в ассортименте обычаев и представлений XVIII столетия) это составляло примерно 3200 ккал (овощная пища по калорийности не была существенной добавкой к этому рациону). Главное же заключается в другом. В расчетную норму крестьянского питания в 24 пуда непременно включался расход на подкормку скота. По расчетам Т. И. Осьминского, только на одну рабочую лошадь крестьянин должен был расходовать как минимум 16 пудов овса в год[23]. Следовательно, на каждого в семье из четырех человек приходилось примерно 4 пуда таких затрат. Но этого мало, ведь, как мы видели, крестьяне практиковали подсыпку муки и коровам, и свиньям, и курам. Если «средственныи» крестьянин имел две коровы и одну свинью, то минимальная годовая норма таких расходов могла быть никак не меньше 8 пудов на год. Таким образом, от 96 пудов на собственно питание остается около 72 пудов, то есть на душу лишь 18 пудов (около 2400 ккал в сутки). И этот расчет сделан на однолошадное тягло. Однако нормальный «средственныи» крестьянин имел две лошади, и в таком случае фонд семьи на питание должен уменьшиться еще на 16 пудов. Но и это не все: ведь крестьянин должен был что-то продать, чтобы получить деньги на текущие расходы. В итоге от 72 пудов останется чуть ли не 50 пудов на 4-х человек (или примерно около 1700 ккал на человека в сутки). Если же на лошадь давать лишь 10 пудов, то суточный рацион на одного человека повысится лишь до 2,1 тысяч килокалорий.

Думается, что после такой калькуляции совершено очевидно, что годовая потребность в зерне для крестьянина в три четверти — это суровый режим очень скудного питания, жесткий режим экономии и т. д.  Вместе с тем для XVIII–XIX столетий такая норма (но только для питания) была общепринятой. Она была принята в армии, она же фигурирует и в научной литературе на XIX в. (см., например, П.И. Кеппена и др.)[24].

Следовательно, исходя из изложенного нами, результаты Л.С. Прокофьевой могут быть скорректированы: на 4,2 полных едока потребуется уже 100,8 пуда. С учетом расхода зерна на корм скоту дефицит хлебного бюджета среднего крестьянского хозяйства (6 душ) возрастает до 60,3 пуда. К. тому же и сама Л.С. Прокофьева, опираясь на свои расчеты, замечает, что дополнительный учет расхода зерна на одну лишь лошадь так влияет на уровень состоятельности крестьянских хозяйств, что 70 /о дворов оказываются не обеспеченными зерном25.

Обратимся теперь к данным по хлебному бюджету середины XVIII в., исследованным А.М. Шабановой по вотчинам Александро-Свирского монастыря26. Обрабатывая их, можно прийти к следующим итогам. По Кондужской волости беднейшая группа дворов (74 % хозяйств волости) сводила хлебный бюджет с дефицитом в 74,3 четверика (пуда). Во второй группе дворов (17 % хозяйств) средний излишек составлял всего 14 четвериков. Лишь третья группа, к которой относились самые зажиточные крестьяне, имела значительный излишек хлеба — до 214 четвериков (но они составляли всего лишь 9 % хозяйств). Однако, приведя все подворные доходы в соответствие с удельным весом той или иной группы дворов, мы получим в итоге в среднем по волости дефицит типичного хлебного бюджета в 33,4 четверика. По другой волости, Лоянской, где земледелие было основой существования крестьян Приладожья, беднейшая группа (47,5 дворов) имела дефицит в среднем на двор 29 четвериков (пудов). Во второй группе (33 % дворов) излишки достигали всего 12,2 четверика. И только в третьей, зажиточной группе (19,5 % дворов) излишки были солидны — 124 четверика. Общий баланс (взвешенный по каждой группе) дает всего 14,4 четверика хлебных излишков. В целом же по всем свирским владениям Александрова монастыря хлебный баланс был дефицитным.

Напомним, что в основе общего низкого процента товарных излишков или их отсутствия были малые посевные площади и низкая урожайность. В частности, в большинстве уездов Тверской губ. во второй половине XVIII в. на «соху» приходилось не более десятины в поле, то есть на тягло 3 дес. пашни; в ряде же уездов — чуть более десятины, следовательно, на тягло максимум 4–4,5 дес. пашни. Данные такого рода позволяют сделать некоторые расчеты27. Берем максимальный вариант — на «венец» (тягло) в поле по 1,5 десятины. При высеве 1 чтв. ржи и 3 чтв. овса (в обоих полях по 2400 кв. саж.), урожайности ржи сам-4, а овса — сам-2,5 валовой сбор равен примерно 17,25 чтв., а с учетом посева ячменя, пшеницы и т. п. — примерно 19 чтв. (чистый сбор — 12,5 чтв.). На семью из четырех человек, то есть 2,8 полных едока, расход зерна достигает 8,5 чтв., а излишек — около 4 четвертей. Если же урожай ржи и овса сам-3, а полных едоков 3,3 (трое взрослых и один ребенок), то и тогда остаток для рынка равен примерно 3 четвертям.

Но такая площадь посева встречалась не часто. При более распространенном варианте, когда крестьянин имел (как, в частности, в Ржевском уезде) «на соху не более десятины в поле», а урожайность сам-3. ситуация складывалась иная. При посеве четверти ржи и 2,5 чтв. овса чистый сбор составлял всего 7,7 четверти. При 2,8 полных едока излишков хлеба совсем нет (на едока приходится всего 2, 96 четверти). Расчет наш подтверждается свидетельством источника. В Ржевском уезде в XVIII в. крестьяне хлеб «продают лишь в лучшие годы»28. При увеличении густоты высева (ржи — до 10 четвериков, а овса — 3 чтв.) и хорошем урожае (сам-4) чистый сбор увеличится до 13,45 четверти. Товарный излишек достигнет в этом случае 3–5 четвертей. Но при урожае сам-3 он сократится до 0,45 четверти.

Таким образом, для крестьянина разница урожая всего лишь в один «сам» имела в России громадное значение, ибо давала возможность иметь хотя бы минимум товарного зерна. Однако достигнуть урожая в сам-4 в целом по Нечерноземью не удавалось на протяжении многих веков. Крестьянину оставался один выход — резко снижать свое потребление и таким образом «получать» товарный хлеб, но такой выход был, конечно, иллюзорным, так как не мог создать серьезных товарных запасов.

Иллюстрируя эти рассуждения, приведем расчет крестьянского бюджета, сделанный современником, описавшим типичное хозяйство Новоторжского уезда Тверской губ. в 80-х годах XVIII в.: «Примерно полагая на каждую долю (то есть 2» тягла или венца, — Л. М.), высевается здесь ржаного и ярового хлеба до 10 четвертей. С того в средний год урожается 26 четвертей. На расходы употребляется до 12-ти. К предбудущему году оставляется на семена 10. Остальные 4 четверти — продаются»29. В данном случае густота высева оценена несколько выше, чем в данных нами расчетах, и весь посев на тягло составит 1,5 чтв. ржи, 3 чтв. овса и по 0,5 чтв. ячменя и пшеницы- А вот урожайность реальная, на круг, гораздо ниже, чем в наших расчетах (сам-2,6!), и дана она, видимо, с учетом потерь от погоды, перевозки и т. п. Это очень важное свидетельство!

За вычетом семян на два венца (4 работника, или 8 человек обоего пола) чистый сбор составит 16 четвертей. Если считать в венце 2,8 полного едока, то на каждого из них придется по 2,86 четверти. Это практически почти совпадает с нормой потребления, и товарного излишка нет! Однако современник «оставляет» крестьянам на питание и корм скоту… по 1,5 чтв.(!) на душу (12 пудов). И только за счет этого появляется товарный «излишек»: по 2 чтв. на венец. Естественно, в реальной жизни были отклонения от этой «модели», но отклонения и вправо, и влево, а общая тенденция показывает крайне незначительные возможности получения товарного зерна при сохранении «средственного» (нормального) уровня жизни. Заметим, что в случае с типичным хозяйством Новоторжского уезда примерная площадь посева на тягло (или венец) составляет около 2,4 дес., а в расчете на душу мужского пола — 1,2 десятины. Это полностью совпадает с данными Н.Л. Рубинштейна.

От хлебного баланса конкретных групп крестьянских хозяйств Нечерноземья и модели баланса типичного крестьянского хозяйства примерно в два тягла перейдем к данным более общего характера.

В этой связи весьма интересны наблюдения и оценки князя М.М. Щербатова — русского историка, экономиста, публициста, депутата Комиссии о новом Уложении, члена Комиссии о коммерции и президента Камер-коллегии. В 60—80-е годы XVIII в. он неустанно бьет тревогу по поводу кризисного состояния сельского хозяйства страны. В послевоенной историографии за М.М. Щербатовым прочно закрепилась слава заскорузлого консерватора, ярого защитника крепостничества, ретрограда и т. д. Между тем М.М. Щербатов был личностью далеко не столь однозначно примитивной. Он прекрасно знал европейскую литературу, в том числе и работы выдающихся представителей французского Просвещения, но при этом он хорошо знал реальное состояние страны, положение крестьян и сельского хозяйства в целом. Благодаря работам французских просветителей М.М. Щербатов обращал пристальное внимание на специфику природно-климатических условий России и губительное влияние их на состояние земледелия страны. Отсюда его резкая оценка эффективности труда земледельца как чрезвычайно низкой. Как знаток экономики земледелия и практик-помещик, он предпринял в одной из своих работ общую, хотя и приблизительную оценку эффективности земледелия страны30. Численность ее населения была приравнена им к 18 млн душ обоего пола, то есть несколько занижена, ибо в момент этого расчета (конец 60-х годов) она была ближе к 23 млн душ обоего пола31. Число работников в земледелии М.М. Щербатов оценивает примерно в 3 млн чел., площадь, засеваемую каждым из них, в 6 десятин. При общем высеве в 96 млн четвериков (пудов) и урожайности не ниже сам-5 общий сбор ржи оценивается им в 480 млн четвериков ржи и 144 млн четвериков яровых, а чистый сбор в 504 млн четвериков. Из них на питание, исходя из расчета в 24 четверика в год на человека (24 пуда), ежегодно должно уходить 432 млн четвериков. Остаток или излишек равен, таким образом, всего 72 млн четвериков, или по 4 четверика (пуда) на человека. Эта величина настолько ничтожна, что при малейшем снижении урожая населению страны угрожала нехватка зерна даже для минимальной нормы питания. В расчетах М.М. Щербатова много неточностей, но они, так сказать, взаимно погашают друг друга (занижено число пахарей, но завышена площадь обрабатываемой ими пашни и т. д.). Приблизительность своих расчетов признает и сам М.М. Щербатов: «Независимо даже от преувеличения нами расчета в исчислении полученного продукта и преуменьшения в исчислении населения, в случае хотя бы незначительного недорода должен наступить голод»32. Итоговая оценка им эффективности российского земледелия практически совпадает с приведенными нами усредненными данными крестьянских хлебных бюджетов.

Далекие от глобальных обобщений практики из дворян по сути точно так же оценивали реальные условия жизни крестьян. Речь идет об оценках уровня выживания великорусского пахаря. Так, А.Т. Болотов в конце 60-х годов XVIII в. считал нормальным пашенный надел на тягло в 4,5 дес. в трех полях. Правда, в тягле у него 2,5 души м. п., переведя на стандартное тягло в 2 души м. п., получаем размер посева 2,4 дес. на тягло33. В.Н. Татищев считал крайний предел выживания для барщинного крестьянина 4 дес. пашни на тягло (2 дес. на душу м. п.), что означает посев в 2,67 дес. на тягло54. Наконец, И.Т. Посошков в начале XVIII в. полагал, что высев на двор должен быть не менее 4 четвертей35. При всех неопределенностях состава двора и тогдашних нормах высева и допуская, что в те времена господствовали отнюдь не загущенные высевы, норматив И.Т. Посошкова близок к размеру посева на тягло (4 чел. об. пола) в 2,5 дес.

Реальная практика эксплуатации крестьянского хозяйства полностью совпадает с этими оценками. Возьмем в качестве примера те уезды, где есть данные по минимальному оброку и соответствующей пашне. Так, в 1769–1773 гг. в Клинском у. Московской губ. 3203 д. м. п. оброчных крестьян платили самый низкий в уезде оброк из расчета 2 руб. с души м. п. При ЭТОМ пашенный над&л у них был 1,8 дес. на душу м. п. в трех полях (посев на тягло 2,4 дес.). В Боровском у. той же губернии 1437 д. м. п. оброчных крестьян также платили оброк из расчета 1,8 руб. с души м. п., имея при атом пашенный надрл в 2 лег нл л м п в трет пплях (пос^р на тягло 2,67 дес.). В Дмитровском у. той же губернии 853 д. м. п. оброчных крестьян платили оброк 1–1,5 руб. с д. м. п., имея при этом по 2,2 дес. пашни на д. м. п. в трех полях (посев на тягло 2,93 дес.). Таким образом, очевидно, что во всех трех случаях мы имеем объективно минимальное количество пашни на душу м. п. и тягло36.

Такая же практика была и по отношению к барщинным крестьянам. Приведем в пример итоги сплошного подсчета данных по каждой из дач Генерального межевания по 23 уездам Европейской России (см. табл. 2.1)37.

Сразу же оговоримся, что площадь посева определена здесь чисто формально (две трети от пашенного надела). Но даже на этом уровне рассмотрения проблемы по 12 уездам потенциальный посев меньше 3 дес. на тягло. А в Дмитровском у. он намного меньше любого минимально допустимого посева (правда, урожайность здесь была существенно более высокой, что компенсирует недостаток высева). И только в Костромском крае, в Смоленских землях и в Черноземье потенциальная площадь посева несколько выше, хотя в ряде уездов она все же минимальна (Каширский, Сергачский, Орловский, Мосальский, Трубчевский уу.). Если же учесть, что реальный посев был еще меньше, то вывод о резком ограничении природно-климатическими условиями России производственных возможностей крестьянского хозяйства вновь подтверждается.

Проверим теперь наши наблюдения сводными статистическими данными о посевах и урожаях в конце XVIII — первой половине XIX в. Эти данные по концу XVIII в. обработаны Н.Л. Рубинштейном, но их можно дополнить расчетами В.М. Кабузана о численности крестьянства на период IV и V ревизий по рассматриваемой нами территории (см. табл. 2.2)38.

Таблица 2.1. Размер посевной площади на тягло (пашенный надел без парового поля)

Уезды

Посев (дес. на 2 д. м. п.)

Годы

Уезды

Посев (дес. на 2 д. м. п.)

Годы

Вологодский

2,1

80-е

Каширский

2,8

1766–1771

Костромской

4,0

70—80-е

Епифанский

4,2

1776–1780

Кинешемский

4,1

80-е

Мосальский

2,9

1776–1779

Нерехтский

2,9

70—80-е

Сергачский

2,66

1784–1787

Мышкинский

2,9

70-е

Ефремовский

5,2

1776–1780

Дмитровский

1,7

1769–1773

Орловский

2,68

1777–1779

Клинский

3,3

1769–1773

Луганский

5,5

1777–1779

Вяземский

4,4

1776–1779

Трубчевский

2,9

1777–1779

Смоленский

4,0

1776–1779

Щигровский

3,8

1781–1788

Мало-ярославецкий

2,66

1769–1773

Корочанский

3,3

1781–1788

Тарусский

2,9

1776–1780

Землянский

4,5

1778–1781

Боровский

2,8

1769–1773

 

Данные о численности крестьян в той или иной губернии синхронны со сведениями о посевах и сборах, что делает этот материал наиболее точным.

Прежде чем рассматривать эти результаты, следует вспомнить о соотношении посева в четвертях с площадью этого посева в десятинах. В вышеприведенном типичном хлебном бюджете по Новоторжскому уезду посев в 5 четвертей (с типичным соотношением культур) вполне располагается на площади 2,4 дес., и это посев на тягло. При урожае сам-2,6 на полного едока чистый сбор равен всего 2,86 чтв. Среднегубернские показатели табл. 2.2 свидетельствуют о том, что в Московской, Петербургской, Костромской, Калужской, Нижегородской, Владимирской, Рязанской, Тамбовской, Курской и даже Воронежской губерниях однотягловый крестьянин имел посев в 2,4 дес. или чуть больше. Следовательно, резко ограничивающее воздействие природно-климатических условий на производственные возможности индивидуального крестьянского хозяйства выявляемся и на этих материалах со всей определенностью. Крестьяне чаще всего не могли использовать даже ту небольшую по размеру пашню, которой владели (речь идет обо всех, а не только о барщинных крестьянах).

Таблица 2.2. Уровень земледелия Европейской России на основные годы IV и V ревизий

Губернии

Годы ревизии

 

* * *

 

Посев (тыс. чтв.)

Сбор (тыс. чтв.)

Всех крестьян (д. м. п.)

Посев на тягло (чтв.)

Чистый сбор на душу нас. (чтв.)

Московская

1782

707

1465

404515

3,5

0,9

Московская

1795

1119

2820

422167

5,3

2,0

Петербургская

1795

353,5

1112,3

169216

4,2

2,2

Костромская

1795

932

1835

383129

4,9

1,2

Владимирская

1795

1243

2742

434523

5,7

3,4

Нитегорояская

1795

1143.8

2808,2

404879

5,6

2,0

Калужская

1782

696

2233

368632

5,7

3,0

Калужская

1795

951

3086

357223

5,3

2,99

Тульская

Тульская

1782

998

4886

409332

4.9

4.7

 

1795

1476

6299

417187

7,1

5,8

Рязанская

1782

1115,5

4819

411143

5,4

4,5

Тамбовская

1795

1595

3170

485158

6,6

3,2

Курская

1795

1350

2953,5

561214

4,8

2,6

Орловская

1795

1576

3382

460839

6,8

3,7

Пензенская

1795

1486,3

3714,3

336668

8,8

3,3

Воронежская

1795

1121

3235

431039

5,2

2,4

Чтo же касается конечного результата, то факты, которые фигурируют в таблице 2.2, отнюдь не оптимистичны. Резкие колебания погодных условий губительным образом сказываются на урожае. Даже в черноземных губерниях чистые сборы на душу населения были более чем скромными, а главное, нестабильными. Чистые сборы в Воронежской и Курской губерниях были намного ниже нормы в 3 четверти на взрослого едока. В Тамбовской и Пензенской они едва ее превышали. Единственно, что выручало здесь крестьянина, так это скотоводство и случающиеся большие урожаи. Что же касается Нечерноземья, то в Московской, Петербургской, Нижегородской и Костромской губерниях положение было, крайне тяжелым, и у крестьян этих краев запасы хлеба кончались где-то к апрелю или даже раньше. В расход также шел скот, причем далеко не лишний в хозяйстве.

Если нарушить строгость в синхронности используемых данных и рассчитать базовые показатели о посеве и сборах хлебов по годам, так сказать, «смежным» с основным годом IV или V ревизий, то материал для суждений будет существенно увеличен. Это данные за 1781, 1783, 1794, 1796 годы (см. табл. 2.3)39.

Таблица 2.3. Уровень земледелия Европейской России в 1781, 1783, 1794, 1796 годах

Губернии

Годы

Посев (тыс. чтв.)

Сбор (тыс. чтв.)

Посев на тягло (чтв.)

Чистый сбор на душу нас. (чтв.)

Ярославская

1796

1093

1904,1

6,1

1,1

Калужская

1783

828

2332

4,3

2,0

— ¦ —

1794

905

2875

5,0

2,75

— ¦ —

1796

942

2782

5,2

2,6

Нижегородская

1796

1139

3762

5,6

3,2

Тульская

1794

1430

5603

3,4

10,0

Рязанская

1781

1173

4321

5,7

3,8

— ¦ —

1794

1903

5278

9,0

4,0

¦

1796

2103,8

5611,3

10,0

4,1

Тамбовская

1781

972

2964

4,6

2,3

— ¦ —

1794

1701,4

4235,2

7,0

2,6

Орловская

1796

1573

6009

6,8

4,8

Пензенская

1796

1486

6889

8,8

8,0

Курская

1783

691

1987

2,8

1,3

— ¦ —

1796

1321

5071

4,7

3,3

Симбирская

1794

1209

2562

6,1

1,7

Как следует из материалов таблицы 2.3, расширение круга наблюдений вносит некоторые коррективы. Прежде всего следует отметить рост посевов в 90-е годы по сравнению с 80-ми годами. Правда, этот рост прослеживается далеко не всюду. Почти вдвое был рост по Рязанской, Курской и почти в полтора раза по Тамбовской губернии, заметный рост произошел по Московской и Тульской губерниям. Посевы в расчете на тягло по Рязанской и Пензенской губерниям поднялись до 9—10 четвертей, что соответствует площади посева 4,5–4,6 дес. на тягло. В Тамбовской и Орловской губерниях посевы на тягло чуть превысили 3 дес. Однако в остальных губерниях посевы сохранились на минимальном уровне. Вместе с тем с полной очевидностью выясняется, что в России связь расширения посевов с увеличением валовых сборов отнюдь не однозначна. Если средняя чистого сбора на душу населения по 80-м годам равна 3,8 четверти, то по 90-м годам, несмотря на рост посевов по площади или по густоте, она упала до 3,2 четверти на душу населения. А это все тот же минимальный солдатский годовой паек. К этому следует добавить, что в конце XVIII в. то и дело в отдельных губерниях случались сильные неурожаи. В 1795 г. чистый сбор на душу населения по Московской губ. снизился до катастрофического уровня 0,9 чтв. на душу, в Костромской губ. — до 1,2 чтв. на душу, в 1796 г. в Ярославской губ. — до 1,1 чтв. на душу и даже в черноземной Курской губ. в 1783 г. чистый сбор на душу составил 1,3 чтв., да и в Симбирской губ. в 1794 г. он был немногим выше (1,7 чтв. на душу нас.)40. А ведь при 1,5 четвертях годового хлебного продовольствия калорийность падает до 1500–1600 ккал, и это полуголодное существование.  А пустыми щами, редькой и даже репой сыт будешь недолго. А где взять присыпку для скота?! Да и скот в этих условиях продержать очень сложно и т. д.

И.Д. Ковальченко для 1785–1796 гг. рассчитал душевые нормы посева по Европейской России в целом и по ее крупнейшим регионам. Приведем итоги этих расчетов: Северный регион — 0,54 чтв., Северо-Западный — 1,24 чтв., Центрально-Нечерноземный — 1,23 чтв., Центрально-Черноземный — 1,29 чтв., Средне-Волжский — 1,65 чтв., Украинский левобережный — 0,59 чтв., Приуролпский — 1,07 чтв. В целом средний душевой высев составил 1,18 чтв. на душу или на тягло 4,72 четверти, что означает среднюю величину площади пашни под этот посев, равную снова тем же 2,4 десятины (в двух полях.)л1.

В описании Тверской губернии автор его старается доказать, что это условия нормального существования земледельца. Так, характеризуя крестьянское хозяйство Тверского уезда, наблюдатель пишет: «…всякий, примерно полагая, имеет земли в каждом поле не менее десятины. А потому и остаются у него излишняго четверть или две овса, сена, а ис скота — бык и овца, а также несколько коровьего масла, яиц, творога и за сие он получит в год не более 6 руб.»42 Крестьянин-«середняк» в Вышневолоцком у. также продает хлеб, скот, мед, воск, масло коровье, яйца, творог, холст — всего на 9—10 руб. в год43. В Калязинском у. в однотягловом хозяйстве «в год продают быка, овцу и свинью и всего на 7–8 руб.»44 И жизнь, отмечает наблюдатель, у них не бедная, и хлеба хватает. В Кашинском уезде при урожае сам-4 и сам-5 этот «середняк» продает 2 или 3 четверти хлеба и «излишнего быка и овцу», получая за все в год 7 или 8 руб.45 В Бежецком у. крестьяне «средственного» достатка продают в год своих продуктов на сумму до 10 руб.46 В Корчевском у. — до 7–8 руб.47 В Весьегонском у. «средственный крестьянин» продает 2 четверти хлеба, одного бычка или телицу, одну свинью, одну овцу, масло, творог, яйца, но выручка от всего не превышает 5–6 руб.48

Казалось бы, выглядит все вполне благополучно. Однако это лишь на первый взгляд. В нашем распоряжении есть типичный бюджет 80-х годов XVIII в., сделанный «по расчислению нескольких лет на каждый год». Это бюджет крестьянина «посредственного состояния» с женою и двумя детьми, «живущего домом»49. В год ему «потребно»: