Многие, в том числе и я сам в прошлом, полагали, что можно относиться всерьез к сознанию и одновременно оставаться материалистом. В этой главе я доказывал, что это невозможно — по очень ясным причинам. Мораль в том, что если мы хотим иметь дело с этим феноменом, то мы обязаны в каком‑то виде принимать дуализм. Можно было бы сказать, что мы не можем съесть материалистический пирог и закусить его сознанием.
Тем не менее многие озаботятся поисками какой‑то альтернативы той позиции, которую я представил, так как сочтут неприемлемым ее дуалистический характер. Такая реакция естественна, учитывая различные негативные ассоциации, возникающие в связи с дуализмом, но я подозреваю, что она основана всего лишь на каких‑то современных догмах. Чтобы убедиться в этом, стоит рассмотреть различные основания, которые могли бы подтолкнуть к отрицанию дуализма в пользу материализма, и в объективном свете оценить аргументатив- ный вес этих оснований.
Первое основание для предпочтения материализма — простота. Это хорошее основание. При прочих равных условиях мы должны предпочесть более простую теорию той, что является более расточительной в онтологическом плане. Бритва Оккама указует нам на то, что мы не должны умножать сущности без необходимости. Но здесь нет равенства условий и есть необходимость. Мы видели, что материализм не может объяснить феномены, которые нуждаются в объяснении. Так же как Максвелл, вводя электромагнитные поля для объяснения определенных естественных феноменов, пожертвовал простой механистической картиной мира, мы должны принести в жертву простое физикалистское мировоззрение для того, чтобы объяснить сознание. Мы отдали должное Оккаму, признав, что для опровержения материализма нам нужны сильные аргументы. Но когда такие аргументы представлены, бритва Оккама не в силах спасти его.
Второе и, быть может, самое действенное основание в пользу материализма имеет индуктивный характер: материализм работал всегда и везде. Если взять такие феномены, как жизнь, познание или погода, то мы или уже располагаем их материалистическими объяснениями, или у нас есть серьезные основания полагать, что они где‑то на подходе. Почему ситуация с сознанием должна чем‑то отличаться от ситуаций такого рода?
Это основание, однако, легко нейтрализовать. Как мы видели, существует простое объяснение успеха материалистических теорий в различных внешних областях. Когда речь идет о таких феноменах, как обучение, жизнь и погода, объяснены должны быть лишь структуры и функции. Если исходить из каузальной замкнутости физического, то следует ожидать физического объяснения таких структур и функций. Но уникальность случая с сознанием в том, что здесь надо объяснять не только структуры и функции, так что едва ли стоит ожидать сходства самого объяснения.
В самом деле, в главе 2 мы видели, что, принимая во внимание природу нашего доступа к внешним феноменам, мы должны ожидать успеха материалистического объяснения любых подобных феноменов. Наше знание об этих феноменах физически опосредовано — светом, звуком и другими перцептивными медиаторами. При условии каузальной замкнутости физического мы должны ожидать, что феномены, которые мы наблюдаем при их посредстве, логически супервентны на физическом — в ином случае мы ничего не узнали бы о них. Но наш эпистемический доступ к сознательному опыту является доступом совершенно иного рода. Сознание находится в самом центре нашего эпистемического универсума, и наш доступ к нему не является чем‑то перцептивно опосредованным. Основания ожидать материалистического объяснения внешних феноменов, таким образом, не работают в случае сознания, и любой индуктивный вывод, который может быть сделан исходя из них, в лучшем случае будет шатким.
В — третьих, многие отдавали предпочтение материализму, чтобы всерьез относиться к науке. Считалось, что дуализм сам по себе бросает вызов науке. Согласно Черчленд (Churchland 1988), «дуализм не стыкуется с эволюционной биологией, а также с современной физикой и химией». Но это совершенно не так. Ничто в той дуалистической позиции, которую я защищаю, не требует от нас подвергать сомнению науку. Каузальная замкнутость физического сохраняется; физика, химия, нейронаука и когнитивная наука могут идти своим привычным путем. В своих областях физические науки в полной мере успешны. Они замечательно объясняют физические феномены; они лишь не могут объяснить сознательный опыт.
Черчленд указывает и на другие основания отказа от дуализма: (1) на систематическую зависимость ментальных феноменов от нейробиологических феноменов; (2) на современные вычислительные достижения, показывающие, что комплексные результаты могут достигаться и без нефизического гомункула; и (3) на отсутствие свидетельств в пользу дуализма, а также дуалистических объяснений и методологии. Первые два основания не работают против моей позиции. Что же касается третьего, то я уже привел аргументы в пользу дуализма, а дуалистические объяснения и методология будут проиллюстрированы в оставшейся части моей работы.
Четвертый мотив избегать дуализма возникает у многих вследствие разного рода спиритуалистических, религиозных, супранатуральных и других антинаучных спекуляций по поводу данного воззрения. Но они совершенно несущественны. Согласно той позиции, которую я отстаиваю, сознание управляется естественным законом, и не исключено, что в конечном счете о нем можно будет создать внятную научную теорию. Не существует априорного принципа, говорящего о том, что все естественные законы должны быть физическими законами; отрицание материализма не означает отрицание натурализма. Натуралистический дуализм расширяет нашу картину мира, но не приводит к появлению на ней каких‑то сил тьмы.
Сходное беспокойство вызывает то обстоятельство, что, как считали многие, одобрение дуализма привело бы к отказу от объяснений. Говоря словами Деннета (Dennett 1991), «при любви дуализма к тайнам принять дуализм — значит сдаться» (с. 37). Не исключено, что это так относительно каких‑то видов дуализма, но это не является его автоматическим следствием, как, надеюсь, станет ясно из оставшихся разделов книги.
Иногда можно услышать и пятое возражение против дуализма, состоящее в том, что он не может объяснить, как происходит взаимодействие физического и нефизического. Но в модели естественной супервентности ответ прост: они взаимодействуют благодаря психофизическим законам. Существует система законов, гарантирующих, что данная физическая конфигурация будет сопровождаться опытом такого‑то рода, так же как существуют законы, диктующие то, что данный физический объект будет определенным образом гравитационно воздействовать на остальных.
Можно было бы возразить, что это не говорит нам, чем именно является эта связь или как некая физическая конфигурация порождает опыт. Но искать подобную связь было бы ошибкой. Даже в фундаментальных физических законах мы не можем отыскать того «связующего звена», которое и осуществляет всю работу. События просто происходят в соответствии с законом; и начиная с какого‑то момента нельзя спрашивать «как». Как показал Юм, поиск подобных предельных связей не может привести к успеху. Если такие связи действительно существуют, они совершенно таинственны как в физическом, так и в психофизическом случае, и поэтому последний из них не создает здесь нам какой‑то особой проблемы.
Примечательно, что противники Ньютона выдвигали сходное возражение против теории гравитации: как одно тело может оказывать воздействие на другое удаленное тело? Но со временем это возражение утратило силу. Мы научились принимать какие‑то вещи за нечто изначальное.
Иногда беспокойство вызывает также и вопрос о том, как в дуалистической модели могло бы эволюционировать сознание: не происходило бы так, что здесь, словно в фокусе, в природе неожиданно появлялся какой‑то новый элемент? Но это не проблема. Подобно фундаментальным законам физики, психофизические законы вечны и существовали с начала времен. Дело могло обстоять таким образом, что на ранних этапах существования Вселенной не было ничего, что удовлетворяло бы физическим антецедентам этих законов, а поэтому не было и сознания, хотя это зависит от природы законов. В любом случае по мере развития Вселенной в результате эволюции возникли определенные физические системы, удовлетворяющие соответствующим условиям. При появлении этих систем сознательный опыт автоматически стал сопровождать их в результате действия тех самых законов, о которых мы говорили. Если признать реальность и вневременность психофизических законов, что и делает натуралистический дуализм, эволюция сознания не будет особой проблемой.
Короче говоря, лишь очень немногие из привычных оснований отвергать дуализм затрагивают отстаиваемую мной позицию. Главной остаточной мотивацией отрицать его могут быть просто негативные коннотации соответствующего термина, а также тот факт, что он идет вразрез с теми убеждениями, с которыми росли многие из нас. Но если мы отвлечемся от этих ассоциаций, то мы увидим, что нет оснований считать, что дуализм не может быть разумной и вполне приемлемой позицией. И я считаю, что очерченная мной концепция является той концепцией, с которой может научиться жить и которую может даже ценить тот, кто считает себя материалистом, но при этом хочет всерьез относиться к сознанию.
И впрямь моя концепция — это воззрение, которое и сейчас могут неявно разделять многие из тех, кто называет себя «материалистами». Всё, что я сделал, — так это раскрыл онтологические следствия естественной позиции, в частности той, что сознание «возникает» из физического. Некоторые дуалисты могут даже счесть мои воззрения слишком материалистическими на их вкус, но тут уж ничего не поделаешь. В идеале это позиция, использующая достоинства тех и других и лишенная их недостатков.
Этот дуализм, таким образом, не требует от нас отказа от множества важных элементов научного мировоззрения наших дней. Он требует лишь того, чтобы мы отбросили догму. В остальном эта позиция просто дополняет данное мировоззрение; это необходимое расширение, нужное для того, чтобы включить сознание в состав научного мировоззрения. Наше кредо таково: если это дуализм, то мы должны научиться любить дуализм.
